Тень Одержимого

Глава 22

Родной мир

В капитанской каюте фрегата царила тьма, окутав полукруглую обзорную площадку на корме. Металлические перегородки с закрытыми ставнями лишь угадывались в тусклом свечении двух электрических канделябров.

Одержимый стоял в центре, на коленях. Без шлема — тот лежал рядом. Чёрный плащ спадал на пол, образуя круг из ткани, края которого растворялись во мраке. В руке лежал осколок прежней маски, той самой, которую повредил Пиксель. Одержимый посмотрел на золочёный, помятый кусок металла — и на него взглянуло собственное отражение. Измождённое бледное лицо, выдающийся нос и глаза, полные боли.

— Нет… — тихо произнёс, почти прошептал Одержимый.

Он до сих пор помнил прикосновение Пикселя, то дружеское тепло, которого так не хватало. О чём же сейчас думал корсар? Понял ли он, что Карл находится в страшной опасности?

Карл? Кто это такой?.. Спаситель не придёт. Ничего не будет, кроме боли. Смерть. Все мы идём к ней.

И что же?.. Искать в ней спасения?

Не спасения. Забвения. Жизнь — ничто, беспросветная Вселенная загубленных надежд. И он уйдёт, сыграв прощальную симфонию.

Нет, не уйдёт… Пиксель поможет Карлу Птитсу.

Или не поможет?..

От противоречий в разуме Одержимого раскрутился маховик гнева и ярости. Он стиснул рукой кусок маски — и почувствовал боль. Бросив осколок, Карл понял, что на перчатке из чёрной кожи появился порез, из которого течёт кровь. Тёмная и блестящая.

Вдруг зазвенела сигнализация. Ужасный, раздражающий звук, который бил Одержимого по ушам.

Но на него стоило обратить внимание.

Карл быстро надел маску и направился к выходу из каюты. Он пересёк две угловатые арки с бордовыми занавесками, миновал жилой отсек и кухню в нишах, обогнул капитанский стол с компьютером и оказался у серой автоматической двери.

От нажатия кнопки створки раздвинулись. У порога, в более светлом предбаннике стоял Крысюк. Одержимый хотел изничтожить мелкого засранца лишь потому, что тот его потревожил…

Человек в маске угрожающе навис над своим старпомом, обнажив одно из лезвий. Длинный острый клинок блеснул прямо у горла Крысюка.

— ЧТО ТЕБЕ НУЖНО? — проорал Одержимый сквозь искажающее голос устройство.

Ему нравилось, как зрачки карлика расширились от страха, как задрожали короткие ручки и ножки…

— Кэп, мы скоро прибудем, — проверещал Крысюк, не отводя взгляда от лезвия у шеи. — Пора обсудить план…

— Отлично, — кивнул Одержимый, убрав оружие.

Старпом вздохнул, боязливо поглядывая на уходящего капитана.

Тень в блестящей маске поднялась по одной из металлических лестниц на мостик фрегата, расположенный прямо над каютой. Рядом с высокими и широкими окнами, сейчас задёрнутыми ставнями, находились компьютерные терминалы. Обычно за каждым сидел офицер связи, но Одержимый не мог позволить себе такой большой экипаж. Поэтому горели лишь два монитора, за которыми работали брат и сестра Раттиган. И, конечно, командная консоль в центре.

— Мы отвлечём внимание охранителей, чтобы вы проникли в их штаб-квартиру… — рассказывал Крысюк, встав у голографического проектора.

Над квадратным столом выросли зелёные очертания небоскрёбов и огромной башни собора с луковичным куполом. Великородина… Мир, кудаОдержимый не хотел бы возвращаться. Но дешифровка данных с Рейвенхольда показала, что именно туда направился корабль с заветным артефактом на борту.

Одержимый слушал Крысюка вполуха, без пристального внимания. К сожалению, на Великородине было бы сложно найти такого же полезного помощника, как Эпплуорт, да и времени на это не хватало. Тем не менее, «Чума» обещала разобраться с орбитальным контролем, а карлик знал неких ребят с нижнего уровня, которые обеспечат необходимой техникой. При таком раскладе в штаб-квартиру Охранительного Бюро можно попасть и самому, особенно когда все агенты будут заняты другим. Или не все, а большинство…

— Мы установим голопроекторы по всей улице и перехватим телесигнал… — верещал Крысюк.

— Прекрасно, — безразлично ответил Одержимый. — Только помни: без жертв среди мирного населения. Наша цель — отвлечь охранителей, а не устроить бойню.

Старпом нервно кивнул.

— Да-да, кэп.

— И учти, — Одержимый снова наклонился над ним. — Если что-то пойдёт не так, я выпотрошу тебя на глазах у команды. Лично.

Крысюк ещё сильнее задрожал от испуга, а зрачки его глазок — увеличились. Это было славно. Пусть знает, что за неповиновение придётся ответить кровью.

— Мы на месте, кэп! — воскликнула сестра Раттиган.

Тяжело дыша, Одержимый посмотрел в окно за командной консолью, которое выходило на нос фрегата. Крепкие металлические ставни спали, и за бронированным стеклом возникла чёрная пустота космоса. И в этой бездне парил голубовато-серый шарик, окружённый двумя тёмными лунами. Человек в маске так хорошо знал эту планету…

— Начинай приготовления, Крысюк, — велел он. — А я займусь своими делами.

— Да, кэп! — пропищал старпом.

Рот под маской скривился в довольной ухмылке.

«Главное празднование Дня Империи начнётся на Макариевском Проспекте с 22:00».

Одержимый читал текст на небольшом экране, который висел на стене вагона. Он стоял в забитом людьми поезде, держась за поручень. Синяя мятая куртка с мехом на откинутом капюшоне, чёрные тёплые штаны, вязаная шапка с эмблемой футбольного клуба — типичный житель Престольного, ничем не примечательный.

Лицо Одержимого от людей и камер скрывала маска, но не зеркальная, а гигиеническая, из дешёвой синтетики. Все в вагоне носили такие, или же высокотехнологичные респираторы. Похоже, город недавно охватила эпидемия, и власти приняли меры предосторожности. Впрочем, и без маски вряд ли бы кто узнал в Одержимом подростка, который исчез на войне давным-давно, чтобы лишь ненадолго вернуться в обличье армейского капитана и вновь отправиться на другие планеты. К тому же большинство людей погрузилось в коммуникаторы и информационные планшеты, так что Карл мог насладиться отсутствием внимания.

«Чучух-чучух, чучух-чучух».

Колёса поезда медленно стучали, а за окнами проносилась чернота туннеля, проделанного в гигантском небоскрёбе. Тьму разбавляли редкие жёлтые огоньки, но внутри вагон был хорошо освещён. Иногда сквозь стекло пробивался солнечный свет — поезд пересекал мосты между зданиями, и в такие короткие моменты Одержимый разглядывал серый город, над которым плыли потоки флаеров. И чувствовал, как через вентиляцию на крыше падают редкие снежные хлопья.

Экраны транслировали информацию о достопримечательностях города и прогноз погоды. Люди тесно жались друг к другу, сидя вдоль стен и стоя в салоне, и не отрывали глаз от электронных устройств. О чём-то громко разговаривала компания парней. Маленькая девочка с пристрастием расспрашивала свою маму. Пожилая женщина в пуховике спала на сиденье, закрыв глаза, и на её морщинистом лице отпечаталось многолетнее страдание.

В детстве он мало ездил на метро — в школу он летал на маршрутном флаере, а к своим друзьям родители его возили на личной машине. Поездом Птитсы пользовались, только чтобы сходить в театр или на экскурсию в труднодоступном центре Престольного. Но трясущиеся, переполненные людьми вагоны так запомнились Карлу, что сейчас он мог сравнить — с тех пор почти ничего не изменилось. Может, поезда были других моделей, да и экранов раньше не было, но и всё.

— Станция Желобино, — объявил электронный голос диктора.

Вагоны остановились, и Одержимый пробрался к распахнутым автоматическим дверям. Он очутился в просторном зале, изогнутые стены которого украшали портреты выдающихся имперских военных. С гордыми лицами и горящими праведным огнём глазами генералы вели рядовых солдат Великородины в бой с опасными врагами человечества.

А рядом с полотнами стоял на покосившихся бионических ногах мужчина средних лет в военной форме. С жалобным видом он тянул к прохожим руку — тоже имплант, и каждое движение сопровождалось скрипом. Ветеран очередной войны, которые постоянно вела Империя. Вроде той, что подтолкнула Карла Птитса на его истинный путь, к эволюции в Одержимого.

У того промелькнула мысль, не помочь ли бедному солдату. Однако потом взгляд скользнул по опухшему волосатому запястью с татуировкой «РАКОВ». Что ж, фанатик губернатора Великородины должен благодарить Императора за такой исход, и неважно, сам ли вызвался сражаться или вынудили обстоятельства.

Вклинившись в середину толпы, Одержимый попал в большой лифт, который доставил многих людей на крышу циклопического здания. Знакомый, хоть и нечастый маршрут. Из перехода мститель выбрался на улицу. Там все радостно поснимали маски, но не он — нельзя показывать лицо.

Под затянутым серыми тучами небом, с которого падали редкие снежинки, бурлила жизнь. Перед Одержимым вдаль и вширь тянулись рыночные ряды. Из громкоговорителей на столбах лилась популярная по всей Галактике праздничная музыка.

Люди в куртках и тулупах подходили к палаткам и покупали дешёвую еду с гидропонных и синтетических ферм. Продавалась там и одежда — мрачная и безликая для мужчин и кричащих цветов для женщин. Тоже синтетика, как и почти всё в этом городе.

— «Престольская правда», свежий номер бесплатно! — напевно декламировал старик в ярком жилете, раздавая газеты.

— Жи-ва-я ры-ба, толь-ко у нас! — монотонно произнёс многорукий робот, вмонтированный в столик за стеклом павильона.

И здоровым тесаком отрубил голову клоровскому сому.

Идя вдоль рынка, Одержимый всматривался в лица. Вот мужчина в длинном пальто поверх делового костюма энергично идёт по своим делам, нажимая на кнопки голографического интерфейса, спроецированного шлемом перед его головой. Женщина в короткой куртке и с блестящим от косметики лицом громко кричит на своего маленького сына. Рабочие с другой планеты, одетые в чумазые робы, шумно что-то выясняли на родном языке.

А Одержимый давно не слышал своего языка. Того, с которым вырос. Он столько времени провёл на планетах, где был в ходу общеимперский, и сам говорил почти исключительно на нём. Человеку в маске нравилось, что команда даже не знает о его национальности, и дело было не только в предосторожности. Ведь Карл Птитс ещё раньше хотел отдалиться от Великородины. Боялся навеки потонуть в той душной атмосфере, которую наблюдал и впитывал в детстве, в этом неудобном и нерациональном укладе. Вокруг него как будто в воздухе было разлито страдание, а все грехи Империи принимали совсем гротескные черты.

В детстве он наивно верил, что без довлеющей тени Айнура Алмазова и диктаторского наследия Великородина воспрянет духом и благополучно вольётся в общечеловеческую семью, объединённую Господом-Императором на Земле. Что люди не захотят страдать и станут жить лучше, как родители самого Карла — они на его глазах обзаводились благами. Но нет, чуда не произошло. Великородина осталась собой.

Всюду мерцали яркие вывески: «Мясо», «Овощи», «Ремонт планшетов и коммуникаторов». Из маленьких павильончиков доносились шлягеры, которые маленький Карл постоянно слышал в маршрутных флаерах и школе. Взгляд Одержимого остановился на больших алых цифрах «1000», под которыми продавали ёлки и подарки ко Дню Империи.А затем скользнул на анимированную рекламу.

На экране почти в полный человеческий рост мужчина в пиджаке зацикленно повторял движения, улыбаясь и поднимая палец вверх. Золотистый имперский значок картинно сверкал на красном галстуке. И внизу плаката горела надпись: «Виктор Флаеров: полетим в светлое завтра! Имперский депутат р-на Желобино г. Престольный, глава объединения „Юные сердца“». Эта дерзкая рожа с наглой ухмылкой была хорошо знакома Одержимому. В его глазах пухлые, наетые щёки депутата Флаерова словно начали сдуваться…

— Пойдём со мной, — сухо сказала Н. С.

— Зачем? — спросил Карл.

— Нужно провести небольшое исследование мозга.

Члены «Чумы» привели Карла в маленькую каморку — тесное помещение с неотделанными стенами и окошком, за которым виднелось сиреневое небо планеты, было заставлено всяким оборудованием на металлических стеллажах. Изрядную часть комнаты занимала железная кушетка, куда и следовало лечь Птитсу.

— Расслабься, мы не кусаемся, — заверила Н. С., встав у компьютерной консоли. — И не клюём тоже.

Карл постарался послушаться, хотя его разум медленно сдавался червю отчаяния. Два человека в клювастых масках закрепили руки и ноги Птитса специальными скобами. Затем один из них вставил в вену у локтя иглу с подсоединённой трубкой, а другой ушёл куда-то назад. Н. С. нажала кнопку, и кушетка с Карлом повернулась почти вертикально. На голову Птитса надели некий шлем с датчиками, от которого к стеллажу шли провода. По трубке в кровеносную систему Карла потекла прозрачная жидкость. Приборы за его спиной зажужжали, набирая обороты.

Птитса снова охватили гнетущие мысли. О Барбаре и том, что всё было напрасно. И перед его взором мелькнул страшный рисунок тени. Вот она, судьба. Все мы идём к смерти.

Нет, ещё есть смысл бороться! Н. С. проведёт сканирование мозга и затем, возможно, даст нужные лекарства…

Или?..

Мысли затихли. Птитс вяло закрыл глаза, засыпая. И очнулся во мраке и холоде. Вокруг него летали призраки. Карл постепенно понял, что находится в вестибюле с серыми квадратными колоннами. Стены были украшены мозаикой, на которой имперские святые и учёные вели школьников к светлому будущему.

Клочки чёрного дыма становились всё гуще, обретая форму.

— Витёк? Дэн? Юра? Ваня? Игорь? — Птитс узнал кружащиеся фигуры.

Им было всего по семнадцать-восемнадцать лет, как в то время, когда Карл их видел в последний раз. Но почему-то он чувствовал себя перед ними маленьким и слабым.

— Ты жалкий лох, Птитс! — едко произнёс Витёк Флаеров. — И всегда им будешь!

Он широко улыбался, обнажив длинные клыки. Надеясь избавиться от наваждений, Карл закрыл глаза. Но они не думали уходить.

— Чё, заплачешь сейчас, педик? — насмехался Витёк.

— Бескрылый птиц, бескрылый птиц! — другие мальчики плясали вокруг Карла.

Он отчаянно замахал руками, разгоняя обидчиков, точно надоедливых мух. И услышал хрип. Один из них — Денис или Юра, ему было всё равно — лежал на полу, истекая кровью. Птитс посмотрел на свою руку — из-под рукава выступало лезвие. С заострённого, сияющего клинка капала алая кровь.

— Нет, нет… — Карл был в замешательстве.

Он не хотел убивать парня. Даже во сне. А остальные замерли и протянули к Птитсу когтистые руки.

— Бескрылый птиц, бескрылый птиц, да без яиц! — теперь их голоса больше походили на рычание.

— Уйдите… от… меня! — выпалил Карл в ответ.

И в его голосе послышалась беспомощность.

— Мы от тебя не уйдём, лошара, — рот Флаерова превратился в гигантскую, неестественную пасть. — Мы навсегда поселились в твоей голове, так что нормальным тебе уже не стать!

К тем мальчикам присоединились и другие школьники.

— Ты думал, я тебе друг? — раздался голос Бори Дмитриева. — Да я просто пожалел тебя, убогого!

— Я дружила с тобой только потому, что ты давал мне списывать, — манерно произнесла Императрина Синицына. — А так кто из девочек вообще на тебя посмотрит?

Больше всего он хотел сбежать, но тени окружили его со всех сторон.

— Нет! Нет! Нет! — в отчаянии кричал он, маша руками.

Металл впивался в мягкую плоть школьников, пуская кровь. Вот подвернулось чьё-то брюхо, а вот — чьё-то горло. И вдруг Птитс осознал, что испытывает удовольствие. Ему нравилось, как одноклассники дохли один за другим от его лезвий. Он вонзил клинок в сердце Флаерова и с упоением повернул руку. Витёк, хрипя, повалился на пол.

Карл хотел смеяться. Он и смеялся — громко, злобно, безумно. Он испытывал удовлетворение — такое, какого давно у него не было в жизни. Или вообще никогда. Сердце Птитса билось в сладостном предвкушении, и дышал он часто и прерывисто. Теперь он мог восстановить утраченную справедливость.

С невероятным удовольствием он прирезал и Борю с Императриной. И обнаружил, что стоит посреди кучи трупов в тёмном вестибюле.

— Что это такое, Птитс? — к нему подошла Инесса Михайловна Кальман, классная руководительница.

Карл уже не чувствовал ни страха, ни замешательства.

— Торжество справедливости, — он скривил губы.

Птитс рывком очутился подле Кальман и росчерком лезвия отсёк ей голову. Старое, тощее тело учительницы, из шеи которого фонтаном хлестала кровь, рухнуло на пол рядом с её учениками.

Карл смотрел в разные стороны и видел тела. Тех, кого ОН только что убил. Неужели он так желал этого? Невозможно… Или?..

— Боль, — послышался чей-то голос.

Карл обернулся. У выхода из школы стоял обнажённый мужчина. Атлетично сложенный, но с едва заметными пеньками вместо рук. А лицо… Эти чёрные волосы и глаза, этот выдающийся нос… Птитс будто смотрел в своё отражение.

— Боль, — повторил безрукий.

Он произносил это слово безразлично. Равнодушно. Карл же чувствовал, как присутствие того человека давит на него, как заставляет его дрожать…

— Боль.

Птитс направился к лишённому рук мужчине, перешагивая через трупы одноклассников. Карл до сих пор был ростом со школьника, поэтому безрукий возвышался над ним, словно титан.

— Боль. Боль. Боль, — холодно, почти как робот твердил мужчина.

Внутри Карла медленно закипал гнев. Птитс поднял правую руку, сжав пальцы в кулак, и лезвие сверкнуло в полумраке на фоне серых колонн.

— Боль. Боль. Боль…

— А-А-А!!! — исступлённо проревел Карл.

Он набросился на безрукого и вонзил клинок в его сердце.

И очнулся на кушетке, по инерции дёргая руками и ногами в зажимах.

— Как он? — спросил член «Чумы».

— Пульс выше нормы, повышенный уровень адреналина, — ответил другой.

— Он боится… — в словах Н. С. послышалось упоение. — И его страх… переходит в ярость.

Такие проныры, как Флаеров, всегда стремились оказаться поближе к власть имущим. В школе Витёк сумел убедить Кальман, что злой монстр Птитс постоянно изводил его, а не наоборот. А сейчас уже депутат Виктор Евграфович продвигал имперские ценности среди молодёжи, попутно набивая свой кошелёк звонкими империалами. Вот к этой мрази Одержимый бы наведался, но на Великородине ждали другие дела.

Он внезапно вздрогнул и пригнулся — почти над его головой зелёной молнией пронёсся ховербайк. Человеку в маске захотелось рассечь лезвием реактивный двигатель, чтобы техника взорвалась, а её пилот вылетел и впечатался в бетонную стену. Но следовало быть осторожным, чтобы себя не выдать, да и клинков под рукавами не было — с ними не пустили бы в метро.

Наверняка на байке летел курьер, который развозил еду. В детстве Карла этим занимались парящие роботы, но, похоже, после какого-то инцидента их решили запретить и заменили живыми людьми. Одержимый не думал, что такое положение станет вечным. Рано или поздно случится громкая авария, ховербайк врежется в толпу, и власти снова обратятся к дронам, а по телевизору будут рассуждать о пользе искусственного интеллекта по сравнению с человеком.

Рынок закончился, и Одержимый завернул за угол, где поднялся по узкой железной лестнице на бетонную опору моста. Тот простирался вдаль, исчезая в синеватом тумане, где слабо горели огни ресурсоперерабатывающего завода. Слева от Одержимого тянулись рельсы, а справа за металлическим бортиком раскинулся город.

Котельная, из трёх труб которой шёл дым, а за ней — бесчисленные ряды жилых домов. Небоскрёбов, растущих из дымки. Между зданиями медленно ползли потоки флаеров. Жители города отправились за подарками или на работу, чтобы встретить праздник с коллегами. Или уже возвращались домой. Выше в небе было меньше машин, а над мостом висели роботы-буйки, которые проецировали на фоне сизых облаков ярко-красные надписи: «Полёт запрещён».

Одержимый затаил дыхание, видя место, где вырос. Он брёл по мосту вдоль железной дороги, поглядывая на город внизу. В лицо дул холодный зимний ветер и летели снежные хлопья.

Вдруг слева, грохоча, поехал поезд. Серебристый локомотив с двумя реактивными двигателями вёз двухъярусные товарные вагоны и гигантские цистерны на завод. Одержимый словно провалился в прошлое, когда ему было пять лет. Они с мамой шли домой по тому же мосту — тогда Птитсы ещё не могли позволить себе личный флаер.

— Мам, а что там? — спросил маленький Карлуша, показывая на размытые пятна вагонов.

— Это вагончик с манной кашей, — ответила Эльза Птитс, — а это — с вареньем…

Воспоминания были такими далёкими от настоящего… Одержимый разозлился на эту пустую сентиментальность. Ускорив шаг, он направился не к остановке маршрутных флаеров, откуда Карл с мамой добирались до дома, а к ведущей вниз лестнице. Там он спустился чуть ниже по клетке, продуваемой холодным ветром, и оказался на узком мостике.

Слева и справа из тумана рос город, который тонул в постепенно надвигающейся синеве сумерек. Небоскрёбы засверкали жёлтыми огнями окон, к которым прибавились красно-зелёные праздничные украшения. Одержимый вытянул руки, как канатоходец, и осторожно пошёл над пропастью, где медленно двигались цепочки флаеров. Такая высота даже могла напугать, но в его сердце не было места страху.

Достигнув конца, он миновал вентиляционную шахту, откуда валил белый пар, и взобрался на крышу жилого дома. Одержимый прошёл мимо рядов антенн и тарелок-локаторов, а затем оказался у бетонного бортика. Теперь котельная была где-то далеко на горизонте, как и железнодорожный мост. А прямо впереди поднимались одинаковые железобетонные коробки, на каждой из которых горели цифры.

Одержимый достал из кармана куртки электронный бинокль и всмотрелся вдаль в поисках здания с номером 288. Вот оно, на том же самом месте… И вот те самые окна квартиры Птитсов…

Цифровое увеличение сработало хорошо. Прибор сфокусировался на стеклянной панели балкона. За ней черноволосая женщина средних лет в домашних джинсах и кофте готовила на плите праздничный ужин, а рядом полный мужчина в спортивных штанах и футболке с надписью «Великородина» развешивал со стула украшения под потолком.

Карл даже прослезился, спустя столько лет увидев своих родителей. Они за свою жизнь два раза похоронили сына: первый — когда он после Антеи попал в Тёмный Замок, а второй — когда его клон взорвал себя на Зекарисе. Столько боли и горя он им принёс. Не по своей воле, но лишь отчасти… Правда, Карл Птитс на Зекарисе действительно умер. Его место занял Одержимый.

Высоко подняв хвост, из темноты прихожей на кухню пришёл кот. Белый зверь с тёмными пятнами на мордочке и лапках беззвучно раскрывал рот. Мама отвлеклась от готовки и бросила ему кусочек мяса со стола. Как сильно она изменилась с возрастом… Не постарела ещё, но выглядела уже не такой, какой он её помнил. И папа тоже. Его рыжеватые волосы поредели и приобрели седой оттенок.

Как же хорошо, что Александр и Эльза Птитс решили встретить праздник дома по своему обыкновению. Одержимый догадывался, что так и будет, но всё же хотел удостовериться лично. Ведь они ещё не знали, что вот-вот случится у Храма Императора-Благодетеля. Никто не знал.

Сквозь линзы бинокля он всматривался в лица родителей, что-то горячо обсуждавших друг с другом. И ощутил укол из недавнего прошлого…

— Мы продолжим исследовать твой мозг, — сказала Н. С. через несколько дней после первого испытания.

Или недель? Карл уже сбился со счёта, будучи запертым на базе, возведённой на шляпке гигантского гриба.

— Хорошо, — вяло кивнул Птитс.

Его опять привели в комнату с оборудованием и положили на кушетку. Под наркозом и психотронным воздействием шлема в голове снова начали рождаться образы…

Карл был дома. Он сидел в своей комнате за столом, собирая игрушечный космический корабль, который родители подарили ему на девятьсот семьдесят шестой День Империи. Он бережно соединял детали маленькими руками с тонкими пальцами, и бесформенный остовпостепенно превращался в летающее судно, в соплах которого светились диоды.

— Карл! — послышался строгий голос.

Птитс не отвечал. Ему осталось собрать лишь капитанский мостик, и корабль будет совсем готов.

— Карл! — повторил отец.

Он вошёл в комнату сына — большой и толстый. Его лицо было каменным, непроницаемым, а маленькие серые глаза за блестящими линзами очков лучились властью.

— Карл, тебе пора спать, — требовательно сказал Александр Птитс.

— Подожди, папа, — неожиданно писклявым детским голосом ответил Карл. — Я только соберу мостик!

— Завтра соберёшь, — отрезал отец. — А сейчас живо спать!

— Но папа, я хочу сейчас! — возмутился сын.

— Ты смеешь перечить родителям? — повысил голос отец.

Его серые глаза покраснели, а кожа приобрела багровый оттенок.

— Я не…

Но Александр Птитс впился когтистой лапой в маленькую, тоненькую руку сына, и поволок его в прихожую. Стало очень больно. Карл отчаянно пытался вырваться из хищной хватки, однако это было невозможно — отец гораздо сильнее его.

— Ты будешь наказан! — строго сказал тот, бросив сына на пол прихожей. — Я тебя запру здесь, пока ты не поймёшь, что был неправ!

— Папа! Папа! — молил Карл.

Он опустил голову, из его глаз потекли слёзы. Он надеялся забыться в плаче, надеялся, что окружающий мир исчезнет, что он сам исчезнет…

— Что ты расхныкался? — отец возвышался над ним, словно гора. — Настоящий мужчина не должен плакать!

Карл перестал рыдать. Он посмотрел на отца исподлобья. В чёрных выразительных глазах больше не было ни слезинки. В них поселилась обнажённая, ледяная ненависть.

— Мне… нет… нужды… плакать… отец! — процедил он по одному слову.

Этот голос уже не был детским. Карл вырос над своим отцом — уже не слабый восьмилетка. Испепеляя Птитса-старшего взглядом, Птитс-младший лезвием пронзил его толстый живот. Отец беспомощно плюхнулся на плитку прихожей, и вокруг него образовалась лужа крови. Из соседней двери выбежал рыжий кот и принялся лакать языком алое пятно.

— Карл! Карл!

Мать тоже появилась в прихожей. Она стояла с открытым ртом, глядя на труп своего мужа. Карл повернулся к ней. Сожаление разъедало каждую клетку его тела… но в то же время ненависть придавала этим же клеткам новых сил. Тех, что не было у него в бытность «хорошим мальчиком»…

— Карлуша… — в шоке произнесла Эльза Птитс

Теперь он не был человеком — он стал тенью. Чёрной, неумолимой тенью.

— Нет, — кричал он внутри себя, пытаясь остановить это безумие. — Нет! Нет!

И с облегчением увидел, что находится на базе «Чумы», прикованный к кушетке и окружённый оборудованием. Он больше не бился в конвульсиях. Он лишь учащённо дышал, пытаясь прийти в себя после кошмара.

— Прекрасно, — рядом восторгалась Н. С. — Результат меня устраивает…

Вскоре Карл стоял в небольшом тренировочном зале. Стены были покрыты мягкими серыми квадратами, а в центре располагался робот-манекен. Облачённый в чёрный облегающий костюм, Птитс нащупал кнопки внутри перчаток, и из наручей на запястьях вылезли лезвия. Такие же, как в его подсознании.

Зло усмехнувшись, Карл побежал на тренировочного робота и выбросил руку вперёд. Однако торс манекена наклонился назад на механических шарнирах, и лезвие рассекло лишь воздух. Вздохнув, Птитс сделал следующий выпад и ещё один, однако робот отразил один удар рукой в массивной перчатке, а от второго уклонился.

Но Карл не заметил механического кулака, который нёсся прямо на него. Робот дал Птитсу под дых, и человек отлетел в сторону. Тело раскалывала боль.

— Ты всего лишь жалкий мальчишка, который искал любви и принятия у строгого отца, — за спиной Карла послышался голос Н. С., — и затем перенёс свою обиду на Отца Человечества…

Тренировочный робот, вмонтированный в пол, равнодушно наблюдал за происходящим.

— Ненавижу тебя!

Птитс повернулся, буравя её ледяным взглядом. Он бросился на женщину в маске, замахнувшись обоими лезвиями — и ощутил сильный электрический разряд.

— Но ты способен стать чем-то большим, — спокойно говорила Н. С., держа в руке пульт управления. — Своей ненавистью привести Галактику к истинно верному будущему, тому, что узрел наш повелитель. Вставай, продолжай бой!

Карл фыркнул, но поднялся. В костюме он сильно вспотел. Оно плохо слушалось и ныло от боли, но Птитс заставил себя шевелиться. Ведь то, что могла сделать «Чума», было ещё хуже…С нечленораздельным, почти звериным криком он принялся наносить удары, метя в уязвимый живот робота.

На следующих тренировках движения Птитса стали менее беспорядочными и более сосредоточенными. Хаотичные всплески ненависти будто превратились в лезвие, длинное и острое. А Н. С. оценила коротким кивком, что Карл превратил руку манекена в искрящийся обрубок и выпустил провода из его туловища.

— Теперь ты… готов… — сказала она, однажды зайдя в его каморку.

Потом его привели в помещение, похожее на переговорный зал. Кроме Н. С. за небольшим столом собрались ещё несколько членов «Чумы» — все как один в масках.

— Ты исполнишь то, что мы задумали уже давно, — вкрадчиво произнесла Н. С. — Вернёшь кинжал Пастырей, который сам же и отдал Охранительному Бюро. Ты поступил правильно, не позволив Леди Серпентире завладеть им, ведь Разрушение безрассудно и не умеет распорядиться своей властью. А наш Чумной Владыка, Лорд Пестиленс, видит цель и знает, что этим кинжалом можно не только обнажить истинную суть Императора, но и уничтожить Философа и Серпентиру. Покончить с их губительным правлением в Тёмном Замке!

Карл слушал, смотря на неё невидящим взглядом. Значит, вот какое поручение он должен был выполнить…

— Мы установили, что пинас с кинжалом отбыл с Зекариса на Рейвенхольд, но дальше его след затерялся, — продолжала заговорщица. — Твоя задача — отыскать его.

— Но у меня нет даже своего корабля…

— Ты его найдёшь, как и команду. Это ещё простые задачи — куда сложнее будет проникнуть в Охранительное Бюро. Но мы верим в твои силу и ум! И знаем, что они принесут нам победу!

Кто-то из «Чумы» протянул Птитсу чёрную коробку. Карл раскрыл её, и изнутри на него посмотрело собственное отражение — уродливое и искривлённое. Обрамлённое длинными чёрными волосами лицо выпятилось в области носа, а лоб и подбородок, наоборот, были тонкими и вытянутыми. Вскоре Карл сообразил, что это маска. Золотистая безликая маска на красном бархате. Кривое зеркало человеческих пороков. Всё, как Птитс себе и представлял.

— Но если ты оступишься и предашь нас, как раньше предал Разрушение, кара будет суровой, — пригрозила Н. С. — Лорд Пестиленс найдёт тебя, где бы ты ни прятался, и тогда твои страдания будут не сравнимы ни с чем, что ты пережил прежде!

Карл молчаливо кивнул.

Он очнулся на крыше здания, заметённого снегом, а в его руке до сих пор был бинокль. Вдалеке за окном ходили родители. Они не были виноваты, они были жертвами. Для них не существовало иной реальности, кроме ценностей Империи — и чего-то ещё более древнего, что господствовало на Великородине. Именно идеи, а не люди были главными врагами Одержимого. А по идеям он и так нанесёт сегодня очень болезненный удар.

Поезд метро довёз мстителя обратно, к зияющей шахте, проделанной в одном из престольских небоскрёбов. Оглянувшись по сторонам, Одержимый перелез через ограду и начал спускаться по вертикальной лестнице. Закончился путь глубоко внизу, где Карл не бывал — ни в детстве, ни в юности. Мама прежде запрещала ходить на нижние уровни, и не без причин. Узкая улочка, разрисованная граффити, была освещена лишь огнями из металлических бочек. В полумраке бесцельно слонялись неряшливо одетые люди в пальто и шапках с задранными ушами. Раньше бродяги напали бы на изнеженного сына не самой богатой семьи, но всё же с верхнего уровня. А теперь Одержимый бросил на одного из них ледяной взгляд, и тот с пониманием отступил.

В стене за зловонными мусорными шахтами кое-как держалась на ржавых петлях дверца с молнией и черепом. За ней куча разноцветных проводов образовала причудливую паутину. Одержимый нашёл на электронной пластине два рычажка — и полностью снял её и отложил в сторону. Панель была фальшивкой, а за ней находился тайник. Внутри лежал чемодан с кодовым замком. Одержимый ввёл комбинацию цифр и достал свои чёрные одеяния. Снял гигиеническую маску и надел зеркальную, после чего активировал устройство связи на запястье.

— Как продвигается дело, Крысюк? — спросил он искажённым голосом.

— Кэп, я связался с Серым и забрал оборудование, — суетливо отозвался старпом. — Мы вместе с его людьми начали установку.

— Отлично! Не подведи меня.

— Как скажете, кэп!

Человек в маске быстро прервал связь. Что-то он не верил этим нервным интонациям карлика.

— Теперь и мне пора вступить в игру, — заключил Одержимый.

Переодевшись в чёрный длинный плащ, он скрылся в тенях Престольного.