* * *
Успех ободряет и придает силы; близость цели зовет вперед. А впереди германо-польская граница. За ней фашистское логово — Берлин... Еще не закончился бой за Млаву, а передовые бригады корпуса Сахно пошли на Найденбург. Механики-водители, до боли в руках сжимая рычаги управления, повели свои танки дальше. Многие из них шли в атаку с открытыми люками. Это не было безрассудной лихостью: так виднее враг. Ненависть к фашистам, клокотавшая в сердце воинов, словно удесятеряла их силы, волю, решимость...
— Зачем рискуете? — спросил я прославленного танкиста старшину Цымбалова. — Противник ведет огонь, а вы с открытым люком...
— Так гитлеровцам страшнее, товарищ гвардии полковник. Они нам в глаза смотреть не могут. Отворачиваются. Знают, что за расчетом пришли.
— Нашел у фашистов совесть, — заметил стоявший рядом сержант. — Они грудных детей убивали и не отворачивались.
— Детей не боялись, потому и не отворачивались. А от отцов теперь бегут, — парировал Цымбалов. — Ну, ничего, дальше того света не скроются...
От Млавы и Дзялдова, снова оставив позади пехоту, войска армии двинулись дальше, на северо-запад, и в половине дня 19 января с боем пересекли германо-польскую границу южнее и западнее Найденбурга. Колыбель немецкого фашизма — Восточная Пруссия услыхала грозный гул наших танков.
— Не грех вспомнить теперь и историю, — сказал, оторвавшись от телефонов и карт, генерал Сидорович. — Во время первой империалистической войны в Найденбурге стоял штаб русского генерала Самсонова. А за Найденбургом — Танненберг, вокруг которого поля дважды пылали в огне сражений... История войн знает два Танненберга. Третий предстоит сделать нам.
Найденбург находился в зоне пятого оборонительного рубежа, и гитлеровцы отходили к нему.
— Здесь они решили дать сражение, используя укрепления и сильный гарнизон, — сказал, поднимаясь, Вольский. — Я поеду к Малахову, а вы, Георгий Степанович, еще раз радируйте Сахно, чтобы не сбавлял темпов.
Через несколько минут после отъезда командующего раздался звонок начальника штаба 10-го корпуса полковника Омелюстого.
— Противник силами до двух полков пехоты, до полусотни танков и самоходок, при поддержке артиллерии контратаковал из района Кандин. Контратака отбита. Имеем потери. Подбито пять вражеских танков, — доложил он генералу Сидоровичу.
Через минуту Сидорович снова взял трубку. Докладывал начальник штаба 29-го корпуса полковник Смирнов:
— Противник силами до двух батальонов пехоты и до двадцати танков контратакует с направления Наперкен...
Не дождавшись конца доклада, я выехал в корпус Сахно, чтобы проверить, как организовано техническое обеспечение. По пути к 186-й бригаде остановился возле двух подбитых «тридцатьчетверок», укрытых в балке за высоткой. Здесь стояла летучка и суетились ремонтники. С ними был заместитель начальника 171-й подвижной танкоремонтной базы инженер-капитан Нечаев.
— Где заместитель командира бригады?
— Майор Абраменко впереди, с тягачами. Немцы контратакуют уже в третий раз. Там несколько подбитых танков.
Мы поднялись на высотку. Впереди, в полутора-двух километрах, бригада вела бой. Танки, маневрируя, медленно продвигались вперед, посылая снаряд за снарядом. Перед машинами то и дело черными веерами вставала мерзлая земля: артиллерия противника стреляла из укреплений в районе Кандина. Было отчетливо видно, как, отделившись от боевых порядков, ползла в тыл группа наших машин. Минут через пять мы различили два бронетягача, сцепленные цугом: они тащили «тридцатьчетверку» и вскоре скрылись в низине. Прошло совсем немного времени, и оба тягача появились уже без танка и направились снова туда, где шел бой.
— Это майор Абраменко орудует, — пояснил инженер Нечаев. — Местность подходящая, есть балочки, вот он и отводит подбитые машины в укрытия. А в той низинке работают ремонтники.
— Хорошо действует! Молодчина! — не удержался я от похвалы в адрес Абраменко.
— Хорошо-то хорошо, да тягачей в бригаде нет. Это армейские подошли, он их временно использует...
На КП корпуса я вернулся к вечеру. Генерал Сахно готовил ночную атаку Найденбурга. Синенко ставил задачу командиру 47-й отдельной мехбригады полковнику Михайлову, уточнял последние детали. Увидев меня, Максим Денисович поздоровался еле заметным кивком головы и откинулся на спинку стула. Он очень устал за трое суток: голос осип, белки глаз испещрили красные прожилки, лицо посерело.
— Не хочет немец отдавать Найденбурга, придется штурмовать, — не то мне, не то Михайлову сказал он тихо. А потом, уже явно адресуясь ко мне, сообщил: — Решил ввести в бой наш резерв — бригаду Михайлова из-за правого фланга корпуса. Она обходным маневром ударит на укрепленный район южнее Кандина и поможет корпусу взять город.
Всю ночь никто не спал. Генералы и офицеры не отрывались от карт и телефонов, непрерывно докладывали радисты, связные бегом выполняли все приказания.
В ночь на 20 января войска нашей армии вышли на подступы к Найденбургу. Штурм города начался на рассвете. Одновременным ударом с севера, запада и северо-запада Найденбург был захвачен. Потуги гитлеровцев спасти границу Восточной Пруссии разбились о стремительный натиск советских танкистов. У Вольского были все основания «подбить итоги» наступления на Найденбург такими словами:
— Максим Денисович Синенко и Михаил Гордеевич Сахно разыграли этот удар как по нотам!
Вторжением в пределы Восточной Пруссии и взятием Найденбурга завершился первый этап операции 5-й гвардейской танковой армии.