Танки возвращаются в бой

* * *

Войска армии не могли задерживаться у Найденбурга. Обстановка требовала немедленно наступать на Танненберг, Остероде, Дёйч-Эйлау. Дорога каждая минута. И хотя танкисты еще вели уличные бои в Найденбурге, генерал Сахно выслал сильный передовой отряд на Танненберг. Не успел полковник Омелюстый закончить доклад о том, что Найденбург очищен от противника, как генерал Сидорович уже передавал команду выходить на Танненберг главными силами корпуса.

— Надо ускорить темпы. Не задерживайтесь на мелких объектах, обходите и оставляйте их в тылу, сами развалятся...

Вскоре полковник Омелюстый снова доложил:

— Корпус, сбивая арьергардные заслоны противника, подходит к Грос-Гардиен. Передовой отряд завязал бой на рубеже Турац — Грос-Гардиен. Начался туман, видимость плохая.

Дальнейшие события, как скоро выяснилось, развернулись так.

Туманной ночью 183-я танковая бригада, которой командовал полковник Гришин, остановилась на подходе к Грос-Гардиен. Дорогу танкистам преградил глубокий и широкий ров. Притаившиеся за рвом вражеские артиллеристы и автоматчики начали освещать местность ракетами и обстреливать наши танки. Бригада Гришина стала под обстрелом прокладывать через ров проходы. В это время на правом фланге замигало множество огней. Лучи фар, пробиваясь сквозь туман, желтоватыми пучками ложились на побуревший снег. Это подошла 178-я танковая бригада полковника Петрова, по которой немцы не сделали ни одного выстрела.

Почему? Ответ на этот вопрос дали пленные: колонну 178-й бригады они приняли за свою. В результате весь немецкий артдивизион попал в руки Петрова. Путь для 183-й бригады был открыт: она прошла через ров вслед за 178-й и у Фаулена обогнала ее.

К утру туман сгустился и закрыл раскинувшиеся перед Танненбергом поля, озера и леса. Но 183-я бригада уже подошла к городу и после массированного артиллерийского налета полностью овладела Танненбергом.

На КП армии царило оживление.

— Вот и сделали третий Танненберг! — сказал Георгий Степанович Сидорович. — Много славянской крови пролито на этой земле.

— Что верно, то верно, — поддержал его Вольский. — Немцы не могли забыть поражения своих тевтонских полчищ в тысяча четыреста десятом году и победу над армией Самсонова в первую империалистическую войну считали реваншем, назвав ее битвой при Танненберге.

— Это основательный удар по престижу немецкой военщины, — заметил генерал П. Г. Гришин. — Тридцать лет она воспитывала молодежь на «Битве при Танненберге», как на примере непобедимости немецкого оружия. Посмотрите на улицы города: сколько монументов и каждый кричит о непобедимости Германии. А район Танненберга! Это настоящий рассадник реваншистских идей... Вы видели недалеко от окраины каменную глыбу, вросшую в землю? Она извещала арийцев о том, что здесь в 1914 году был командный пункт «великих полководцев» Гинденбурга и Людендорфа, которые раздували новый поход против славян...

— Да, они мечтали о новой славе Танненберга. Но не вышло, — проговорил Василий Тимофеевич, шагая по комнате.

— Мечтали и взращивали реваншизм, — продолжал Петр Григорьевич. — Мне рассказал фронтовой корреспондент — писатель Михаил Брагин, что недалеко от Хохенштайна реваншисты соорудили усыпальницу. В нее свезли останки старых генералов чуть ли не со всей Германии и устроили грандиозные похороны этих недогнивших костей. Сам Гитлер, говорят, изволил присутствовать на церемонии... А теперь вокруг Танненберга сеть лагерей. Здесь томились сотни тысяч ни в чем не повинных людей.

— Кстати, как с освобождением из лагерей, Петр Григорьевич? — спросил Вольский.

— Эсэсовцы не успели угнать и уничтожить узников. Их освободили танкисты. Тут и французы, и поляки, и англичане, и русские...

— Да, но ведь их нужно кормить, как-то организовать временное управление.

— На этот счет есть указания Военного совета фронта, Василий Тимофеевич. Об освобожденных позаботятся...

Некоторые бывшие узники, исстрадавшись по Родине, пытались в одиночку пробиваться домой. Помню, дня через два я вернулся в Танненберг в расположение второго эшелона армии. Во дворе дома, где разместилось наше управление, я увидел такую картину. У добротной немецкой повозки, запряженной тройкой рыжих коней, хлопотали две девушки-украинки. Им усиленно помогали автоматчик ефрейтор Леляскин и шофер Камышников.

— Что за экспедицию снаряжаете, ребята?

— Землячек домой отправляем, товарищ гвардии полковник. Три года на немцев работали, теперь пускай домой едут на своих конях.

— Девушки, вы же не доедете! Дороги забиты войсками. Подождите немного. Вас отправят организованно, — попытался вмешаться я. Но не тут-то было. Девчата не хотели ничего слышать.

— Доедем, товарищ начальник. Домой дорога всегда короче! — бойко ответила одна из подружек, усаживаясь в повозку.

Вольский все время требовал: не дать противнику оторваться, висеть у него на плечах... Танкисты почти не спали. Ели на ходу. Машины заправляли на скорую Руку.

21 января генерал Сахно доложил, что корпус подошел к Остероде и готовит ночной штурм.

Фронтовики знают, как тяжело вести уличные бои, да еще одними танками, без пехоты. Вдвойне тяжелее воевать ночью. Танковые пушки бьют вдоль улиц. Гусеницами разрушаются баррикады. Но в целости остаются верхние этажи каменных зданий, а там затаились фаустники и гранатометчики.

Со всеми этими трудностями столкнулись танкисты генерала Сахно, и все же в ночь на 22 января они очистили от противника Остероде.

Вечером, когда я докладывал о состоянии материальной части, Вольский сказал:

— Не повезло сто семьдесят восьмой. Хорошая бригада, боевой народ, а вот поди ж ты...

— Что случилось?

— Тяжелый у них сегодня день... Убило заместителя, тяжело ранен комбриг Полукаров. Чуть не погибли начальник штаба и замполит. Больно терять людей... — Вольский ненадолго умолк и неожиданно спросил: — Кстати, Сахно, кажется, представляет к званию Героя двух танкистов. Не слышал ты об этом?

— Кое-что слыхал. Речь, видимо, идет об экипаже танка из группы разведки...

— Ну-ну... — оживился Вольский.

— Ребята ворвались в небольшой городок невдалеке от Остероде, еще удерживаемый немцами, и оседлали перекресток улиц. Когда гитлеровцы начали наседать, башнер сержант Краснов разбил два противотанковых орудия и одну самоходку. Потом поджег несколько автомашин и бронетранспортер. Но затем и наш танк подбили; он загорелся. Двое из экипажа погибли в машине, а Краснов и радист старшина Шабельский успели выскочить с пулеметами. Пробрались к ближайшему дому и засели на чердаке. Держались более двух часов, пока не подошли наши. Говорят, что перекресток, где стояла сгоревшая «тридцатьчетверка», был завален трупами. Когда гитлеровцы начали отходить, Краснов с Шабельским снова провожали их пулеметным огнем.

— Костылев, наверняка, уже все знает. Ему о таких случаях быстро доносят политработники. Ожогин! — крикнул генерал. — Позвоните в политотдел, спросите про Краснова и Шабельского.