Глава 9

Тщетные мысли


Звездоскрёб, где жила Ефросинья, тянулся к пасмурному небу, похожий на длинный серый карандаш. За ним высился частокол таких же ровных, однообразных, ничем не примечательных зданий. Конечно, Земля как столица Империи могла похвастать чудесами архитектуры, но почти вся её поверхность была покрыта незатейливыми муравейниками, где ютилось бесчисленное множество клерков и чиновников, служащих имперскому бюрократическому аппарату.

У подножия Фросиного «карандаша» темнела круглая подземная площадка. Изогнутые стены с арками, как у древней гладиаторской арены, уходили вниз сквозь гигантский пласт железобетонных опор, который удерживал жилой массив на расстоянии сотен метров от земной коры.

Ефросинья мчалась в турболифте с верхних этажей на высокой скорости. За прозрачными стенами его капсулы раскинулся серый унылый город, которому не было названия, а над острыми шпилями звездоскрёбов нависала громадина Пирамидиона. Здание своим видом напоминало Фросе о работе — и том, что тайна человека в маске оставалась неразгаданной. Но сейчас Пронина просто хотела отдохнуть.

Турболифт привёз её на один из уровней парковки. Тусклые лампы на бетонных столбах едва освещали тёмное помещение. На изогнутой стене Фрося заметила нарисованное кем-то граффити. Сначала она хотела возмутиться нарушению порядка, но разноцветная непонятная загогулина заставила её улыбнуться — тем более что там не было тлетворных символов Тёмного Замка.

Ефросинья шла на свет — солнечный свет, который пробивался на площадку сквозь арки. За одной из них стоял её флаер. Она чувствовала, как вместе со светом усилился и ветер, который трепал её волосы и белую куртку. Прикрывая лицо от суровых воздушных потоков, Пронина отыскала ячейку, за которой стояла белая летающая машина. Со всех сторон флаер был обнесён решётками.

Охранительница поднесла идентификатор к считывающему устройству, и два из четырёх заграждений — перед ней и под аркой для вылета — опустились. Фрося приблизилась к белому сияющему корпусу легкового флаера и подняла водительскую дверь. Внутри салон был отделан бежевой, приятной на вид и ощупь кожей. Пронина неторопливо опустилась в мягкое и удобное водительское кресло и завела машину.

Реактивные двигатели едва заметно заурчали — их шум сдерживала звукоизоляция, а кондиционер сохранялв салоне ненавязчивое, спокойное тепло. Фрося взглянула на икону святой Натальи, покровительницы её родного города, и почувствовала умиротворение — впервые за много месяцев напряжённой работы. Одной рукой Пронина взялась за руль, а другой стала медленно поднимать рычаг взлёта.

Слушаясь хозяйку, флаер плавно завис над ангаром и затем так же неторопливо поднялся над парковкой. Круглая площадка казалась всё меньше, как и жилые звездоскрёбы. Фрося сильнее надавила на педаль газа. Набирая скорость, она отдалялась от жилого массива в направлении Пирамидиона. Но не штаб-квартира была целью охранительницы — флаер нырнул вниз, в туман под городом.

За стёклами было не видно дороги — одни клубы серого смога, который стелился у подножий башен. Ефросинья включила навигатор, и на маленьком экранчике возникла трёхмерная модель окружения. Ориентируясь по схеме, охранительница уверенно повела флаер ещё ниже. Фрося снова вспомнила уговоры Нади купить робота-автопилота — с такими доходами можно было его себе позволить. Но Прониной куда интереснее вести машину самой, даже сквозь туман. Ведь жизнь — это посланное Императором испытание, и Фросе нельзя расслабляться и в мелочах, чтобы быть готовой к настоящим трудностям.

За лобовым стеклом по-прежнему стелился туман, но экран показывал, что нужный объект всё ближе. Огромный круглый биокупол подсвечивался красным, и пунктирная линия отмечала, куда нужно было подлететь, чтобы попасть внутрь. Ефросинья крутила руль, следуя инструкциям навигатора. В нужном месте она включила устройство связи.

— Ефросинья Пронина, Охранительное Бюро, — громко произнесла она.

— Доступ разрешён, — ответил механический женский голос.

Затем Фрося услышала шипящий звук — это значило, что всё прошло нормально. Пролетев ещё немного вперёд, она перевела флаер в стационарный режим, и он завис над землёй.

Из-за стен салона раздался низкий гул. Серый дым рассеивался, исчезая в трубах, и за окнами машины проступили белые стены шлюза. Перед флаером и за ним блестели круглые автоматические двери.

— Просьба совершить посадку, — говорил голос. — Просьба совершить посадку.

Фрося аккуратно поставила флаер на небольшую металлическую площадку.

— Производится очистка.

Шлюз наполнился дымом, только на этот раз белым. Ефросинья наблюдала за этим почти безразлично — она уже давно привыкла к подобной рутине. Через несколько минут трубы опять откачали пар.

— Добро пожаловать, мадемуазель, — безразлично оповестил голос.

Створки круглой двери раскрылись, подобно пасти огромного чудовища, и Ефросинья на флаере продолжила путь. За стеклом было ясно — никакого тумана. Рассеянный свет прожекторов на границе купола отражался от его внутренней стороны, имитируя солнце. Яркие белые полосы переливались на серой поверхности сооружения, словно полярное сияние. А под этим искусственным небом простирался город, сквозь который сверкающим серпантином вилась река.

Фрося снижалась, опуская рычаг и покручивая руль. Вот уже она могла разглядеть прямые улицы и проспекты, дома с закруглёнными крышами и зеленеющие парки. В душе Ефросиньи потеплело — она хорошо знала это место и любила там погулять. Она кружила над большим парком у реки, где поднималась ажурная полуразрушенная башня. В центре зелёного массива находился круг из аллей, который пересекала серая дорога.

Пронина посадила флаер именно там, на асфальте, и вышла навстречу городу. Её кожа тут же ощутила свежий, отфильтрованный сложными системами воздух, а в голове появилось чувство свободы, которое словно поднимало на крыльях. Будто бы Фрося оказалась не на Земле… но это была именно Земля. Древняя, доимперская — точнее, одно из немногих мест, что от неё остались.

Вокруг росли деревья с кубическими кронами, а перед ней раскинулся аккуратно подстриженный газон, за которым стояло основание башни из железных балок. Башни, которая некогда служила символом гнилого либерализма и безудержного прогресса. И которую разрушили войска Императора, пересёкшие пролив. Потом другие постройки, так же пострадавшие от войны, восстановили, но ржавеющий каркас не трогали — как напоминание о том, что ждёт всех отступников.

Раньше этот город был полон людей. Они ходили по дорожкам мимо деревьев и вычурных фонарей, снимая всё подряд примитивными фотокамерами. Но теперь там гуляла одна лишь Фрося. Другие тоже посещали это место — позже над городом зависнут роскошные яхты, где молодые охранители устраивали вечеринки… Однако утром, до начала рабочего дня он обычно пустовал.

Это был Париж, одна из столиц старого мира, на руинах которого выросла Империя. Главный город страны под названием Франция — а сейчас никто не мог представить, что Земля когда-то была разобщена. Париж, Лондон, Рим, Нью-Йорк, Москва… Эти названия былисовсем из другой эпохи. Когда-то известные всем, сейчас они стали легендой, бледной тенью прошлого.

И мало кто из подданных Империи вообще знал, что эти древние полумифические города, эти памятники доимперской цивилизации на самом деле сохранились. Они были отреставрированы после Войн Объединения и превратились в музеи — однако не открытые всем желающим, как средние ярусы Имперского Дворца или Галерея Тысячи Побед. Только богачи, крупные дворяне и высокопоставленные служащие имели право попасть за стены биокуполов, окруживших останки древней эпохи. И ознакомиться с культурой, которая для большинства подданных находилась под запретом и была известна массам лишь по искажённым упоминаниям в учебниках.

Нажатием кнопки на пульте Ефросинья заперла двери флаера, а затем спокойно пошла по дороге, разглядывая деревья, чьи кроны были круглее и естественнее. Слева от неё ехал робот-садовник. Его многочисленные руки прямо на ходу состригали лишнюю листву, а щётки на его гусеничном шасси сгребали ветки и листья в мусорный отсек. Фрося улыбнулась, наблюдая за работой автоматона и слушая тихое жужжание его двигателей.

Она свернула с Марсова поля на авеню, и за аллеей деревьев выросли дома. Невысокие по меркам имперских крупных городов — всего пять-шесть этажей. Но в их белых каменных стенах и плавных тёмно-синих крышах, высоких окнах и балкончиках с металлическими решётками Фрося находила особое очарование, которое за пределами Земли встречала разве что на Бельфлёре. Она знала, что раньше в Париже имелись и другие здания, такие же непримечательные, как в большинстве миров Империи, но нынешний город не являлся точным историческим слепком с того, что было непосредственно до пришествия Императора. Архитекторы, отвечавшие за реставрацию, использовали и более давние документы, а порой даже придумывали нечто своё, чтобы придать Парижу единый художественный облик.

Она медленно шла по улице, одетая в белую куртку и серые брюки. Её длинные русые волосы были слегка прикрыты белым беретом. Сейчас, когда Фрося была одна и никто её не видел, она чувствовала себя по-настоящему живой, действительно свободной. Мысли о человеке в маске лезли ей в голову, но она умудрялась отодвинуть их на дальний план. И просто смотрела, как колышутся на ветру листочки, растущие на тонких ветках. Разглядывала архитектуру зданий — иногда строгую и ровную, а иногда причудливую.

Она миновала дом, у стен которого собрались роботы. Парящие на антигравах машины с искусственным интеллектом трудились словно муравьи. Один робот подкрашивал стены, другой смывал грязь с изящной скульптуры, третий подрезал лианы, а четвёртый менял оконную раму. Слаженности этих механических творений могли позавидовать и лучшие части Имперских Вооружённых Сил. А вообще, всё человечество можно было уподобить этим роботам. Каждый, независимо от происхождения и социального статуса, вносил свой вклад в дело Империи, исполняя свой долг перед Господом-Императором.

Свернув направо, Фрося очутилась на набережной. Она обогнула ровный ряд деревьев с тонкими стволами, прошла мимо скамеек и спустилась по каменным ступенькам к воде. За металлическими решётками плескалась Сена. Древняя река теперь превратилась в большой бассейн, где воду постоянно фильтровали и дезинфицировали. Приблизившись, Пронина ощутила свежесть — и запах реагентов. Слава Императору, не настолько сильный, чтобы поплохело. Она к нему давно привыкла, а набережная стала её любимым маршрутом ещё в первые месяцы работы в Пирамидионе.

Слева от охранительницы переливались волны, за которыми темнел другой берег реки, а над ним причудливо сияло искусственное небо. Справа от неё вилась каменная стена, заросшая зеленью. Мимо по дороге проехал робот. Из динамика на его голове доносились звуки духовых инструментов и женский голос, певший на древнем языке — прародителе современного бельфлёрского.

Ефросинья представила, как в этом городе некогда бурлила жизнь. Как по волнам Сены ходили баржи и яхты — не летающие, антиграва и компактных реактивных двигателей в то время ещё не изобрели, — а примитивные, морские. Как по набережной весело ездили велосипедисты, а на параллельной ей дороге шумели колёсные автомобили. Как возлюбленные радовались и смеялись, вместе поедая ароматные пироги и десерты за столиками в кафе. Как безмолвные мимы в чёрно-белой полосатой одежде развлекали туристов и детвору. Как над стеклянным куполом Большого дворца и зеленью Елисейских полей синело настоящее земное небо, ещё не испорченное экологической катастрофой, и по нему плыли белые облака… Всё это было в прошлом, а сейчас город пустовал, будто после чудовищной эпидемии. «Впрочем, — думала Фрося, — Апокалипсис действительно наступил, мир и человечество стали совсем иными».

Ефросинья поднялась по ступенькам у моста, украшенного колоннами с золотыми пегасами, миновала длинную зелёную эспланаду с поднимавшейся вдалеке башней Дома инвалидов и продолжила путь вдоль домов, одновременно монументальных и изящных. На другом берегу реки росли деревья — такие редкие на Земле…

Гуляя, она погрузилась враздумья и мечты. Гадкие сомнения в выборе профессии охранителя и печальные воспоминания из детства тянулись щупальцами к её мозгу, но их усмиряла спокойная атмосфера древнего города, отделённого от внешнего мира исполинским куполом. На мгновение Пронина представила, как гуляет по этой набережной вместе с кем-то, похожим не то на Зимнего Джима, не то на Мэтта. Фрося так желала очутиться в чьих-то тёплых объятиях, так хотела, чтобы кто-то нежно её погладил… но этого точно было не видать в ближайшее время.

За изумрудными кронами выросли башни и галереи Лувра. Прониной никогда не нравился этот музей — видимо, из-за пирамиды, так напоминавшей штаб-квартиру Охранительного Бюро. К счастью, это стеклянное уродство находилось во дворе и не было заметно с набережной. Ефросинья в который раз поймала себя на мысли — зачем так держаться за работу, которую недолюбливаешь, но короткий ответ «потому что на то воля Императора» заглушил сомнения и рефлексию. Свыше велено помогать людям и обществу, к чему она всю жизнь и стремилась. И, в конце концов, разве ей не нравилось жечь и пытать предателей?

Не успела Пронина оглянуться, как река разошлась в две стороны. Перед охранительницей выступал заострённый берег острова. Она прошла чуть дальше и увидела его — живой памятник древности, словно феникс, восставший из пепла ужасных пожарищ и Объединительных Войн. Две прямоугольные каменные башни возвышались над ровной площадью, куда Фрося прошла по мосту, а между ними, будто дивный цветок с ажурными лепестками, находилось круглое окно.

Собор Парижской Богоматери со своими готическими окнами, резным шпилем, уходящими в сад контрфорсами, горгульями на стенах и статуями святых у входа напоминал имперские храмы на множестве планет. Вот только это был храм совсем иной религии, которая ушла в прошлое, как и породившие её более давние верования. Эпоха изменилась, и прежние ценности стали для неё непригодны. Бог больше не требовал от человека сострадания и любви к ближнему — да и о какой любви могла идти речь, когда Империя была окружена со всех сторон врагами: от чужаков снаружи до разрушителей изнутри?

Но всё равно собор не растерял своего обаяния для Фроси. Она любила там уединяться, рассматривая мрачные готические своды и светлые красочные витражи. Иногда включала робота-звонаря Квазимодо, названного в честь персонажа одной старой книги. С ней Фросю познакомил Баррада, который регулярно проводил музыкальные вечера и однажды ставил спектакль по мотивам. Пронина не стала сейчас заходить внутрь, она хотела послушать колокола снаружи. Достала из кармана пульт — тот самый, которым управляла флаером — и нажала на кнопку сбоку. И высоко над землёй, в одной из башен собора робот начал тянуть манипуляторами за канаты, привязанные к исполинским колоколам.

В центре площади Фрося закрыла глаза, слушая, как над городом разливается звон. Большие колокола казались неповоротливыми, как одомашненные бронтодонты. Их низкий, гулкий звук раздавался редко, напоминая о порядке и о том, что у всего в жизни есть конец. В противоположность маленькие инструменты звучали радостно, игриво. Они подпевали друг другу, словно стая райских птиц. Нотр-Дам был единственным местом, где Ефросинья воспринимала колокольный звон именно как музыку, как искусство — в храмах Императора как на Великородине, так и в других мирах она приобщалась к Его всеблагому свету.

Звуки, похожие на журчание реки, уносили Фросю ещё дальше на просторы воображения. И перед её мысленным взором снова вырос безногий предатель, а вслед за ним — человек в зеркальной маске. Охранители уже несколько дней не могли поймать таинственного преступника в плаще. Не было ни одной зацепки, и арестант не выдавал своего начальника даже под пытками. Ефросинье предстояло снова им заняться после этой прогулки, поэтому она не могла просто оставить эти навязчивые образы.

Но дальше мысли понесли её в совсем другом направлении. Пусть Фрося была женщиной, порой она чувствовала себя похожей на того самого горбуна Квазимодо. Тоже страшной и отвергнутой всеми, хоть и без таких сильных физических недостатков. А по-пасторски строгий Матвей Руденко сыграл для неё роль Клода Фролло — внезапного благодетеля, одержимого тайным знанием и посадившего её на поводок.

Теперь Пронина служила Филеасу Барраде, Великому Охранителю всей Империи, но главный охранитель Великородины по-прежнему являлся ей во снах, под маской отеческой заботы ещё сильнее прививая чувство неполноценности, которую побороть можно только самоотверженным служением Богу-Императору… Словно бы, исполняя священный долг перед Империей, Ефросинья не только получит право на спасение, но и утвердится в своих и чужих глазах, покажет, что она равна Аграфене или даже лучше её…


— И снова здравствуй, Деннис.

Пронина сидела на стуле напротив пыточного агрегата, к которому привязали пленника. Тот ничего не ответил охранительнице, а только усмехнулся, обнажив разбитые зубы. За минувшие дни его физическое состояние сильно ухудшилось. Исхудавшее, лишённое ног тело покрылось красными пятнами ожогов. Растрёпанные волосы слиплись в большие пряди, часть головы была в проплешинах. Лицо осунулось, под глазамивозникли мешки, но внутри, увы, продолжал гореть огонь нечестивой веры.

— Возможно, ты хочешь мне что-то сказать? — подняла бровь Ефросинья.

Разрушитель посмотрел на неё исподлобья полным ненависти взглядом. Она же поднесла палец к пульту управления, и его голова тут же вздрогнула — похоже, незаметно для него самого, но очевидно для Прониной.

— Что я вам ещё могу сказать, палачи? — пролаял схваченный.

— Вот этот человек, — Ефросинья уже в который раз показала изображение на переносном проекторе. — Кто он?

— Говорю же вам — я ничего не знаю!

Полиграф выдал красный огонёк. Деннис стабильно отрицал, что знаком с человеком в маске, но прибор так же стабильно говорил обратное.

— Со времени нашего последнего разговора кое-что изменилось, — Пронина излучала самодовольство. — Тип в маске, которого ты так выгораживаешь, угнал фрегат с имперской военной станции и сейчас находится в бегах.

— Правда? — переспросил Деннис. — Вы уверены, что это был он?

Его коротко ударило током.

— Здесь я задаю вопросы, понял, выродок? — выпалила Ефросинья. — Незадолго до происшествия на станцию прибыл грузовой флот из системы Альберик, и человек в маске предположительно проник на фрегат внутри контейнера с провизией. Ты знаешь, зачем он это сделал?

— Нет, — покачал головой разрушитель. — А-А-А!!!

Пронина по привычке добавила тока, и допрашиваемый забился в конвульсиях. Специалист в белом халате, который тоже присутствовал в камере, посмотрел на неё с недоумением. И лишь через секунду она поняла, почему — на детекторе лжи горел зелёный огонёк. Зелёный, Император его побери! Значит, предатель действительно ничего не знал. Впрочем, ничего удивительного, что лидер секты не посвятил мелкую сошку во все свои планы.

— Ты знаешь, куда он направился? — продолжила охранительница.

— Без понятия, — этот ответ тоже оказался правдивым.

— Ты хоть понимаешь, как этот гад тебя обманул? — прошипела Ефросинья. — Как использовал всю твою ячейку, включая «Орану»? — она произнесла кличку предательницы с особым презрением.

— Мы сделали что смогли! — выкрикнул Деннис. — Мы принесли жертву общему делу!

— Общему делу? — расхохоталась Пронина. — Это человек в маске так сказал вам?

— Это мы сами поняли! Мы поклялись свергнуть гнилой имперский порядок и готовы отдать жизнь за это!

Ефросинья выкрутила ток на максимум и тут же сбавила.

— А-А-А!!!

— Нет! Никакого! Общего! Дела! — Пронина будто вбивала слова молотком. — Кроме! Служения! Императору!

— А ты сама готова быть пушечным мясом его божественного величества? — нахально спросил разрушитель. — Готова погибнуть во славу своего божка… А-А-А-А-А!!!

Она упивалась, наблюдая, как он вопит от боли, и продолжила бить его током, крутя ручку пульта.

— Если понадобится, то погибну, грязный богохульник, — холодно произнесла Ефросинья, когда разрушитель перестал вопить и дёргаться. — Но меня интересует кое-что ещё. Видишь ли, на следующий день после побега вашего друга Охранительное Бюро системы Альберик арестовало владельца склада, где его впервые обнаружили. Бернард Глаубер — так его звали. На допросе он выдал всего одну фразу.

Пронина сделала драматическую паузу. Она любовалась, как глазки Денниса боязливо забегали туда-сюда.

— «Все мы идём к смерти и в ней найдём спасение», — с пафосом передразнила охранительница. — Я не пойму, что там у вас — ячейка повстанцев или клуб самоубийц?

— Я слышу это впервые, — фыркнул разрушитель.

Зелёный — значит, он снова не соврал.

— Эта фраза — неплохая зацепка, — заговорила Ефросинья. — Жаль, что Бернард отказался давать показания, а охранители, которые его задержали, не такие добрые и милосердные, как я. Так что теперь его тело стало прахом в кремационной камере, а мелкая подлая душонка вечно жарится в аду на костре у Змея.

Деннис загоготал, но его смех постепенно перешёл в кашель.

— Какие же они… кхе-кхе… идиоты.

Охранительница оживилась — эти слова будто дали ей карт-бланш на новые пытки.

— А ты не думал, что и тебя может постигнуть та же участь?

И ударила током.

— А-А-А!!! — пленник задёргался, такой глупый и беспомощный.

— Что мы держим тебя здесь лишь потому, что нам нужна информация? — гремел голос охранительницы. — А ну говори: куда отправился человек в маске?

— Я не знаю… — помотал головой разрушитель.

— ВРЁШЬ! — разъярилась Пронина и снова добавила боли. — Куда? Отправился? Человек? В маске⁈

Каждое слово она сопровождала коротким электрическим разрядом.

— Я НЕ ЗНАЮ! А-А-А-А-А!!! — камера потонула в его криках, и часть персонала закрыла уши руками.


Ефросинья вернулась в свой кабинет на вершине Пирамидиона, напоминая себе, что пора снова быть воспитанной и цивилизованной, хотя внутри ещё кипела буря от наслаждения муками Денниса. К тому же она до сих пор злилась на этого ничтожного извращенца, который посмел оскорблять Господа-Императора и построенную Им Империю. Но сейчас ей требовалось не только внешнее благоразумие — для расследования был нужен ясный и холодный ум, который мог бы связать воедино столь малочисленные факты. Все протоколы последних допросов были прямо перед Ефросиньей, на экране компьютера. Как и данные из системы Альберик и со станции на орбите Скумринга.

Пронина зашла в тупик. Охранительница обдумывала каждый известный ей факт, пытаясь сопоставить с другими, но ничего у неё не выходило, причём уже несколько дней. Мозги будто плавились, а затем закипали от потоков информации. Поэтому Ефросинья просто подолгу сидела за столом, схватившись за голову. Малейший шум раздражал её. Рядом Мелисса, Миранда и Мегара бодро болтали по своему обыкновению, и Пронина поймала себя на желании их сжечь, а затем прогнала эту греховную мысль.

Потом пришёл Мэтт. Сквозь полудрёму Ефросинья увидела, как техник сдал девушкам пропуск и магнитный ключ. Андерсон пренебрежительно скривился, после чего вернулся к своей работе, а Дарси, которая помогла Мэтту устроиться в Пирамидион, даже не посмотрела на бывшего подопечного. Похоже, техник не выдержал давления в коллективе и решил уйти. Трусливый щенок… Фрося хотела было по старой привычке подмигнуть ему, но это было ниже её достоинства. Вместо этого она демонстративно зарылась в компьютер, пытаясь добыть хоть что-то из показаний предателя и свежих данных с других планет. Но мозг снова начал пухнуть от нагрузки, и в итоге Пронина только смотрела на экран остекленевшими глазами.

Она хотела спать. И могла бы, не будь она на работе. Но тут одна из «Трёх М» бросила: «Не забудь про „Призрака“, Эфри!» Точно же, именно сегодня Баррада планировал очередной музыкальный вечер. А это значило, что Фросе нужно привести себя в порядок, надеть лучшее платье и… найти мужчину, который будет сопровождать её в театр. Последнее, увы, виделось чем-то нереальным…


После рабочего дня Пронина спустилась на нижние этажи, где на парковке её ждал флаер. Автоматические двери лифта распахнулись, и охранительница вышла в вестибюль. Она находилась на самом нижнем его уровне, где в полутьме, посреди серых квадратных колонн стоял золочёный памятник святому Себастьяну. Бородатый мудрец с книгой в одной руке и с мечом в другой поднимался на целых шесть-семь уровней, и даже постамент, на который опирались его гигантские ступни, был выше Ефросиньи.

Святой Себастьян — или Себастьен, как его называли некоторые — дружил с Императором, ещё когда Он ходил среди людей. И, согласно преданию, именно этот сподвижник объединил пытливые умы, готовые трудиться на благо новой Империи, в организацию, что следит в ней за порядком — Охранительное Бюро. Недаром на книге, которую держала статуя, было написано «Innocentia nihil probat». «Невиновность ничего не доказывает» — так переводилась эта надпись с высокого имперского, — именно этим принципом руководствовались охранители в своих поисках врагов человечества.

Над головой святого уходили вверх серебристые колонны и этажи, между которыми, подобно птицам, летали дроны-посыльные. Ефросинья недолго любовалась холодной красотой вестибюля — за подножием памятника она заметила человека. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене и явно не желая, чтобы его кто-нибудь видел. В руках он держал коммуникатор. Экран устройства освещал худое, ничем не примечательное лицо в очках.

— Я ушёл с работы, — тихо, но отчётливо сказал он.

Фрося встала у подножия памятника, вслушиваясь в разговор. Слава Императору, Мэтт был поглощён беседой и не заметил охранительницу.

— Да сегодня, мам! — бывший техник был слегка раздражён. — Я уже сдал ключи и больше не вернусь сюда!

Пронина не слышала голос его матери и могла только догадываться о содержании ответов.

— Да достало меня держаться за место! — это был крик души Мэтта. — Найду я работу, ты не переживай! Где? Да здесь, на Земле! Не в Диптаун же возвращаться. Нет, я не буду как дядя Стив!

Фрося поняла, что испытывает сострадание к этому юноше. Ведь не каждый вытерпит змеиное гнездо «Трёх М» и колкие замечания Андерсона. Она помнила, каким милым и добрым был к ней Мэтт, как было приятно, когда он её целовал и ласкал… Хороший, в общем, парень.

Она хотела выйти из укрытия и приобнять Мэтта, утешить, помочь пережить трудное мгновение. Но верно говорят, что убогих жалеть нельзя. На Великородине почему-то испытывали любовь к нищим, пьяницам и прочим не состоявшимся людям, а потом удивлялись, что совместная жизнь приносит одни страдания.

Мэтт, конечно, был на порядок выше люмпенов из Тараи или Престольного, однако Фрося уже разглядела в нём ростки неудачника. Император не обещал всем хорошую жизнь. Наоборот, Он поощрял развитие и усилия и отсеивал тех, кто не справился с Его испытаниями. Особенно это касалось мужчин, ведь их задача — сталкиваться с трудностями и охотиться на этих — как звали гигантских зверей с Древней Земли? — мамонтов, радуя семью свежим мясом. А Мэтт уж никак не походил на охотника, и Фрося не собиралась посвящать ему свою жизнь.

— Ладно, мам, пойду я. Люблю тебя. Пока, — попрощался он.

Непроизвольно сделала шаг, чтобы обойти постамент… но затем резко направилась к выходу на стоянку. Разве ей нужен этот закомплексованный растяпа?

— Фро! — раздался голос за её спиной.

А она сделала вид, что не слышит.

— Эй, Фро! — кричал Мэтт. — Фро! Постой!!! Куда ты? Фро⁈

Ефросинью кольнула совесть, но, с другой стороны, всё было правильно. И рано или поздно Фрося поймёт, что жалеть не о чем.


Освещавшие Париж прожектора погасли, чтобы не тратить электроэнергию и создать ночную атмосферу, и город под биокуполом погрузился во мрак. Всепоглощающую мёртвую черноту разбавляли лишь огни в нескольких зданиях и зависших над Сеной яхтах богачей. Ярче всего светились лампы, озарявшие зелёную крышу и купол театра «Опера Гарнье». У богато украшенного входа с колоннами и барельефами выстроились флаеры. Летающие машины выглядели весьма разнообразно, подчёркивая статус и достаток своих владельцев.

Флимузин Великого Охранителя походил на древний железнодорожный локомотив. Его чёрный блестящий корпус, вытянутый словно пуля, контрастировал с золотыми трубами и решёткой на носу. В противоположность строгой классике Баррады, флаер Ирен де Жен выглядел, как сказочная карета — лёгкая и ажурная. Вот только спереди вместо лошадей находилась вытянутая, расписанная узорами открытая кабина, где сидел робот-кучер в красной ливрее и напудренном завитом парике.

По сравнению с этой претензией на пафос белый флаер Ефросиньи выглядел очень скромно, но она утешала себя тем, что не все прилетели на предметах роскоши — так, Андерсон предпочитал функциональность и поэтому купил дорогую, но простую на вид чёрную машину.

— Ну как, готова? — спросила Надя Мышкина, занявшая пассажирское сиденье.

Фрося в очередной раз осмотрела своё отражение, созданное голографическим проектором. Она надела платье из бежевого шёлка, которое выглядело как бутон цветка. Плавные вертикальные линии должны были немного спрятать полную фигуру, и, похоже, справлялись с этой задачей. Вот только головасовсем не радовала. Русые волосы не без помощи Нади были собраны в сложную причёску, которую поддерживала заколка с искусственными бежевыми розами. В глубоком вырезе платья красовался медальон с буквой «I». Свою грудь охранительница считала слишком большой, однако мужчинам такое нравилось. Да и не настолько она большая, как у Нади.

Но лицо, хоть и немного изменённое макияжем, оставалось прежним: тяжёлым, пухлым лицом Фроси Прониной — деревенщины из южного полушария Великородины.

— Да, — подтвердила она. — Ну что, пойдём?

Нажатием кнопки Пронина подняла обе двери флаера и вместе с Мышкиной вышла на площадь перед Оперой.


Гости попали в обширный, залитый золотым светом вестибюль. Уходящие вверх колонны, круглые арки, барельефы на стенах и потолок с изображениями ангелов напомнили Фросе богатое убранство Имперского Дворца. Только парижская Опера не вызывала желания приобщиться к божественному. При всей своей архитектурной замысловатости она была памятником древней, языческой эпохи, храмом не Господа-Императора, но искусства, которое, если верить ярым пуританам, развращает и потакает гедонизму.

Впрочем, Филеас Баррада, несмотря на статус Великого Охранителя, не отличался религиозным фанатизмом — во всяком случае, за пределами работы. Он увлекался пением ещё в те времена, когда с будущей женой служил в скромном отделении Бюро на Кастароне, и позже не изменил этому пристрастию. Заняв самый высокий пост в организации, он стал устраивать культурные мероприятия в этом древнем театре. Приглашал Баррада только своих знакомых — в основном охранителей. На массового зрителя он и не рассчитывал: толпа даже на Земле, особенно на Святой Земле, должна довольствоваться идеологически правильными произведениями Эры Империи, думать о Господе-Императоре и своём долге перед Ним, а не наслаждаться музыкой прошлого, какой бы красивой и высокохудожественной она ни была.

Ефросинья вслед за остальными поднялась по огромной мраморной лестнице, перила которой открывали две статуи муз. Она медленно переставляла ноги в бежевых туфельках на каблуках. Из-за этой обуви она включила на флаере автопилот, а не управляла машиной лично, как часто делала. Рядом с Прониной по лестнице шла Надя Мышкина в белом платье с кружевами. Её слегка вьющиеся волосы украшала ажурная диадема с крылышками.

Выше по лестнице поднимались Миранда, Мелисса и Мегара — в обтягивающих, экстравагантных платьях с блёстками и длинными перьями, модных среди элиты на Земле. И все «три М» были с мужчинами! Миранда шла за ручку с Андерсоном во фраке. Они уже не видели смысла скрывать отношения — во всяком случае, в кругу своих. Мелисса и Мегара привели своих кавалеров из других ведомств. В офисе давно ходили слухи, что последняя уже помолвлена.

Охранительница Ирен де Жен, которая в пышном розовом платье выглядела точно карикатурная принцесса, прибыла вместе с охранителем Николя Ларушем, выбравшим чёрный строгий мундир. Дочь Министра финансов не нравилась Фросе и раньше — богатенькая девочка, которая и сама была далеко не глупа, но не достигла бы таких высот без связей в правительстве. Раньше Пронина злорадствовала: из-под утончённых нарядов Ирен виднелись жирные ляжки. А сейчас де Жен растолстела ещё сильнее — из-под внешнего лоска и макияжа уже вовсю начинала пробиваться обрюзглость домохозяйки. Конечно, полнота помогала в оперном пении, но во всём остальном однозначно не красила. К тому же сегодня петь ей было не нужно. И этот Ларуш… Выскочка-карьерист, тоже умный и деловой человек, но всё равно женился на дочери одного из Министров всей Империи, чтобы продвинуться по карьерной лестнице. Нахлебник? Или подкаблучник? В любом случае, мужественности в нём Фрося не видела.

Но кто сильнее всех раздражал Пронину, так это Дарси. Та посетила Оперу в простом деловом костюме, будто не нашла ничего другого. У неё явно были деньги, чтобы купить хорошее платье, но, видимо, она сама хотела оставаться серой мышью. И неудивительно, что рядом с Дарси не было мужчины.

К сожалению, и Фрося была одна, пусть и позаботилась о наряде. Без любящего принца, без Зимнего Джима. Но ничего, она пришла сюда, чтобы ознакомиться с древней классикой — уже в который раз… И выслужиться перед начальством.


Все разбрелись по местам в зрительном зале. На фоне красных стен выделялись золотые статуи и барельефы. Под расписным потолком огромная люстра нависала над красными рядами стульев в партере, который практически пустовал — большинство зрителей заняли ложи. Всё в зале выглядело так же, как в доимперскую эпоху. За исключением потолка — яркое, но бессмысленное либеральное художество Баррада велел заменить на небеса с облаками и ангелами. Причём нимбы у последних были с острыми лучами, как принято в имперской иконографии.

Оркестр в яме играл торжественную музыку, а на сцене танцевали и пели люди в карнавальных костюмах. Кавалеры во фраках и дамы в кринолинах беззаботно спускались по бутафорской лестнице — весьма условной копии лестницы из вестибюля — и веселились. Они пели, что все носят маски, и жизнь — этакий карнавал, забавная игра. Наверное, так оно и было — вот Пронина на службе в Охранительном Бюро не показывала слабости, не желая стать похожей на Дарси или Мэтта. И это было правильно.

Вскоре на сцене зазвучал глубокий, зловещий баритон, и все обратили внимание на фигуру в причудливом алом костюме и шляпе. Лицо таинственного человека скрывала маска в виде черепа. Фрося по голосу поняла, что это Баррада. Танцующие демонстративно разбежались от него в разные стороны. Главная героиня, певица с архаичным именем Кристина, сдавленно охнула, а молодой дворянин Рауль прикрыл возлюбленную своим телом. Загадочный Призрак в исполнении Баррады насмехался над посетителями и владельцами театра. Он требовал поставить собственную оперу, и чтобы Кристина спела в ней главную партию. Его голос пугал и завораживал одновременно.

А Фрося, облокотившись на край ложи, вспомнила другого незнакомца в маске. И зеркальный безликий шлем, который служил самой яркой его приметой. Как и Призрак Оперы, тот человек задумал свою, наверняка опасную игру, и Пронину мучили вопросы. Кто он такой? В чём его план? И куда же он, Император дери, направился после Скумринга? На окраину Галактики, где наступали фанатики-«Освободители» или, наоборот, в Девять Миров? Бесспорно, главные бастионы человечества были хорошо защищены, а могучие флоты и орбитальные станции отразят даже самое масштабное вторжение. Но этот враг был хитёр и непредсказуем, и от него можно было ждать чего угодно.

БАХ! Взрыв петарды и напряжённая музыка отвлекли охранительницу от размышлений. Это Рауль попытался поймать Призрака, но тот исчез в облаке дыма, оставив всех в недоумении.


На следующий день Великий Охранитель созвал экстренное совещание. Он восседал в похожем на трон кресле, а слева от него пристроилась Алехандра. Справа от стола Баррады на выросших из пола стульях расположились Миранда, Андерсон, Дарси и Ефросинья.

— У нас появилась зацепка по делу о человеке в маске, — уверенно произнёс Великий Охранитель. — Час назад я получил срочное сообщение от Рори О’Доэрти, главного охранителя Зекариса.

По наклонному стеклу Пирамидиона вовсю барабанили капли дождя.

— Он поймал предателя? — не сдержалась Ефросинья. — Великий Охранитель.

Андерсон бросил на неё укоризненный взгляд.

— У него есть сведения, куда тот направился, — строго ответил Баррада. — Губернатор Зекариса Бримстоун отправил по следу своего агента, корсара. На пиратской платформе «Кровавый Предел» стало известно, что наш «призрак» уже летит на Рейвенхольд.

Ефросинья посмотрела на гигантский настенный экран, где высвечивалась планета. Что же могло понадобиться предателю в одном из главных миров, который охраняют тысячи солдат Имперской Армии и кораблей Имперского Флота?

— Простите, а разве мы можем доверять корсару? — высокомерно усомнился Андерсон.

— Ты что — это же сам Пиксель! — произнесла Дарси с восторгом поклонницы. — Ой, а вы его не знаете?

Миранда покачала головой. Фрося вспомнила нечто смутное из прошлого — какой-то провинциальный бал, который от скуки посетили Ирен де Жен и гегемон Марса Понтиус Ригель. И грубоватого пирата в красной куртке, который каким-то образом соблазнил дочку тогдашнего местного губернатора.

— Этот «Пиксель» обеспечил нашему флоту множество побед в секторе Тенебрус, — авторитетно сказал Баррада. — Не будь на нашей стороне столь талантливого капитана, Империя бы остановила вторжение «Освободителей Зекариса» лишь на подходе к Девяти Мирам. Поэтому все мы — и я, и губернатор Бримстоун, и охранитель О’Доэрти — считаем, что ему можно доверять. На этом вопрос закрыт.

— Вас понял, Великий Охранитель, — спешно согласился Андерсон.

— Перейдём к делу, — продолжил Филеас. — Охранители на Рейвенхольде уже оповещены и начали проверку всех кораблей в системе, особенно фрегатов. Конечно, население об этом не знает — незачем поднимать панику. Главный охранитель Грейвулф заверил меня, что справится своими силами, и к тому же губернатор Зекариса отправил на Рейвенхольд Пикселя. Однако я считаю, что дополнительные меры предосторожности не помешают. Мы уже знаем, что враг наносит хирургически точные удары, использует хитрости и уловки, и поэтому не должны его недооценивать. В связи с этим на Рейвенхольд отправится оперативная группа под началом Ефросиньи Прониной.

— Я готова, Великий Охранитель, — Фрося приняла приказ без раздумий.

Почти: в её голове промелькнули сомнения по поводу совместной работы с корсаром, но предубеждения не должны мешать делу.

— Это радует, — Баррада посмотрел на неё с прищуром. — С вами отправятся Надежда Мышкина в качестве научного эксперта и отряд сержанта Козлова в качестве огневой поддержки. Вылет сегодня же. Андерсон, приготовьте тартану.

— Да, Великий Охранитель, — кивнул сотрудник Бюро.

— Ваша задача, Ефросинья — найти врага, где бы он ни прятался. Он может быть где угодно, но наш долг — поймать его и призвать к правосудию.

— Вас поняла, Великий Охранитель.

— Я уже предупредил главного охранителя Грейвулфа о вашем прибытии. В вашем распоряжении будут лучшие агенты и штурмовики Рейвенхольда. Не подведите нас.

— Служу Императору! — Ефросинья больше всего хотела прижать негодяя в маске к стенке, чтобы тот ответил по заслугам.

— Отлично, — улыбнулся Баррада. — Все свободны. Стой, Алехандра, можно тебя на пару слов?

Загрузка...