Лера проводила целые дни, глядя в телевизор и в зеркало — на себя любимую. Нос заживал.
— Как на собаке, — шутила Лерина мама.
Гончаров больше не приезжал и не звонил.
Отдельная палата быстро осточертела, несмотря на удобства. Инцидент с дочкой Гончарова оставил в душе след незаслуженной обиды.
— Лера, — начала мама, забирая ее через три дня домой. — Ты слышишь меня?
Лера кивнула.
— Не пытайся даже возражать. Это — знамение, — убежденно сказала ее мама.
— Какое знамение? — Лера последний раз оглядела палату. — Все взяли, мам? Ничего не забыли здесь?
— Ничего не забыли, — отрицательно покачала головой та. — Это не твой мужчина. Забудь его!
— Он мне так подходит, ма! — у Леры на глаза навернулись слезы и сразу же заболела переносица. Лера выдохнула и заставила себя не плакать.
Медсестра вызвала лифт и попрощалась.
— Эта корпорация «Упаковка. Тара. Удобрения» не для тебя, дочь, — вздохнула мама уже в лифте. — Найдешь другую «упаковку»!
— С «тарой», мам? — уголком рта улыбнулась Лера. Нос саднил…
— И с «удобрениями», дочка! — фыркнула ее мама. — Я тебя умоляю!
Они вышли из клиники и постояли под прозрачным козырьком. Падал снег, на небе сгущались тучи.
Красивая мама и красивая дочь шли к машине, оскальзываясь на тонких каблуках.
— Я поведу, — сказала мама. — Садись рядышком.
«Ланчия» долго не заводилась.
— Может быть, мне поискать своего суженого на другой планете, мам? Высокомерный манекен — он так больше и не пришел ни разу! Я сейчас, как Виктория Четвергова — модель. — Лера осторожно курила, стараясь не водить носом. — Забытая им!
— А что за модель? — повернулась мама. — Имя знакомое.
— Ну, которую он бросил в «Эврибади».
Светофор загорелся зеленым, и поток машин устремился вперед.
Розовая «ланчия» свернула налево.
В Москве было холодно. В Москве была зима.