Тень империи

Глава 28. Беседы на рассвете

Не до конца понимая, что происходит, Кади обнаружил себя посреди туманного перекрёстка, хотя пару секунд назад мирно засыпал в кровати гостиницы.

«Что за…» — подумал он, посмотрев на себя.

Для сна всё казалось слишком реальным: ощущение лёгкого прохладного ветерка, свежий запах раннего туманного утра, расцветающий вдали красным заревом рассвет. Щёлкнув пальцами, Каргадель заметил, что его тело изменилось и стало каким-то не таким. Пальцы непропорционально удлинились, на конце у каждого красовалось по острому когтю, похожему на когти медведя, но куда массивней. Угол зрения позволял ему спокойно смотреть чуть ли не себе за спину, не вызывая дискомфорта, а длинные каштановые волосы развевались от малейшего движения ветерка и были очень тонкими.

Опустив взгляд ниже, он увидел высокое худощавое тело, одетое в изысканный модерновый наряд всё того же каштанового цвета, который больше напоминал костюм некоего мафиози.

«Что…» — хотел было сказать Кади, но ничего, кроме мыслей, мелких движений и осмотра близлежащих окрестностей ему не повиновалось.

— Ну и где же она… — нетерпеливо сказал владелец тела, подняв голову вверх.

Звёздное небо довольно сильно отличалось от привычного Кади и содержало множество звезд, которых он не видел, засыпая на открытых местах во время тренировок.

— Как же я устал… — задумчиво сказал владелец тела, после чего Кади почувствовал, как он нахмурился. — А этого я не потерплю, — быстро сказал он и уставился в дальнюю часть одной из дорог перекрёстка и направил туда оттопыренные пистолетом пальцы.

Одна мысль владельца, которая содержала простые команды: «Пуля», «Взрыв», резкой болью пронзила разум Кади. И только мысль успела пронестись сквозь разум, как в точке, куда целил владелец тела, прозвучал взрыв, и куча мелких гладких камушков упала прямо перед ним, как будто сталкиваясь с каким то невидимым барьером.

— Хм-м-м? — удивился владелец тела, после чего направил палец вверх и пошёл в сторону взрыва.

Рядом с воронкой лежал человек, рука которого теперь напоминала больше красный кровавый подсолнух, нежели полноценную руку. При чем «бутонов» было несколько.

— Я думаю, это было глупо, Эрнест, — сказал владелец тела, пренебрежительно пнув большой палец к лежачему человеку.

— Попытка не пытка. Не ты ли так говорил, Рокутус?

— Да, но это не относится к тому, если эта попытка изначально обречена на провал. — На что раненый потупил взгляд в землю. — И вообще, я не тебя ждал. Где Ундина?

— Думаю, она где-то рядом, — странно улыбнувшись, ответил Эрнест, после чего грустно посмотрел на лужицу крови, которая уже начала стекаться в воронку.

— Спасибо за информацию, — улыбнулся Рокутус, после чего направил на него палец.

— Я был рад служить великой цели, — сказал Эрнест, перед тем как разум Кади вновь не содрогнулся от мысли Рокутуса.

«Лезвие».

Сначала Каргадель ничего не понял — ведь особо ничего не изменилось, но потом тело с характерным хлюпаньем разделилось напополам и сползло на землю.

— Очень плохо. Очень, — пробормотал Рокутус, после чего опять пошёл на прежнее место, по пути тихо насвистывая странную мелодию.

«Да что, мать твою, происходит?!» — спросил Кади пустоту, но никто не ответил — Пустота была занята.

Через минуту Рокутус всё же увидел некую даму, которая шла к нему, придерживая своё массивное платье на весу.

— Господин Рокутус, извините меня за задержку, бал всё никак не может остановиться.

— Ну, чего вы, миледи, — вежливо поклонившись, ответил он, — вы же прекрасно понимаете, что я буду ждать вас тут, даже если понадобится ждать сутки под свирепым ураганом.

— Ой, вы такой… Благодарю вас, но не думаю, что это будет здравой идеей.

Кади пристально оценивал подошедшую даму, которую Рокутус назвал Ундиной. Вполне миловидная девушка, которая знала, что надо подчеркнуть, а что спрятать для того, чтобы выглядеть куда красивее, чем есть на самом деле. Внимательность Каргаделя не упускала ни детали на одеянии или бижутерии. Красно-белое бальное платье, которое было украшено хрустальным и золотыми застёжками, блестящими в свете звёзд и надвигающегося рассвета, а на некоторых пальцах надеты несколько колец и перстень с камнем в форме странной длиннохвостой птицы.

— Скажите, Рокутус, вы ведь не лгали моему отцу о том, что имеете технологии, способные предопределять будущее? — вдруг напрямую спросила Ундина, пройдя за спину Рокутуса, но не уйдя из его поля зрения.

— Ох, Ундина. Эти знания висят на мне тяжким грузом, от которого я не смею освободиться.

На что та неровно вздохнула и посмотрела на багровый рассвет, который растворялся в тумане. Сильный порыв ветра прошёлся по всей зелени вокруг, поднимая в воздух обрывки лепестков отцветших растений.

— А среди них есть те, которые не предназначены для войны? — спросила она, наслаждаясь порывом ветра.

На что Рокутус повернулся к ней и встал рядом.

— Я бы сказал, что изначально почти все эти знания должны были верой и правдой служить мирным целям, но… Общество отравляет разумы, затуманивает, опускает до примитивных инстинктов. И тогда даже маленькое устройство, которое было предназначено для улучшения жизни, превращается в то, из-за чего разум обретает мотивацию для уничтожения хоть как-то отличающегося от него. И это то, из-за чего я дал обет хранить эти знания под замком.

— Но если бы…

— Прости, Ундина, но это и вправду слишком… Слишком опасные знания.

— Но вы же явили миру активные доспехи! Почему же вы не дадите лекарства или же верный способ покончить с голодом и жаждой?!

— Ваш мир был слишком силён для вашего общества, — холодно ответил Рокутус. — И я решил дать вам экзоскелеты лишь для того, чтобы уровнять ваши шансы пред ним.

— Разве? Ваши слова звучат как то…

— Претенциозно? Да, понимаю, но всё же я повидал слишком много цивилизаций для своих лет — они ничем не отличались друг от друга. Волки грызли волков из-за голода, истребляя при этом всех, до кого дотягивались их челюсти.

— Вы так говорите, будто вам уже не одна тысяча лет.

— Далеко не одна… — прошептал Рокутус, после чего приобнял даму за плечи.

Ундина, видимо, не заметила его слов, продолжая смотреть на назревающий восход.

— Я слышала от нашего генерала, что ваша армия очень мала… — как бы невзначай вдруг сказала Ундина. — Они хотят задавить вас числом. Я переживаю.

— Не стоит. Я полностью владею ситуацией, и ни одна сторона не сделает и выстрела друг в друга. Доверься мне, вы ведь знаете, что я и так делаю всё возможное, чтобы держать людей подальше от войны.

— Ох, Рокутус. Ваши слова не могут унять моё беспокойство.

— Поэтому вы мне и нравитесь. Невинна, словно распустившаяся белая роза, и способна сострадать даже мне, чудовищу, что уничт… Таких людей, как вы, очень мало и, на моё счастье, я нашёл вас. Это вселяет в меня надежду.

Лицо Ундины залилось пунцовым цветом, который ещё сильнее усиливался из-за восхода.

— Что вы, я недостойна таких добрых слов от вас, Рокутус. Но я рада, что могу вам помочь, хоть и таким незримым способом.

Кади же, всё время находясь в голове Рокутуса, решил впервые нарушить свой нейтралитет и слегка надавить одним из пальцев, вызвав тем самым реакцию на СВОИ действия, как постороннего. Но не то, что палец, сами руки оказались неподвластны ему, и он мог только наблюдать.

— Вы спешите? — спросил Рокутус.

— Нет, — ответила Ундина, мягко положив свою в меру загорелую руку на руки придерживающего её Рокутуса. — Я бы хотела ещё полюбоваться рассветом.

После чего они продолжили стоять в таком положении, любуясь рассветом.

***

Тук-тук-тук.

Стук в комнату мигом привёл Кади в чувства, и он быстро вскочил с кровати.

— А, что? — удивился он, обнаружив себя в своём теле. — Сон? Сон…

Тук-тук-тук.

Каргадель спал в своей маске, дабы не волновать старушку без повода, ведь неизвестно, когда ей приспичит прислушаться к чувству обнаружения. Приоткрыв дверь, он увидел стоящего командира, который выглядел слегка заспанным.

— Что случилось? — спросил Кади.

— Нужна помощь с машиной, — зевнув, ответил командир, после чего без лишних слов зашагал к выходу. — Жду на улице.

«И почему именно я?!» — возмутился не выспавшийся Кади, после чего, забывшись, потёр предплечья, ойкнул и начал одеваться.

На улице стояла всё та же долгая весенняя ночь, но небо уже начинало приобретать голубоватый оттенок.

«И тут рассвет», — заметил Кади, потянувшись возле выхода.

— Да что ж ты будешь делать-то! — раздавался голос командира за углом дома.

Проследовав за голосом, Каргадель обнаружил склонившегося над распахнутым в стороны капотом командира.

— Доброе утро, — поприветствовал его Кади.

— Доброе, — скупо ответил командир, после чего из двигателя послышался небольшой щелчок.

— Что случилось?

— Машина готова к отправке. Нам стоит побыстрее покинуть это место.

— А? Почему? — недоумевал Кади, на что словил удивлённый взгляд командира.

— Вчера перед сном я сделал полевой ремонт одного из САД. Угробил около часа на это, и когда возвращался в свою комнату, то слышал плач девочки.

«Он про Лерен?» — подумал Кади, но ничего не спросил, лишь поднеся одну из рук к подбородку.

— От той картины даже у меня мурашки по коже бегают, чего уж говорить про молодых. Даже некоторые парни в депрессию впали и попросили у меня спирт, что ты использовал.

— Дал? — спросил Кади, опёршись локтём о машину.

— Конечно, нет. По крайней мере, обещал дать, как только мы прибудем в столицу.

— Это хорошо, а то неизвестно, чего эти воротилы наворотят под такими эмоциями. А насчёт срочного выезда я согласен: чем дольше мы тут, тем тяжелее им сдерживать эмоции.

Ещё пару раз щёлкнув чем-то под капотом, командир похлопал руками и закрыл двигатель.

— Скажи мне, какого это: быть тем, кто с самого детства видит смерть? — спросил он, достав из внутреннего кармана портсигар.

— Странный вопрос — разве она не повсюду? — удивился Кади. — Мы жили, живём и будем жить в мире, построенном на чужих костях и крови. Не думаю, что хоть в каких-то других мирах, загробной жизни или ещё где-либо по-другому. Вот скажи, когда ты впервые увидел смерть и когда впервые самостоятельно убил?

— Мой старший брат умер от иссушающей болезни, когда мне было пять лет. А вот убил я только на третьем году службы, в семнадцать лет.

— И что ты вынес из своего первого убийства?

Командир с помощью обычной магии поджёг самокрутку и затянулся.

— Я думал, что умру… Несколько суток не спал… Это была девушка, которая пробралась на военные склады и искала сухпайки, но в ту ночь я был часовым, поэтому пытался её остановить, но она… — Он затянулся. — Не послушалась и набросилась на меня с ножом. Вот только не заметила в темноте мою выставленную аркебузу со штыком и сама напоролась грудью на штык.

— Да, пережить такое в таком возрасте довольно сложно… — пробормотал Кади, но потом вспомнил, что ему фактически пятнадцать лет и такие слова от юнца явно удивят вояку, но тот был погружён в свои воспоминания.

— Но даже пройдя через несколько военных кампаний, я не могу забыть те слёзы, что она обронила перед смертью.

— Да уж. Всё же тяжело принимать смерть вне поля боя.

— Ещё как, — вздохнув, ответил командир, после чего усмехнулся и спросил: — Ну, а ты? Почему ты так равнодушен? Даже когда поджёг ту кучу, ты не показал ни единой эмоции.

Кади постучал по маске.

— Моё второе лицо скрывает всё это.

— Одно дело — лицо, но я не заметил волнения даже в твоей походке. Я видел слишком много только выпущенных кадетов. И знаешь что? Все они кардинально менялись, как только их заставляли хоронить своих врагов и невинных. Твоя же походка нисколько не изменилась.

— Что, так заметно? — удивился Кади.

— Да.

— Ну ладно, будем считать, что мы квиты. Первую свою смерть я увидел в первый год своей жизни…

И так они сидели и болтали ещё около пятнадцати минут, пока к ним на глаза не попалась одиноко идущая фигура, направляющаяся прямо в деревню.

— Что это? — спросил командир.

— Да хрен его знает. Возьми на всякий винтовку, мало ли, — ответил Кади, наблюдая за незнакомцем.

Вскоре фигура подошла на достаточную дистанцию, чтобы стало слышно, что она читала молитву. Причём молилась, явно надрываясь и захлебываясь то ли в соплях, то ли в слезах.

— Спрячь винтовку и буди остальных. Постарайтесь отнести Лерен, не разбудив её — это будет слишком для неё.

— Хорошо, — ответил командир и побежал выполнять установку, а Каргадель пошёл навстречу к рыдающему и читающему молитву человеку.

Эта молитва была ему знакома, ибо в монастыре его не раз заставляли учить различные молитвы, заявляя, что это будет его хлебом насущным. И это было отпевание умершего мучительной смертью ребёнка. Как будто в подтверждение знаний Кади за человеком, на санях лежало полусгоревшее тело ребёнка из лагеря.