Поклонение Святой Деве чрезвычайно живо и ревностно во всей Италии; итальянский народ взывает к Марии, Божьей Матери, с нежностью и с любовью, con amore, как говорят итальянцы. Но нигде не чтят её так усердно, с таким постоянным благоговением, как в Риме и вообще в Папской области.
Во всех католических странах чтят Пресвятую Богородицу, но кажется, что Италия специально избрала Мадонну своей покровительницей, несмотря на то что официальными патронами её считаются апостолы Пётр и Павел.
В способе этого поклонения видно, сколько ложного, земного и чувственного заключается в самых искренних проявлениях набожности римского народа.
Святая Дева, составляя предмет обожания у католиков, однако, не приобрела на это в этой религии права, путём определённого догмата. Церковь, чтя в ней божественное таинство святого воплощения, не считает её тем не менее частью Божества. Церковь возносит её на небо сонмом ангелов, помещает возле Сына, которого она любила всеми силами своей души и сердца, и делает из неё заступницу человечества перед Богом. Добродетели женщины, муки матери, невыразимая чистота всенепорочной Девы — всё это окружало Марию прозрачным светлым сиянием и, естественно, влекло к ней мольбы людей о милостях, о которых она могла просить своего Сына, если не в состоянии была даровать их сама.
Правильно понятое, заключённое в естественных границах поклонение Святой Деве носит в себе такую свойственную ему нежную чистоту, что невинность и непорочность могут только радоваться. В этом простом, здравом поклонении чистых сердец источнику всякой чистоты заключается нечто такое возвышенное, чего не могут осквернить никакие земные помыслы.
Если ж к этому первобытному чистосердечному поклонению примешается неловкий мистицизм и аффектация, то получится лишь жеманное богослужение, которое во всех католических странах напоминает собою театральное представление. Майское богослужение — месяца Марии, так, как его совершают во многих церквах, служит лишь развлечением для светской кокетливой набожности; это мы можем хорошо видеть в быстром распространении этого служения повсюду. Но если молитва к непорочной Деве исполнена человеческими страстями и пожеланиями, если набожные взывания не заключают в себе просьб о небесных милостях, а молят только о земных интересах, то поклонение лишается своей святости и становится выражением чувственности, чуждым сердцу и душе; это чисто материальное отношение к святыне под личиною ложной набожности.
Если, наконец, самый способ поклонения противоречит евангельскому милосердию и смущает душу чувственными представлениями — не превратится ли это обожание в поношение, и не похоже ли оно на страстное идолопоклонство, присущее скорее тленным благам, нежели вечной славе? Таковы действительно основные черты поклонения Святой Деве в Риме. Изображений её существует бесчисленное множество. Всем известно, какую очаровательную красоту придали её чертам кисти бессмертных художников. Знаменитые живописцы идеализировали совершеннейшие типы земной красоты для изображения небесного типа, мелькавшего в их восторженном воображении; они восхищались небесным, но взгляды простых смертных видели в их произведениях прелести красоты телесной, которые лишь уменьшали святость чувства.
Изображая падение человека, посвятившегося Богу, Леви в своём сочинении Монах вводит в келью его дьявола под видом прелестной мадонны.
Эта аллегория так ясна, что не нуждается в пояснениях. В Риме Мадонна везде: внутри церкви и вне её; она обитает в роскошных дворцах богачей и жалких хижинах бедняков; долго не существовало в городах иного освещения, как восковые свечи и лампады, теплящиеся перед её изображениями; в настоящее время вы встречаете их всюду: на перекрёстках улиц, на беднейших лачугах, так же как и на великолепнейших зданиях, во дворах, коридорах гостиниц, кабаках, в стойлах и конюшнях, на дорогах и тропинках при входе в деревню, везде вы найдёте икону Мадонны. Три раза в сутки колокольный звон напоминает верующим о времени ангельского целования. Всё становится под защиту Марии, нет труда, предприятия, торговли или работы, которые бы не были под покровом изображения Мадонны. Её призывают под различными именами; способы поклонения ей бесконечно разнообразны и обнимают всю человеческую жизнь. Ей посвящают ребёнка, непорочность которого желают сохранить, юность и молодость питают к Марии особенную симпатию. Ей поверяют свои печали жена и мать, вполне убеждённые, что будут поняты сердцем, так много страдавшим. К Ней обращается зрелый возраст, изнемогающий под гнетом разочарований, старость умоляет Её даровать ей силы духовные и телесные для поддержки своих неверных шагов; наконец, ежедневно христианин молит Её укрепить его при его смертном часе. Марию называют убежищем грешников и утешительницей всех скорбящих, потому что действительно нет страдания, которое Она не могла бы утешить. Значит, не к одной красоте Её относились слова ангела — «Богородице Дево, радуйся, благодатная Мария и т. д.»: нет, посланный Всевышнего обращался скорее к бесконечной доброте Её сердца. Чем более блаженства находим мы в поклонении Марии, посреднице между небом и землёю, между страданиями людей и могуществом Бога, между проступком и наказанием, тем сильнее должно выразиться наше негодование против всего, что унижает это высокое назначение Её.
Мария своей кротостью умиротворяет божественное величие и возвращает доверие и надежду испуганным, отчаивающимся сердцам.
В Риме, да и во многих других местах, у Марии просят помощи жадность, честолюбие, притворство, зависть, ненависть и месть, одним словом, все пороки, порождаемые нечестивыми, бессмысленными страстями. Разве итальянские и испанские разбойники не ставят под покров Мадонны убийство и грабёж? Разве в Риме бесстыдная куртизанка не полагает достаточным завесить изображение Мадонны в своей спальне? Разве у пояса убийцы рядом с кинжалом не висят чётки? Разве к шляпе разбойника не прицеплен благословенный образок? Разве на этой груди, скрывающей преступления, не покоится освящённая ладанка?!..
Грубое, невежественное суеверие Рима так же мало понимает поклонение Марии, как мало понимала его мрачная жестокость Людовика XI, помещавшего под покровительство Святой Девы свои кровавые ужасы и вероломства. Из всех этих мерзостей, жестоко оскорбляющих Марию, идеал нежнейшего самоотвержения, — нелепое поклонение римского народа ниже и пошлее всех других.
Он просит у Мадонны успеха в желаниях, внушаемых ему жадностью и чувственностью, ко всем молитвам он примешивает свои грубые фантазии, порывы своей низкой, корыстолюбивой натуры. То он хочет сделать Её соучастницей преступления, то унизить до разврата. Едва ли кто-нибудь осмелился просить у человека того, что в своём наглом невежестве они просят у Матери Божией.
Мы вовсе не хотим приписывать это жалкое положение умов католическому духовенству. Если б таково было наше намерение, мы не затруднились бы в подборе обличающих фактов. Мы хотим верить, что Церковь не была сообщницей этих печальных ошибок, но что сделала она, чтобы остановить эти заблуждения? Напротив, не поощряла ли она своею снисходительностью суеверия, подчинявшего ей умы слабого, униженного большинства? Не лежит ли во многих мелочах службы зародыш суеверия? Наконец, вдумываясь в то, сколько влияния, власти и выгод принесло духовенству таким жалким образом изменённое поклонение Марии, не приходишь ли поневоле к убеждению, что духовенство, ради личного своего интереса, действительно способствовало этому изменению?
Мы уже говорили, сколько праздников Мадонны существует в Риме, но с наибольшим торжеством празднуются Успение, Рождество Христово и Богородичные дни в августе и сентябре. В эти дни изображения Марии, украшенные драгоценностями, торжественно выставляются напоказ; для этих празднований держат особые оркестры и устраивают продолжительные сборы милостыни.
Впечатлительной натуре Ноемии чрезвычайно понравилось сначала это мистическое поклонение Марии, столь свойственное женщинам и льстящее их самолюбию, но при виде низкого, грубого обожания она отступила с ужасом.
Однажды, катаясь в окрестностях Рима, она заметила, что её кучер крестился на все встречавшиеся образа Мадонны, а на другие изображения, даже на кресты, не обращал никакого внимания.
— Гаэтано, — спросила она его, — отчего ты крестишься только на Мадонну?
— Оттого, — ответил он, — что она женщина, а все остальные, да и сам Бог, только мужчины.
Эта черта поразительно метко характеризует всю мелочность римской набожности.
Может быть, молодая еврейка совершенно уклонилась бы от поклонения Марии, если б непредвиденный случай не внушил ей быстрое и живое расположение к этому догмату, который она полюбила, не затрагивая своих верований.
Однажды вечером Ноемия возвращалась в Рим; последние лучи заходящего солнца уже скользнули по окрестности, которая стала погружаться во мрак; вблизи одной деревни ей послышалась в воздухе чудная мелодия, распеваемая чистыми, звонкими голосами. Пению не аккомпанировали никакие инструменты; слышались поочерёдно два хора, один по своей свежести и звонкости, видимо, состоял из детей, девушек и женщин, другой более низкий, густой — из мужских голосов. Чем более Ноемия приближалась к нему, тем яснее раздавались звуки, но они и вблизи сохраняли ту же очаровательную мягкость и нежность.
На повороте дороги Ноемия увидела толпу крестьян, набожно коленопреклонённых на густом дёрне перед небольшим холмом, на котором возвышалась ниша Мадонны.
Это было в мае, и итальянское население собиралось ежедневно по вечерам, чтобы воспевать гимны в честь Богородицы. Невозможно себе представить что-либо нежнее, трогательнее этого пения, сладкая мелодия которого проникает в самое сердце.
Ноемия, как бы невольно, вышла из экипажа, встала на колени на пыльной дороге и присоединила свой голос к хору детей, девушек и женщин.
Теперь-то, а не во время церковной службы в Риме, шевельнулось в ней чувство нежного благоговения — это был первый задаток христианства в её сердце. Время нам покажет, разовьётся ли он.
Одно зерно, павшее на плодоносную землю, может принести обильную жатву.
На каждом шагу Ноемия сталкивалась в Риме с новыми суевериями; ум её не мог постичь, отчего религия, такая чистая и возвышенная по происхождению, так низко падала по мере отдаления её от своего первообраза. Ей казалось, что существуют две религии: одна христианская — другая папская.
Эта непонятная разница служила для неё постоянным предметом удивления.
Она видела однажды, как у подошвы Капитолия, в дверях церкви, построенной на месте храма Юпитера Капитолийского, теснилась толпа, для того чтобы получить благословение и приложиться к изображению Святого Младенца, которое священник держал на руках.
Это был il santissimo bambino!
Церковь Небесного алтаря, стоящая на северном холме, построена в 1348 году Лоренцом Симоне Андреоцци и реконструирована в 1564 году; она заключает в себе много редкостей искусства, и к ней ведёт лестница в сто восемьдесят четыре ступени из античного мрамора.
Священник в мантии, стоя под балдахином и окружённый многочисленным духовенством, показывает с этой высоты il santissimo bambino народу, коленопреклонённому на ступенях и на площади. Эта церемония, значение которой мудрено объяснить, происходит в день Богоявления.
Il santissimo bambino просто кукла, довольно непочтительно изображающая Святого Младенца. Она одета в платье, покрытое драгоценностями, с золотой короной на голове. При виде этого изображения римляне падают ниц, бьют себя в грудь, проливают слёзы умиления и испускают неистовые крики.
Il santissimo bambino после праздников Рождества лежит в яслях вместе с изображениями императора Августа и кумской Сивиллы. Невозможно объяснить это странное, непонятное сопоставление.
Говорят, что изображение Сивиллы помещено туда в невежественные времена, по случаю её предсказания о Мессии. Теперь уже доказано, что предсказание это вставлено подложно в пророческих стихах в конце первого и начале второго столетия, по христианскому летосчислению. Но Август, — чем объяснить его присутствие?
Il santissimo bambino обладает производительными добродетелями: не говоря уже о милостынях, им возбуждаемых, его возят в карете к богатым больным, которые дорого платят за это посещение; таким образом, он составляет одну из важнейших статей доходов римского духовенства.
После bambino не менее странна и знаменитая lа scala santa.
La scala santa (святая лестница) так уважаема римским населением, потому что долгое время думали, будто ступени этой лестницы те самые, по которым шёл Иисус к Пилату; утверждали, что Елена, мать Константина Святого, перенесла их в Рим из Иерусалима. Церковь знала, что это предположение ложно, но не пыталась оспорить его, потому что оно влекло за собою пилигримов, посещения и богатые пожертвования. По ступеням в scala santa восходят только на коленях, и от постоянного трения они так обветшали, что пришлось прикрыть их досками для предохранения от окончательного разрушения.
Многие сходятся во мнении, что этот способ восхождения по священным лестницам заимствован католическим суеверием у древности. Правда ли, что Цезарь восходил таким образом на лестницу храма Юпитера Капитолийского?
Святой лестнице предшествует портик с пятью арками, и четыре другие лестницы возвышаются параллельно направо и налево; по ним дозволяется восхождение не ползком, а просто в вертикальном положении. La scala santa ведёт к небольшой часовне с образом Иисуса византийской работы, спасённым, как говорят, из рук иконоборцев, и во всяком случае чрезвычайно древним, так как ещё в XII веке Иннокентий III спрятал его в серебряный шкаф, который отворять имеют право только папы, кардиналы и члены высшего духовенства.. За часовней находится святая святых (sanctus sanctorum) с замурованной дверью, которая в сущности не что иное, как небольшая комната, в которую нельзя проникнуть.
Народное воображение во все времена работало над этим тщательно скрываемым секретом. Теперь никто не думает об этой тайне, возбуждавшей прежде всевозможные баснословные толки. Очевидно, что во всяком случае sanctus sanctorum не скрывает клада, иначе Рим в своём бедственном положении давно бы воспользовался им.
Несколько раз англичане, к великому ужасу римлян, поднимались по scala santa обыкновенным способом — шагая ногами; рассказывают даже, что один джентльмен-еретик вздумал въехать на неё верхом, но был вынужден отказаться от этого плана, остановленный угрозами и криками народа, пришедшего в страшное негодование.
Ноемии не всегда удавалось удержаться от смеха перед всеми этими суеверными обрядами.
Однажды, войдя в комнату, которую она занимала у синьоры Нальди, молодая еврейка встретила католического священника в стихаре, в сопровождении маленького певчего, нёсшего святую воду, которой прелат кропил всю мебель. Ноемия очень удивилась и подумала, уж не посетила ли их инквизиция, ужасами которой её так пугали.
К большому удовольствию своему, она узнала, что дело шло о ежегодном всеобщем окроплении и освящении дома; они обходили каждую комнату, и для каждого места у них была особая молитва. Мебель и утварь были тоже благословлены. Священник, исполняющий этот обряд, в каждом доме получает плату деньгами или провизией. Возле церкви Святой Марии Совершеннолетней находится церковь Святого Антония, в ней есть колонна, воздвигнутая в 1595 году в память о помиловании Генриха IV. Ежегодно, в день этого святого, папа, кардиналы, принцы и прелаты посылают сюда для благословения своих лошадей, лошаков и мулов; частные лица также приводят сюда своих лошадей, украшенных лентами и цветами. Священник в стихаре стоит в нише, закрытой маленькой боковой дверью, и кропит святой водой животных, людей, упряжь и экипажи. На столике поставлен раскрашенный бюст святого с красным крестом на плече, который дают целовать верующим; потом ребёнок из числа певчих собирает приношения. В деревнях совершают такие же церемонии над стадами животных, скотными дворами, голубятнями и вообще всем сельским хозяйством; церемонии эти всегда оканчиваются сбором приношений.
Из святых за этими благословениями преимущественно обращаются к Святой Цецилии, Святому Антонию Отшельнику, Святому Николаю Толентинскому, Святому Филиппу Нерийскому, Святому Карлу Борромейскому и Святому Антонию Падуанскому; последний, говорят, помогает отыскивать потерянные вещи. Католические легенды гласят, что каждый святой и каждая святая покровительствует здесь чему-либо, подобно тому как в язычестве каждый из богов, богинь и полубогов управлял чем-нибудь на земле, даже страстями и пороками людей.
Мы уже видели, что глава Церкви и высшее духовенство поддерживают в народе невежество, потакая его смешным суевериям; привыкнув сваливать всё на Провидение, население перестаёт заботиться о своих нуждах, предаваясь пагубному фатализму. Отсюда происходит эта особенная беспечность, свойственная римскому народу, вполне уверенному, что все святые в раю заботятся о малейших нуждах его существования.
Поддавшись хоть немного какому-нибудь суеверию, совершенно незаметно очутишься в самых тёмных и непроходимых его дебрях. Нигде обеты не даются так часто, как в Риме; женщины из простонародья даже хвастаются этими знаками, они носят на кушаках ленты, цвет которых означает род их обета. Белый цвет показывает, что они посвятили себя Святому Винценту, красный — Иисусу Назарянину; голубой — цвет Богородицы; лиловый — Божьей Матери всех скорбящих; чёрный посвящён Святой Анне, помощнице в родах.
Когда богатые женщины дали обет, который не хотят сами исполнить, они платят бедным, чтоб те носили за них известные цвета. Эти обеты даются всегда по личным причинам или из светских интересов, а вовсе не по религиозному влечению. Обычно это делается ради выздоровления больного, получения желаемого места, ради преодоления препятствий в планах или в любви, чтобы иметь ребёнка, чтобы благополучно разрешиться от бремени или выиграть в лотерею.
Чтобы получить желаемые милости, часто обещают также не ходить в театр в течение определённого времени, поститься и тридцать или сорок раз вползти на коленах по scala santa.
Прямым последствием этих странных поверий являются эмблематические картины, которые вешают по обету в капеллах Богородицы и святых.
Под праздник Рождества Христова духовники располагаются в исповедальнях, кающиеся преклоняют колени. Священник ударяет их по лбу длинной палочкой. Этому удару приписывают странные свойства: он даёт прощение обыденных грехов вперёд на сорок дней. Если же удар получен от главного духовника, то индульгенция простирается на сто дней.
Ноемия видела, что духовенство поддерживало все эти заблуждения, эксплуатируя их в свою пользу. Суеверие, унижая нравственное достоинство людей, подчиняет жадности священников имущество богачей и последний грош бедняков; оно поддерживает все эти ужасы, которые вырывают приношения, подобно разбойникам с большой дороги, требующим у путешественников «кошелька или жизни»!