Священная швабра, или Клуб анонимных невест

Гончаров

Реабилитационная капсула для расслабления и барокамера для восстановления душевных и физических сил — сеанс суперрелаксации шел вторые полчаса.

Он лежал — мегавлиятельный, вхожий в самые потайные кабинеты — и набирался сил.

«Там где кружат воробьи, — думал он. — Кружат ли?.. Кружат! Вот я еду по делам, затем — уезжаю оттуда, и — там что-то случается! Словно смерть не успевает схватить меня. Неужели я живу с топором в голове?» — Мегавлиятельный и вхожий в самые потайные кабинеты поежился и тяжело вздохнул. И снова вспомнил ту, которая подкидывала монетки в одном из коридоров телеканала…

Створки барокамеры едва слышно хлопнули.

На столе лежало досье. Ему всегда составляли досье, прежде чем он начинал отношения с той или иной понравившейся ему дамой, девушкой или просто женщиной.

— Забудьте про ангелов в женском обличье, сначала проверим, что у этого ангела в голове и под его крылышками, Михаил Васильевич! — Начальник службы безопасности компании имел в виду «душу» дамы.

Даже если бы Гончаров захотел завести роман и сохранить его в тайне, ему вряд ли удалась бы эта затея. Несколько покушений и три развода владельца империи по производству удобрений и тары заставляли его службу безопасности ставить своему боссу жесткие условия этой самой безопасности.

Гончаров открыл досье и улыбнулся.

На фотографии Ирина тащила за руку пятилетнего и несла на другой руке двухлетнего мальчишек Оба были щекастыми, веселыми и хитрыми, как все детишки их возраста. Сзади, похоже, шла бабушка. Все четверо выглядели совершенно счастливыми.

«Разведена заочно. Бывший муж имел отношение к похищению их общего сына и шантажу на крупную сумму в долларах. Отец умер в прошлом году».

Гончаров с блаженной улыбкой рассматривал фотографию Ирины и ее детей.

«Мне всегда интересно — что было? Точнее, кто был до меня у этой женщины? — Гончаров вздохнул и закрыл досье. — Но — не в этот раз! То, что я увидел, меня потрясло. Она настоящая женщина — красивая, сильная и очень порядочная. Ее не надо создавать, ее можно просто любить».

Гончаров задумался и ощутил сильный приступ головной боли.

«Мне всегда трудно, я начинаю страдать, потом охочусь, получаю то, что хочу, но — все проходит через очень короткое время. Рядом со мной снова оказывается чужой, не мой человек!»

— Папа читает досье! — На пороге стояла его дочь Даша. — Привет, папуль!

Гончаров улыбнулся — вот кого он любил по-настоящему, несмотря ни на что. Восемнадцатилетнее сокровище с проколотыми пупком, ушами, носом и бровями — даже в щеке поблескивала сережка. Платиновые и золотые «гантели», «бананы», «звездочки» и «сердечки» красовались на его дочери Даше в самых неожиданных местах.

— Я же тебя просил — не протыкай щеку! — Гончаров нахмурился. — Даш, теперь ты стопроцентная папуаска! Купить тебе билет в Африку?

— Не протыкай — не протыкай! — передразнила Даша. — Отстань, папуль! Я от тебя ни в какую Африку не уеду! Можно?.. — И она взяла досье.

— Даша! — Гончаров попытался отнять. — Не твое дело, давай сюда…

— Я же тебе разрешаю спрашивать про моих мальчиков! Разрешаю или нет? — и Даша невинно улыбнулась. — И зови меня Джерри!

— Джерри — Женя, а не Даша! — Гончаров наконец оставил попытки отобрать досье. Продолжательница рода Гончаровых была похожа на него во всех проявлениях — включая волчью хватку и острый язык. — С какой стати ты днем в вечернем платье?

Джерри, усевшись с отвоеванным досье на диван, отмахнулась:

— Я в клуб иду через полчаса, папуль! — и улыбнулась, сверкнув золотыми скобками. — Та-а-ак, посмотрим, что это за единственная и неповторимая! — протянула она. — Ого, мать двоих детей! Пап, ты что — с дуба упал? — трагическим шепотом спросила Джерри и пригрозила: — Никаких чужих щенков в этом доме я не потерплю, так и знай! Утоплю всех в помойном ведре, пусть только сунутся!

— Один из них — приемный! — Гончаров поморщился: — Выбирай сравнения… папуаска.

— Да что ты говоришь! Ну хорошо… Значит, плюс пока только один — она не малолетка и не модель. Твоя прошлая — Виктория Четвергова, ну, та, которой я полкосы выдрала… — Джерри прокашлялась. — Ладно, не буду вспоминать, папуль!..

Гончаров с удивлением разглядывал свое подросшее чадо. То, что в детстве обещало быть неземной красавицей, вдруг превратилось в восемнадцатилетнюю Пеппи Длинныйчулок, невыносимую и местами даже опасную.

— Ого, слушай, она работает на телевидении? Фабрика грез? Пап, а без грима она на себя совсем не похожа, какая-то бесцветная моль, ну посмотри, посмотри!

— Ну почему? — не согласился Гончаров. — Даш, она на уровне! И глаза, и фигура, а уж ноги…

— Что — ноги? А где ты видишь ноги? Ни на одной из фотографий ног нет. Старый развратник! — возмутилась Джерри. — Значит, ты мечтаешь о ее ногах? Как это отвратительно — мечтать о ногах посторонней разведенной женщины — в твоем-то возрасте! — Джерри закрыла досье и швырнула его под диван, не забыв пнуть ногой.

Отец и дочь некоторое время смотрели друг на друга. В кабинете громко тикали часы на стене. Работал кондиционер.

— Даша, твоему отцу всего сорок лет, — Гончаров наконец улыбнулся. — И твой отец — не монах.

— Сорок три! — уточнила Джерри. — Сорок три, папа! У тебя что, память отшибло? Или склероз набирает обороты?

— Выбирай выражения, молодая леди! — Гончаров кивнул на часы: — Тебе разве не пора в клуб?

Джерри задумчиво уставилась в окно, потом наклонилась, достала досье из-под дивана и, чихнув от пыли, снова углубилась в чтение. Ее серое с огромными дырами дизайнерское платье, казалось, сидело рядом с ней. Платье из разряда «модная штучка на один раз». Из чешуи анаконды.

— Она ходит в клуб — кого-кого?.. Анонимных невест? — Джерри звонко рассмеялась, ткнув пальцем в досье. — Зачем — при ее-то популярности? Странная какая-то. Небось дура закомплексованная. И часто это с ней?

— Один раз! — Гончаров отнял досье и положил на стол, прикрыв рукой. — Она, между прочим, одна воспитывает детей…

— Два сына, один — неродной? — протянула Джерри. — Пап, зачем тебе многодетная мать?

Гончаров улыбнулся:

— Понимаешь, дочь, из всех людей мне нужен только один человек, и я не знаю, где он, ну, то есть она. Я не знаю, кто она, когда я ее встречу и где. Разговоры с тобой — это одно, моя сумасшедшая дщерь, а любимая женщина — это нечто более милое и приятное.

— Еще бы! — Джерри кивнула. — Она с тебя слупит мно-о-ого денег! Как та, которой я руку сломала.

— С чего ты взяла? — нахмурился Гончаров. — Она звезда телеканала. Зарабатывает столько, что…

— Купила дорогую квартиру и еще не расплатилась! — Джерри вытащила помаду черного цвета и облизала тубы. — Вот ты за нее и расплатишься, папуль.

— А у меня много денег, — задумчиво сказал Гончаров. — И что теперь? Жить одному и никому не доверять? Согласись — в ней что-то есть!

— Что в ней есть, папка? — возмутилась Джерри. — Что?! Хочешь, скажу? Скоро тридцатник и не очень хорошие зубы, двое противных мальчишек и полное отсутствие личной жизни. Я пошла, пап! Ты меня разочаровал. Не провожай. И потом, что это за профессия — телеведущая?

— А чем она тебе не нравится?

— Завтра закроют это шоу, ее с телевидения — под зад, и кто она? Никто! И сбоку бантик с торчащими нитками. Все, папуль! — Джерри чмокнула Гончарова в щеку и вышла, тихо прикрыв дверь.

Джип «форд-маверик» дочери стремительно отъехал от особняка Гончарова и мигнул на прощанье габаритными огоньками.

Гончаров проводил глазами «форд» и задумчиво присел на край огромного трехтумбового стола. К сожалению, дочь в последнее время стала невыносимой, размышлял он. Именно поэтому он и развелся с ее матерью. Двух «скорпионш» он вынести не мог при всем желании. Две последние его «невесты», дамы приятные во всех отношениях, были в буквальном смысле вышвырнуты из его жизни руками подросшей Дашки.

«Похоже, Дашка вошла во вкус», — вздохнул Гончаров.

Как без скандала нейтрализовать собственное дитя? — вот что занимало последний год господина Гончарова, в числе прочих глобальных проблем. Он подошел к зеркалу и поморщился — собственная внешность никогда ему не нравилась. Он был невысок, тщедушен, с сухой пористой кожей, ломкими волосами, но при всем том — чертовски обаятелен! И Гончаров это знал. Поэтому не придавал слишком большого значения мелочам, так, морщился иногда, глядя в зеркало на собственную физиономию, и все. Вообще-то, он себя любил.