Танки возвращаются в бой

* * *

Снова похолодало. Стал скользким выструганный и приглаженный ветрами снег. На нехоженых обочинах дорог, заросших бурьяном, лежали сугробы. Полная луна плыла среди разорванных облаков, как утлый челнок в туманной морской зыби.

Леса западнее Брянска (Браньска) наполнились гулом сотен моторов. Три черные извилистые ленты потянулись на запад. Всю колонну танков от головы до хвоста невозможно было охватить глазом. Даже пунктиры красных стоп-сигналов скрывались в подернутой дымкой холодной дали.

Танковые гусеницы перемалывали слежавшийся на обочинах снег, превращая его в сухую белую пыль. Подхваченная встречным ветром, она поднималась на наклонную лобовую броню танка, больно секла глаза и лицо механика-водителя, забивалась под шлем, в воротник шубняка, холодила грудь и спину.

Вместе с новыми танками шли и недавно отремонтированные. Их вели в последний испытательный пробег. Если машины успешно пройдут этот 145-километровый путь, то можно будет считать, что ремонтники выдержали строгий экзамен.

Все инженеры, техники и ремонтники вышли на маршруты, чтобы в случае нужды оказать техническую помощь. Пошли по маршрутам корпусов и эвакороты.

С трудом пробиваясь на «виллисах» по снежному месиву, мы с Ирклеем и Пустильниковым тоже двинулись вслед за танками. Ни одна вышедшая из строя машина не могла остаться незамеченной.

На первой половине маршрута 11 машин остановились из-за неисправностей. Все они были восстановлены в пути и прибыли в район дневки. На второй половине маршрута остановились еще 13. Две потребовали замены агрегатов, а остальные — лишь устранения мелких неисправностей. К исходу 15 января в районе Уржин — Яжамбка — Велонтки-Нове сосредоточились основные силы нашей армии. На следующее утро подошли тяжелые полки, переброшенные по железной дороге, и оставшиеся в ремонте в районе Брянска 12 машин.

Обстановка на фронте складывалась следующим образом. Северо-восточнее Варшавы линия обороны противника проходила по реке Нарев. Воспользовавшись временной стабильностью фронта, противник усовершенствовал свои укрепления и создал глубоко эшелонированную оборону. Восточную Пруссию и северную часть Польши он прикрывал войсками центральной группы армий. Командовал группой генерал-полковник Рейнгард. На западном берегу, севернее и южнее Пултуска, войска 2-го Белорусского фронта занимали два заранее обеспеченных плацдарма.

Нашей армии предстояло развить успех ударной группы фронта в общем направлении: Млава — Лидзбарк — побережье Данцигокой бухты. Конечной задачей армии являлось — отрезать с суши восточнопрусскую группировку гитлеровцев. Ввод танков в прорыв намечалось осуществить в стыке 48-й и 2-й ударной армий на рубеже Пжасныш — Цеханув.

По данным разведки, перед фронтом нашей армии и на ее флангах оборонялись три немецкие пехотные дивизии, усиленные штурмовыми орудиями, саперно-переправочными средствами и другими частями.

Местность в полосе предполагаемого наступления равнинная, с незначительной всхолмленностью. Подступы к южной границе Восточной Пруссии на рубеже Хожеле — Млава — Серпц преграждал сильно заболоченный участок шириной до 40 километров.

Кроме того, западная часть Восточной Пруссии изобилует крупными и мелкими озерами, в которые впадают многочисленные речки с топкими берегами. Часть этих речек направлена в мелиоративные каналы, которые по формам и глубине нередко могли соперничать с противотанковыми рвами.

Наступление войск 2-го Белорусского фронта началось 14 января 1945 года. Встретившись с уплотненными боевыми порядками и упорным сопротивлением гитлеровцев, наши войска за этот день продвинулись лишь на 5–6 километров. Но в последующие два дня части 48-й и 2-й ударной армий овладели городами Макув и Пултуск, прорвали второй оборонительный рубеж и к вечеру 16 января продолжали теснить гитлеровцев к третьему рубежу.

5-я гвардейская танковая армия получила приказ: к утру 17 января сосредоточиться в районе Макув — Бяловежа — Цепелево и быть в готовности войти в прорыв для развития успеха.

Танкисты только что закончили 145-километровый марш. Им снова предстояло пройти ночью около 70 километров. Времени для технического обслуживания не было. Пора в путь! И вот гусеницы опять взвихривают снежную пыль, дробят смерзшиеся пласты осенней пахоты, грохочут по мостам через реки Нарев и Ожиц. Утром, чуть забрезжил рассвет, танки затаились в исходном районе.

Перед глазами неприглядная, щемящая сердце картина. Вокруг торчат оголенные сосны и ели со сбитыми вершинами и расщепленными стволами. Некоторые деревья срезаны осколками снарядов под корень. Два дня назад здесь красовался густой лес, скрывавший окопы и блиндажи фашистов. Огонь нашей артиллерии разметал это прикрытие. Сильная поземка замела узкие тропки между землянками гитлеровцев, брошенную рухлядь и многочисленные противотанковые мины. Как мы ни береглись, все же подорвались один танк и две автомашины.

Последние часы и минуты на исходных механики-водители использовали для проверки своего «хозяйства»: исправны ли механизмы управления, нет ли где плохо поставленного шплинта, не появилось ли подтеков в системе питания и смазки?..

Радисты-пулеметчики проверяли проводку внутренней связи и шнуры нагрудных переключателей, подтягивали ремешки ларингофонов. Даже автоматчики — велика ли у них техника! — тщательно протирали оружие: не заел бы затвор, не помешала бы загустевшая смазка.

Бросалась в глаза еще одна особенность, напоминавшая, что скоро в бой. Танкисты обменивались адресами своих близких — на всякий случай. Иные на маленьких листочках писали письма. Скоро эти драгоценные треугольники попадут в руки полевых почтовиков и начнут свое путешествие в тыл...

Как всегда, минуты ожидания тянутся бесконечно долго. Нервы напряжены до предела, но каждый старается показать, что он спокоен, дело, мол, обычное, солдатское. Только техники не скрывают своей озабоченности и, переходя от машины к машине, в который уже раз инструктируют механиков-водителей.

Не сидят без дела и ремонтники. Они сейчас по-иному расставляют свои силы, свои, так сказать, боевые порядки. Формируются ремонтные бригады из четырех-пяти человек с легкими летучками и танковыми бронированными тягачами. Эти бригады пойдут в узкую горловину прорыва, вплотную за танками, а все мастерские с механическим оборудованием, электростанции, зарядные и компрессорные станции временно останутся во втором эшелоне. Они тронутся только тогда, когда части выйдут на оперативный простор.

Генерал-полковник Вольский, сосредоточенный, подтянутый, выслушивает в своем блиндаже краткие доклады штабных офицеров и вместе с начальником штаба Сидоровичем отдает последние распоряжения. Оба заместителя Вольского — Синенко и Заев — уже в войсках. Первый «шефствует» над корпусом генерала Сахно, второй — над корпусом генерала Малахова.

Когда я вошел, Василий Тимофеевич, стараясь не выдать волнения, спросил:

— Ну как, технический бог, машины не подведут?

— Не должны, товарищ генерал. Правда, беспокоится комбриг двадцать пятой Станиславский. Часть машин из ремзаводов он получил накануне выхода, их даже осмотреть как следует не успели. Да и на марше некоторые подвели...

— Значит, не зря беспокоится?

— Не зря. Но большинство дефектов мы все же успели устранить. Приезжали вызванные мной по рекламации заводские мастера. А вот на машинах, поступивших последним эшелоном, ничего сделать не удалось.

Ответив на все вопросы Вольского, я пошел к операторам, чтобы еще раз уточнить поставленную командующим задачу. Она сводилась к следующему.

Силы армии развернуть на участке Макув — Корнево — Гольмин (шириною 16 километров), имея главную группировку на правом фланге. Здесь будет действовать танковый корпус Сахно, а корпус Малахова — на левом фланге. 47-я механизированная бригада — второй эшелон — наступает за корпусом Сахно, который, обойдя Млаву, к утру 19 января должен овладеть Найденбургом. Тем временем корпус Малахова, тоже обойдя Млаву, должен захватить Дзялдово.

Военный совет беспокоило одно обстоятельство: удастся осуществить «чистый» прорыв, в который, как в проран громадной плотины, хлынет танковая лавина, или же придется «дорывать», таранить сломанную, но все еще живую оборону фашистов?

Ответ на этот важный вопрос можно было получить только в бою. Корпуса, бригады, полки, батальоны армии готовы. Готовы и ремонтники — верные друзья и соратники танкистов.

Но всякому ожиданию когда-то приходит конец. И вот в минуты, когда напряжение в войсках достигло высшей точки, поступила команда. Танки тронулись с места. Передовые отряды головных бригад начали постепенно, словно прощупывая дорогу, выдвигаться вперед. Машины уходили в снежную дымку и становились невидимыми, а усилившаяся поземка быстро заметала следы гусениц. В первом эшелоне корпуса генерала Сахно пошли 183-я и 178-я бригады, а в корпусе генерала Малахова — 25-я и 31-я бригады. Их роль коротко, но выразительно определил Вольский:

— Сегодня им предстоит схватиться с войсками второй армии немцев. Противник серьезный — старый и опытный фашистский волк генерал-полковник Вейс.

— Главное в том, — продолжил его мысль Сидорович, — что Восточную Пруссию гитлеровцы будут защищать любой ценой. Мы, безусловно, встретимся со многими неожиданностями. Гитлер и его генералы понимают, что потерять Восточную Пруссию — значит открыть путь на Берлин.

Мы все тоже понимали это и чувствовали как бы двойную ответственность — военную и политическую.

К трем часам дня войска нашей армии прошли боевые порядки 53-го корпуса 48-й армии и с ходу атаковали противника на рубеже Залесе — Колячково — Полуки. Корпус Малахова на левом фланге сбил уже гитлеровцев, дезорганизованных пехотой, и передовыми отрядами начал продвигаться в направлении города Дзялдово.

10-й корпус встретил ожесточенное сопротивление. Но первые трудности, грозившие спутать все планы, генерал Сахно воспринял спокойно, что меня даже несколько удивило. Помню, как только началась атака, я приехал на КП комкора — он разместился на краю хутора, в небольшом двухкомнатном домике, стены которого были оклеены старыми газетами и картинками из журналов. В первой комнате сгрудились офицеры и телефонисты, во второй — над расстеленной на походном столике картой склонились генералы Синенко и Сахно. Они внимательно слушали радиста, передававшего донесение командира 183-й бригады о том, что со стороны населенных пунктов Красное и Козин немцы контратакуют крупными силами. Сахно внешне бесстрастно выслушал донесение, посоветовался с Синенко, а затем медленно и спокойно сказал радисту:

— Передайте комбригу приказ — развернуть самоходно-артиллерийский полк.

Донесения по радио поступали непрерывно, и из них можно было понять, что ожесточение боя нарастает с каждой минутой. Стремясь задержать движение наших танков, гитлеровская пехота с танками и штурмовыми орудиями бросалась в контратаки, однако каждый раз откатывалась, неся потери.

...После двухчасового упорного боя сопротивление противника было сломлено; он начал отходить, прикрываясь сильными заслонами. Но танкисты Сахно сбивали их и упорно продвигались к Млаве. Бои продолжались и ночью. К утру 18 января корпус достиг внешнего обвода Млавского узла обороны. Гарнизон отбивался. Тогда Вольский приказал обойти город с востока и запада и перерезать все дороги. Танковые клещи охватили Млаву. Тем временем корпус Малахова достиг Дзялдово и коротким ударом овладел городом.

Вечером на КП армии Сидорович с чувством удовлетворения докладывал первые итоги операции. Главное заключалось в том, что все пути отхода противника из Млавы были отрезаны, а гарнизон плотно блокирован.

Разглядывая карту, Вольский, не скрывая удовольствия, заметил:

— Красивые клещи! Еще два-три таких обхвата, и мы будем под Толькемитом... Где сейчас пехота?

— Подходит к внешнему обводу, — ответил Сидорович. — Синенко уже налаживает взаимодействие, чтобы обеспечить успех ночного штурма.

— Это хорошо, пехоте надо помочь.

Вскоре из передовых частей приехал начальник политотдела армии полковник А. М. Костылев. Он лично наблюдал, как дрались танкисты, беседовал со многими политработниками и полон впечатлений.

— Действительно, война рождает героев, — сказал он, присаживаясь к походному столику. — На какое самопожертвование способен советский человек!.. Вот хотя бы экипаж лейтенанта Максаева из сто семьдесят восьмой танковой бригады. В районе местечка Зелени немцы огрызались, стараясь задержать наши части. Танк Максаева на большой скорости врезался в боевые порядки и на виду у товарищей начал бить фашистов из пулеметов и давить гусеницами. Через несколько минут Максаев пробился на шоссе, в полукилометре от переднего края, атаковал колонну автомашин и автобусов, но вскоре пропал из виду.

Заинтересовавшись этим эпизодом, Сидорович нетерпеливо спросил:

— А дальше?.. Дальше!..

Костылев нахмурился:

— Что ж дальше... Война!.. Когда бригада отбросила немцев от местечка, танкисты нашли сгоревшую машину Максаева. Она стояла в глубоком кювете со сброшенной гусеницей, а вокруг валялись трупы гитлеровцев и исковерканные автомашины.

Александр Михайлович полистал блокнот, а потом продолжал:

— Говорят, радостной и в то же время исключительно тяжелой была встреча с узниками дзялдовского лагеря. Батальон майора Туз первым ворвался в Дзялдово. По данным разведки, майор знал, что в городе два концлагеря, в которых томится 15 тысяч русских и поляков, в том числе и советские военнопленные. Эсэсовцы, отступая, обычно уничтожали пленников, сжигали или взрывали бараки. Поэтому Туз поспешил на поиски. Скоро перед танкистами выросли мрачные плоские постройки, опутанные колючей проволокой. Через минуту проволока была смята гусеницами, столбы и вышки повалены, а эсэсовская охрана уничтожена. Поддерживая друг друга, перед танкистами появились изможденные люди в полосатых костюмах. Они обнимали своих освободителей, а те украдкой смахивали скупые солдатские слезы.

После рассказа Костылева на КП несколько минут стояла необычная тишина.

...В ночь на 19 января генерал Синенко, усталый, но довольный, возбужденно докладывал командарму:

— Млавский гарнизон немцев защищался отчаянно. Сколько было контратак, и сказать трудно. Однако наши танкисты и пехотинцы ворвались в город с нескольких сторон. Сейчас уличные бои идут в центре Млавы.

Утром войска 48-й армии при поддержке танкистов корпуса Сахно полностью очистили город от фашистов. Часть вражеского гарнизона была уничтожена, часть разбежалась под покровом ночи, многие сдались в плен.

После взятия Млавы я сразу выехал в ремонтные подразделения, расположившиеся южнее города. Боевые стычки продолжались, вспыхивая то здесь, то там. Я стал свидетелем дуэли артиллеристов с фашистской батареей самоходных штурмовых орудий.

Наш артиллерийский дивизион уже собирался сниматься с огневых позиций, когда в ближайшем перелеске загудели танковые моторы. Командир фланговой батареи, стоявшей у дороги, насторожился и приказал развернуться в направлении лесочка. Расчеты едва успели исполнить эту команду, как показались четыре самоходки. Набирая скорость и ведя огонь, они ринулись на батарею. Не более полутора минут потребовалось самоходкам, чтобы вплотную приблизиться к огневым позициям. Но еще меньше времени понадобилось нашим артиллеристам, взявшим врага на прицел. Два выстрела слились в один. Головная немецкая машина остановилась, из ее корпуса повалили клубы дыма, взвился столб пламени, сильный взрыв потряс воздух.

Вторая самоходка, описав причудливую кривую, уперлась в развороченный взрывом корпус передней и тоже загорелась. Из двух оставшихся выскочили гитлеровцы: видя, что машинам не уйти от артиллеристов, экипажи попытались воспользоваться глубоким кюветом и спастись в лесу.

Я дождался, пока отстрочили автоматные очереди, и поехал осмотреть фашистские машины. Две головные самоходки уже догорали, зато две другие оказались совершенно исправными, имели комплект боеприпасов и почти полные баки горючего. Лушников поспешил дозаправить «виллис», а подошедшие артиллеристы начали осматривать трофеи. Резко выделялись на снегу мертвые гитлеровцы в черных байковых костюмах с курсантскими погонами и свастикой. Я вспомнил слова Вольского перед наступлением: «Учти, Галкин, в Млаве у гитлеровцев самоходное училище. Не забудь осмотреть его. Нет ли там чего полезного?» И тут же приказал Лушникову:

— В Млаву!

Старинный польский город был сильно разрушен. По улицам бесконечным потоком двигались на северо-запад советские войска. Фашистское самоходное училище я разыскал без особого труда и сразу проехал в парки. Более двух десятков «боксов» с бетонированными полами и подъездами были распахнуты настежь. Напротив, за обширным, выложенным мелкой брусчаткой двором, тянулись складские помещения. Они были забиты всевозможными материалами, инструментом и запасными частями. А в одном из складов находилось более 1000 двадцатилитровых канистр с антифризом — незамерзающей смесью, необходимой для заправки радиаторов машин при низких температурах. Все было рассортировано и уложено с чисто немецкой аккуратностью. Особенно кстати пришлись сортовые стали различных марок, профилей и размеров, а также десятки тонн стального листа. Не лишним оказался слесарный и режущий инструмент.

Вернувшись, я приказал ремонтному отделу разместить в бывшем училище штаб 83-то батальона с ротой спецработ и хозяйственным взводом, а полевому складу бронетанкового имущества выслать туда начальника отделения.

Дня через три я снова заехал в училище, чтобы проверить, как ремонтники осваивают трофейное имущество. У входа в склад меня встретил старшина, заведующий хранилищем, и доложил, что все материалы взяты на учет.

— Размеры ходовые, старшина?

— Как по заказу, товарищ гвардии полковник.

— А с марками разобрались?

— С ними и разбираться нечего. Маркировка то вся наша. Фрицы, видать, вывезли сталь с наших складов чермета...

Материалов, захваченных на складах училища, нам хватило на всю операцию.