Тайны Римского двора

ГЛАВА XXVI ДУХОВНАЯ ВЛАСТЬ

Испуганная силой и размерами духовной власти пап, Ноемия захотела исследовать источник этого могущества, желавшего подчинить себе весь свет и ставившего папский трон выше всех остальных. Она уже знала, что светская власть пап основывалась на оспариваемой дарственной записи Константина и на подарке нескольких итальянских провинций, сделанном папе принцессой Матильдой. Происхождение духовной власти ищут гораздо выше; учреждение её приписывают самому Богу.

Христос сказал апостолам: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа. Я с вами во все дни до скончания века. Кто принимает вас, принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает пославшего Меня».

Наконец Иисус сказал Петру: «Дам тебе ключи от царствия Божия, аще свяжешь на земли, будет связано на небеси и аще разрешишь на земли, будет разрешено на небеси».

При виде этого аргумента, опирающегося на неведомые ей книги, Ноемия могла советоваться только со своим здравым смыслом. Ей представлялся Христос, этот Мессия, в которого верят христиане, явившимся на землю для исполнения великих обязанностей, предсказанных самим Богом и его пророками. Непризнанный, гонимый, смиренный, Он оставался твёрд и верен своему божественному учению, несмотря на свою человеческую оболочку; Он выбрал себе учеников между людьми с бесхитростным умом и чистым сердцем; наставив и просветив их своим божественным словом, Он покинул их, чтоб вознестись на небо и воссесть одесную Отца; Он оставил учеников своих на земле для того, чтоб смирением и страданиями они довершили начатое им духовное возрождение человечества, ради которого Он Сам претерпел мучения, страдания и смерть. Вот его последние наставления: «Ступайте, поучайте народы, крестя их». Этим действительно ограничивается обязанность, возложенная Христом на апостолов; они выполнили её, пролив кровь свою, но не искали власти.

Что касается до ключей Царствия Небесного и права вязать и разрешать, — это не что иное, как свойственная Христу аллегорическая речь; уверенный в мудрости и добродетели своих апостолов, Сын Божий объявил, что оставляет их представителями божественного учения и вечных правил, которые он начертал для людей в их отношениях к Богу и ближним.

Просвещать и поучать — вот чем ограничиваются обязанности пастырей церковных, наследовавших апостолам.

Правда ли, что, когда была установлена Церковь, то есть собрание верующих, весь христианский мир отказался от всех своих прав, предоставив их в полное распоряжение духовенства?

Очевидно, что нет.

Самые названия пастырей доказывают противное. Епископы были надзирателями за исполнением догматов и правил; священники были старцы, по годам и опытности своей заслуживавшие всеобщее доверие; дьяконы были священнослужители, как апостолы были посланные. Нигде, ни в христианских преданиях, ни в примерной жизни первых христиан, ни в устройстве первоначальной Церкви, не встречается следов самодержавной власти и папского авторитета.

Это-то именно и отличает, как находила умная еврейка, Новый завет от Ветхого.

Сам Бог, говорила она, даровал еврейскому народу наставника и законоучителя, Моисея, которому Он же и назначил преемника; Он даровал им судей, царей и пророков. Христианам же, согласно их верования, Он даровал своего Сына, но не назначил вождя.

Уверяют, что пастыри существовали до верующих, как догмат существовал до веры в него, но это неправда. Духовенство возникло по желанию Христа, но оно получило от Него только право просвещать и поучать, но никак не царствовать. Христианская религия освобождала и просвещала народы; притеснять их значило бы искажать божественное учение.

Учение, как и свет, божественного происхождения, но самодержавие власти, хотевшее наложить иго на ум и знание, — человеческое изобретение.

Разве пастыри, наследовавшие апостолам, не избирались народом? Не через длинный ли ряд злоупотреблений попало это право в те руки, в которых оно теперь находится? Разве соборные хроники, уничтоженные завистью пап, не свидетельствуют об этих выборах?

Настоящее наследство Христа и апостолов состояло в точном поддержании христианских догматов, из чего возникло бы единство Церкви.

Вот прекрасные обязанности, которые могли бы взять на себя римские епископы, получившие кафедру Святого Петра, с которой он проповедовал народам учение, завещанное Христом; тогда торжествующая всемирная Церковь не претерпела бы горя и унижений, навлечённых на неё нелепыми притязаниями пап. Один святой, говорят, спрашивал: неужели святотатственная дерзость и сумасбродство могут дойти до такой степени, что епископ способен вообразить себя вне суда Божия. Таким-то образом Рим прикрывает Божьим именем все свои плутни.

Папы, присвоив себе духовную власть, поступили очень неосторожно. Ослеплённые тщеславием, они не заметили безумия своих бессмысленных желаний.

Это бремя небесного могущества не по силам слабых человеческих плеч. Разве, исполненная недостатков, человеческая натура может достигнуть божественного совершенства?

Зато что за хаос вышел из этих усилий! Эта папская непогрешимость, которую ставят выше человеческого понимания, в знак того, что она дарована самим Богом, сколько раз подвергалась она не только ошибкам, но даже плутням, подлогу и обманам, благодаря тем, кто с святотатственной дерзостью прикрывает человеческие слабости божественной мудростью? Непогрешимость папы, причина стольких кровавых распрей, была сущим бичом для Церкви: она унизила святыню и вооружила против алтаря королей и народы. Она сбивала с толку, унижала и развращала соборы, эти церковные сеймы, всегда противные гордости и честолюбию пап, если не уступали их страстям. Как только отцы Церкви отвернулись от небесных благ, чтобы гнаться за земными, в вероучении произошло смятение и путаница. Духовная власть, вверенная христианами римским епископам для поддержания мира и единства Церкви, стала в руках пап орудием тщеславия; непогрешимость была всюду источником смут и раздоров, всюду породила она ужас и отвращение.

Взгляните на прошлое Церкви, которой Христос завещал трогательную заповедь: «Возлюбите друг друга ради любви ко Мне», и вы увидите её, раздираемую внутренними несогласиями. И причиной этому не враги её, а те, которые, во имя Христа, постоянно толкуют об отеческой любви к его последователям.

Для того чтобы хорошенько понять, до какой степени в руках пап была унижена, опозорена, загрязнена духовная власть, нужно, оставя в стороне возникшие, противные католическим догматам ереси, в самой Церкви, при папском дворе и в папских советах искать зачумлённые зачатки.

В первые три столетия существования христианской Церкви против неё восстают два могущественных врага: в то время, когда каждый проповедник толковал религию по-своему, возникало множество ересей; гонение на христиан только усиливало их рвение. Но, однако, среди этой массы страшных препятствий христианство, поддерживаемое епископами, покорило весь мир. Эта славная победа орошена кровью мучеников.

С III по VI столетие, с одной стороны, появляются арианская ересь, антипапы 530 года — Пелаж, Диоскор и Лаврентий; с другой — Юлий. Готы, приведённые Аларихом в Италию, берут Рим под предводительством Тотилы. Несмотря на все эти несчастья, период этот способствовал процветанию христианства. Константин, Августин, Павел, первый пустынник, крещение Хлодвига в 496 году — вот люди и события, прославившие христианство в этом веке. Папы не оставались в бездействии; в то время как константинопольский патриарх принял титул вселенского патриарха, папа Григорий I, которому история дала имя великого и которого Церковь причислила к лику святых, торжественно принимал титул слуги слуг Божиих.

До X столетия, несмотря на нашествие сарацин на Европу, происходили блистательные обращения в лоно церкви варварских вождей и народов; соборы устанавливали догматы и поддерживали дисциплину, и, хотя в это время честолюбивые стремления уже начинали зарождаться, всё ещё можно было надеяться, что для религии настанут ясные, счастливые дни.

Нашествие варваров оставило за собою следы невежества и развращённости в умах и нравах, которые покрыли X век преступлениями и позором. Истина верований и единство Церкви были расшатаны до основания, а духовная власть, распавшаяся и растерянная, не была в состоянии прекратить беспорядки, при которых чуть было не подняли вопрос о существовании самой Церкви.

С этой роковой эпохи святейший престол, раздираемый страстями и распрями, потерял свой ореол святости; убийства, непримиримая вражда, хищничество, всё, что алчность и честолюбие могут породить отвратительнейшего, составляют принадлежность этого века, позорящего римскую Церковь и её представителей. В этом брожении исчезли последние остатки первоначальной церкви; добродетели первых пастырей померкли, набожность пропала, смирение и милосердие уступили место бесстыдным порокам и преступлениям; за ними кутежи, разврат, нечестие и святотатство проникли в папские покои, и дух зла воцарился там полновластно. Начинается отвратительная хроника о папах зарезанных, убитых, пленённых, развенчанных, покупающих и продающих тиару; о том, как меч и огонь разоряют несчастную страну, как грабят мирские сокровища и торгуют небесными благами. Можно положительно утверждать, что ни в одной истории народов не найдётся более ужасной хроники, как в эту эпоху папство.

Тогда-то вместо святой простоты, поучительный пример которой подал папа Григорий I, мир мог созерцать высокомерие восседающим на троне смирения. Уже ропот негодующего народа достигал папского трона, предсказывая ему самую мрачную будущность. Целых три столетия переполнены этими ужасами.

Крестовые походы, о сущности которых здесь не место рассуждать, принесли полезные результаты как Риму, так и всему христианскому миру; они унесли далеко на Восток пылкие страсти и кровавые распри, раздиравшие Запад. Без этого пришёл бы конец европейской цивилизации. Папы сумели воспользоваться этим благородным религиозным порывом, чтобы снова завладеть умами, но приобретённое ими влияние они употребили не для славы, возвышения и благосостояния церкви, а для материальных интересов трона и для собственной власти. Тогда папское тщеславие и высокомерие перешли все границы. Церковь сама подготовляла себе гибель.

Среди междоусобной борьбы Церкви, среди споров пап с императорами, Рима с коронами, среди отвратительных излишеств и страшных злоупотреблений духовной власти настаёт великий раскол, перенёсший святейший престол в Авиньон, время унижения и страха, которому итальянцы, вспоминая несчастья народа Божия, дают до сих пор название второго Вавилонского пленения. Этот раскол, который нередко провозглашал за раз две, три непогрешимости и двух, трёх представителей единого Бога на Земле, продолжался пятьдесят один год; он поставил папство на волос от падения и нанёс католической вере такой удар, который ещё и теперь, спустя пять столетий, больно отзывается. Его произвело горделивое упорство первосвященников, предъявлявших притязания на непогрешимое главенство.

Мрак, окружавший тогда Церковь, был так глубок, что самые учёные историки не могут до сих пор разобраться в этом хаосе и определить, который папа был законным.

XV век ознаменовался двумя событиями, бросившими новый свет на развитие народов. Христофор Колумб открыл Новый Свет, существование которого упорно отрицалось непогрешимым Римом, а изобретение книгопечатания, также объявленное Римом невозможным, открывало умам новые области знаний.

Несмотря на отрицания, Рим в первом событии видел лишь победу и присваивал себе распоряжение ею в силу божественного права, которое признавал за ним весь свет; во втором он сразу угадал опасного врага для своего коварства и с изуверской жестокостью решил непременно потушить этот светоч. Жестокость эта возрастала вместе с гневом; казнь Савонаролы была прелюдией тех зверств, театром которых явились Франция и Испания.

Наконец Лютер поднял знамя Реформации.

Дойдя до этого места в изучении истории минувших веков, Ноемия воскликнула с тем жаром, который вечно пылал в её сердце:

— О Господи! Эти люди осмеливались утверждать, что они от Тебя получили эту власть, которую они употребляли лишь во зло. Если бы Ты поручил эту власть людьми, подобно тому, как поручил её Моисею, попустил ли бы Ты, Боже мой, их довести её до столь ужасного употребления. Разрешил ли бы Ты этот длинный ряд преступлений и несправедливостей? По твоей крайней премудрости, Ты не перенёс бы этих поступков, уже для того только, чтобы доказать, что Ты один велик и что перед тобой всё остальное ничтожно. Эти возгордившиеся люди лгут, говоря, что Ты вдохнул в них божественный дух. Ты хотел лишь усилить суетность их тщеславия, неисповеданностью судеб Провидения. О Господи! Я, дочь Твоего возлюбленного племени, преследуемая их злыми гонениями, прошу тебя простить их, если они предали всеобщему посмешищу эту безумную власть и эту дерзкую непогрешимость, которую они получили не от Тебя. Слово твоё непогрешимо, решения и речи их полны самых неосторожных ошибок.

Что сделали они — о Боже мой — с единством Церкви, союз и католичество которой они должны были поддерживать. Они, неверные пастыри, рассеяли стадо, которое собрали апостолы.

Так говорила Ноемия, и с каждым днём живой свет проникал в её сердце.

Удивление её увеличилось, когда она увидела, приближаясь к истории новейших времён, что папство несмотря на эти великие и страшные уроки с упорством продолжало творить зло, вместо того чтобы стремиться к его уничтожению, и тайными происками вносило нравственный раздор и тревогу во все племена и народы.