Священная швабра, или Клуб анонимных невест

Тетя Кристина

На Большой Академической улице, в доме с пилястрами, жила тетка Льва Тимофеевича — Кристина Егорьевна Баранова. Тетка всю жизнь работала в Научно-исторической библиотеке и знала столько всего, что поговорить с ней имело смысл даже безо всякой причины. Но у Льва Тимофеевича причина была — пропавшая священная шабра. Правда, все знания в голове его родной тети перемешались до такой степени, что зерна от плевел надо было еще суметь отделить…

Кристина Егорьевна — и Лев Тимофеевич знал это — к старости начала безумно бояться тишины. У нее всегда что-либо звучало — телевизор ли, радио, неважно. В большой квартире под чердаком после смерти дяди никогда не бывало тихо. В настоящий момент у тетки вовсю разливалась Таня Буланова, перемежаясь с Людмилой Зыкиной и Андреем Губиным.

Лев Тимофеевич, услышав Буланову еще на улице, отпер дверь в квартиру тетки своим ключом — та все равно бы не услышала его звонка.

— Влететь бомбой!.. Ты все такой же дерзкий, Лева, как всегда! — встретила его недовольным восклицанием тетя Кристина. Она как раз пила чай с подсоленными сухариками, собственноручно насушенными и красиво уложенными в сухарницу.

— Я, теть Кристина? — удивился Лев Тимофеевич и с некоторой опаской взглянул на свою тетку, которая с детства звала его Мямлей, а если точнее — Мямликом и Хлюпиком.

Пергаментную кожу старой дамы и ее шелковое платье испещряли многочисленные складочки и морщинки, а чудная прическа, которую носили до войны, колыхалась от сквозняка — вот такая тетя сидела перед ним и пила чай с прихлебом. Вдобавок в правом глазу тети Кристины торчал монокль, а на краю стола из смятой пачки выглядывали серые «беломорины».

Лев Тимофеевич присел и, налив себе горячего чаю, вздохнул.

— Сухарик, Лева? — предложила Кристина Егорьевна.

— Не откажусь, — Рогаткин положил соленый сухарик в рот и стал его жевать. — Я, тетя Кристина, пришел к вам по поводу священной швабры, — начал Лев Тимофеевич. — Посоветоваться…

— Которую украли? — Тетя Кристина приглушила радио, стукнув по нему ладошкой.

Рогаткин удивился и кивнул. Стол перед ним являл самое необходимое — кипяток в чайнике, заварка, кусковой сахар в вазочке и сухари из свежего бородинского хлеба в сухарнице. Следователь бросил в чашку кусочек сахара.

— Священная швабра на рынке раритетов котируется наравне с такими священными артефактами… — речитативом начала тетя Кристина и отхлебнула чаю.

— …как совок и метла? — вставил Лев Тимофеевич.

— Лева, не паясничай! — возвела к потолку монокль тетя Кристина и закурила. — Такими артефактами, — она подняла палец, — как алтарь неандертальца и очки циклопа, мой дорогой племянник! Да! Ты уж мне поверь!

— Да что вы говорите, тетушка, а циклоп разве носил очки? — чуть не подавился сухариком Лев Тимофеевич. — Вы ничего не путаете?

— Все циклопы носили очки! До единого, — назидательно произнесла бывший старший научный сотрудник Научно-исторической библиотеки. — Солнцезащитные. А ты про какие думал, Лева, хотела бы я знать? — хмыкнула ученая дама.

— Ага, — кивнул Рогаткин. — Ага, ага! — И он постучал по столу.

— Вот тебе и ага, Левушка. Не пошел в науку, — пристыдила племянника Кристина Егорьевна, — а уж как я тебя просила… А ты все цирком бредил! Да на домре играл… Был бы умным, а не таким, как теперь!

— А сколько их, священных швабр, всего сохранилось в мире? — спросил Лев Тимофеевич, подливая себе еще чаю. У него голова шла кругом — от услышанного и от едкого папиросного дыма. «Беломор» он не переносил еще с детства.

— Семь, — подумав, сказала тетя Кристина. — И все, кроме одной, в отличном состоянии. Ведь раньше швабры делали из палисандра! Ну, и дубовые. Просто хоть полы ими мой! Ну что ты лыбишься? Ох, племянник!

— Тетя Кристина, — произнес Рогаткин, мигом смахнув с лица улыбку, — а кому они принадлежали? Может, помните?

Тетя Кристина вздохнула, смахнув пепел в блюдечко.

— Боюсь ошибиться в их дате рождения, Лева… — задумчиво сказала она.

— Швабр? — удивился Рогаткин. — Вы шутите, тетя Кристина? Не-е-ет?

Тетушка серьезно кивнула и погрозила пальцем.

— Ну да ладно, попробую! — вздохнула она. — Итак — первая швабра принадлежала Будде, потом швабра Магомета, швабра Иуды, швабра Сократа, швабра царицы Савской, швабра Маты Хари и, наконец, швабра Евы Браун. Уф-ф-ф… Все, племянник!

— Тетя Кристина, хотите взглянуть? — доставая фотографии священной швабры, спросил Рогаткин.

— Надо же, — вернула снимок тетя Кристина, — какая!.. А в принципе, ничего особенного, скажи, Мямлик?

Лев Тимофеевич глядел на свою ученую девяностолетнюю тетку и видел перед собой не старуху, которая собственными зубами жевала сухари и курила «Беломор», а всю историю своей немногочисленной семьи. Особенно — в сравнении с судьбой его собственной мамы.

Тетка Кристина, в отличие от мамы Льва, познала все радости продолжительной супружеской жизни, начиная с венчания, быта со стряпней кислых щей и слоеных пирогов под неусыпным оком сердитой свекрови, дядиных увлечений и его трех возвращений обратно в лоно семьи — и до дядиного паралича и, наконец, его смерти и пышных похорон. Тетя Кристина вынесла все — за исключением одной мелочи…

Мама же Льва Тимофеевича, которую супруг оставил, полностью и без остатка посвятила себя сыну — Льву, ставшему безусловным и единственным смыслом ее жизни.

«Зато у меня нет детей», — утешала свою младшую сестру тетя Кристина, как бы извиняясь за какое-никакое, а все-таки семейное счастье.

«Нет — и не надо, Кристя! — шепотом говорила сестре матушка Льва. — Не жалей ни о чем! Делов-то!»

— Но дядя не грыз тебя по этому поводу? — вдруг спросил следователь тетку.

— Не грыз, Левушка, не грыз! — засмеялась тетя Кристина, угадав, как всегда, вопрос, и швырнула окурок в пепельницу.

«Не женщина, а черт знает что!» — любил повторять, возвращаясь домой, к тете Кристине, дядя Леонид. Но возвращался всегда, нигде подолгу не задерживаясь, и умер практически у нее на руках.

Лев вздохнул, отгоняя воспоминания.

— Значит, пропала священная швабра с позолоченной ручкой? — переспросила тем временем Кристина Егорьевна, макая в чай сухари и отправляя их в рот.

Рогаткин кивнул.

Тетка шмыгнула носом.

— Значит, так, об этом может знать только Бубс и больше никто! — заявила она, подумав не больше одной минуты. — Натан Фридиевич.

— А кто это? — заинтересовался Рогаткин. — Вор?

— Эксперт с энциклопедическими знаниями и коллекционер, ну а вдобавок, Левушка…

Следователь вдруг вспомнил, что где-то уже слышал похожую фамилию, но вот только когда и где?..

— Только он может сказать, кому раньше принадлежала эта священная швабра, — задумчиво продолжала тетка Кристина. — Только он.

— Почему? — удивился Лев Тимофеевич. — Разве не все равно, чья это швабра?

— Совсем нет, Лева! Это же ключ к разгадке преступления. А Бубс проводил по швабрам классификацию, — сморщила нос тетя Кристина.

— Бубс?

— Бубс, — кивнула тетя. — И написал монографию, она называлась, кажется, «Священная и не очень». А может — «Священная и очень»?.. Я могла забыть. Ты не помнишь? — снова потянулась она к «Беломору».

— Ага, ага, — Лев Тимофеевич кивнул. — Точно, он эксперт! Я был в галерее Карнауховой — там столько сокровищ, сходите, посмотрите обязательно. Почему они не взяли их, а позарились на какую-то швабру? И куда они могли ее деть, где спрятать, тетя Кристина?

— Любой экземпляр швабры — мечта коллекционера! — дуя в блюдце, безапелляционно заметила та. — Любой, Лева, любой! Страшных денег стоит.

— Страшных? — переспросил Лев Тимофеевич.

— Страшных! — подняла палец Кристина Егорьевна. — А где ее спрятали… Так возьми, например, железные гаражи — сколько их в Москве, а, племянник? Не знаешь? Ну и вот!

Лев Тимофеевич вздохнул и поднялся.

— Значит — Бубс и железные гаражи? — уточнил он. — Да, тетя Кристина?

Кристина Егорьевна кивнула.

— Уходишь? Лева, ты помнишь, что главное в этой жизни? — Она пристально посмотрела на племянника.

— Да, — кивнул Лев Тимофеевич, надевая куртку и застегивая ботинки.

— А что ты помнишь? — строго спросила тетя Кристина.

— Главное в этой жизни — не выходить за рамки, — привычно отчеканил Лев Тимофеевич и пошел к двери. Но услышал:

— Племянник…

— Что еще, тетя Кристина? — обернулся Лев.

— Я слыхала, ты отличный следователь? — спросила престарелая дама.

— Если заниматься двумя делами через день, то их вполне можно раскрыть практически одновременно, тетя Кристина! — Лев Тимофеевич накрепко усвоил это по предыдущим раскрытым делам и полученным поощрениям.

— Какой ты умный, Лева! — изумилась тетя Кристина. — В нашу породу!

Лев Тимофеевич благодарно улыбнулся своей тетке, которая осталась его единственным родственником на этой солнечной стороне Земли.

— До скорой встречи, тетя, — помахал Лев Тимофеевич с порога Кристине Егорьевне шапкой с надписью «NLO».

Уже на лестнице его догнал воздушный поцелуй тетки и еще какие-то слова. Ее шелковое платье, протертое на швах, стояло у него перед глазами, пока он спускался и шел к метро под снегопадом, который обрушился на Москву в тот вечер, буквально перед самым выходом Льва Тимофеевича на улицу.

Было уже довольно поздно, и Рогаткин по пути домой зашел в универмаг, чтобы купить кое-что для скромного ужина с Белоснежкой.