Священная швабра, или Клуб анонимных невест

Срочно спешно безотлагательно неотложно

Утром, после завтрака и напутственных слов кошке, следователь поспешил в прокуратуру.

По дороге думалось о многом, в основном о личном, ведь следователь — и это не секрет — был весьма одиноким мужчиной.

Мимо светофора, у которого он остановился, медленно проехала коллекционная «спайдер-корса» цвета бургундского вина, и следователю показалось, что внутри он увидел знакомое лицо популярной телеведущей.

Рогаткин перевел дыхание, а автомобиль скрылся в утренней дымке среди сотен тысяч машин.

Лев Тимофеевич, быстро переходя дорогу, думал о Свете Дочкиной.

«Кажется, без этой прекрасной женщины я не могу жить… Что же я не остался у нее тогда, тюфяк? Ах, тюфяк, тюфяк, как это похоже на тебя, Лев Тимофеевич, — вздохнул он. — Наверное, я очень скучный и серьезный — для такой милой и бесхитростной женщины, да еще с маленьким сыном. А позвоню-ка ей сегодня — и все пойму по голосу!» — решил он и свернул к Крайворонской улице.

С неба падал снег и ложился ровно, укрывая все, что кто-то когда-то раскурочил и разбросал на пути старшего следователя.

Уличный музыкант на углу трех улиц пытался играть «Зиму» Вивальди. Рогаткин с немалой долей сарказма послушал, отбивая такт ногой и помогая себе портфелем, уловил знакомые нотки в какофонии разнообразных звуков — и кинул музыканту десятку.

Прокуратура была уже в двух шагах. Насвистывая, Лев Тимофеевич пошел дальше. Ему навстречу в длиннополом пальто шел гражданин в сопровождении пожилого пуделя. «Где-то я уже видел эту минорную парочку», — подумал старший следователь межрайонной прокуратуры. Пудель и гражданин остановились и проводили глазами Льва Тимофеевича.

— Хорошие люди нередко выглядят смешными и неловкими, путаются в словах, ногах и в жизни и часто заикаются, старина! — сказал бледный гражданин псу, глядя, как Лев Тимофеевич сворачивает к серым воротам прокуратуры, на которых были выкованы щит и меч. В последний раз мелькнул шарф Рогаткина, и сам он скрылся с глаз долой.

Пудель задумчиво обронил:

— Я в курсе, хозяин.

Собака и человек обменялись взглядами.

— Лев Тимофеевич, вы уже на месте? Разделись? Ну и славненько! — позвонила Рогаткину секретарь прокурора Софья Арнольдовна. — Зайдите к начальству. Бегом, пожалуйста! Петр Асланович гневаться изволят!

Рогаткин, едва успев снять шарф, быстро скинул куртку и помчался по лестнице на второй этаж в кабинет прокурора.

— Я восстановил по минутам дежурства пэпээсников… — начал рассказывать Лев Тимофеевич.

— И что, Лев Тимофеевич? Это все? — спросил Евтакиев с сарказмом уже через четверть часа доклада о результатах командировки в Тихорецк.

— Ну да, Петр Асланович, ничего более не обнаружили, — снял очки Рогаткин.

— Ничего? — Евтакиев нахмурился и тоже снял очки. — А рефрижератор?

— Пока не нашли. Но это дело времени — у меня есть парочка зацепок.

Прокурор дочитывал отчет о командировке. Закрыв его, он спросил:

— А найденный солдат точно не запомнил их?

— Иногда срабатывает защитная функция психики — забывать плохое, вы же знаете, — Лев Тимофеевич пожал плечами. — И потом, есть версия, что преступники были в масках.

— Вы серьезно? — переспросил прокурор. — Так они были в масках?

— Скорее всего, — кивнул следователь.

— Ну, неплохо, неплохо, — наконец сказал Евтакиев. — Вы нашли солдата, и груз обнаружился. За вами — рефрижератор и швабра, Лев Тимофеевич! Но главное — все-таки…

— Рефрижератор, — кивнул следователь.

— Швабра, Лев Тимофеевич! — поморщился Евтакиев. — Срочно, спешно, безотлагательно, неотложно — найдите священную швабру! Мне звонили со Старой площади, намекали, что скандал выходит нешуточный. Даже местами грандиозный выходит скандал! — шепотом докончил он.

Рогаткин кивнул.

— Но это мог быть кто угодно, Петр Асланович! — начал он. — В смысле, украсть…

— Не спешите, Лев Тимофеевич. — Евтакиев помолчал. — Швабра в разработке?

— В разработке, — кивнул следователь. «Но перспективы не во всем хорошие. Даже, можно сказать, абсолютно плохие», — подумал Рогаткин и задумчиво сказал: — Среди воров есть счастливые люди!

— Кто бы сомневался, — согласился прокурор и, помолчав, спросил: — А почему вы так думаете, Лев Тимофеевич, скажите, пожалуйста?

— Там такие сокровища, а вор взял швабру с позолоченной ручкой! — улыбаясь, грустно сообщил Рогаткин. — Ну что за вор на мою голову? Полное отсутствие логики! Я думаю, у него проблемы с образованием. Ну, в смысле, образованные люди, как известно, крадут вагонами…

Прокурор кашлянул. В кабинете повисло молчание. Потом стал кашлять Лев Тимофеевич…

— Корректно, тактично, под тщательным моим контролем — нужно найти эту швабру. А на досуге также пораскиньте умом о тех, кто напал на рядового Шабалкина, — прокурор внимательно глядел на Льва Тимофеевича.

— Ими занимается служба собственной безопасности, а что касается рефрижератора — его внутренние заводские номера двигателя известны, к тому же рефрижератор австрийский, — заторопился следователь. — Петр Асланович, его же ищут!

— Ищут, — кивнул прокурор.

— Значит, скоро найдут, — заверил его Лев Тимофеевич.

На выходе Рогаткин нос к носу столкнулся с господином, который вышел из «бентли-континенталя» и поднимался по ступеням прокуратуры.

«Золотой мобильный, золотая расческа, золотые очки, ручка, часы и даже шнурки — с золотыми наконечниками», — проводил глазами убедительного посетителя Лев Тимофеевич. Он располагал сведениями, что это Гончаров — владелец империи «Тара. Упаковка. Удобрения». Гончаров и Рогаткин, едва взглянув друг на друга, разошлись в разные стороны. Они не были знакомы. К тому же Лев Тимофеевич спешил в галерею Фирюзы Карнауховой.

У касс было не протолкнуться. В зале Рогаткин снова подошел к тому месту, где экспонировалась швабра, — там было пусто и лишь висела какая-то веревочка. Мимо с веником под мышкой, громыхая ведром, прошла уборщица в синем халате и покосилась на Льва Тимофеевича.

— Здравствуйте! — улыбнулся как можно шире Рогаткин и снял очки. — Я следователь, — напомнил он. — А помните нашу интересную беседу?

— Я все помню… — Уборщица с размаху поставила ведро и, сунув в него грязный веник, схватила Льва Тимофеевича за рукав. — Так, может быть, ты швабру и унес, мил человек? Я не забыла того прекрасного момента, как ты заходил и топтался тут! Наследил!.. А ну-ка дыхни…

Лев Тимофеевич оскорбленно дыхнул. Уборщица отпрянула.

— Огурцами закусывал? — угадала она и опустила его рукав.

Лев Тимофеевич, уронив портфель, вытащил свое удостоверение… В ответ уборщица тоже вытащила удостоверение. «Президент Всея Руси Пуговицына Мария Ивановна» — значилось там.

— В метро приобрела. — Аккуратно убрав «президентские корочки» в нагрудный карман халата, Мария Ивановна схватила ведро, веник и отошла от Льва Тимофеевича по делам.

— Подождите же! — обескураженно позвал следователь. — Я имею к вам пять-шесть вопросов, Марь Ивановна!..

— Чего имеешь? — не оборачиваясь, спросила уборщица и резко свернула к серьезному агрегату, в котором с трудом угадывался обычный пылесос.

— Украли священную швабру в музее, под покровом ночи… — начал Лев Тимофеевич.

— Наследили, и все! А мне убирайся! — обернулась Мария Ивановна. — А я тут при чем? Привязался!.. Отстань, смола!

Лев Тимофеевич вздохнул и пошел на выход, стараясь не следить.

Кочующий музей редкостей Кристальди постепенно заполнялся народом.