Священная швабра, или Клуб анонимных невест

Рефрижератор

— Красив и умен! — глядя на себя в зеркало, сказал Рогаткин и утерся вафельным полотенцем. — Ты что-то сказала?..

Белоснежка мяукнула.

— Хочешь мышь? — спросил Лев Тимофеевич у своей кошки. — Ты уверена?

— Мяу, — ответила та и подошла ближе.

Оттаяло, потом снова подморозило — по Москве шел обычный февраль.

Для справки: когда говорят, что человек «с февральком», то подразумевают, что он чуть-чуть не похож на других.

Сегодня утром Лев Тимофеевич решил пешком добраться до работы, минуя душное и забитое людьми метро. Исключительно чтобы спокойно и вдумчиво поразмыслить о порученных ему делах. А так как два дня назад снег растаял, а сегодняшней ночью подморозило, Лев Тимофеевич шел и поскальзывался, не отрывая взгляда сквозь запотевшие очки со своих ботинок.

Когда до Крайворонской улицы оставалось не больше километра, следователь поднял голову и увидел знакомую фигуру. По улице Тверской неторопливо шел синьор Кристальди и о чем-то размышлял, сунув руки в карманы длинного белого пальто из кожи.

Лев Тимофеевич остерегся бросаться навстречу синьору Кристальди с жизнерадостным: «Здрасте вам!», так как на вопрос о похищенной из галереи швабре в настоящий момент не мог ответить ничего.

«Похоже, толстяк совершенно не мерзнет — пальто нараспашку и отсутствие шапки в двадцатиградусный мороз говорят о сибирском, а совсем не об итальянском здоровье», — сделал неутешительный вывод Рогаткин и потрогал собственный нос, пупырчатый от холода.

Лев Тимофеевич шмыгнул им и проводил Кристальди глазами — тот быстро протиснулся в узкую дверь ресторана «Медоуз», заботливо открытую для него швейцаром. «Английские завтраки за симпатичную цену», — гласила табличка на двери.

«Любопытно было бы узнать, что едят на завтрак британцы, ну, кроме яичницы с беконом и чая с молоком, — задумался следователь всего на пару секунд. Потом ему в голову пришла новая мысль: — А если синьор Кристальди сам украл швабру, ведь ее пропажа ему очень на руку? В расчете получить страховку и накупить еще каких-нибудь раритетов в свой передвижной музей, допустим!»

Еще Лев Тимофеевич подумал: «Надо срочно связаться по телефону с экспертом Эрмитажа Бубсом — похоже, он единственный ключик к разгадке этой непростой истории, когда вместо настоящих ценностей, которых в музее попросту видимо-невидимо, какой-то альтруистически настроенный вор крадет древнюю и по очень большому счету никчемную швабру!»

Также Рогаткин подумал: «Надо бы снова сходить в Музей Кристальди…»

И мысли его плавно переключились на рефрижератор. Сегодня, разбирая и анализируя документы ДПС в своем кабинете на первом этаже межрайонной прокуратуры, старший следователь занимался исключительно поиском пропавшей фуры.

«Рефрижератор видели при проверке документов в начале трассы Москва — Ростов… — Лев Тимофеевич обернулся, чтобы взглянуть на карту автомобильных дорог за спиной. — Итак, четкая хронология событий. Рефрижератор выбыл из города Ростов-на-Дону 29 августа в 7 часов утра. Пункт назначения — Москва. Последний раз рефрижератор, по данным ДПС, видели на посту трассы Москва — Ростов вблизи дер. Пряткино, на бензоколонке… — Лев Тимофеевич снова сверился с картой. — Первый большой населенный пункт после дер. Пряткино — город Тихорецк».

Сегодня, когда его вызвал к себе прокурор Евтакиев, состоялся разговор.

— Почему мне дали это дело только сейчас? Ведь прошло четыре с половиной месяца с момента его начала? — спросил Лев Тимофеевич.

— Расследование в некотором роде зашло в тупик, а вы, как известно, очень наблюдательны, Лев Тимофеевич! — пояснил прокурор.

«Что есть — то есть», — подумал Рогаткин.

Прокурор помялся, вздохнул и сказал ключевую фразу:

— И потом, заявление в прокуратуру о пропаже шофера написала его сестра, она живет как раз на территории нашего района.

— До призыва в армию он жил у нее, так? — уточнил Рогаткин. — А причина заявления?

— По ее словам, он перестал писать из армии, причем совсем, — прокурор пожал плечами.

— А до этого писал?

— И даже звонил. — Старший советник юстиции закашлялся.

— Оформлять командировку, Петр Асланович? — спросил Рогаткин.

Евтакиев кивнул:

— Езжайте, Лев Тимофеевич, я доверяю вашему анализу документов и событий. Рефрижератор надо найти как можно быстрей! Комитет солдатских матерей поднимает большой шум в прессе и на телевидении — его сестра туда обратилась, как мы ее ни отговаривали.

— Если бы можно было дело о швабре передать какому-нибудь молодому следователю, — осторожно начал Лев Тимофеевич. — Согласитесь, два срочных дела одновременно — это все-таки перебор.

— И не надейтесь, Лев Тимофеевич! Я вижу ваши хитрые глаза, — замахал руками прокурор. — Швабра за вами, следователь Рогаткин!

— Швабра за мной, а за кем же… Конечно за мной, — продолжал вздыхать Лев Тимофеевич, спускаясь по лестнице и косясь на уборщицу. Та, громко напевая, мыла пол и на Рогаткина не смотрела.

Он вернулся в свой кабинет и машинально написал на бланке оперативно-розыскной службы: «Всероссийский розыск швабры и рефрижератора начать с этого дня и с этой секунды!!!» И поставил размашистую подпись: «Рогаткин».

Написал, быстро порвал и выкинул.

Так Лев Тимофеевич успокаивался.

Успокоился и пошел оформлять командировку в Тихорецк.

Но просто взять и уехать не получилось. Сестра солдата жила в десяти минутах ходьбы от прокуратуры и не посетить ее было по меньшей мере непредусмотрительно.

Старший следователь недолго искал нужный дом в Нащокинском переулке и, пешком поднявшись на третий этаж по слегка подгнившей винтовой лестнице, громко постучал в дверь — потому что звонка не обнаружил.

Дверь распахнулась неожиданно и со стоном. На Льва Тимофеевича смотрела бабушка с суровым взглядом и в смешных тапочках.

— Проходите, — кивнула она, близоруко щурясь на протянутое удостоверение в руке Рогаткина.

В комнате горели три лампады под иконами Спасителя и Богородицы.

— Вы сестра солдата срочной службы Андрея Игоревича Шабалкина? — удивился следователь.

— Я сестра Марфо-Мариинской обители, а в нашем приюте мальчик воспитывался и жил. — Строгая бабушка подумала и представилась: — Инокиня Ольга.

Лев Тимофеевич снял очки, за которыми прятал от ветра и прочих катаклизмов свои красивые глаза, и протер их стекла кончиком шарфа.

— Значит, вы его приемная мать? — уточнил он.

— Да, — сурово кивнула бабушка и добавила: — И не умничайте, по-моему, и так все ясно! Не для того мы растили хорошего мальчика, чтобы он в армии пропал без вести, как собака!

— Вы считаете — он пропал? — спросил следователь. — Ольга… э-э-э, как вас по батюшке величать?

— Зовите просто — сестра, — строго велела бабушка. — Андрюша именно что пропал. Не звонит и не пишет почти уже пять месяцев. А ведь должен был из армии вернуться этой осенью.

— Этой? — переспросил Рогаткин. — Да…

— Вот именно. Вам чаю налить? — вдруг спросила инокиня. — Садитесь вон на тот мягкий стул.

Лев Тимофеевич оглянулся и нашел глазами стул. Отхлебнув поданного чаю, спросил:

— Скажите, а откуда Андрюша родом?

— Нашли на Курском вокзале, а родился в деревне Пряткино Тихорецкого района. — Инокиня Ольга грустно смотрела на него.

— А откуда это известно? — уточнил следователь.

— При нем было свидетельство о рождении, в кармашке нашли.

Лев Тимофеевич встрепенулся:

— Не подскажете, а его родители живы?

Инокиня покачала головой:

— Нет. Не подскажу.

Вновь открывшиеся обстоятельства подтвердили догадки следователя. Надо было срочно ехать в Тихорецк.

Завтрашний день обещал быть весьма холодным — очень уж крупные звезды висели в тот вечер над Москвой. Лев Тимофеевич пересчитал их и свернул к супермаркету.

— Мучное и сладкое нам с Белоснежкой нельзя, — бормотал следователь, когда, нагруженный вегетарианскими продуктами, вышел из универсама и остановился на освещенном пятачке.

Лев Тимофеевич зорко смотрел на темные окна своей холостяцкой квартиры и не тронулся с места, пока не увидел в нижнем углу кухонного окна Белоснежку. Кошка пристально смотрела на него сквозь стекло. Потом, узнав, встала и выгнулась длинной дугой. Лев Тимофеевич вздохнул и пошел наверх, минуя лифт.

— Мне предстоит долгий путь, — объявил Лев Тимофеевич кошке, выложив из сумок еду и готовя ужин на двоих.

Кошка внимательно слушала.

— Я приеду через два дня, максимум — через три, — деловито рассуждал вслух Лев Тимофеевич. — Вода, крабовые палочки и три кошачьих бисквита, — приготовил еду следователь. — Не объедайся, — строго наказал он кошке и вы шел из квартиры.

Поезд отправлялся ровно в час ночи. Звезды по-прежнему сияли в ночном небе над Москвой.