Танки возвращаются в бой

* * *

3-й гвардейский танковый корпус, которым теперь временно командовал М. Д. Синенко, пришел в район Ретавас только к 18.00 8 октября вместо 12.00, как требовал приказ. Но в Ретавасе получил новую задачу — сосредоточиться в районе Жутовцы — Качайцы. Пришлось снова совершать ночной марш. В оперативном отделе мне сказали:

— Гвардейцы четвертые сутки почти без сна.

«Да, это свыше человеческих сил, — подумал я. — На войне трудно всем — и молодым солдатам, еще не успевшим как следует втянуться в походную жизнь, и старым, обстрелянным фронтовикам».

Перед глазами встали такие «железные люди», как старшина Кривогин и сержант Холодов. Когда они спали, ели, отдыхали, трудно было сказать: все время их видели в машинах. Каждый уже имел на личном счету более 1000 часов навода и около сотни боевых выходов. Казалось, от такого перенапряжения люди давно должны свалиться. А они, грязные, чумазые, но неутомимые, будто срослись со своими танками и даже не упоминали о том, что неплохо бы вздремнуть часок-другой. А ведь пошли четвертые бессонные сутки...

За 8 октября сводки поступили почти отовсюду. Общие потери у Белянчева и Гольденштейна несколько увеличились, но зато 14 машин вошли встрой из ремонта, а пять были эвакуированы из болот и возвращены частям.

Поздно ночью приехал инженер-подполковник Иванов.

— Ну и дорожка, — бурчал он, сбрасывая забрызганную грязью плащ-палатку, — работы нам еще прибавляет! Мало в бою танков потеряли. Так тут еще от перегрузки коробки рвутся. Сам видел, как две машины вышли из строя. На дорогах пробки. Горючее тащат тягачами, а то и танками. Генерал Гришин дал такую команду.

И правильно: лучше задержать тройку танков, чем все оставить без горючего. А в корпусе Панфилова мечется по маршруту интендант майор Гольберг.

— Что ему понадобилось там? Обмундирование, что ли, перед боем за Мемель выдает?

— Нет. Он тоже взялся обеспечивать корпус горючим. У начальника тыла что-то голова заболела, а Синенко идет на Мемель без запаса горючего. Вот и пришлось Гольбергу выручать. Видел я его на дороге: он ездил на доклад к Синенко и попал в самое пекло. Корпус как раз отбивал контратаки. Еле, говорит, успел проскочить...

— А горючее все-таки доставили, или Максиму Денисовичу так и придется идти на Мемель с пустыми баками?

— Гольберг говорит, что доставили. Частью цистернами пробились, а частью — тягачами. Он мужик пробойный, изворотливый. Будет нужно, так его люди хоть на плечах поднесут заправку. Если, говорит, зашьетесь с запасными частями, кликните, помогу доставить. На плечах потащим, а ремонт обеспечим. Гольденштейна не раз выручали.

— На плечах много не унесешь. А вот тягачи хорошо нам служат. Для танковых войск они просто незаменимы.

— Да, товарищ начальник, — живо откликнулся Иванов. — Если бы можно было еще поднять их живучесть! Ну хотя бы до пятидесяти процентов по сравнению с автомобилем. Добьемся этого, тогда вообще тягачам цены не будет.

— Отвоюемся, Петр Васильевич, и начнете работать над этой проблемой. Дело нужное. А сейчас выкладывайте все же, с чем пожаловали?..

Иванов доложил, что фронтовой склад подбросил агрегаты, но, видно, это последние. Через два-три дня начнутся затруднения.

В ночь на 9 октября наша армия получила новую задачу: стремительно развивая наступление, главными силами обойти Мемель с севера, а с юга перерезать приморскую железную дорогу, овладеть городом и пробиться к побережью Балтийского моря. Военный совет армии обратился к войскам с призывом: достать морской воды и сделать этот символической подарок партии и правительству. Призыв подхватили политработники корпусов и бригад, партийные и комсомольские организации. Обращение передавалось из уст в уста, от экипажа к экипажу. К утру все солдаты и офицеры знали о призыве Военного совета.

— Проложим путь к Балтике!.. — Эти слова стали девизом всей армии.

Танковый корпус Малахова с ходу овладел переправой на реке Миния в районе Рогавышке, в половине дня форсировал реку, а к вечеру вышел на рубеж Клиби — Докторы — Лаумели. С утра 10 октября танкисты Малахова сбили противника на внутреннем обводе, перерезали приморскую железную дорогу Либава — Мемель и к 14.00 оказались на побережье Балтийского моря, заняв города Кретинга, Паланга и Каркельбек.

Таким образом, основная боевая задача была армией выполнена. У наших ног плескались темно-серые балтийские волны. Вечером 10 октября на столе командарма стояли две фляги с морской водой. Их прислали командир 29-го танкового корпуса генерал-майор Малахов и командир армейского 1-го гвардейского мотоциклетного ордена Александра Невского полка подполковник Иокимов.

Кто первым прорвался к морю и достал морской воды? Один документ утверждает, что это сделал молодой офицер коммунист Судаков из танковой бригады Поколова, проскочивший на мотоцикле сквозь огонь противника. Другой свидетельствует, что первым был беспартийный офицер Коробочкин из группы разведчиков мотоциклетного полка, которой командовал член партийного бюро старший лейтенант Мелкозеров.

— Оба донесения мы проверим, — сказал член Военного совета генерал Гришин, расхаживая по комнате. — Но ценность подарка огромна.

Гришин был в приподнятом настроении, поэтому позволил себе порассуждать и пофилософствовать.

— Вода — еще одно свидетельство, что армия отрезала курляндскую группировку немцев от Восточной Пруссии. А там около тридцати дивизий. Не столь уж важно, Судаков или Коробочкин первыми зачерпнули морской воды. Сделали это наши, советские воины. Им пришлось пробиться сквозь огонь и сталь. Спасибо им...

...За четверо суток, с 6 по 10 октября, наша армия с боями продвинулась по территории, занятой противником, на 150 километров, а с учетом маневров танки прошли до 270 километров.

Особенно упорные бои развернулись на западном берегу реки Минии и при прорыве внутреннего укрепленного обвода на подступах к Мемелю. Люди сражались геройски.

Помню младшего лейтенанта гвардейца Рощина. Проскочив через реку на «тридцатьчетверке», Рощин обнаружил, что из-за кустов по нашим переправляющимся машинам ведут огонь три танка противника. Докладывать командованию некогда, решение нужно принимать самому — и немедленно. Один советский танк против трех фашистских!.. Все равно надо идти в атаку... Рощин скрытно приблизился к ближайшему вражескому танку и с первого же снаряда поджег его. Двумя следующими снарядами он подбил вторую машину противника, находившуюся в трехстах метрах от первой. Теперь силы были равны, но экипаж третьего танка с черно-белыми крестами на броне заметил опасность и развернул башню, чтобы встретить идущую на сближение «тридцатьчетверку». Маневрируя между кустами, Рощин уклонился от снарядов противника. Двумя выстрелами он расколол башню немецкой машины. Путь был расчищен. Наши танкисты стремительно форсировали реку.

В этих боях продолжали драться даже экипажи наших подбитых танков. Когда передовой отряд корпуса Малахова прорубал путь к морю, была повреждена машина коммуниста Подъячева, вклинившаяся в расположение противника. К неподвижному танку бросились две вражеские машины и группа автоматчиков. Гвардейцы не растерялись. Пока радист-пулеметчик расстреливал из курсового пулемета автоматчиков, башнер комсомолец Каравалис тремя снарядами поджег головной фашистский танк, а второй круто развернулся и уполз назад.

В эти дни особенно усилился поток заявлений о приеме в партию. Только в роте коммуниста Корнейчука, где парторгом был командир взвода Григорян, за три дня наступления 12 человек решили вступить в партию и 11 — в комсомол. То же происходило во всех других подразделениях.

«Прошу принять меня в ряды ВЛКСМ, — писал механик-водитель старшина Казанцев на листке из ученической тетради. — Я оправдаю высокое звание, а если погибну в бою, прошу считать меня комсомольцем».

Танк Казанцева загорелся во время атаки. Клубы дыма вырывались из боевого отделения, и водитель не мог видеть, что стало с его товарищами. Откинув передней люк, Казанцев повел громадный пылающий факел на позиции гитлеровцев. Танк давил фашистов до тех пор, пока не взорвался топливный бак.

В тот же день, после боя, Казанцева посмертно приняли в ВЛКСМ.

Священной традицией стала у танкистов взаимная выручка в бою.

Во время атаки на второй укрепленный рубеж на подступах к Мемелю в машину младшего лейтенанта Желдака ударил фашистский снаряд. Механик-водитель был убит. Лейтенант и башнер тяжело ранены, остальные контужены. Из трансмиссионного отделения повалил дым. Немцы продолжали обстрел. Тогда техник-лейтенант Батаев, следовавший за боевыми порядками, вскочил в танк через башенный люк и занял место погибшего механика-водителя. Ему удалось увести горевшую машину в ближайшее укрытие.

С выходом 29-го корпуса к морю бои не прекратились. Предстояло брать Мемель. 3-й гвардейский под командованием Синенко вышел на реку Миния 9 октября и форсировал ее у Рогавышке. Немцы неоднократно контратаковали. Тем не менее 10 октября Синенко достиг рубежа Каралишкен — Мартинсдорф — Лелле. Здесь корпус снова встретил упорное сопротивление. Фашисты вели сильный огонь не только из танков и полевой артиллерии, но и из орудий крупных калибров с фортов, окружающих Мемель.

Вечером меня вызвал Вольский.

— Что с танками, Галкин? По твоим сводкам — все потери восстановлены, а фактически в бригадах осталось всего по десять — пятнадцать машин. У Малахова, правда, около сотни в отрою, в третьем — всего пятьдесят две. Чем завтра Синенко на Мемель ударит? Ты подумал об этом?

— И думал, и все, что от меня зависит, делал, товарищ командующий. Люди работают сутками без отдыха. Скорее всего, не все танки дошли до частей.

— Значит, надо сделать так, чтобы дошли все. Заставьте-ка своих пошевеливаться.

Вернувшись к себе, я застал Иванова и Пустильникова с помощником по эвакуации майором Ходаковским.

Пустильников выглядел вконец измотанным. Он то и дело клевал носом. Иванов похудел, осунулся, но еще бодрился, даже пытался шутить:

— У Пустильникова шея ослабела, голову не держит...

Я вкратце передал разговор с командующим. Пустильников оживился. Он помнил, как всегда, все цифры:

— За пять суток ремонтники восстановили восемьдесят шесть танков и самоходок, — начал перечислять он, — из них двенадцать тяжелых. На маршрутах осталось двадцать пять машин, которые можно отремонтировать; они будут готовы в ближайший день.

По словам Пустильникова, справлялись со своими задачами и эвакуаторы. Из 35 машин, застрявших в болотах и осушительных каналах, эвакуировано уже 28, из них 20 исправных.

Подтвердилось мое предположение, что много машин находится еще в тылу, особенно у 3-го корпуса, которому за четыре дня боев трижды пришлось менять направление. Восстановленные танки и самоходки, сгруппированные в команды по три-пять единиц, долго блуждали по маршрутам в поисках своих бригад. Некоторые машины, эвакуированные еще в ночь на 7 октября, за три дня так и не дошли до частей.

Иванов сообщил о другой надвигающейся беде: с армейского склада все выдано, а запасы агрегатов кончались. Рассчитывать на их быстрое получение с фронтового склада нельзя: до него 200–250 километров. Иванов предложил единственно возможный выход: снимать с машин, требующих капитального ремонта, годные агрегаты и на их место ставить пока негодные. А чтобы не допустить «раскулачивания», делать все под наблюдением офицеров отдела снабжения. На том и порешили.

Но агрегаты — это работа завтрашнего дня. А Синенко машины нужны неотложно, сегодня. Поэтому прежде всего необходимо подтянуть уже восстановленные танки. Я приказал Пустильникову с утра выслать на маршруты своих офицеров, предварительно уточнив местонахождение всех частей 3-го гвардейского корпуса, а самому немного отдохнуть.

— КП через два часа перейдет в Григолен-Гедмин... Майор Сало уже там, а это точное предзнаменование, — закончил я, отпуская офицеров.

На рассвете 11 октября, когда я уже собирался садиться в «виллис», позвонил Василий Тимофеевич:

— У Синенко сегодня будет тяжелый день. Пополнение корпусов танками зависит от твоих людей. Так что поднажми. Помнишь, как в Крыму, в Семисотке...

Путь снова лежал в район вчерашних боев. Бригады 3-го корпуса потеряли там около 30 машин. По предварительным данным, 15–20 из них можно быстро восстановить.

Первая встреча — с капитаном Бахметьевым. За ночь он организовал корпусной сборный пункт аварийных машин, стянув на западном берегу реки Минии до десятка танков и САУ. Сюда уже подошли ремонтные бригады 74-й базы, развернулись летучки.

Заместитель Бахметьева, старший лейтенант Гончаренко, засучив по локоть рукава, вместе с двумя солдатами ремонтировал бортовую передачу.

— Не пойдет, — бросил он, вытирая замасленные руки. — Нужно менять всю бортовую. Берите из летучки и ставьте. Это последняя, — сокрушенно сказал старший лейтенант, взглянув на меня.

Невдалеке от СПАМа ремонтники роты технического обеспечения 18-й танковой бригады заканчивали восстановление «тридцатьчетверки».

— Поворачивайся, ребята, поживее, — торопил людей командир роты капитан Денисов. — Теперь дорога каждая машина. Слышите, загудело под Мемелем...

Прямо на нас, переправившись через реку, шли четыре бронетягача. Из ведущего выскочил лейтенант, подбежал и, запыхавшись, начал докладывать.

— Погодите, — остановил я его. — Отдышитесь и скажите, из какой вы части?

— Из части гвардии капитана Лобженидзе.

— Теперь ясно. Кто и куда вас послал?

— Рано утром был гвардии майор Пустильников и приказал прибыть сюда для помощи капитану Бахметьеву. За рекой осталось два танка, их вытащит тракторный взвод. Танки совсем исправные, только утопли в канаве.

— Значит, майор Пустильников и у вас уже побывал? — переспросил я Бахметьева.

— Так точно. На рассвете приезжал на переправу.

«Вряд ли Пустильников успел отдохнуть», — подумал я и распорядился, чтобы Бахметьев выделил офицера и отправил с ним взвод тягачей на передовую, в распоряжение Гольденштейна. Там они сейчас нужнее.

Минут через пятнадцать четыре бронетягача тронулись с места. А от переправы снова донесся гул моторов и лязг гусениц.

— Товарищ полковник, опять чьи-то тягачи, — сообщил Бахметьев.

Но это были не тягачи, а шесть танков, уже вышедших из ремонта. По поручению Пустильникова их сопровождала ремонтная бригада сержанта Артамонова из батальона Бочагина, а вел командир взвода 18-й танковой бригады. Вскоре танки скрылись в том же направлении, что и тягачи.

— Эти еще вчера восстановлены, — приглядевшись к башенным номерам, проговорил Бахметьев. — Связи у нас с частями нет, вот и блуждали где-то.

Через полчаса прибыли две ремонтные летучки. Из передней вышел рослый капитан.

— Командир первой ремонтной роты восемьдесят третьего армейского ремонтного батальона гвардии капитан Курдюмов, — чеканя каждое слово, представился он.

Я знал, что Курдюмов — командир лучшей ремонтной роты, но встречаться с ним не доводилось. Капитан относился к числу тех людей, которые сразу же производят хорошее впечатление.

— Где ваша рота, капитан?

— Я выехал немного раньше, чтобы проложить маршрут, а зампотех соберет рембригады и двинется через час. По дороге подтягиваются отремонтированные вчера танки. Экипажи не знали расположения своих частей, их сейчас направляет майор Ходаковский.

Курдюмов начал принимать у Бахметьева ремонтный фонд, чтобы освободить корпусную базу, а я поехал к переправе — на поиски эвакороты Лобженидзе. В район Ворки, где осталось несколько танков, застрявших при обходе озера, я добрался лишь к середине дня. На лугу группа людей окружила два трактора. Я свернул к ним. В большой осушительной канаве на боку лежала «тридцатьчетверка». Одна из ее гусениц и весь борт погрузились в ил, а та, что оставалась на суше, выфрезеровала в грунте глубокую канаву и зарылась в ней. Грунт впереди танка был аккуратно срезан лопатами. Видно, экипаж подготавливал машину к эвакуации.

Недалеко от канавы стояли два трактора. От одного из них стальной трос уже накинут на буксирный крюк танка. Конец троса от другого трактора держал сержант, стоявший на дне канавы. Рядом с ним, по колено в грязи, у кормы танка виднелся еще один человек: он разгребал руками грязь, чтобы добраться до второго буксирного крюка. На берегу канавы переговаривались несколько солдат и сержантов. Не сбрасывая плащ-накидки, я подошел к ним.

— Кто старший?

Услышав мой голос, человек, разгребавший грязь вокруг танка, быстро выпрямился и стал с трудом выбираться из канавы. Он был без фуражки. Мокрые от пота седые волосы прядями прилипли к морщинистому лбу. С шинели, заправленной полами под ремень, стекала грязь.

— Товарищ Денисов, ну нельзя же так... — начал я журить его, когда мы отошли в сторону. — Седовласый инженер-капитан в грязи ковыряется, а солдаты покуривают и наблюдают.

— Ничего, товарищ полковник... Ребята работали всю ночь... Кстати, это уже последняя машина в этом районе.

Пока мы с Денисовым разговаривали, эвакуаторы забуксировали танк и начали тянуть двумя тракторами через лебедки. Вдруг Денисов замахал руками, побежал к тракторам, остановил и, показав место ближе к канаве, перегнал их туда.

— Молодежь не понимает простых вещей... Чтобы тянуть под большим углом, нужно больше усилий, да и танк можно перевернуть, — пояснил он, вернувшись ко мне и как бы извиняясь.

Минут через десять танк был вытянут на берег, мотор работал, а с борта и катков отваливались пласты грязи.

— Сейчас обслужим, и пойдет.

— Нет, товарищ Денисов, — возразил я, — солдаты и экипажи пусть обслуживают, а вам следует обсушиться хотя бы у костра и привести себя в порядок. Поберегите себя, хоть немного. Желаю успеха.

Я был уверен, что в 29-м корпусе у Белянчева с ремонтом все благополучно. Однако подмывало убедиться лично. Взглянул на карту и повернул к морю.

Под вечер на участке, где корпус перерезал железную дорогу, встретил ремонтников 169-й ПТРБ. Сержант Дмитрий Лысов торопил монтажников:

— Заканчивай поживее с креплением! Нужно еще поглядеть машину на ходу. Проверь-ка, Петро, регулировку тяги правого бортового!

Сержант Петр Мужиков, широкоплечий, крепкого сложения, с выразительным русским лицом, послушно опустился в башенный люк.

— Готов, — послышался оттуда его голос.

— Сколько машин, товарищ Лысов, восстановили за эти дни? — спросил я бригадира.

— Эта — четвертая, товарищ полковник. Одну сделали в первый день наступления. За семь часов заменили двигатель, водяной радиатор и масляный бак. Остальные три попались полегче. А сейчас заканчиваем замену бортовых. Через полчаса пойдет и эта...

Стемнело, когда я добрался до 32-й танковой бригады. Она в обороне севернее Кретинги. Командир РТО инженер-капитан И. Ф. Гусев. На его кителе два ордена — Красной Звезды и Отечественной войны. Белянчев как-то просил рассмотреть вопрос о назначении Гусева начальником ПРБ корпуса, поэтому я особенно присматривался к этому еще молодому инженеру.

— Рота самостоятельно справилась со всем текущим ремонтом, — доложил Гусев. — Только две машины среднего ремонта передали армейскому батальону в районе Вертели. А вот теперь уже на голодный паек садимся. Не хватает запасных частей.

Гусев произвел впечатление вдумчивого специалиста, дисциплинированного офицера и неплохого хозяина.