Лежат на сцене, головами в разные стороны, люди.
Укрыты простынями белыми. Один рассматривает
свою руку, пальцами шевелит.
П е р в ы й. Вот я лежу в потолок смотрю… Разве так
надо строить потолки. Ось!.. Я же архитектор. У меня та-
кие прикидки, такие расчеты. Потолочек получается… под
кроватью… Если бы я залез туда! Вот там… Вам видно?
Кто-то. Белеет.
Первый. Это оно… мой потолок. Чудо!
Кто-то. Ну стройте.
П е р в ы й. Да?.. Сейчас! Меня ждут. Только покажи
идею. Вцепятся, как собаки. Вотрутся в доверие, потом
меня и не найдешь. А я хочу, чтобы меня нашли… Ось!..
Да разве сделаешь, как хочешь?
В с е. Не сделаешь.
Первый. Поэтому я здесь лежу.
Все. Понятно.
Второй. В одной пьесе тоже такая ситуация… но
как она поставлена?! Какая убийственная ординар-
ность… Я режиссер!
К т о - т о. А что вы поставили?
Режиссер. Много чего поставил, мои бедные. Но все
это в голове. В наше время крупные режиссеры не ста-
вят, они мечтают ставить. А ставит бездарь роем жуж-
жащим. У меня великолепная голова!.. Если б я надел
штаны и встал, вы бы увидели, какой я крупный ре-
жиссер. Мне бы пройти через дорогу, войти в театр!
Разметать бездарь! Рассеять ее! И поставить свою
вещь острую, неистовую… На мировой скандеж!.. Что
я горячусь?.. Вы же знаете, что не дадут.
В с е. Не дадут.
Все. Разве им нужны крупные режиссеры?
Все. Не нужны.
Режиссер. С вашего разрешения я повернусь на
левый бок.
Первый. Это все веники, ребята! Я писатель!..
Я, ребятки, роман накарякал в душе. Мне его — встать!
И записать! Ребята. Будет пожар! Будет авария! Если
я дойду до ручки, Толстого никто читать не будет… Это
уже не шутки. Это мина! А если я, не дай бог, усугублю
звучание, ребятки, мне себя не жалко, мне и вас не жал-
ко. Истина мне дороже, а вы дешевле. Но, ребята, мы
же не дураки лежим. Ну, откровенно, разве пропустят?
Все. Не пропустят.
Режиссер. Разве выпустят?
В с е. Не выпустят.
Режиссер. Это все веники, ребята.
Четвертый. Все наверх!.. Видите карниз под по-
толком?
Кто-то. Ну?
Четвертый. Ну?!. Ха-ха! Ежели б я разбежался…
разбежался и сиганул уверх, так тот ваш Брумель ос-
тался бы у меня под кормой.
Все. Не дадут.
О н. Дадут… Сам не хочу.
Все. Чего?
О н. Чего?!. Ха-ха… Лежите вы тут по двадцать лет,
а дурные как пни. Ну сиганул я на три метра. Прошел
над пленкой с запасом в метр. Ну приземлился. Ну зо-
лотая медаль, одна, две, десять. А дальше что?
Кто-то. Что?
Он. Обед закатывай. Триумф устраивай. Пить на-
чинай. Ну сколько можно пригласить на обед? Ну со-
рок человек… Ну пятьдесят! А остальные куда войдут?
Кто-то. Куда?
Он. Никуда. Обиды пойдут. Интриги. Зазнался,
прыгает выше всех! Девки облепят, живого места не най-
дешь. Пацаны проходу не дадут. Разве так протянешь?
Все. Не протянешь.
О н. Протянешь… но не долго.
Пятый. Хотите, я сейчас попаду в лампочку каль-
сонами?.. Сейчас размахнусь… О!.. Мимо… Руку отле-
жал. А я боксер. У меня удар сумасшедший. Справа,
слева, вперед, назад и боком бью и давлю с одинаковой
силой. Но разве пробьешься.
Все. Не пробьешься.
О н. А я и не пробиваюсь.
Шестой. Я по призванию общественник. Помню,
лежал в восемнадцатом. Разруха, голод, паровозы без
угля. А мы лежим. В жутких условиях лежали, не то
что теперь… А потом пятилетки, война, целина. Где
я только не лежал. Кругом все бушует, а я лежу. Прин-
ципиальность, сила воли у меня огромные. Жуткие.
Я бунтарь, непоседа! Мне напрячься. Силу воли на-
прячь… Не стоит…
Все. Не стоит.
Кто-то. Эх, если б я сейчас…
Псих. Тихо вы! Закройте рты! Не раздражайте меня!
Кто не дает? Кто не пропускает? Вы поднимите свои за-
ды! И пробивайте! И песню пойте! И счастье знайте! Вам
надо встать и развернуться! Вам надо биться, не надо
гнуться! А вы лежите, как свиньи эти… Как свиньи эти…
В общем, противно мне на вас смотреть! Боксеры.
Седьмой. Лежат… Сколько мыслей, сколько идей
пропадает. Лежачие деятели. Неподвижные мечтатели.
Это становится болезнью. Об этом нужно говорить
сейчас, пока не поздно, нужно кричать, бить в колоко-
ла!.. Думаете, дадут?
Все. Не дадут…
Седьмой: Не дадут. (Ложится, укрывается.)