Танки возвращаются в бой

* * *

Шесть суток беспрерывно дрались танкисты, чтобы достичь Фрайнвальде. Танки и самоходки к этому времени уже прошли до 400 километров, израсходовав от 60 до 80 мото-часов, и требовали обязательного осмотра.

— Кремень люди у нас, Федор Иванович, — сказал член Военного совета Гришин, когда я доложил ему об этом. — Сталь и та устала, просит остановки и регулировки. А из солдат наших сказал хоть кто-нибудь, что ему нужен отдых?

— Нет, Петр Григорьевич, таких не нашлось. Люди готовы хоть пеший по-танковому воевать. Рвутся вперед. Будь на пути вода — поплывут, будь гора — перепрыгнут.

— Да, силен наш боец сознанием своего долга!

— А машинам все-таки придется дать отдых...

— Сколько же времени вам нужно?

— Обойдемся тремя-четырьмя часами. Прошприцуем ходовую часть, отрегулируем систему управления, устраним мелкие дефекты — и дальше.

— Лады, Федор Иванович. С командующим договоримся. Организуйте!..

23 января мы поочередно проверили все машины в обоих танковых корпусах. Удалось даже, не прекращая боевых действий, предоставить экипажам небольшой отдых.

Успех воодушевлял не только строевых командиров, но и техников. Они не отставали от боевых частей и старались как можно быстрее восстановить потери. В первую очередь брались за мелкие повреждения. А позади оставался ремонтный фонд, как называли в войсках машины, требовавшие восстановления. Части продвигались вперед, а ремфонд растягивался в тылу на десятки километров.

Первым забеспокоился Пустильников. Поминутно поправляя очки, он говорил нервно, возбужденно:

— Накапливаются и накапливаются машины среднего ремонта. Корпусные средства целиком переключились на текущий, а средний оставляют за спиной.

— По-вашему, Маер Израилевич, надо делать наоборот? Скорее латать машины с большим объемом работ, а с мелкими повреждениями повременить.

— Боже упаси! Я только докладываю, что у нас не хватает сил на восстановление дневных потерь. Ремфонд растет и растягивается по маршрутам. Бочагин до сих пор сидит под Млавой.

— Да, далековато отстал. Но меня сейчас беспокоит другое: есть много машин, координаты которых неизвестны Бочагину. Как искать их в болотах и канавах? Даже Денисов, наверное, не знает этих адресов.

Пуетильников порылся в бумагах.

— По данным Денисова, ему известны места восьми машин, тяжело застрявших в болотах.

— А по данным корпусов и армейских частей — четырнадцать. Значит, шесть заблудились. Приплюсуйте еще те, что неизвестны Бочагину...

— Старая история, — огорченно вздохнул Пуетильников. — Снова мы без средств управления. Снова ремонтники ездят по местам боев и сами разыскивают машины, теряя время. А ведь мы писали об этом в прошлом отчете...

— И еще напишем. Будем писать до тех пор, пока наше начальство в Москве не усвоит этого!

— Эвакуаторы и ремонтники, оставшись возле подбитых машин, теряют связь не только с войсками, а и с технической частью. Где кого искать? Как и куда добираться? Не от хорошей жизни отправляют они машины «в общем направлении». А у сопровождающего офицера или сержанта зачастую нет даже карты. Вот и бродят по дорогам в поисках своих частей уже отремонтированные танки да самоходки.

— Придется, как под Мемелем, организовать розыск и продвижение этих машин, — посоветовал я. — Это хоть немного облегчит положение. А в том, что вы абсолютно правы, я сам вчера убедился... Накануне натолкнулся на таких «кочевников». Ехал через какой-то поселок. На улицах ни души. Вижу, на площади три «тридцатьчетверки». Экипажи собрались у головной машины. Один, надвинув на лоб танковый шлем, что-то рассказывает и энергично жестикулирует, остальные смеются. Заметив меня, навстречу шагнул танкист в надвинутом на лоб шлеме.

— Товарищ полковник, группа танков из хозяйства Поколова возвращается с ремонта. Докладывает сержант Невеличко.

— Вы тут рассказывали что-то интересное, сержант?

Невеличко смутился, а выглянувший из-за его спины солдат маленького роста с черными искрящимися глазами выручил:

— Это, товарищ полковник, наш Василий Теркин.

— Василий, да не Теркин, — уточнил другой.

— Настроение у вас, вижу, хорошее. Но почему стоите? Разве в хозяйстве Поколова не нуждаются в машинах?

— Направление потеряли, — помрачнев, ответил Невеличко.

— А где офицер?

— Лейтенант со старшим сержантом пошли по этой улице проверить, правильно ли направление держим. — Он вытянул руку. — А то одна указка нас уже подвела: фрицы, видимо, ее нарочно перевернули. Вот мы и прибыли сюда вместо Дёйч-Эйлау. Указки сбиты или перевернуты, спросить некого...

— Разве у лейтенанта нет карты?

— Нет. Он из техников, им, говорит, не дают карт.

Не дожидаясь офицера, я объяснил сержанту, как проехать на Дёйч-Эйлау, и поспешил дальше.

Наш разговор с Пустильниковым прервал полковник Ирклей.

— Я только что из корпуса Малахова, — сказал Михаил Федорович, здороваясь. — Встречался с Белянчевым, побывал на базе у Гусева. Дела у них идут бойко, но у всех одна беда: много танков блуждают где-то, ищут своих.

— Мы с Пустильниковым только сейчас об этом говорили. Что поделаешь, радиосвязи нет. К тому же чужая территория. На своей земле население помогало бы, а здесь — ни указок, ни людей. Всех угнали фашисты. Решили было организовать объезд маршрутов, но это — долгая затея. Посидите пока здесь, а я попытаюсь достать самолет. Подумайте, кого из офицеров лучше послать. Нужно облетать весь «коридор», сесть около каждого обнаруженного танка, осмотреть его и нанести на карту.

Командующего я не застал, он только что выехал в войска. Член Военного совета сначала отнесся к моему предложению иронически, но потом все же приказал выделить самолет. Рано утром старший помощник начальника отдела ремонта инженер-майор Павел Федорович Овчаренко, вооружившись картой района боев и башенными номерами машин, вылетел на поиски. Одновременно группы офицеров из корпусов выехали по разным направлениям с таким же поручением.

Полет Овчаренко оказался нелегким, но результативным.

— Не у каждой машины можно было посадить самолет, — рассказывал он мне позже. — Глядишь, танк по башню залез в торфяник. Хоть бы кочку поблизости обнаружить... Приходилось садиться за километр-два, прямо на дороге или лесной поляне, а потом шагать на своих двоих и туда и обратно.

Высокий, слегка сутулый, Овчаренко обычно казался хмурым и не любил лишних слов. Но на сей раз он смотрел весело и рассказывал историю своего полета довольно подробно.

— В некоторых машинах остались по одному-два человека. Сидят несколько суток. Энзе доели, кое-как подкармливаются случайными трофеями. Меня встречали, как челюскинцы на льдине своих спасителей. Но я ведь без кухни припожаловал и табачку не прихватил — не курю... В одном месте садились на крохотную лесную полянку, шасси по вершинам деревьев чиркнуло. Ну, думаю, скапотируем. Однако обошлось...

— Сколько танков вы обнаружили?

— За два дня — двадцать три. Все координаты передал в штаб Бочагина и, конечно, капитану Денисову...

Справедливость требует признать, что наш противник более тщательно подготовился к управлению ремонтными частями в бою. Вот что, например, писал в книге «Танки, вперед» фашистский генерал Гудериан:

«В ходе самого боя ремонтные группы следовали непосредственно за своими ротами, с которыми они поддерживали радиосвязь. В задачу ремонтных групп входило оказание немедленной помощи всем танкам, отставшим вследствие каких-либо повреждений и находящимся в полосе наступления батальона. Об особых случаях они должны были докладывать начальнику инженерно-технической службы батальона... Еще в мирное время было предусмотрено оснащение ремонтных рот средневолновыми радиостанциями (подчеркнуто мною. — Ф.Г.). В ходе боевых действий это приобрело особо важное значение — ведь так часто подразделения полка оказывались на больших расстояниях друг от друга! И все же они не теряли связи даже на значительных расстояниях и в самых необычных обстоятельствах».

Думаю, что нам не грех взять у противника на вооружение то, что нужно и полезно нашим войскам.

За неделю боев эвакуаторы и ремонтники вернули в строй около 400 танков и самоходных орудий. Это составляло почти две трети того количества, которое было в армии перед началом наступления. Однако на поле боя еще оставались машины, нуждавшиеся в ремонте или эвакуации из болот и канав. Особенно трудно было с эвакуацией тяжелых танков. Проходимость у них довольно высокая, и танкисты смело шли по торфянистым задерненным участкам. Но, попадая в «окна», сорокашеститонная махина начинала буксовать и по башню погружалась в трясину. Тут уже не годились обычные эвакосредства — требовались тяжелый такелаж, тягачи и десятки кубометров леса. Этим хозяйством располагал капитан Денисов, но он не мог поспеть всюду и вскоре отстал.

Приехал я как-то в район Остероде — вижу группу людей и тракторы на железнодорожной насыпи: Денисов со своими эвакуаторами вытаскивает тяжелый танк, утонувший в трясине. Тросы лебедок медленно тянут машину, и она, толкая перед собой целую гору дерна, движется к насыпи. За кормой остается глубокая канава, заполняющаяся грязной вонючей водой. Выход из болота выложен толстыми сосновыми брусьями.

— А брусья откуда? — спрашиваю Денисова.

— На лесопилке заняли, — указал он на населенный пункт, расположенный в километре от насыпи.

— Разве там есть кто-нибудь?

— Нет, никого.

— С кем же вы думаете рассчитываться?

— С Гитлером в Берлине, если раньше концы не отдаст. На гроб пригодится.

— Самый лучший гроб ему — это лишний танк у нас. Сколько эвакуировали тяжело застрявших?

— Тащим двенадцатую, — шумно выдохнув воздух, сказал Денисов. — Почти все исправные...

Роты Беленева и Лобженидзе также эвакуировали более полусотни машин. Большинство из них после осмотра и небольших доделок сразу возвращались в свои части. Эта незаметная, но трудная работа помогла нашей армии сохранить боеспособность даже после недели ожесточенных боев. А наступление шло непрерывно. Перешагнув южную границу Восточной Пруссии, наши войска, не задерживаясь, продвигались вперед.

Командующий фронтом маршал Рокоссовский поставил армии задачу: захватив Остероде и Дёйч-Эйлау, продолжать наступление в северном направлении, к утру 24 января овладеть Эльбингом, Прейс-Холлянд, Мюльхаузеном и перехватить пути отхода немцев на запад. Выполняя приказ маршала, Вольский выдвинул на левый фланг мехбригаду Михайлова, которая во второй половине дня 23 января атаковала Прейс-Холлянд. Фашисты сопротивлялись. Разыгрался очень тяжелый бой. Михайлову пришлось бы туго, но «на огонек» свернула бригада Поколова и помогла овладеть городом.

Была решена судьба и Мюльхаузена. Корпус генерала Сахно, преследуя отступающих гитлеровцев, утром 24 января подошел к этому прусскому городу. Здесь скрещивались шесть шоссейных дорог. Они связывали Восточную Пруссию с Померанией, Данциг с Кенигсбергом и выходили на прибрежную магистраль Кенигсберг — Эльбинг. Разрубить этот узел — значило парализовать маневр гитлеровских резервов. Поэтому Военный совет торопил Сахно.

Сухощавый, по-строевому подтянутый, Сахно обладал неистощимой энергией и заражал ею своих подчиненных. Штабные офицеры и связные не отходили, а отлетали от генерала, выполняя его приказания. Беря трубку, он спокойно и четко отдавал распоряжения, не переставая делать пометки на своей видавшей виды карте.

Атака Мюльхаузена оказалась успешной. К полудню город был полностью очищен от гитлеровцев.

Танковый корпус Малахова, после того как окончательно освободил от противника район Дёйч-Эйлау, завернул дозаправиться в Заальфельд. Командиры бригад надеялись сделать здесь небольшую передышку, да не получилось: Малахов и Заев подняли и повели части на Эльбинг — второй по величине город Восточной Пруссии.

Во время этого стремительного марша — с боями и маневрами — отличился командир батальона из бригады Поколова коммунист капитан Дьяченко. Получив приказ перерезать прибрежную шоссейную дорогу севернее Эльбинга в районе Грос-Ребен, Дьяченко проявил незаурядную смелость, находчивость и разумную инициативу.

Предварительно намеченный путь далеко в обход Эльбинга оказался трудным и непроходимым для танков. Тогда Дьяченко изменил маршрут, рассчитывая, что Эльбинг он обойдет по кольцевым магистралям, и взял курс прямо на город. На больших скоростях батальон приблизился к внешним укреплениям Эльбинга, но обойти его с востока мешали заболоченные поля, а с запада — озера и канавы. Время истекало. И капитан принял единственно правильное решение: прорваться с востока на север прямо через город. Громадный, неизвестный вражеский город! Опасно? Да. Рискованно? Безусловно! Но и опасность, и риск можно свести к минимуму, если действовать разумно, а не очертя голову.

Из семи танков своего отряда Дьяченко выделил три лучших экипажа в разведгруппу. Командиром группы назначил младшего лейтенанта коммуниста Берегового, командирами танков — коммунистов Семенова, Исаева, Алейникова. За рычаги головной машины сел кандидат партии старший сержант Каменев. Три «тридцатьчетверки» ушли вперед.

Начало вечереть. Разведка неожиданно ворвалась в предместье Эльбинга, предварительно уничтожив на пути к городу два обоза, и обстреляла аэродром, на котором стояло 18 «мессершмиттов». Ни один из них не поднялся в воздух.

Несколько позднее к разведгруппе присоединился с остальными танками комбат Дьяченко, и советские машины, высекая траками гусениц искры из мостовых, пронеслись по улицам Эльбинга. Город мирно дремал. На площадях и в подъездах зажигались прикрытые колпаками электрические фонари. Двери кабачков и ресторанов, поминутно открываясь, пропускали неторопливых посетителей. Броские названия кинобоевиков пестрели на рекламных щитах.

Головная машина резко затормозила при выходе на большую центральную площадь. Здесь под наблюдением унтер-офицеров густой толпой прогуливались курсанты немецкого танкового училища.

«Делай, как я!» — подал команду Дьяченко и бросил свой танк на толпу курсантов и солдат. Пулеметные очереди раскололи воздух, отзываясь эхом в переулках и тупиках. Один танк подмял под гусеницы появившийся обоз. Другой раскрошил пушку, не успевшую выстрелить. Третий протаранил дверь ресторана, куда кинулись перепуганные гитлеровские офицеры...

Поднялась тревога, затрещали пистолетные и автоматные выстрелы... Только теперь фашисты сообразили, что произошло. Но было поздно... На площади и в узком лабиринте улочек грохотали пушки советских танков, сыпались, звеня, осколки оконных стекол. На некоторых перекрестках немцы попытались развернуть противотанковые орудия, но не все из них успевали выстрелить и попадали под гусеницы. Еще улочка, еще переулок, и наконец показалась пустынная северная окраина Эльбинга.

Так, прорвавшись через вражеский город, Дьяченко вышел в намеченный район и немедленно оседлал шоссейную и железную дороги.

Разрозненные группы гитлеровцев, в панике отступая, стремились прорваться на запад, но танкисты Дьяченко рассеивали их и прочно преграждали путь.

Более суток Дьяченко со своей небольшой группой удерживал занятый район, пока, наконец, совершив глубокий обход Эльбинга, подошли главные силы бригады Поколова. Она выполняла задачу передового отряда корпуса.

Корпус Малахова, встретив упорное сопротивление, 24 января перегруппировывался и готовился к наступлению на Эльбинг. А его передовой отряд тем временем, действуя вдоль побережья, совместно с разведчиками 1-го мотоциклетного полка ворвался в Толькемит — тоже крупный город на берегу Балтийского моря.

Так осуществился второй выход к морю. Он был тяжелее первого — октябрьского. Толькемит упорно обороняли отборные гитлеровские части. Чтобы сломить их сопротивление, потребовалось немало усилий, воинского мастерства, героизма и самоотверженной взаимной выручки.

Рядом с разведчиками мотоциклетного полка сражались лучшие люди его танковой роты: парторг Цинкалов, коммунисты старший лейтенант Гергиев, техник-лейтенант Борзинский, командир танка Лукьянчук. Девятнадцать попаданий выдержала броня танка Цинкалова и лишь после двадцатого загорелась. У парторга хватило выдержки отвести в укрытие объятую пламенем машину и спасти весь экипаж. В это время Гергиев ворвался в боевые порядки гитлеровцев и отвлек огонь на себя.

Тяжелые испытания выпали и на долю танкистов Поколова. И горючее, и снаряды — на исходе. Все пути к городу немцы держат под прицельным обстрелом. Автомашинам с грузами не прорваться.

— Опять выручил старший техник-лейтенант Губайдуллин, — рассказал мне позже инженер-майор Герчиков, заместитель Поколова. — Трижды проскакивал он на тягаче под сплошным огнем. Представляете, как обрадовались танкисты, когда Губайдуллин доставил им два десятка ящиков с боеприпасами, а потом бочки с горючим.

— Губайдуллин кадровый офицер? — спросил я Герчикова.

— Нет, перед войной закончил Казанский химико-технологический институт. Человек сугубо гражданский.

— Вот так химик!

— Он, товарищ инженер-полковник, не вылезает из тягача, на нем и ходит за боевыми порядками. Сколько подбитых танков из-под огня вытащил! Ни одной машины не дал добить. Собственно, они с командиром РТО капитаном Басиным на пару работают. Губайдуллин таскает, а Басин ремонтирует.

— Такими людьми надо дорожить. Вы не беседовали с Губайдуллиным — какие у него планы на будущее? Может быть, послать его на курсы по переподготовке и оставить в кадрах?

— Мечтает вернуться в Казань и работать по своей мирной специальности. Только какую-нибудь машину хочет приобрести, хотя бы мотоцикл. Своим ходом, говорит, из любой точки земного шара после войны поеду в родную Казань.

Действительно, после демобилизации Губайдуллнн на трофейном мотоцикле уехал прямо в Казань.

...25 января на побережье Балтийского моря в районе Грос-Ребен вышла и механизированная бригада полковника Михайлова. Бойцы двигались пешим порядком: ночью разыгрался такой буран, что автомашины застряли и их пришлось оставить.

Со времени ввода нашей армии в прорыв прошло восемь суток. Поставленная задача была выполнена: мы отрезали пути отхода восточнопрусской группировки противника на запад и плотно блокировали с востока Эльбинг. Теперь Восточную Пруссию от остальной территории Германии отделял двадцатикилометровый коридор.

Танкисты продвигались по 60–70 километров в сутки. Пехота, естественно, отставала. Отставали и ремонтники. Однако производственные темпы сумели приспособить к темпам наступления боевых частей: за эти же 8 суток вернули в строй 525 танков и самоходок.

С каждым днем управлять ремонтно-эвакуационными подразделениями становилось все сложнее. Они растянулись от Млавы до морского побережья на площади в 4000 квадратных километров. Сведения о местонахождении частей передавались в тылы с оказией или с офицерами технической службы, выезжавшими на ремонтные точки. Количество машин в строю, как правило, не совпадало с цифрами в сводках «на ходу», что вызывало путаницу и недоумение начальства.

24 января, когда К. М. Малахов готовил войска корпуса к наступлению на Эльбинг, мне позвонил старший лейтенант Ожогин:

— Командующий просит сведения о состоянии материальной части.

Вольский ходил по комнате, заложив руки за спину, и что-то диктовал Сидоровичу, сидевшему за картой с карандашами в руках. На лицах обоих генералов лежала тень усталости. Василий Тимофеевич всю ночь пробыл в войсках первого эшелона. А Георгий Степанович много часов не отходил от карты и аппаратов связи: докладывали и запрашивали войска.

Когда я вошел, Вольский остановился, испытующе, в упор поглядел на меня и спросил:

— Кто из вас путает?

— Прошу уточнить, товарищ командующий, не понимаю.

— И я ни черта не понимаю, поэтому вызвал вас. Сколько у Малахова танков?

— По последним данным, семьдесят два танка и САУ.

— И все на ходу?

— Я и докладываю о тех, что на ходу. Белянчев не дает непроверенных цифр.

— А по вашим данным, Георгий Степанович, сколько?

Начальник штаба заглянул в оперативную сводку и назвал в два раза меньшую цифру.

— Ну а вам кто передает данные? Тоже, наверное, цифры проверенные?

— Безусловно. Штаб корпуса суммирует донесения частей, а они дают точно, что в строю.

— Вот и разберись: у вас — в строю, у Галкина — на ходу. У обоих правильно. А где остальные?

— Василий Тимофеевич, за правильность своих данных ручаюсь, — заверил я. — Тут может быть только одно из двух: либо штабы задерживают машины для своей охраны, либо не позаботились собрать вышедшие из ремонта. Они уже на ходу, но не попали в боевые порядки.

— Что же вы предлагаете?

— Разрешите, я немедленно выеду и проверю каждую машину. Могу послать своего заместителя — полковника Ирклея.

— Посылайте полковника, а вас, Георгий Степанович, — повернулся командарм к Сидоровичу, — прошу связаться с Малаховым и уточнить еще раз.

— С Малаховым я только что говорил, он подтверждает данные штаба.

Не выходя от Вольского, я позвонил Ирклею и поручил ему срочно выехать в корпус для проверки. На следующий день Михаил Федорович докладывал:

— Вместе с Белянчевым отыскали все танки, только чуть не поплатились головой.

— За что, за танки?

— Нет, за фашистский самолет.

— Так вы что же, фашистские самолеты разыскивали?

— Они сами нас нашли. Лазим мы по переднему краю, танки считаем, а «мессера» тут как тут. Один обнаглел, пикирует на нашу зенитку. Зенитчики оказались не из пугливых, встретили его как положено и раскололи пополам. Голова полетела в сторону, а фюзеляж с хвостом прямо на нас. Едва уклонились: в нескольких метрах упал.

— Повезло, значит. Ну, а где же танки?

— Большинство в бригадах, а некоторые — то штабы охраняют, то еще какую-нибудь задачу выполняют. В общем, больше пятнадцати находится в расположении корпуса да столько же на дорогах болтаются. Из ремонта вышли, в сведения их включили, а разыскать и подтянуть никто не побеспокоился.

— И сейчас еще блуждают?

— Нет. Белянчев выслал из бригад офицеров. Теперь, наверное, уже подтянули.

Вечером я посоветовался с Сидоровичем, и мы решили обязать бригады и корпуса давать все сводки о наличии и состоянии танков и САУ за двумя подписями — начальника штаба и заместителя по технической части. Условились также отдельно показывать количество машин «в строю» и «на ходу» (такой порядок сохранился до конца боев). А корпуса получили указания — иметь при технической части дежурного офицера связи.

Люди продолжали трудиться круглые сутки, однако количество машин, требующих среднего ремонта, все увеличивалось. 25 января, когда армия вышла к Балтийскому морю, на сборных пунктах, растянувшихся почти от Млавы до Эльбинга, скопилось более 50 машин. Восстанавливались только 25 из них. Кроме того, предстояло эвакуировать из канав и с заболоченных участков 21 машину.

По-прежнему напряженно работали начальник отдела снабжения инженер-подполковник Иванов и его помощники инженер-майор Тимченко с капитаном Пилюгиным. Благодаря их заботе летучка склада регулярно пополнялась агрегатами, которые тут же поступали в ремонтные подразделения.