Вам передают привет наши родственники, знако-
мые, знакомые наших знакомых, а это уже вся Одес-
са, из которой мы часто выезжаем и редко возвраща-
емся…
Как приятно после долгой поездки вернуться домой,
войти в родной двор, увидеть родное АГВ, услышать род-
ное КВН. И утром сквозь сон слышать голос соседки:
— Мадам Жванецкая, ваш Миша вернулся?..
— Да… Он еще спит.
— Я же говорила… Это все детство — он будет чело-
веком… это все детство. Кстати, у меня есть девочка.
Мне кажется, она ему подойдет.
— Я уже не знаю, кто ему подойдет.
— Она ему точно подойдет. Она любому подойдет.
Только сначала мы должны туда подойти.
— Я уже не знаю, у него нет времени для личной
жизни.
— У нее фигура. Я такой фигуры не видела. Таких
фигур сейчас нет вообще! А умница!.. Пишет, пишет,
все время что-то пишет. Что она пишет?.. Когда ни вой-
дешь, она пишет… Папа профессор, мама профессор,
брат профессор.
— Профессор или провизор?
— Провизор. Таких семей нет вообще.
Я уезжаю и возвращаюсь, а двор наш не меняется,
только жители тихонько стареют. И соседу напротив
все трудней подниматься на бельэтаж. И дворничихе,
которая развешивает кучу белья каждое утро, труднее
подпрыгивать, чтобы отщипывать его. И моей маме
трудно уже ездить в аэропорт, и она встречает меня до-
ма. А кого-то уже нет во дворе. Да и я, как бы далеко ни
заезжал, вопреки всем законам Эйнштейна старею так-
же. Мой двор, куда мы приехали сразу в 45-м, где мы
знаем друг друга, как муж и жена, где жаркими ночами
лежим на своих верандах и переговариваемся, где ут-
ром выскакивает намыленный жилец второго этажа
и кричит вниз:
— Даша, закройте воду: мне нечем смыть!
— А я что, по-вашему, я тоже в мыле. У меня дети
в мыле… В общем, я крикну — вы откроете. Вы крикне-
те—я закрою.
Двор, где ничего нельзя удержать в секрете:
— Что вы несете, Гриша, в одеяле с женой? Что-то
тяжелое, квадратное, похожее на телевизор?
— Телевизор.
— Если мне не изменяет зрение, вы недавно покупа-
ли один телевизор.
— Этот нам подарил сын.
— Какой сын, когда он вам подарил, что вы расска-
зываете, противно слушать?! Надежда Тимофеевна,
что это у вас в руках такое круглое?
— Это левая краска, занесли во двор.
— Какая это краска?
— Я вам говорю, левая.
— Я понимаю, левая, но она же имеет цвет.
— Левое бордо.
— Что вы будете красить?
— Плинтуса и наличники.
— Я тоже хочу.
— Идите к Даше. Там уже сидит продавец.
Мой двор, жители которого с восьми утра учителя,
врачи, канатчики, столяры, а в пять они снова — тетя
Рита, дядя Коля, баба Даша.
— С приездом, Миша. Откуда?
— Из Ленинграда.
— Тянет в Одессу… Слушай, тут слух идет… Неуже-
ли это правда? Такой человек… Это правда?
— Это неправда.
— Я же говорю: такой человек. Конечно, это неправ-
да… А что с командой КВН? Команда грустит?..
— Нет.
— Конечно нет. Грустить из-за Баку? Терять здоро-
вье из-за Баку?! Таких Баку еще будет и будет, а Одес-
са требует жизни… Что ты смеёсся? Я не прав?
— Ты прав.
Из Одессы можно выезжать, можно уехать навсег-
да, но сюда нельзя не вернуться. Здесь, когда доходит
до дела, все моряки, все рыбаки, все врачи и все боль-
ные… И когда была холера, в Одессе стало еще лучше.
Холера в Одессе. Курортники в панике покинули гос-
теприимный город. На крышах вагонов битком, купе за-
биты, а в городе стало тихо: холера в Одессе… В рестора-
не свободно: «Заходите, рекомендуем…» В магазинах от
вашего появления начинается здоровая суета. В трамвае
вы могли уступить место женщине без опасения, что на
него тут же ринется быстрый конкурент. Холера в Одес-
се!.. В городе стало так чисто, что можно было лежать на
асфальте. На улицах появились растерянные такси с зе-
леными огоньками, чего не наблюдалось с 13-го года.
И стаканы в забегаловках вымыты, и трубы все ис-
правлены, и туалетики в порядке, и личики у всех чис-
тые, и мы моем ручки до еды и после еды, и кипятком,
и чистим, и пьем тетрациклин, и взаимовежливы… Вся
холера стоит той вежливости, которая появилась тогда
в Одессе. А анализы, как они сближают…
Конечно, холеру быстро ликвидировали, но то хоро-
шее, что принесла холера с собой, могло бы и остаться.
То, что есть в людях, но проявляется в трудную минуту.
Забота. Сплочение.
Мы — одесситы! Один коллектив, одна семья, одна
компания! Мы живем в одном доме, и лозунг наших
врачей — «чистые руки» — пусть будет перед глазами
в прямом и переносном смысле. Чистые руки, чистая
совесть, чистые глаза перед людьми… В общем, вам пе-
редают привет наши родственники, знакомые, знако-
мые наших знакомых, то есть вся Одесса, где нас де-
вятьсот восемьдесят тысяч и девять человек в театре
миниатюр, от имени которого говорим мы, от имени ко-
торых говорю я. И чтоб мы были все здоровы, и побыс-
трей, потому что летом нас будет девятьсот восемьдесят
тысяч и, наверное, миллион приезжих, чтоб они были,
наконец, здоровы и мы тоже, хотя нам это трудней. Они
у нас отдыхают, а мы тут каждый день.
Но кто об этом говорит, когда речь идет о гостепри-
имстве, а в этом вопросе Одесса приближается к Гру-
зии, удаляясь от Ирана… Мы приветствуем вас, желаем
вам счастья, трудов, забот, побед и крепкого здоровья,
тьфу, тьфу, тьфу!