Священная швабра, или Клуб анонимных невест

Хабиб и его кролики

Утро следующего дня вышло скомканным. Лев Тимофеевич спешил и успел-таки прыгнуть в отъезжающий автобус. У бистро «Тихорецкие блины» автобус свернул на шоссе и, быстро мелькая колесами, помчался без остановок в сторону соседнего Чашенского района.

— А мы вас ждем, — кивнул на старый трактор Монахов. — Здравствуйте!

— Человек обладает просто колоссальным запасом прочности — на век, не меньше! Резервные силы есть абсолютно у каждого, — садясь в машину, вещал фельдшер. — Не важно, что у Хабиба был перелом основания черепа…

— Так у него был перелом основания черепа?! — изумился Лев Тимофеевич. — И вы его вылечили, Иван Макарыч?!

Машина медленно ехала за трактором.

— У него была трещина основания черепа, — кивнул Рыжов и, подумав, добавил: — Проникающее ранение.

— Ну, и как же вы взяли на себя такую ответственность? А если бы он умер?.. — Лев Тимофеевич рассердился. — Как это вы, опытный человек?..

Фельдшер молчал.

— А если бы Андрюшка не привез его? Из канавы? — наконец спросил Рыжов. — А он, надо вам сказать, быстро пришел в себя — уже на следующий день, да! И знаете, похоже, каким-то удивительным образом восстановился участок пораженного головного мозга, хотя, конечно…

— Что?

— Могут быть последствия, могут! — вздохнул фельдшер. — А могут и не быть, господин следователь. Организм-то молодой! Как ни крути…

Сквозь зимний лес они ехали час, затем второй. Низко свисали ветки елок, царапая кузов, а впереди натужно тарахтел трактор.

— Скоро? — спрашивал Рогаткин время от времени. — Ну, что вы молчите?

— Километра три осталось, — отозвался наконец Рыжов. — Не терпится, да?

— Но как он там один?

— Один? — переспросил фельдшер и покачал головой: — Одному хорошо…

— Не знаю, не знаю… — Рогаткин задумчиво пожевал губами.

Старая крыша внаклон возникла внезапно перед машиной. На поляне стоял бревенчатый дом в окружении заснеженных ульев и колодца-журавля.

— Приехали! — остановил грузовик Рыжов.

Трактор стоял чуть поодаль в сугробе. Возле него в снегу сидел пасечник Монахов и, похоже, кого-то ловил, размахивая руками. Когда Лев Тимофеевич подошел к нему, он протянул опешившему следователю толстого ушастого зверька.

— Кролик, — фыркнул Монахов. И крикнул: — Хабиб!..

Не с крыльца, а со стороны двора позади дома появился маленький и тощий до прозрачности пацан в телогрейке и валенках и без улыбки посмотрел на них.

То, что Андрей Игоревич Шабалкин настолько мал ростом, Рогаткин никак не предполагал. Шабалкин подошел ближе.

— Здравствуйте, — пожал он руки всем троим поочередно, начав с пасечника и закончив следователем. Из телогрейки у него на груди выглядывала маленькая кроличья голова с развесистыми ушами и, шевеля носом, принюхивалась к непривычным запахам.

— Вот ты где, а я его обыскался, — взяв огромного кроля из рук следователя, Шабалкин повернул обратно во двор, быстро переступая ногами в больших валенках.

— Это он?..

— Он, — подтвердил Монахов. — А что, разве не видно? Пойдемте в дом, там поговорим.

— А можно на кроликов посмотреть? — спросил Лев Тимофеевич.

Пчеловод кивнул:

— Пойдемте! — и свернул по тропинке к открытому настежь двору.

Во дворе в низеньких клетках сидели кролики и уписывали сено. Из хлева высунула белую голову коза и заблеяла. Кудахтали в курятнике куры, подскакивал, злясь на непрошенных гостей, черный одноглазый петух. Шабалкина во дворе уже не было.

— Пойдемте в дом, — снова повторил пчеловод. — Лев Тимофеевич, пойдемте…

Рогаткин кивнул и двинулся следом по сеням. Старый дом и запахи домашней скотины немного успокоили Льва Тимофеевича. «Здесь хорошо или мне кажется?» — спросил он себя.

В комнате сидел Андрей Игоревич Шабалкин и смотрел на закипающий чайник. Топилась маленькая печь. Под полотенцем, в кастрюле, похоже, подходило тесто. Следователь принюхался — пахло квашней.

— Так ты Хабиб? — с порога спросил Рогаткин. — Или, может быть, Андрей?

Шабалкин вздохнул и посмотрел за спину Льву Тимофеевичу. Там стояли Рыжов и Монахов.

— Голова перестала болеть? — спросил, раздеваясь, Рыжов. — Это следователь из Москвы, он утверждает, что ты — Шабалкин Андрей.

— Кто я? — переспросил Шабалкин.

— Шабалкин, — повторил Лев Тимофеевич и добавил: — Андрей Игоревич. Я это точно знаю.

Повисло молчание.

— А кто такой Шабалкин, — наконец вздохнул паренек и сам же ответил: — Никто.

— Ты что-нибудь помнишь из того, что с тобой было? — спросил Лев Тимофеевич, садясь на табуретку рядом.

— Я помню, что вез гробы… А это — моя конечная станция, — заявил Шабалкин, прихлебывая чай. — Голова зажила, уже не болит.

— Андрюш… — начал Лев Тимофеевич.

— Что? — Андрей Шабалкин повернулся к следователю. — Ну, что?

— Почему ты не захотел вернуться? Ты ведь вспомнил, кто ты. Ну, ты же без документов, и вообще, — вздохнул Лев Тимофеевич. — Странно это как-то, согласись.

— На свете много людей без документов, — парировал тот. — Зачем вы меня искали? Вам что, больше всех нужно, да? Ну, нашли вы меня, и что дальше?

— Пропал рефрижератор, ты помнишь хоть что-нибудь об этом, Андрей?

— Я не знаю, где он, — покачал головой Шабалкин. — Помню, что был рефрижератор…

— А то, что ты вез, — куда оно делось?

— Не знаю, — Шабалкин зевнул. — Откуда я могу это знать? Мое место здесь, — кивнул он на сугроб за окном и двух кроликов под столом. Кролики шевелили ушами.

— Ты точно не помнишь? А кто тебя остановил? Андрюш, зачем ты свернул к Тихорецку? — Лев Тимофеевич расстегнул пуговицу на воротнике. В комнате было жарко. Пасечник и Рыжов слушали.

— Я когда-то жил здесь, давным-давно — в прошлой жизни… — пожал плечами Шабалкин.

— Ты нашел родных? — Рогаткин понимающе кивнул. — Я видел дом, в котором ты родился.

— Нет, — Шабалкин покачал головой. — Не помню, кажется, нет… Я хотел просто проехать мимо. Постоять у дома. Посмотреть, как могло бы быть, если бы родители не увезли меня…

— А если мы покажем тебе нескольких людей — как считаешь, ты вспомнишь, кто напал на тебя, Андрюш? — спросил следователь.

Шабалкин взглянул на Рогаткина и пожал плечами.

— Не знаю, я не помню их лиц, — сказал он.

— А почему у тебя татуировка «Хабиб», Андрей? — вмешался в разговор пасечник. — Мы думали, это твое имя.

— Хабиб… Хабибуллин?.. Кажется, мы договаривались, что после службы поедем к нему, — с усилием вспомнил Шабалкин. — Спросите у него, у Хабибуллина.

— Он твой друг? — уточнил Рыжов.

— Наверное. — Шабалкин пожал плечами и наклонился, чтобы погладить кролика. — Я всех забыл… Я не хочу отсюда уезжать!

— А бабушка Ольга? — спросил следователь. — Я виделся с ней. Ты помнишь ее? Или тоже забыл?

Шабалкин вздохнул и повторил:

— Я не хочу!.. Ни к бабушке, ни к дедушке, ни в Москву, ни к Хабибу… Никуда! Мне никогда не было так хорошо, как здесь. Куда ехать-то? В госпиталь? Дослуживать? В Москву вернуться, в ту жизнь? Может быть, хватит, а?.. Вот ты возил в своей жизни гробы? — Он мельком взглянул на следователя и перевел взгляд на кроликов.

— Правда, а? — Монахов и Рыжов переглянулись. — Ну не помнит он, кто на него напал, а, Лев Тимофеевич…

— Ты точно не помнишь, что с тобой произошло, Андрюш? — повторил свой вопрос следователь. — Не помнишь их лиц?

— Нет, — Шабалкин решительно помотал головой.

— И не хочешь, чтобы их поймали? — быстро спросил Рогаткин.

— А я не помню их! Оставь меня, а?.. — отмахнулся Шабалкин. — Мне все равно. Плевал я на них!

— Но ведь это было циничное преступление, Андрей… — Лев Тимофеевич вздохнул и оглянулся на Монахова и Рыжова.

— Мне двадцать лет, и я устал от жизни! Оставь меня, очкарик, а?.. — тихо сказал Шабалкин. — Принесла тебя нелегкая…

— Я не могу, прости. Собирайся, Андрей, — встал Лев Тимофеевич. — Мы уезжаем отсюда.

— Я тебя ненавижу, — огрызнулся Шабалкин. — Я впервой просто жил и просто радовался. Я не хочу туда, где люди, — зло добавил он. — Я не хочу возвращаться, очкарик!

Лев Тимофеевич сидел в машине и размышлял. Он увозил солдата Шабалкина из Чашенского леса, от кроликов, козы и пчел. Теперь ему осталось найти лишь «груз» и тех, кто покусился на жизнь солдата Шабалкина.

— Андрей, ты вернешься? — спросил пчеловод Монахов всего какой-то час назад. — Андрюш…

Тот тоскливо оглянулся. Из глаз покатились слезы.

— Бог — он все видит, — сказал фельдшер Рыжов следователю Рогаткину. — Возвращайся, Андрюшка!

Это было всего лишь час назад. Шестьдесят минут.

Солдат Шабалкин сидел, нахохлившись, в стороне от следователя. Лев Тимофеевич так и не смог за всю дорогу разговорить его.