Глава 24

Новое тысячелетие


Снег продолжал идти над Престольным. В ярком свете ламп люди в зимних куртках и шубах по очереди садились на небесные баржи, показывая билеты роботам-контролёрам. Полностью нагруженные платформы взлетали, сверкая реактивными двигателями, и медленно плыли к широкому проспекту между двумя рядами небоскрёбов. Военный оркестр играл бодрые марши, звуки которых лились из громкоговорителей на углах зданий.

— А почему мы ещё не внизу? — Антимон разглядывал празднество через лобовое стекло тартаны. — Свет, веселье, ресторан на каждой барже! А ещё, я слышал, девки здесь хоть куда!

— Пронина велела нам наблюдать сверху, — оборвал его сидящий рядом Пиксель. — Не забывай, что мы на задании.

— Ох уж эта Пронина! — судовой врач поморщился. — Поправлю себя: девки здесь хоть куда, кроме неё.

За его спиной маниакально рассмеялся Свинтус. Были на борту тартаны и Босс с Джеффом, а за рулём сидел Дженкинс. Ещё один челнок с корсарами дежурил на противоположном конце улицы, а Михаил с Беггером несли вахту на корабле в верхних слоях атмосферы.

Пиксель поднялся со своего сиденья и приблизился к лобовому стеклу. Тартана стояла на одном из зданий Макариевского проспекта, и далеко внизу было видно, как золотистой светящейся вереницей баржи тянутся к тому самому храму, который капитан приметил ещё на смотровой площадке в нескольких кварталах отсюда.

Гигантское белое сооружение, залитое жёлтыми лучами прожекторов, возвышалось над серым городом. Его ступенчатый фундамент уходил в сине-чёрную дымку нижних уровней, а вверх устремлялась длинная, вытянутая башня, увенчанная огромным золотым куполом-луковицей. Купола поменьше встречались и ниже — на каждой ступени здания.

А прямо перед просторным двором храма возвели трибуны. Три белые стены — две поменьше по краям и одна большая в центре, разрисованные красными цветочными узорами, перегородили вход. Все эти сооружения заканчивались пологими, заострёнными кверху золотистыми крышами. Над каждой трибуной чернел огромный экран, а над центральной ещё было написано: «1000». И что-то на великородном. Пиксель облегчённо вздохнул, когда увидел дублирующую надпись на общеимперском: «С Днём Империи!»

Под основным экраном сидели самые важные члены правительства, слева от них расположились почётные гости, а справа — военный оркестр в яркой форме. Капитан ещё с детства любил участвовать во всяких важных событиях — с тех пор, как в его родном мире объявили священный поход на территорию космоварваров. Только потом он понял, что именно та кампания привела к объединению нескольких «паханов» и вторжению чужаков на имперские планеты. Тому самому, которое познакомило его с главными членами команды, а также Грюнвальдом, Цапфером и Хелен. И навсегда определило его дальнейшую жизнь.

— Где же ты, Одержимый? — тихо спросил Пиксель.

Где же он — Карл Птитс?

— Что, призвать его хочешь? — усмехнулся Свинтус.

— Не хотел бы, — покачал головой капитан.

* * *

— «Львы», «Орлы», что там у вас? — сухо осведомилась Ефросинья.

— Всё чисто, — сквозь респиратор и громкую связь прохрипел сержант штурмовиков.

— Тоже чисто, — подтвердил другой.

Пронина шагала в полном боевом доспехе по коридору в подвалах Красного Дома, а сопровождали её штурмовики из личного отряда.

— Так хорошо было бы сейчас отмечать со всеми… — мечтательно протянула Надя.

— Сфокусируйся на задании, — строго ответила Фрося. — Мы тут работаем, чтобы все могли нормально развлекаться.

А сама подумала: как бы здорово сейчас было оказаться на празднике вместе с Грушей и её семьёй. И без всяких Одержимых…

— Серверная номер четыре, — Пронина сверилась с картой, очутившись у скошенного дверного проёма, — будьте начеку, он нападает…

Автоматическая дверь закрылась за спиной охранительницы, отрезав её от штурмовиков Козлова. Теперь она стояла одна перед рядами прямоугольных блоков, выстроенных в бесконечном тёмном помещении.

— Какого змея тут происходит? — выругалась Фрося. — Надя? Надя, ты слышишь меня?

Ответа не последовало.

— Боже-Император, — она стукнула бронированным кулаком по запертой двери, но та легко выдержала удар.

Из тёмных глубин серверной послышался смех.

— Я не Он, но тоже могу тебе помочь, — произнёс низкий мужской голос.

* * *

Небесные баржи зависли над проспектом, а люди вышли наружу из надстроек-ресторанов и с нижних палуб. С такой высоты они казались Пикселю очень маленькими — мужчины, женщины и дети, которые собрались на площадках под открытым небом. Все взгляды были обращены на трибуны у храма.

Бравурная музыка стихла. Экраны замигали, и на них появился человек в строгом чёрном пальто. Лицо у него было опухшим от старости, а вместо правого глаза краснел бионический имплант. Из-под воротника к дряблой шее тянулось множество трубок систем жизнеобеспечения. Холодный ветер трепал жидкие седые волосы на блестящей, почти лысой макушке.

— Дорогие подданные Империи! — заговорил губернатор Константин Раков. — Жители Великородины и других миров, братья и сёстры!

Он стоял у постамента с гербом Империи и, вцепившись руками в деревянную кафедру, вещал через множество микрофонов. Пиксель понимал речь по субтитрам, выведенным на экраны для гостей с других планет. В уверенном голосе правителя слышались стальные, почти электронные нотки.

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы встретить новый год, который знаменует тысячелетие нашей Империи! — продолжал Раков. — Наша планета, Великородина, была с Господом-Императором с самого начала. И пусть её впоследствии захватили мерзкие змеепоклонники, народ — люди — сохранили веру в истину в своих сердцах, пронесли сквозь террор Алмазова, через окопы Великой Галактической Войны! И спустя столетия свет Императора вновь воссиял над избранным Им планетой, и мы продолжаем вечное служение Ему! Да — грязные разрушители, пираты и чужаки до сих пор пытаются сломить наше общество, расшатать его устои, но мы не сдадимся просто так! Мы — Великородина, мы — Империя, и с нами Император! И с верой в сердцах мы готовы перешагнуть новый рубеж и вступить в новое тысячелетие процветания и стабильности!

На этой возвышенной ноте губернатор закончил. До Пикселя донеслись аплодисменты и ликование толпы. Колокол храма возвестил приход нового тысячелетия звонким ударом. Люди радостно чокались и пили: взрослые — газированное вино, а дети — фруктовые напитки.

И в этот момент всеобщего счастья и предвкушения из ниоткуда раздались громкие органные ноты. Серое ночное небо покраснело, будто налившись кровью, и между багровыми облаками проскочили молнии. Люди на баржах закричали в панике.

Небоскрёбы Макариевского проспекта окутал густой туман, будто окружив празднующих со всех сторон. Со всех, кроме одной — той, где поднимались трибуны. На экранах вместо Ракова возникла золотистая зеркальная маска. Как и прежде, Одержимый стоял среди пляшущих языков пламени, закутанный в длинный плащ с высоким воротником.

— Браво, господин губернатор, браво! — его бас донёсся из громкоговорителей. — Хорошая речь, я бы так не смог!

* * *

— Постой, Ефросинья, — произнёс Одержимый. — Я не враг тебе.

Говорил он на общеимперском.

— Ты мерзкий предатель! — процедила охранительница. — Император тебя не простит!

Автоматическая защита сработала. Коробки серверов, усеянные мигающими огоньками, со звоном покрылись толстой бронёй.

— Император? — из-под маски послышался лёгкий смешок. — Тот неживой идол, который жадные до власти чинуши и церковники показывают нам по праздникам?

— Не оскорбляй Его! — выпалила Фрося.

Система наведения на её глазу выявила цель, и охранительница выстрелила несколько раз. Но пули лишь пролетели сквозь мрачный саван Одержимого. Стиснув зубы от злости, Ефросинья пошла между рядами серверов, продолжая методично стрелять по Одержимому. Но тот лишь растворился во тьме зала.

— Выходи драться, как мужчина! — прокаркала она.

— Зачем мне сражаться с тобой? — на удивление спокойно спросил он.

Она увидела, как размытая тень пересекает серверную. Попыталась прицелиться, но Одержимый оказался слишком быстрым и пробежал уже в тридцати метрах от неё.

— Я просто хочу открыть тебе глаза, — низкий голос террориста был даже умиротворяющим. — Ефросинья Пронина, мы на самом деле очень похожи. Умные, но одинокие души, отвергнутые большинством. Только я прозрел ещё давно, понял, насколько тщетно бытие в Империи, а ты продолжаешь держаться, и ради чего?

— Заткнись и встреть свою смерть! — она крутилась в разные стороны, пытаясь определить местоположение Одержимого.

— Страдаешь на службе, которую терпеть не можешь. Веришь в идеалы, которые твоё начальство само ни во что не ставит. Тебе одиноко и тоскливо. Остро не хватает тепла, и единственный, кто его может дать — кот-робот, искусная имитация настоящего животного…

— Не смей лезть в чужую жизнь! — Пронина водила пушкой, но видела только тьму.

— Это Руденко залез и Баррада. А я лишь раздобыл плоды их трудов. Если ты думала, что охранители перестали следить за тобой на Земле, ты очень наивна.

Фрося застыла. Мерзавец был прав — иначе бы он не знал подробностей вплоть до робокота.

* * *

— Он говорит по-здешнему? — удивился Антимон.

А вот Пиксель не удивился — он единственный из корсаров знал, кто скрывался под маской. Слова Одержимого были капитану непонятны, но террорист тоже заботливо обеспечил своё выступление субтитрами. Не исключено, что и с расчётом на Пикселя…

— Люди Великородины! — обратился преступник к празднующим. — Слова о вере, служении и величии красивы, но посмотрите на тех, кто их произносит! Взгляните, что несла тысячелетняя Империя за всё время своего существования! Богатство, славу, почёт, но лишь для тех, кто стоит на вершине — таких, как Раков! А что досталось простым людям во многих мирах?

— Действуем? — спросил Босс.

— Подожди, — осадил Пиксель, чуя неладное.

Вдалеке завыли сирены. Сенсоры тартаны показали несколько флаеров полиции и Охранительного Бюро. Группы машин летели к проспекту на всех парах, но затормозили от следующих слов Одержимого:

— Господа охранители! Неужели вы считаете, что уничтожить правду, что заткнуть ей рот будет так просто? Нет… Если любой из вас или полиции пересечёт завесу, ваше драгоценное правительство взлетит на воздух!

Пиксель заметил, как люди на трибунах стали копошиться. Ближайшие соседи Ракова что-то говорили губернатору, а он кивал.

— Входящее сообщение, — предупредила автоматика.

Дженкинс вывел голограмму на проектор. Это оказалась помощница Прониной.

— Я Надежда Мышкина, Охранительное Бюро, — смущённо представилась девушка.

— Что случилось? — Пиксель подбежал к приборам.

— Одержимый проник в здание, на экранах играет запись, связи с Прониной нет, пытаюсь взломать глушилку, но не могу, — сбивчиво затараторила Мышкина.

Значит, Карл успешно идёт к своей цели, какой бы она ни была.

— А мне что делать, госпожа охранительница? — спросил капитан.

— Пока ничего — мы боимся, что у него есть бомба, газ или что-то ещё опасное. Спецотряды уже направлены внутрь небоскрёбов для тихой ликвидации людей Одержимого. Оставайтесь на местах и держите ухо востро.

— Понял вас, госпожа охранительница.

Голограмма погасла. А за бортом злодей снова обратился к народу:

— Вы помните, что случилось четырнадцать лет назад, в 986 году? Если нет, то я вам напомню. Именно тогда в августе Имперская Армия высадилась на планету Антея и жестоко расправилась с местным населением.

Вместо него на мониторах появились фотографии зданий, лежащих в руинах. Небоскрёбов — не таких высоких, как на Великородине — с зияющими посреди этажей дырами. Сожжённых флаеров и витрин. И множества трупов, над которыми склонились скорбящие.

— И за что? — сквозь снимки проступила маска Одержимого. — Антейцы вероломно напали на Империю? Уничтожили несколько её миров? Нет. Единственное преступление Антеи было в том, что она не хотела быть частью имперского пространства, всеобщей имперской семьи. Но разве являются преступниками выросшие дети, которые хотят жить отдельно от родителей?

— Это всё ложь! — выкрикнул кто-то на барже.

— Они первыми начали!

— А как тогда ваша непогрешимая и доблестная Империя отнеслась к своим же подданным? — гремел Одержимый. — Да ничуть не лучше!

На экране вместо его маски появился разрушенный городской проспект под розово-бежевыми облаками. Дрон с камерой показал, как по улице бегут тысячи имперских солдат в серо-зелёной форме, вооружённые автоматами. Вскоре в центре кадра появился толстый мужчина в офицерском мундире. Рядом с ним стояли знаменосец с реющим штандартом, ординарцы, полковые священники и прочая свита.

— Вп!-ерёд, соб!-аки, к п!-об!-еде! — вопил полковник во всю глотку.

— УР-Р-Р-А-А-А-А!!! — кричали солдаты на патриотическом подъёме.

Они пошли в атаку, продвигаясь по разбитому асфальту среди обломков. И вскоре первые ряды полегли от рук врагов, засевших в окнах ещё целых небоскрёбов. Камера приблизилась, показывая, как люди падали, сражённые автоматными пулями, и на место погибших тут же вставали новые бойцы, которых через несколько секунд ждала абсолютно та же участь.

У Пикселя от этого зрелища навернулись слёзы. Перед прощанием Карл говорил что-то про Антею. Что именно там разочаровался в Империи и попал в Тёмный Замок. Возможно, он был одним из тех самых солдат, что бежали на верную смерть?

— Восстание на Антее было подавлено, но огромной ценой, — на фоне разрушенного города возникла полупрозрачная маска Одержимого. — И кто же, вы думаете, эти люди, которых расстреляли на ваших глазах? Добровольцы, готовые защищать Империю? Те, кто поклялся в верности Императору до конца по собственному желанию? Нет. Это были простые, несчастные юноши, многие из которых даже не достигли совершеннолетия. Их забрали из школ, семей, причём не только на бедном юге или других планетах системы, но и прямо здесь, в столице целой части Империи! Их оторвали от обычной жизни, их отправили умирать, а с родителей взяли подписки о неразглашении. Судьба немногих выживших осталась незавидной. И всё это было затеяно лишь для того, чтобы Империя оставалась великой, а генерал Хонорик, который руководил этой самоубийственной атакой, получил новую награду!

— Бред! — донеслось с барж.

— На Антею брали добровольцев!

Изображение города погасло, и на экранах остались лишь чернота да безликая зеркальная маска, на которой не было никаких эмоций.

— Задумайтесь, кому вы служите, — басом проговорил Одержимый. — На чью милость оставляете свои жизни, ради кого посылаете своих детей умирать. Вы убеждены, что Империя искренне заботится о вас? Нет, она может так же легко забрать ваши блага, как и дать их вам. В любой час, в любую минуту…

* * *

— Остановись, подумай, — мягко сказал человек в маске. — Для имперцев ты лишь расходный инструмент, не более. Но представь, что можно уйти, освободиться!

— Куда уйти? — резко спросила Фрося. — В Тёмный Замок?

— Тёмный Замок — изжившие себя слабаки, которые погрязли в интригах. Я знаю, потому что учился в его стенах, но сейчас я действую сам по себе, не скованный рамками правил и запретов.

Пронина вышла из себя. Но теперь не потому, что он поносил Императора. Всю свою жизнь она всячески себя ограничивала, из кожи вон лезла, чтобы стать образцовой подданной Империи. Чтобы люди признали её нормальной, достойной существования — и даже лучше. А этот выскочка просто был собой. Он не стеснялся своей ненормальности к вящему раздражению Фроси.

— И что ты сам по себе можешь сделать? — бросила она.

— Вариантов много. Обвалить глизеанскую биржу, устроить переворот на Сан-Граносе, — прозвучал голос без модулятора. — Всё это возможно. Но ещё большего мы достигнем вместе!

Просто мужской голос, ничего сверхъестественного. Даже на удивление мягкий, успокаивающий. Фрося обернулась туда, откуда он доносился, и увидела высокого человека в плаще. Её лицо отражалось в зеркальной маске — ещё более опухшее, чем обычно.

— Прошу тебя, забудь всё, что тебе говорили о мужчинах родители, подруги, общество, — Одержимый вдруг перешёл на общеимперского на великородный. — Я принимаю тебя такой, какая ты есть. Я не требую образцовой женственности ни от кого и не ищу ни хозяйку моего дома, ни мать моих детей.

Он говорил со столичным акцентом — тем самым, который Фрося считала слишком правильным и высокомерным, но при этом тщетно пыталась сымитировать в юности. Неужели он тоже с Великородины? Или так хорошо выучил сложный язык?

— И твоя внешность прекрасна, — сладко пел он. — Для меня будет блаженством прикоснуться к твоему телу и утонуть в твоих объятиях… Присоединяйся ко мне. Вместе мы можем свергнуть имперский диктат, который долго душил твою волю, и разобраться с лицемерием Тёмного Замка. И на руинах построить новую Галактику, более добрую к тем, кто отличается от большинства, к таким, как мы…

Одержимый элегантно протянул руку в чёрной перчатке в сторону Ефросиньи. Та замерла, не в состоянии вымолвить и слова. К ней будто бы пришла ожившая подростковая фантазия, та самая, чистая, без слоёв чужого влияния и предрассудков. В глазах Фроси проступили слёзы. К змею весь долг перед Господом-Императором и Империей, к змею всю прежнюю, бессмысленную и бесполезную жизнь… Только она сначала хотела увидеть настоящее лицо Одержимого.

— Сними маску, — тихо сорвалось с губ Прониной.

Он дотронулся руками до шлема и снял его. Фрося разглядела лишь голову и длинные волосы до плеч — черты лица тонули во мраке. Она опустила целеуказатель и активировала ночное видение. Но и это не помогло — Одержимого будто окутала тьма.

И тогда охранительница пошла вперёд. Робко и осторожно она шагала в моторизованной броне мимо прямоугольных серверов — навстречу тому, кто готов был ей помочь.

* * *

Одна из множества небесных барж марки «Радус» висела над туманом Макариевского проспекта. На палубе, которую поддерживали в воздухе антигравитационные приводы и гиростабилизаторы, собрались десятки человек. Буквально десять минут назад они веселились, непринуждённо болтали, пили газированное вино, снимали себя и близких на коммуникаторы и выкладывали фото в планетарную сеть…

А теперь все застыли в недоумении. В руках у некоторых до сих пор догорали огненные палочки, но праздничное настроение вмиг улетучилось. Аграфена стояла посреди толпы. Сердце билось в панике. Груша смотрела то на спины в куртках и головы в шапках и кепках перед собой, то на экраны вдалеке.

На те самые экраны, где блестела золотая маска Одержимого. Аграфена что-то слышала о некоем бандите, который взял заложников на Рейвенхольде, но не ожидала попасть в его сети. Всё-таки сестра была права, и её следовало послушать — при всех охранительских заморочках, которые Груша никак не могла простить.

Она держалась за мужа, ища в нём опоры. Роман оставался невозмутим. Он смотрел на безликого террориста твёрдым взглядом. А с другой стороны к самой Груше прижался маленький Слава…

— Ма-ма, что та-кое? — не переставал спрашивать он.

— Я не знаю, сынок, — честно ответила она, посмотрев в его маленькое личико.

* * *

Штурмовик Семецкий тихо крался по тёмному коридору небоскрёба. С автоматом в руках элитный боец шёл мимо дверных проёмов, руководствуясь встроенным в шлем тепловизором. Позади следовали и другие штурмовики. Охранитель Драгомиров приказал им осмотреть все здания проспекта в поисках устройств, заложенных Одержимым.

Сквозь красные линзы Семецкий увидел несколько жёлтых размытых пятен. Значит, подельники Одержимого скрываются в соседней комнате… Ударом бронированного сапога штурмовик выбил хлипкую офисную дверь — и очутился в просторном кабинете. За панорамными окнами, прикрытыми жалюзи, пылали огни праздника. А помимо столов с компьютерами, типичных для таких помещений, на полу стояло множество бочек.

— Сержант, я нашёл их, — с хрипом доложил Семецкий по громкой связи.

Перед ним стоял человек в полицейской форме — такой же высокий, как штурмовик, только толстый.

— Офицер, какого хрена ты не доложил ОБ? — рявкнул Семецкий, наведя дуло.

Полицейский лишь усмехнулся. У него было лицо не сытого, довольного жизнью столичного стража порядка, а отъявленного уголовника с нижнего уровня — тяжёлое, покрытое рубцами и шрамами.

— Тут «оборотень»! — проорал штурмовик.

Метким выстрелом он повалил «полицейского» на пол, но из-за угла выбежали другие бандиты. Автоматная очередь изрешетила Семецкого, и он бессильно рухнул на пол, а за ним — и его товарищи по штурмовому отряду.

— За Антею! — это было последним, что он услышал.

* * *

— Если завтра Земля объявит новый священный поход, то готовы ли вы отдать ей своих детей? — гремел жуткий голос Одержимого над улицами города. — Готовы ли отправиться туда сами? Готовы ли принести благополучие и жизнь в жертву величия Империи?

Аграфена вздрогнула, представив Славу большим и в армейской форме. И мёртвым после очередной военной кампании…

— Я умру за Императора! — прокричал пьяный юноша, лихо отплясывая у борта.

— Лишь бы не было войны… — тихо сказала старушка.

— Если да, то я принесу в жертву вас, никчёмных, глупых людишек! — интонации злодея стали ещё более жёсткими, даже рублеными. — И да очистится Вселенная огнём!

Груша застыла в ужасе — высоко над баржами, по всему проспекту начали взрываться здания. Оранжевые облака охватили этажи, словно раскрылись бутоны цветов. И сверху прямо на людей с грохотом посыпались куски железобетона.

Ей хотелось кричать — и она закричала. Схватилась за Романа, а он успокаивающе её обнял. Слава прижался к ногам матери. Он тоже орал, недоумевая, что вообще происходит, но хорошо чувствуя опасность.

— Лево руля, блин! — проорали в рубке.

Палуба немного наклонилась — небесная баржа пыталась уйти от лавины обломков. Но затем врезалась в точно такое же судно, и от столкновения взорвался один из её реактивных двигателей. Баржа накренилась уже сильнее. Расталкивая друг друга, люди хватались за всё, что можно, а кто-то укрылся в ресторане. Парень, который клялся умереть за Императора, потерял равновесие и улетел в туман вместе с камнепадом.

Рома схватился крепкой рукой за борт. Другой он держал Грушу, которая не отпускала Славу. Вокруг падали обломки зданий. Их шквал придавил несколько небесных барж. Антигравитационные приводы не выдержали, и суда вместе с пассажирами мёртвым грузом понесло вниз.

А в динамиках гремел демонический хохот Одержимого. Жуткий, нечеловеческий смех заполнил воздух, перекрывая шум взрывов и падающих обломков. Безликая зеркальная маска взирала на город с экранов, упиваясь чужой болью.

— С нами Император, — уверенно сказал муж.

Аграфена нервно улыбнулась ему, стараясь не смотреть на творящийся апокалипсис. Придерживая Славу одной рукой, другой она вцепилась в поручень. Всё будет хорошо. Они выберутся.

Огромный серый валун, из которого торчала арматура, устремился прямо к барже. Крича и крепко сжимая Славу, Аграфена взглянула в лицо своей гибели.

И жизнь оборвалась.

* * *

— Летим, живо! — гаркнул Пиксель.

Тартана убрала посадочные платформы и поднялась над городом, когда прогремели взрывы. Волна огня прошла от начала проспекта до его конца, оборвавшись у трибун. Стенды с экранами, на которых хохотал Одержимый, не пострадали, а вот кафедра членов правительства потонула в ярком облаке. Пиксель готов был поклясться, что в момент взрыва Раков и прочие засветились зелёным, будто голограммы.

— Спасём всех, кого сможем! — принял решение капитан. — Тебя это тоже касается, Михаил! — проорал он в устройство связи.

Пока тартана снижалась, Пиксель не отводил взгляда от Одержимого, злобно хохочущего с экранов. Что же ты наделал, Карл? И ради чего? Неужели твоя ненависть — к Империи, родной планете или чему-то ещё — настолько сильна, что от неё город полыхает красным заревом, которое отражается в куполе храма? Что баржи с беззащитными людьми, сталкиваясь с обломками зданий и друг с другом, неотвратимо идут к смерти? И нужна ли тебе после этого помощь? Глядя на хаос вокруг, Пиксель убедился, что совершил правильный выбор.

Багровые облака рассёк корсарский бриг с алым носом. Наклонившись, он завис между одним из небоскрёбов и проспектом. Осыпавшиеся сверху камни разбивались о бронированный борт космического корабля, а парившие под ним баржи выплыли из-под его тени, прочь от опасности.

Единая вереница огней на проспекте нарушилась. Лишь отдельные баржи сверкали во тьме, и к одной из них устремился Пиксель. Сквозь лобовое стекло он видел, как вокруг суетятся полицейские, медицинские и спасательные флаеры. Где-то там была и вторая корсарская тартана.

Транспортник завис рядом с баржей, которая без двигателей на одном борту медленно, но верно плыла вниз. Открылся стыковочный шлюз, и оттуда опустился трап. Пиксель с корсарами спрыгнул на палубу. Великородинцы недоверчиво взглянули на космических разбойников, но он им показал патент с официальной печатью.

— Ми! Помощь! Уам! — произнёс капитан на местном языке.

Под присмотром корсаров горожане ступали на трап и грузились на тартану. Были там и маленькие дети, и глубокие старики. Пиксель вместе с несколькими членами команды разгребал завалы, освобождая тех, кого придавило. Больше всех в этом деле преуспел Босс — своими ручищами он поднимал огромные куски железобетона и швырял куда-то за борт. Антимон дежурил рядом, оценивая количество тяжело раненных. На борту транспортника врач окажет им первую помощь, после чего корсары передадут их имперским медикам.

* * *

Одержимый стоял перед Ефросиньей, снова протянув ей руку в чёрной перчатке. Сердце Прониной трепетало. Она так хотела сбежать из этого кошмара — вместе с таинственным человеком, который хорошо её понимал. И был готов принять.

— Смелее, — мягко, ласково сказал Одержимый. — Ничего не бойся.

Она не боялась. Надежда на новую жизнь маячила впереди, освещённая алыми лучами. Новую жизнь, где не надо будет стесняться своей фигуры и мучиться из-за «ненормальности», с завистью глядя на успешную Аграфену… Где не придётся зависеть от Баррады и его крепко спевшегося коллектива, дружного со всеми, кроме самой Прониной.

Зазвонил коммуникатор на запястье. Нажав кнопку, Фрося увидела голографическую Надю.

— Я вернула связь, но… но… — Мышкина пребывала в шоке, — он… взорвал праздник…

Говорила она сбивчиво, со всхлипами. Настроение Фроси вмиг переменилось. Как, как вообще она могла довериться этому чудовищу? Этой твари, что взрывает людей⁈ Хоть бы Груша была жива…

— Монстр! — отчаянно выпалила Ефросинья. — Ублюдок! Выродок!

Почти в упор она выпустила несколько пуль в Одержимого, но он только смешался с темнотой в комнате. И всё пространство над полом захватил густой туман. Взбешённая Фрося двигалась среди белых клубов, водя оружием в разные стороны. Голограмма Нади погасла.

Вдруг загорелся свет. Ефросинья поняла, что стоит одна посреди необъятной серверной. Ноги Прониной тонули в плотной пелене, а злодея нигде не было видно.

Загрузка...