Кровавая ловушка
Прямой путь железной дороги пронзал громаду Престольного подобно игле. По рельсам быстро нёсся серебряный поезд. Гладкий локомотив с заострённым носом напоминал пулю или пушечный снаряд. Мощный двигатель на огромной скорости тянул за собой несколько вагонов, по случаю Дня Империи расписанных алыми узорами и цифрами «1000». Постепенно светало, и небо над гигантскими серыми зданиями окрасилось в тёмно-синий цвет.
Людей в поезде ехало мало. Кто-то спал после праздника, а кто-то боялся выйти из дома из-за трагедии в центре. В одном из вагонов пассажиры занимали только его половину: в другой стояла столь невыносимая вонь, что люди не хотели там находиться.
И лишь один неряшливо одетый мужчина лежал на целом ряду сидений, обитых чистой синей тканью. На грязном коричневом пальто не хватало пары пуговиц. Шапка походила на мокрую мочалку с ушами, одно из которых было оттопырено. Нос над отросшей щетиной превратился в опухшее красное пятно. Ничего особенного — всего лишь перебравший ночью работяга.
Мужчина поворочался на импровизированном диване, слегка приоткрыв глаза. Сплошные стены небоскрёбов за окнами сменились небольшими многоэтажками, над которыми пролетали редкие флаеры — значит, поезд уже приближался к городской черте. На белой стене вагона экран показывал новости.
— … произошла серия чудовищных хлопков на Макариевском проспекте, где проводилось всенародное празднование тысячного Дня Империи, — доносился до пьяницы голос ведущей. — По предварительным данным, погибло десять тысяч человек, из них восемь тысяч пятьсот — жители Великородины, число уточняется. Известно, что за вероломной атакой стоит межпланетный террорист по кличке Одержимый, прежде бравший в заложники членов правительства на Рейвенхольде. Личность врага человечества, который скрывает лицо под маской, до сих пор не установлена…
Мужчину передёрнуло, и он заёрзал сильнее. То, что произошло, ни в какие планы не входило. Он был не прочь поквитаться с Империей, но подобного бы не допустил…
Но в реальности всё же допустил. Случившееся невозможно переиграть. И остаётся только наказать тех, кто обвёл Одержимого вокруг пальца.
Железнодорожный мост поднимался на огромных сваях над бескрайней заснеженной пустошью. На горизонте чернел Престольный, издалека похожий на раздувшийся муравейник. А поезд ехал на восток, к тонкой розовеющей полоске рассвета.
— Станция Забоево, — без эмоций оповестил искусственный голос.
Фальшивый пьяница встал, притворно покачиваясь на ногах, и кое-как засеменил к выходу. Телевизор показывал губернатора Ракова.
— В эту ночь коварные разрушители вышли из теней и подло нанесли удар, — Одержимый с детства знал эти интонации, к которым сейчас прибавилась кибернетическая хрипотца. — Однако нашу волю, волю Великородины и всего человечества так просто не сломить! Мы выдержали это испытание и выдержим следующие!
Такие люди всегда выживают и продолжают говорить красивые слова о прекрасной Империи и её зловредных врагах. Гибнуть в ней — удел простого населения…
Поезд замер. Красные автоматические двери раскрылись, и человек в рваном пальто и растрёпанной шапке-ушанке вывалился наружу.
— Следующая остановка Тихая Лохань, — сообщил искусственный интеллект, и стальные створки захлопнулись.
Одержимый ковылял по засыпанной снегом платформе. Справа от него внизу стояло несколько маленьких домиков с пологими крышами. Из кривых труб валил густой дым. Одинокий сторож в светоотражающей куртке зажал нос, морщась от подхваченного ветром зловония. Карл Птитс — или Авис, как его тогда звали, узнал об этой дурно пахнущей смеси на уроках Высшего Лорда Штейнштейна в Тёмном Замке, и много лет спустя был рад применить эти знания на практике.
Спускаясь по продуваемой ржавой лестнице, Одержимый двигался куда увереннее. Внизу, на снегу прямо под мостом ждала лодка. Подойдя к ней, мститель постучал по серой обшивке, и открылась боковая дверь.
— Я уж думал, вы не придёте, кэп, — насмешливо сказал Крысюк изнутри.
Он даже не притворялся. Фыркнув, Одержимый надел гигиеническую маску из кармана и взошёл на борт. Шлюз затворился, и лодка взлетела.
— Военный патруль три-два-два-один, — передавал старпом на великородном.
Он стоял рядом с пилотом и отправлял коды орбитальной службе, пока за лобовым стеклом отдалялась земля. Конечно, все на Великородине были подняты на уши — полиция, армия, Охранительное Бюро, но «Чума» всё предусмотрела и каким-то образом обеспечила Одержимому прикрытие.
Ещё несколько пиратов сидели на своих местах, зажав носы от запаха. За их спиной тем временем главарь снял пальто и облачился в длинный плащ. Отвернувшись от подельников, предводитель избавился от гигиенической ветоши и надел зеркальную маску. Провонявший камуфляж отправился в ящик, и члены команды облегчённо вздохнули.
Лодка набрала высоту и устремилась к зависшему на орбите фрегату. Стальные пластины на крыше массивного корабля развернулись, и транспортник сел на посадочную площадку.
— Кэп, нам опасно здесь оставаться, — залепетал Крысюк, когда в ангар снова запустили воздух и пираты вышли из челнока. — Пора возвращаться на базу.
Одержимый кивнул. Старпом не видел, насколько презрительным взглядом смерил его капитан.
— Всем на мостик, — кратко сказал человек в маске.
Автоматические двери распахнулись, и все пассажиры транспортника вышли в коридор. Узкое помещение с серыми рифлёными стенами и лампами на скосах под потолком было типичным для этого корабля. Впереди шагали Одержимый и Крысюк, а дальше — остальные головорезы, которые присутствовали с ними на Великородине.
— Вы нашли данные, кэп? — болтал старпом на общеимперском. — Только не говорите, что не нашли. Иначе мы потеряем след навсегда и провалим миссию!
Главарь молчал, идя по кораблю. Как же этот Крысюк надоел… Прохвост, который всюду искал свою выгоду и принимал сторону самых сильных. Когда Империя подавляла мятеж на его родной Антее, он готовил для солдат с Великородины, и Карл Птитс ел его стряпню на руинах Антеона. Было бы неудивительно, если до вторжения Крысюк клялся в верности правительству Лорда Кароса и всячески проклинал «имперских оккупантов». А сейчас какая-то нелёгкая занесла пройдоху на путь разбоя. Формально старпом был верен капитану, но на самом деле вряд ли считал его сильным — не воспринимал всерьёз. И потому пропустил мимо ушей предостережение Одержимого. Зря…
Длинные лампы внезапно замигали, после чего свет и вовсе погас. Автоматические двери в переборках громко захлопнулись.
— Что? — взвизгнул Крысюк.
— Какого змея тут творится? — возмутился другой бандит.
С помощью мысленного интерфейса Одержимый включил прибор ночного видения. И нажатием встроенных в перчатки кнопок активировал лезвия. Вся ярость, что бушевала внутри, тут же освободилась и захлестнула пространство.
Одержимый не щадил никого. Все они были отбросами, подонками, да ещё и подлыми предателями. Лезвия вгрызались в плоть пиратов, рассекая её и жизненно важные органы. Рослые бандиты пытались сопротивляться, но они ничего не видели, а вот Одержимый — видел. И испытывал невероятную радость, убивая головорезов одного за другим.
Он неотвратимо преследовал Крысюка, сбежавшего в конец коридора и лихорадочно молотившего по закрытой двери кулачками. Как тщетно… Тень в маске настигла свою жертву. Капитан прижал старпома к дверям. Тот завизжал от страха, словно мелкий грызун. Но вопль прекратился, когда Одержимый проделал лезвием дыру в его горле.
Человек в маске поднялся на капитанский мостик тяжёлым шагом, гремя сапогами по ступенькам. Он дышал громко и неровно, а его сердце до сих пор пылало жаждой крови и справедливого отмщения.
У компьютерных экранов стояли Раттиганы, Биг Панч и ещё трое пиратов. Вся команда смотрела на Одержимого со смесью ужаса и отвращения. Брат и сестра картинно поморщились, обняв друг друга. Безносый верзила открыл рот, и его кибернетический кулак с грохотом рухнул.
— Звиняйте, — буркнул Биг Панч, и железная рука на тросе вернулась в гнездо.
Одержимый взглянул на свой плащ. На чёрной ткани алели яркие пятна крови. Она стекала и с обнажённых лезвий, заливая пол. Человек в маске усмехнулся.
— Полагаю, вы гадаете, что произошло? Крысюк нарушил обещание и подговорил всех, кто был со мной на Великородине, предать меня. Включи камеру в коридоре Б-31, — приказал он Раттигану, который был ближе к командной консоли.
Пират нажал пару кнопок, и на экране появилось помещение. На полу валялись изуродованные, распотрошённые трупы, а под ними блестели лужи крови. Красные капли сверкали и на серой стене, образуя беспорядочный узор. Увиденное ещё сильнее шокировало пиратов. Главарь почуял, как страх охватил их жалкие душонки, заметил, как Раттиганы и ещё двое задрожали, как дёрнулось веко невозмутимого на вид Биг Панча…
— Вот что будет с теми, кто посмеет меня ослушаться. Считайте это для себя уроком.
— А что нам теперь делать? — пропищала Рита Раттиган. — Мы висим на орбите враждебной планеты, где флот поднят в боевую го…
— Молчать! — рявкнул главарь. — Курс на базу, отсидимся там, пока не станет известна следующая цель! А теперь… оставьте меня.
Он дёрнул за подол плаща, развернулся и пошёл в свою каюту.
Автоматические двери сдвинулись за спиной Одержимого, и он запер их на замок. Выдохнув, Карл снял с себя маску. Ярость всё ещё кипела внутри него. Он желал разбить блестящее стекло, избавиться от тени внутри себя, но шлемов осталось только два. Да и помогло бы это?
Он положил маску на стол, рядом с компьютером. А вместе с ней — носитель информации, который подсоединил к планшету. Золотистая поверхность шлема была заляпана кровью, а за алыми вязкими пятнами виднелось лицо. Искажённое зеркалом и злобой, перекошенное оптической игрой и гневом, изуродованное гримом пьяницы и яростью. Рот Одержимого непроизвольно скривился, обнажив зубы, и он безумно захохотал. Наконец-то… Стихия. Свобода.
Нет! Карла передёрнуло от собственного отражения. Повернувшись налево, он вломился в ванную комнату и открыл кран в раковине. Сильный поток воды смыл кровь с лезвий на руках Птитса, после чего тот резко бросил перчатки в душевую и принялся судорожно умываться. С носа сползала краска, со щёк и с подбородка — искусственная щетина. От поддельного облика не осталось и следа, но не всё можно смыть…
Карл посмотрел в зеркало. Его длинные волосы были взъерошены, а в глазах пылала звериная ненависть. К Империи, Разрушению, людям, «Чуме», но больше всего — к себе. Вытерев лицо полотенцем, Птитс швырнул плащ в стиральную машину и взял из гардероба новый, точно такой же. Затем возвратился в каюту, сел за стол и включил компьютер. Рядом работал планшет, подсоединённый к данным охранителей.
Пока наверху пираты готовились к прыжку на базу, Одержимый смог ненадолго влезть в планетарную сеть Великородины. На сайте правительства отображался список погибших. Карл взволнованно пролистал ряд фамилий до буквы «П». И не нашёл ни Эльзы, ни Александра Птитса. Он был уверен, что родители себе не изменят и встретят День Империи дома, но, убедившись, что они живы, почувствовал себя чуть спокойнее.
А затем его взгляд зацепился за другое имя. «Пронина Аграфена Афанасьевна, см. Семёнова». Вероятно, девичья фамилия… Карл нашёл три записи рядом. «Семёнова Аграфена Афанасьевна (Пронина), род. 970». Слишком похоже на младшую сестру Ефросиньи Прониной… Он был в шаге от того, чтобы переманить охранительницу на свою сторону, но обстоятельства сложились иначе. «Семёнов Роман Васильевич, род. 968» — её муж. Ровесник Карла. И «Семёнов Вячеслав Романович, род. 996» — маленький сын, погибший вместе с мамой и папой…
Птитс открыл личную страницу Семёновой. Последняя фотография была сделана на борту небесной баржи предположительно за минуты до катастрофы. Худая и накрашенная девушка в модной дублёнке и расписном платке улыбалась рядом с суровым, грубоватым на вид мужчиной в пальто и пухлым ребёнком в комбинезоне.
Карл пролистал ленту дальше. Вот фото на одной из центральных улиц, освещённой гирляндами. Поздравления от подруг. Праздничная молитва Императору. Кулинарные рецепты. Кадр с сестрой на фоне южных пальмёз — Ефросинью бы многие сочли менее привлекательной из-за веса, более простой одежды и отсутствия макияжа. Но даже невооружённым взглядом было видно, насколько в её глазах больше ума и осмысленности, что данные из архивов Бюро лишь подтвердили. Да и Птитс не лгал ей, что хотел её ласкать…
Он недолюбливал людей наподобие Аграфены и её мужа — при доступе к информации со всей Галактики, пусть и отфильтрованной имперской цензурой, они держались за предрассудки родной деревни. Такие жили словно по инерции, не знали тех же дум и терзаний, что и он, зато мнили себя выше его, ведь их было больше и они считались нормальными. Они издевались над ним в школе, называли «ботаником» и «витающим в облаках».
При этом их часто ставили ему в пример. Родители хотели, чтобы он был с высшим образованием, учёной степенью, интеллигентскими манерами, но при этом «нормальным»… Однако с развитием мышления приходит и рефлексия, а за ней — сомнения. Выпустив джинна из бутылки, назад его уже не загнать. Древний классик назвал свою пьесу «Горе от ума», хотя Карл некогда верил, что это горе можно обратить в счастье и преимущество.
Но при всей нелюбви к людям вроде Семёновых он ни за что бы не вонзил в них лезвия. Не взорвал бы целенаправленно — тем более маленького Славу, да и сотни других детей и взрослых. Одержимый уважал справедливость, для него она оставалась главной ценностью. Поэтому он без пощады кромсал имперских солдат и офицеров, подвешивал над пропастью членов рейвенхольдского парламента, резал людей Крысюка в коридоре… Но мирные жители — это не его метод, и неважно, каких результатов он бы достиг в противном случае.
Вот только не было ли ему плевать на людей на самом деле? Если бы Одержимый по-настоящему не хотел допустить взрывов, разве ограничился бы он угрозами Крысюку? Разве не проследил бы за подготовкой к операции сам? Вина поглотила Карла, опять породив волну самоуничтожающего гнева, однако из бушующего моря эмоций выступал небольшой, но острый риф разума… Следовало кое-что проверить.
Птитс перешёл на новостной портал и открыл запись своей речи. От вида человека в плаще и маске на фоне огня Карл невольно поперхнулся.
— Готовы ли принести свои благополучие и жизнь в жертву величия Империи? — вещал с экрана на экране низкий голос. — Если да, то я принесу в жертву вас, никчёмных, глупых людишек! И да очистится Вселенная огнём! Ха-ха-ха-ха!
После этого камера суетливо повернулась к пылающим небоскрёбам, на которые смотреть было невыносимо. Карл перемотал чуть назад, чтобы ещё раз прослушать конец выступления:
— Если нет, то я принесу в жертву вас, никчёмных, глупых людишек! И да очистится Вселенная огнём! Ха-ха-ха-ха!
На самом деле он не говорил этого и не смеялся. Этот голос звучал слишком рублено и чуть бесцветно, будто его синтезировала компьютерная программа. И было бы бессмысленно так грубо оборвать проникновенный рассказ об ужасах Антеи. Так загубить воззвание к человеческим чувствам оскорблениями и злодейским смехом, а после устроить трагедию планетарного масштаба.
Взгляд Карла снова переместился на стол с зеркальной маской. На золотистом покрытии до сих пор чернели пятна крови, от которых несло железом. Отражение Птитса поначалу выглядело спокойным, пусть и кривым. Но затем Карл увидел безумную гримасу и пылающие яростью глаза. Его подставили. И он знал, кто — Крысюк не мог придумать такое в одиночку.
«Чума». Она повязала Карла кровью.
Н. С. не была глупа. Она явно предвидела, что Одержимый начнёт вести свою игру, и просто так не позволила бы ему соскочить. И потому, вероятно, хотела вселить в него чувство вины, чтобы оно полностью пожрало его, как когда-то разочарование и ненависть. После этого Карлом стало бы ещё проще манипулировать, и к нормальной жизни он бы уже гарантированно не вернулся.
А ты хотел нормальной жизни, да?..
Если не нормальной, то хотя бы без подобного безумия. Ещё можно вырулить назад. По расчётам осталось продержаться лишь немного.
Расчётам? Они ничего не значат и никогда не подтверждаются. Ефросинья так и не встала на твою сторону, а Пиксель наверняка тебя ненавидит после Дня Империи. Спасения нет и не будет…
Карл уже сделал всё, что мог. Всё, что от него зависело. Ниточки, за которые можно было дёргать, теперь натянуты до предела. Дальше рассудит жизнь.
За спиной захлопнулись защитные ставни. Небольшой толчок — и корабль прыгнул в гиперпространство. Карл медленно встал, забрав шлем и носитель информации. В кухонной нише Птитс мокрой тряпкой счистил кровь с зеркальной поверхности, после чего надел маску и добрался до обзорной площадки. Перед Одержимым выросла огромная зелёная голова с птичьим клювом, и человек в плаще преклонил перед ней колено.
— Ты раздобыл данные? — хрипло осведомилась Н. С.
— Да, — Карл показал ей диск. — Охранители убили Крысюка, но мы выполнили задачу! На базе передадим информацию для дешифровки.
— Хорошо, — кивнула она. — Залегай на дно и жди дальнейших инструкций.
— Как прикажете.
— И помни — все мы идём к смерти.
Это точно. Престольный тому подтверждение…
— И в ней найдём спасение! — с притворным пылом ответил Птитс.
Голограмма замерцала и исчезла. Одержимый закрыл глаза и тяжело вздохнул. Злость и вина до сих пор разъедали его, пусть теперь бушевали где-то на фоне. Он хотел заснуть, но слева послышались звуки портативного коммуникатора. Хоть бы дерево, посаженное несколько месяцев назад, дало плоды…
Карл дотянулся до устройства и активировал его. В центре площадки появилась ещё одна голограмма — гораздо меньше, но в полный рост. Это тоже был человек в костюме «Чумы», но Одержимый знал, что другой.
— Я долго размышлял над тем, что ты мне говорил, — произнесла голограмма. — О справедливости, гуманизме и прочем. Я верил до последнего, что в тебе осталось хоть что-то человеческое, но сегодня убедился, какая ты мразь и раб своей ненависти.
Ох уж эти высокопарные слова… Собеседник не знал всех планов «Чумы», но Карл не хотел перед ним оправдываться. Если идти к намеченной цели, то до самого конца, и использовать даже худшие обстоятельства себе на руку.
— Что ж, твои надежды на моё искупление были ложными, — ответил он. — Ведь все мы идём к смерти.
— Но это красивый девиз и пароль, а не повод убить столько невинных душ! — возмутился член «Чумы». — Я не могу просто так это оставить, я должен действовать!
— И как? — Одержимый наклонил голову.
— У меня свои козыри в борьбе с тобой и «Чумой», вот увидишь!
— Действуй, действуй, — глумливо произнёс человек в шлеме. — Посмотрим, чем всё это закончится…
Голографический заговорщик испарился, и Карл остался один в окружении напольных канделябров, бордовых штор у входа и задёрнутых окон напротив. Он снял с себя маску — на сей раз будто пытаясь сбросить непосильную ношу — и дал волю слезам.