Священная швабра, или Клуб анонимных невест

Там, где живет Бубс

Улица Большие Каменщики, старый заросший сад у дома Бубса, весь в снегу.

Лев Тимофеевич грустно обозрел его. «Мне надо на первый этаж», — вспомнил следователь. Кирпичный купеческий дом с просевшими потолками, нещадно воняло бродячими котами. Лев Тимофеевич удивился и растерялся — он считал, что коллекционер и эксперт Натан Бубс живет если не в апартаментах с евроремонтом, то в приличной охраняемой квартире. Но перед ним был абсолютно гнилой дом постройки XIX века.

А надо вам сказать, что перед тем, как поехать в гости, старший следователь зашел в дорогой винный магазин и купил виски «Джек Дэниелс». Посмотрев на семгу в соседней лавочке и купив большую баночку, он наконец был готов отправиться к Бубсу.

У магазина, позвякивая колокольчиками, пели кришнаиты с разрисованными темперой лбами. Лев Тимофеевич постоял и попел рядом с ними, поскольку был очень музыкальным человеком. Кришнаиты проводили Льва Тимофеевича негромкими аплодисментами.

— Мы тут через день поем! — отзывчиво пояснили они. — Приходите.

— Совет вам и любовь! — сдержанно попрощался старший следователь.

— Пойдемте с нами — чаю с тортом попьем! — предложили они.

— В другой разок, — кивнул Рогаткин. — Дела.

Итак, он вошел в дверь старого дома в центре улицы Большие Каменщики и постучался старинным молоточком в дверь с надписью на ней «БУБС». Через полторы минуты дверь отворилась — на пороге стоял очень толстый старик и близоруко щурился.

Торсом и выпуклостью желтых глаз Бубс напомнил Рогаткину Кристальди. Два человека смерили друг друга взглядами.

— Простите, — начал Рогаткин.

— Да, — согласился Бубс.

— Вы — Бубс Натан Фридиевич? — уточнил старший следователь.

— Возможно, — старик шумно вздохнул, — вполне возможно!

— Лев Тимофеевич Рогаткин, следователь межрайонной прокуратуры, — представился Рогаткин.

— Хотите зайти, Лев Тимофеевич? — спросил коллекционер и попятился.

— Не откажусь. — И Рогаткин вступил внутрь квартиры вслед за ее хозяином.

Темная комната, в которую они вошли, оказалась весьма большой и уютной, когда Бубс включил свет и открыл шторку. Лев Тимофеевич с интересом оглядел полки с книгами, стол, диван и пару кресел.

— Вы тут живете? — спросил он. — Домик-то старый…

— Живу. Удобства во дворе, — вздохнул Бубс. — Канализация сгнила еще в прошлом веке, знаете ли.

— Я бы не смог во двор за удобствами ходить, — покачал головой Рогаткин.

— Присаживайтесь, — не поддался на провокацию жалости Бубс и с гордостью добавил: — А между прочим, весь этот дом мой! Ну да, он выселен, раньше тут жили люди, но теперь он весь принадлежит мне.

— И что же вы с ним будете делать? — с невольным уважением спросил следователь. — Он же на редкость плох.

— Эх, пока не знаю, — нахмурился, затем улыбнулся Бубс. — Найду спонсора. Миллиончика бы три вложить в эти гнилые стены…

— Не сомневаюсь в вашей прагматичности! — сказал Лев Тимофеевич и открыл свой портфель, откуда на свет поочередно были извлечены виски, семга и каравай украинского хлеба.

Мужчины снова обменялись взглядами, и разговор потек в весьма дружеском русле.

— Вы не могли бы сказать, чья швабра пропала из галереи Карнауховой? — после второго тоста спросил Лев Тимофеевич то, за чем, собственно, и пришел.

— Швабра Кришны. Индуизм, дорогуша, — уплетая семгу, сказал Бубс. — Посол хороший…

— Постойте, но швабры Кришны не существует, — запротестовал Рогаткин.

— Ах да! — Бубс стукнул себя по лбу. — Ах да… Я совсем забыл!

Бубс задумчиво жевал и глядел в пол. Лев Тимофеевич терпеливо ждал.

— А вот фотография швабры, Натан Фридиевич, — следователь вытащил снимок из портфеля. — Не хотите посмотреть?

— Сейчас, сейчас, сейчас… — Бубс мельком взглянул и вернул снимок. — Нечеткий. Та-а-ак, у Кристальди могла быть либо швабра царицы Савской, либо швабра Иуды, да-с!.. Остальные швабры хранятся в закрытых частных коллекциях невыносимо богатых господ, и лишь эти две выставляются в музеях. А я, Лев Тимофеевич, надо вам сказать, читал в институте культуры курс «Швабры». Я на этих швабрах собаку съел, да-с! — засмеялся Бубс и разлил по третьей. — За вас, Лев Тимофеевич! Тот, кто украл — если это сделал не подросток и не случайный вор, — знал, что крадет. У вас есть другие изображения швабры?

Бубс и Рогаткин дважды просмотрели видеозапись, взятую из музея, но кроме спины какого-то малоподвижного гражданина, который склонился над шваброй в роковой день ее исчезновения, на ней не было видно ничего существенного.

— Характер этой драгоценности, да-с… Цена этой драгоценности, да-с… Произошел огромный исторический просчет в том, что… — делился информацией Бубс, а Лев Тимофеевич чутко внимал.

— Все не так явно, как сказал слепой, — наконец подвел итог Бубс и с сожалением посмотрел на пустую бутылку «Джек Дэниелс» под столом.

— Что это — альтруизм или ошибка? Ведь право на ошибку есть у каждого фармазона? — Рогаткин собрался с духом и все-таки задал мучивший его вопрос.

— Да, безусловно, ошибка возможна. А вы уловили суть! — грустно улыбнулся коллекционер. — Не даром кушаете свой хлебушек, да-с… Дайте-ка фотографию… Но, понимаете ли, есть ценности бесспорные, а есть небесспорные, — Бубс хмыкнул.

— То есть как? — удивился старший следователь, забирая фото. — Ведь страховая стоимость священной швабры составляет десять миллионов у. е.?

— Пойдемте. — Бубс встал и поманил следователя в другую комнату.

Дверь, ведущая туда, напоминала дверцу сейфа. Бубс нажал на какой-то рычажок, и дверь со скрипом отворилась.

— Вот сосуд со злом дьявола, — Бубс кивнул на металлический кувшин, запечатанный пробкой и завязанный истлевшей тряпочкой. Он взял его в руки и протянул Льву Тимофеевичу.

— Что?! — Рогаткин отдернул руку. — С чем-чем-чем? Что за гадость вы мне даете, я не возьму!

— Если вы не верите в это, то для вас это — просто кувшин, ведь так? — спросил Бубс и с грохотом поставил сосуд на полку. В нем что-то заворочалось.

— Или — вот! — Бубс достал из кармана ключи. — Откроем ящичек и посмотрим подносное блюдо… — коллекционер вытащил небольшой бронзовый поднос.

— На нем подавали обед самому Александру Македонскому во время походов! — Бубс хмыкнул. — И в то же время, как вы видите, Лев Тимофеевич, это всего лишь гнутая почерневшая штуковина, да-с!.. Которая не сегодня-завтра рассыплется от времени и прекратит свое бренное существование. — Бубс осторожно спрятал блюдо в ящик и закрыл на ржавый ключ. — Или вот бирки от платьев, — продолжил он, — от первых платьев Шанель. Очень большая ценность — для понимающих… в бирках, да-с! Хотите, подарю? В этом почти никто не понимает.

Лев Тимофеевич вышел от Бубса и потер перчаткой нахмуренные морщины на собственном лбу. Священная швабра уже могла покинуть пределы России, понял из двухчасовой лекции эксперта и коллекционера старший следователь. «Хотя похищенная швабра могла остаться и в стране, но скорее всего через несколько лет швабру выставят на аукционах „Сотбис“ или „Кристи“, да-с! — вслед ему напутственно произнес коллекционер. — Вот увидите, выставят как пить дать! Заходите в гости, всегда буду рад вас видеть, Лев Тимофеевич. За мной — бутылка!»

Рогаткин закурил, постоял под ржавым козырьком и пошел домой в расстроенных чувствах.

«Похоже, найти швабру просто нереально!» — вдруг подумал он.

В Москве стоял собачий холод.