Танки возвращаются в бой

* * *

Метет поземка. Упругий зимний ветер сгоняет с полей снежок. Белая пыль покрывает неглубокие овражки и колеи проселочных дорог, засыпает заросшие бурьяном обочины.

Наш «виллис» то и дело упирается передней осью, а то и радиатором в снежные сугробы и с ходу пробивает их. Из туманной дымки сероватых облаков временами проглядывает бронзовый диск солнца.

— А солнце-то с ушами, — замечает Лушников. — Старики говорят — к морозу.

— Куда еще морознее! Сегодня около двадцати. Для здешних мест это редкость. Есть ли у тебя, кстати, лопата? А то застрянем на обратном пути и Новый год будем встречать на дороге.

— Лопата всегда с собой, товарищ полковник, а для Нового года я прихватил две, — откликается Лушников.

В танковую бригаду Поколова, где сконцентрированы основные силы ремонтного батальона Бочагина, мы добрались к полудню. В лесу тлеют костры, прикрываемые кронами сосен. В некоторых местах над кострами темнеют железные противни на ножках. Борты у противней высокие: на днище вода, а над водой решетка, на которой лежит монтажный инструмент.

Танки хорошо рассредоточены. Метров через 40–50 то тут, то там просвечивают меж соснами их оголенные корпуса: они установлены на толстых сосновых стульчаках, без гусениц, без подвесок, а в ряде случаев и без башни. Между деревьями проворно маневрирует подвижный легкий кран-стрела. В одном месте он тащит из танка двигатель или коробку передач, в другом, наоборот, опускает уже готовый к установке новый агрегат. — Вира! — слышится за соседней сосной хрипловатый голос. — Вира, тебе говорят! Ты что, не понимаешь русского языка?

— Конечно, не понимает, — перебивает другой голос. — Не моряк он, а шофер. Ни «вира», ни «майна» ему не известны. Командуй по-русски, моряк сухопутный!..

— Старшина Ордынцев, помогите им, — приказывает стоящий рядом со мной командир 1-й ремонтной роты капитан Курдюмов.

Ордынцев исполняет обязанности техника. Он быстро идет к танку, около которого стоит кран-стрела, внимательно осматривает, освобождены ли все точки крепления, и только после этого подает команду. Через несколько секунд коробка передач, плавно выйдя из корпуса танка, повисает в воздухе. Следующим движением крановщик опускает коробку на подготовленный стеллаж и уводит кран к другой машине.

Второй подъемный кран более мощный: он свободно справляется с танковыми башнями.

Всюду, куда ни глянь, люди в черных блестящих куртках и таких же брюках. Это костюмы ТОЗ — опытное рабочее обмундирование. Перед моим отъездом из Москвы генерал Мельник обещал прислать 250 пар и слово свое сдержал.

— Прекрасная вещь, товарищ полковник, — говорит комбат Бочагин. — Предохраняет и от масла, и от сырости, да и ветер не продувает. К тому же фланелевая подкладка хорошо греет.

Бригады ремонтников, техники, механики-регулировщики, танковые экипажи — все слились в единый дружный коллектив. Бои приближаются, и цель у всех одна — дать войскам больше танков.

Мне сказали, что бригада коммуниста Волосухина за пять дней капитально отремонтировала две машины. Подходим к его рабочей площадке. Инструмент подогревается, вокруг танка снег расчищен до земли. Трудятся молча, только изредка слышишь: «подай ключ на девятнадцать», или: «возьми левый на себя».

Увидев нас, бригадир вылезает из машины и с гордостью говорит:

— У нас еще три танка в заделе, если агрегаты не задержат, скоро и они пойдут на обкатку.

Руки бригадира кровоточат, и он, разговаривая со мной, старается прижимать их к бедрам.

— Почему работаете без рукавиц?

— В рукавицах ведь не всюду доберешься, — смущенно отвечает Волосухин, — Когда крупный крепеж, еще ничего, можно, а с мелким в рукавицах одна маята.

Старший техник-лейтенант Казак показал на двух ремонтников, устанавливавших мотор. Оба вспотели, и от них шел на морозе пар.

— Это наши передовики — Лебедев и Парамонов, — сказал Казак. — Вчера вдвоем за семь часов заменили двигатель, сейчас устанавливают второй. Вся бригада отличная.

Лебедев мой старый знакомый. Это он у реки Миния просил меня разрешить восстановить «фрица».

— В лесу — благодать, не то что в болоте да под огнем!

— Огонь еще впереди, — напомнил я.

— Это мы знаем, товарищ гвардии полковник. Придется, и под огнем опять поработаем, а пока лесным воздухом подышим.

С Лебедевым соревнуется коммунист Нашин — специалист по установке и регулировке коробок передач. Все, что ему поручают, он делает вдвое быстрее других. Лебедев «гонится» за Нашиным и дает 200 процентов нормы.

Старший техник-лейтенант Казак все время в движении: он старается побывать в каждой бригаде и не только контролирует, а, где надо, и помогает. Часто залезает в танки, проверяет затяжку болтов и гаек, регулировку каждой тяги. Прежде чем предъявить готовую машину отделению технического контроля, Казак непременно проверяет ее на месте и в пробеге.

Очень понравилось мне, что и Казак, и парторг роты Гусев, и комбат Бочагин меньше всего говорили о себе, зато с большим воодушевлением рассказывали о подчиненных. Значит, уважали их, верили в силы и способности своего коллектива.

«Бригады Коновалова и Азарчука соревнуются, и ни одна не подведет».

«Полущенко, Лаврин, Иванов на открытом партийном собрании дали слово, что к двенадцатому января выполнят все задания. И слово свое сдержат».

«А Новицкий и Соловьев! За них начальник контроля Ермаков спокоен — машины можно сразу отправлять в части».

Признаться, от обилия фамилий и характеристик у меня, как говорится, зарябило в глазах. Но одно было ясно: работа ремонтников заслуживала самой высокой оценки.

— Ну, а с питанием как? — спросил я старшину Верховода.

— Все в порядке, товарищ полковник, — ответил он и, лукаво сощурившись, добавил: — Только с согревательным плохо. На холоде целые сутки работаем, застываем. Не грех бы погреться...

— Разве костры не греют?

— Да костры что! Они только сверху греют. А отошел, и все тепло сдуло. Нужно бы нутро погреть, оно дольше тепло держит.

Я вопросительно посмотрел на Бочагина.

— Не дают, товарищ полковник, говорят, не положено, раз армия на формировании. А ведь ремонтникам сейчас не легче, чем в бою.

На краю широкой просеки, в пологом овражке, развернулась рота специальных работ. Машины с механическим оборудованием уткнулись радиаторами в капониры, вырытые в береге. К каждой из них тянется кабель от подвижной электростанции, укрытой здесь же, в овраге.

На электростанции хозяйничает старшина Иван Иванович Вырва. Станция работает почти круглые сутки, но Вырва никому не доверяет дежурство и трудится по две смены.

— Когда была запасная станция, тогда другое дело, — степенно рассуждает он. — А сейчас запасная ушла в другую танковую бригаду. Неровен час, проглядит сменщик, попортится что... Тогда все механическое оборудование встанет. Нет, уж лучше я сам помаюсь.

В этих нескольких словах — облик фронтовика и мастерового. И таких здесь много.

Неподалеку развернулись зарядно-аккумуляторная станция и походная кузница. А рядом с ними то и дело вспыхивают голубые зарницы электросварки. Разбрызгивая искры, сварщики наращивают металл на изношенные детали. Здесь же заваривают поврежденные топливные баки, предварительно обработанные паром. Из старых бензиновых бочек мастерят подкрылки для танков.

В общем, это самый шумный и самый красочный уголок «завода в лесу». Стук кузнечных молотов перекликается с заливистым треском зарядного агрегата, а ворчливый говор электромоторов — с пронзительным свистом притупившегося резца. Отделение механических работ изготавливает тысячи болтов, гаек, различных других нормалей и даже шайб.

В небольшом закутке, прикрытом еловыми лапками, лежат баллоны для сжатого воздуха. Рядом походная компрессорная станция. Пока мы беседуем, прикидывая, сколько сотен баллонов нужно будет зарядить, к нам подходит ремонтник. Он в рабочей куртке, погон не видно.

— Старший сержант Сережичев. Разрешите обратиться к командиру роты?

— Обращайтесь.

— Товарищ капитан, баллоны не готовы, а мне вечером машину сдавать. Завтра подоспеет другая в пробег, и тоже без баллонов. Как прикажете?

«Верно, доняли их эти баллоны, коль Сережичев не выдержал и в моем присутствии говорит о них», — подумал я.

Бочагин впился глазами в стоящего навытяжку Сережичева. На переносице комбата легли две глубокие складки.

— Баллоны будут, товарищ полковник. Приболел начальник компрессорной станции. Сейчас же выделим другого.

Выходим на бугорок. Отсюда, сквозь частокол стволов сосен, видны почти все рабочие места.

— Завод! — с гордостью говорит командир ремонтной роты капитан Курдюмов.

И действительно, то, что раскинулось перед глазами, похоже на настоящий завод, только без стен, разделяющих цехи, и без крыши, защищающей от дождя и снега. Несмолкающий шум эхом разносится по лесу. Мелькают фигуры в спецовках... Под ногами вместо брусчатки утоптанный, потерявший белизну снег. А над головой кроны деревьев да куски пасмурного зимнего неба. Временами налетает пронизывающий ветер. Он леденит руки и лицо. Хлопьями валит снег. Но работа кипит днем и ночью. Когда лес окутывает темнота, ремонтники зажигают под брезентами переносные лампы и гасят костры. Работать становится труднее. А январской ночи, кажется, не будет конца.

Особенно достается техникам. Командиры взводов Суменков, Елфимов, Косых в течение суток подменяют один другого, чтоб хоть немного прикорнуть в натопленной палатке или в кузове летучки. А вот заместителям командиров рот по технической части Казаку, Костромину и Скобареву не всегда удается и это. Они персонально отвечают за строгое соблюдение всех технических условий и обязаны проверить каждую деталь, прежде чем ее установят на место.

Ежедневно из этих лесных цехов выходят на сдаточный пробег боевые машины. 50 километров — никак не меньше! За рычаги садится начальник ОТК капитан Ермаков. Сотни танков прошли через его руки; он научился распознавать любые дефекты в агрегатах. Рядом с начальником ОТК штатный механик-водитель: он участвовал в ремонте и тоже будет пробовать машину на ходу. Ведь не сегодня-завтра механик поведет ее в бой.

Возвращаясь к «виллису», я встретил капитана Ермакова. Лицо его раскраснелось, на ресницах блестели еще не растаявшие ледяные капли, на танковом шлеме плотно утрамбовался слой снега. Начальник ОТК только что закончил приемку «тридцатьчетверки».

— Восемнадцатая машина, — сообщил он. — В заделе еще пятнадцать. Но двигателей не хватает. Сегодня взяли со склада последние пять, а запасные еще не прибыли...

Вечером, докладывая Вольскому о ходе ремонта, я упомянул о просьбе старшины Верховода насчет «согревательного». Василий Тимофеевич усмехнулся и написал на моей докладной:

«Генералу Потапову. Сергей Степанович! Водки нужно дать обязательно. Да еще сальца бы им».

На следующий день ремонтники обедали с «наркомовской нормой» и закусывали соленым свиным салом.

В двух километрах севернее батальона Бочагина, в этом же лесу, развернулась 169-я ремонтная база танкового корпуса Малахова. Белянчев, ставший на днях инженер-подполковником, не зря еще в ноябре предложил на должность начальника корпусной базы бывшего командира РТО танковой бригады инженер-капитана Гусева. Молодой энергичный офицер оказался не только хорошим инженером, а и рачительным хозяином. Он и его заместитель старший техник-лейтенант Розенберг своевременно подготовили коллектив к ответственной, срочной работе и, как видно, неплохо справляются с ней.

Белянчева я застал у «тридцатьчетверки», которую готовили к испытательному пробегу. Невдалеке от нее на сосновых стульчаках виднелся еще один броневой корпус. Все агрегаты из него вынуты, ходовая часть разобрана. Под корпусом, лежа на спине, ведет потолочную сварку рядовой Приходько.

Капли плавящегося металла падают то в снег, то на тужурку сварщика. Но прорезиненная ткань предохраняет от ожогов. К тому же упавшие капли быстро застывают и, как дробинки, скатываются в снег.

— Боюсь, чтобы мы не сорвали сроки ремонта из-за нехватки моторов, — начал разговор Белянчев.

— Погодите, Николай Петрович, — перебил я. — Во-первых, прошу вас и Гусева принять поздравление с наступающим Новым годом. А во-вторых, у вас лично, товарищ подполковник, второй праздник — новое звание. Добрые люди по такому случаю в «Метрополь» приглашают, а он о моторах, которыми мы с Ивановым стали уже бредить по ночам.

Белянчев, как всегда, смущенно краснеет и подает какие-то знаки Гусеву.

— Ну вот, теперь понятно, — говорю я, заметив его жесты. — Только уж давайте сегодня не будем беспокоиться. Обмоем звездочки условно, а практически отложим до более благоприятного случая. Мне еще от вас нужно проехать к Павлову.

Инженер-капитан Гусев повел нас по «точкам».

— Приходится в большинстве случаев полностью демонтировать агрегаты и, по существу, делать не средний, а капитальный ремонт. Очень большой износ.

Под перекладиной, уложенной в разветвление двух сосен, стояла самоходка без вооружения. На коротышах у гусеницы лежали две пушки.

— Бригада Мужикова меняет пушку, — пояснил Гусев. — Людям, правда, уже положено отдыхать. Да пришлось побеспокоить, работа очень срочная.

С пучком электропроводов, протянутых через тонкостенную металлическую трубку, мимо проходил электрик Петрюк.

— Проводки хватит? Обойдемся?

— Обойдемся, — степенно ответил электрик.

— Все комплекты уже подготовлены, — дополнил Гусев. — Петрюк тщательно выбраковал всю дефектную электропроводку и сейчас обновляет ее.

Иван Федорович Гусев — инженер-электрик, поэтому часто заглядывает в закуток Петрюка: что подскажет, что проверит. Впрочем, солдат работает на совесть, он влюблен в свою специальность.

— Как качество ремонта? — спросил я мастера ОТК старшего сержанта Кривошейкина.

— Плохих не принимаем. В ремонте участвует экипаж. А уж танкисты лучше нас знают, что значит в бою исправная машина.

— Сколько танков приняли окончательно?

— Восемь. На пробег пойдет девятый. В заделе еще двенадцать.

— Что же, Николай Петрович, кончатся моторы, работу не останавливайте. Гоните все до мотора, а как только получим, возьмемся за их установку. Так уже делает и Бочагин.

«Моторы, моторы, — думал я по пути в 25-ю танковую бригаду Б. Г. Павлова. — А вдруг задержится их доставка? Восьмой ПТАРЗ мы уже обобрали. Фронт дал все, что мог, а вот Москва кормит пока обещаниями. Сорвем ремонт, не поспеем к бою...»

Павлову не повезло: 25-я танковая бригада получила на укомплектование большинство машин из капитального ремонта с заводов ГУРТКА. Они имели двигатели с 80-часовым запасом моторесурсов и к тому же множество мелких дефектов и недоделок. Пока эти машины перегоняли в расположение частей, несколько остановилось в пути из-за поломок: потребовался ремонт. Это насторожило техников. Нужно было организовать, что называется, поголовный осмотр всех машин, пришедших с ремонтных заводов. Борису Григорьевичу, хочешь или нет, пришлось переключить на эту работу весь ремонтный взвод РТО.

Командир РТО капитан Цикулов и его заместитель инженер-капитан Гринберг встали в тупик. Все силы и средства вначале они распределили так, чтобы отремонтировать танки, оставшиеся от прошлой операции. А практически получилась двойная нагрузка.

Когда я пришел на ремонтную площадку, Павлова трудно было отличить от ремонтников. Вместе с командиром ремонтного отделения старшим сержантом Кочетковым и рядовым Лапыгиным он исправлял топливный насос, снятый с танкового двигателя.

— Пополненьице получили, товарищ инженер-полковник! — хмуро сказал Павлов. — Не знаем, кого и благодарить? Моторы живым топливом плюются и не тянут.

— Кого благодарить, установить не трудно. Поглядите в формуляр, и секрет откроется. А много ли таких машин?

— Пока обнаружили две. Да мы не волнуемся, наверное, еще найдутся, — невесело сострил Павлов.

Прощаясь с Павловым, я очень опасался, что он тоже попросит двигателей. Однако этого не случилось.

В 10-м танковом корпусе развернулась 171-я база. Приехавший оттуда М. Ф. Ирклей сообщил, что о начальнике базы майоре Данелюке и его заместителе Нечаеве у него сложилось хорошее впечатление. Различные агрегаты у них есть, но опять-таки не хватает двигателей.

Да, отсутствие двигателей стало нашей бедой. 3 января было уже отремонтировано 90 машин, но оставалось закончить еще не менее сотни. Многие стояли в ожидании двигателей. Где их взять?

Обещания Главного управления ремонта танков остались только обещаниями. Пока генерал Вольский находился в Москве, его успокаивали: все, мол, получите. Но как только Вольский уехал, управление замолчало. После многих настойчивых звонков и телеграмм отозвалось управление снабжения. Нам сообщили, что из ближайшего к фронту склада вышла колонна автомашин с двигателями, коробками передач и другими дефицитными для нас агрегатами.

По расчетам, колонна должна была прибыть в расположение армии не позднее 4 января, но ни 5-го, ни 6-го она не появилась. Обстановка становилась все более напряженной. Василий Тимофеевич чуть не каждый час вызывал Москву и настаивал: «Давайте моторы. Срывается ремонт!» Генерал Кривоконев надрывался у «ВЧ»: «Срочно шлите двигатели. Ремонт срывается!..» Но оба генерала получали один и тот же ответ: «Колонна будет завтра».

Получалось, что мы сами невольно глушили самоотверженность и энтузиазм ремонтников. Армейская газета «На штурм» опубликовала открытое письмо бригадира коммуниста Новицкого с призывом в срок и качественно выполнить задание командования. Старший сержант Новицкий от имени бригады дал слово вести ремонт с опережением графика. 7 января бригада установила последний двигатель, не зная, что больше их нет.

Я пошел к члену Военного совета Гришину и показал газету:

— Что делать? Снизу нас подпирают, а сверху только обещают. Начинаю сомневаться в реальном существовании этой колонны... Может быть, она переадресована? Ведь такие случаи уже бывали.

— Далеко ли от нас до ближайшего центрального склада?

— Километров триста.

— Значит, для хороших шоферов сутки пути да еще сутки на погрузку... Поговорю с членом Военного совета фронта. Сорвать ремонт мы не позволим!

Вечером на самолете прилетел представитель управления снабжения — юркий человек в гражданском. На вопрос, зачем он приехал, если известно, что транспорт в армии не появлялся, представитель с апломбом ответил:

— С самолета буду искать автоколонну на дорогах.

Его не смутило, когда я сказал, что наши летчики уже обследовали все дороги на 200 километров вокруг.

На следующий день московский посланец исчез, и это укрепило нашу уверенность в том, что автоколонны, которую армия ожидала около недели, в природе не существует. Только звонок Гришина в Военный совет фронта положил конец бесплодным ожиданиям. Вечером прибыл железнодорожный транспорт с двигателями и коробками передач, отгруженными наконец Главным управлением с ближайшего центрального склада.

Теперь у нас буквально закипела работа. Всю ночь и часть следующего дня Иванов, все офицеры отдела снабжения вместе со складской командой разгружали агрегаты и прямо из вагонов раздавали их ремонтным частям.

Перед всеми нами, перед политорганами, партийными и комсомольскими коллективами встала неотложная задача — организовать дело так, чтобы за три-четыре дня поставить двигатели и закончить ремонт всех оставшихся машин.

Работники политотдела армии и 29-го корпуса пошли в ремонтные подразделения Бочагина и Гусева. Ночью они провели короткие партийные собрания. Во всех бригадах прочитали письмо бригадира Новицкого.

— Мы в хвосте не будем, — решительно заявил старший сержант Сережичев, когда парторг закончил читать письмо, — Пошли, ребята!

11 января 1945 года у командарма собрались его заместители и начальник штаба. Всех интересовал один вопрос: как дела с ремонтом? Выслушав мой короткий доклад, Вольский сказал:

— Время на исходе. Нажимай, Федор Иванович, как только сможешь!

Я посчитал неудобным уточнять сроки и тут же снова выехал к ремонтникам.

В эти последние перед боями ночи ремонтники почти не отдыхали; не отходили от танков инженеры и техники. Начальник ОТК инженер-капитан Ермаков гнал на контрольный пробег сразу по три машины, пересаживаясь с одной на другую. Воля и настойчивость людей победили. Сроки сокращались. Там, где обычно требовались сутки, работа выполнялась за шесть-семь часов. В «молниях», появлявшихся то на броневом корпусе танка, то на стволе сосны у рабочего места, упоминались бригады Сережичева, Новицкого, Азарчука, Волосухина и других.

— Иванов зашивается, — озабоченно предупредил меня Ирклей. — К нам идут эшелон за эшелоном. Все офицеры-снабженцы заняты встречей и разгрузкой танков. Снабжением на время боев заниматься некому. Не лучше ли Иванова и его помощников освободить — пусть готовят запасы на операцию.

Так мы и сделали. По установленному графику части стали сами высылать офицеров для встречи эшелонов с танками и самоходками. В сутки иногда прибывало по нескольку составов. Встречали их не на станции разгрузки, а за два-три пролета до нее. В эти пункты мы заблаговременно завезли водомаслогрейки, а на одну из станций даже подогнали заправочный паровоз. Это дало возможность заправлять двигатели горячей водой и маслом еще в пути, заранее заводить их. К станции машины приходили уже прогретыми, а это значительно ускоряло разгрузку и предохраняло двигатели от аварий.

Сроки готовности приближались, а вместе с этим прибавлялось и работы. Новые экипажи, приходившие в составе маршевых рот или «россыпью», зачастую небыли сколочены. Механики-водители иногда имели всего четыре-пять часов навода, а башнеры ни разу не стреляли боевыми снарядами. Поэтому после разгрузки и передачи машин и экипажей в части предстояло еще много потрудиться. В очень ограниченное время нужно было подготовить механиков-водителей, дать им максимально возможную практику, провести стрельбы, сколотить экипажи, взводы и роты.

Заботы техников ограничивались подготовкой водителей, а остальное легло на плечи генерала Заева. Целыми сутками Дмитрий Иванович ездил из части в часть, из соединения в соединение. Проводил показные занятия, поверочные стрельбы, инструктировал офицеров по тактике.

К 13 января из 181 машины в ремонте осталось всего 12, а 169 вошли в строевые расчеты с восстановленными моторесурсами. Кроме того, было отремонтировано еще десять машин, не входивших в первоначальный план, но выявленных в процессе проверки.

Большую помощь оказали нам экипажи. Танкисты, трудившиеся рядом с ремонтниками, не только лучше узнавали свои машины, но и проникались верой в их боевые качества. На партийных собраниях коммунисты со знанием дела говорили о том, как много значит содружество с ремонтниками и личное участие экипажей в подготовке каждого танка к бою. Механик-водитель старшина Никифоров рассказал, что он внимательно следил за качеством всех работ и теперь спокоен: в машине нет ни одного дефекта. А механик-водитель Цымбалов в заключение своего короткого выступления несколько торжественно заявил:

— Я не наблюдал сбоку, а сам помогал ремонтировать свой танк. Уверен, что без поломок доведу его до Берлина!..

Два дня я не был у командарма, так как все время находился в подразделениях.

— А Галкин сияет всеми цветами радуги! — Такими словами встретил меня Василий Тимофеевич, когда вечером 13 января я вошел к нему с докладом. — Наверное, закончил весь ремонт?

— Нет, товарищ командующий. Осталось двенадцать машин. Правда, к ним уже поданы двигатели. Нужен еще один день. Надеюсь, дадите?

— Тебе, Федор Иванович, как бедному студенту, всегда не хватает одного дня! Но на этот раз не надейся. Сие от меня не зависит. Посмотри, вон что рисуют Сидорович и Синенко...

В соседней комнате у карты, развернутой на двух сдвинутых столах, низко склонились два генерала.

Георгий Степанович Сидорович на секунду оторвался и поздоровался. А Синенко даже не поднял головы: он что-то сосредоточенно обдумывал, поставив острие карандаша в точке с надписью: «Млава». На карте выделялись круги и стрелы возле городов Танненберг и Найденбург. Стрелы тянулись к побережью Балтийского моря в направлении городов Толькемит и Эльбинг. В некоторых местах, причудливо изгибаясь, стрелы расходились в стороны, а потом снова сливались.

Я наклонился к Максиму Денисовичу и тихо спросил:

— Когда?

— Я бы тоже хотел это знать поточнее. Может, сегодня, а может, завтра...

Вернувшись в управление, я приказал уложить все дела по-походному. И не ошибся. В ночь на 14 января армия была поднята по тревоге и по трем маршрутам выступила на 145-километровый марш. К 15 января ей предстояло сосредоточиться в выжидательном районе, что в нескольких километрах северо-западнее польского города Вышкув.