Из спектакля Московского театра миниатюр
«Когда мы отдыхали…»
Разве тунеядец тот, кто нигде не числится и ничего
не получает? Это безвредный человек. Тунеядец тот,
что числится, получает сто пятьдесят рублей и нигде не
работает…
Хочешь у нас работать — великолепная работа, ни-
чего не надо делать, народу набегает. А здесь, мои ми-
лые, работать надо и все увольняются. Все спрашива-
ют: как твои дела? Это значит, как квартира, мебель,
прописка… Никто не спрашивает, что ты делаешь на ра-
боте. Если у человека настоящая работа — жизнь идет
от машины к машине, от книги к книге… А сколько лет
прошло между ними, не все ли равно. Но так хуже: так
жизнь идет быстро… А у нас, в конторе, она тянется хо-
рошо, медленно.
Зубами бы стрелки переводил, чтоб день кончился,
а он не кончается, не кончается. И до отпуска время тя-
нется, тянется. И до пенсии тянется, тянется!
Человек летит на работу, убивается в трамвае, куба-
рем катится по лестнице… Прибегает. Зевает четыре
часа. Вылетает в обед. Убивается в трамвае. За полчаса
обегает столовую и магазин. Прибегает — зевает четы-
ре часа…
Главное — числиться! Как, ты нигде не числишься?
Бегом в архив, в управление, в снабжение. Зачислил-
ся—и все. Сиди. И тысяча человек сидит и смотрит на
бумагу. А один работает. А если оставить одного, куда
тысяча пойдет? А безработицы быть не должно… Так,
может быть, их хотя бы испугать?.. Мол, если они бу-
дут валять дурака, их, мол, выбросят на улицу… На са-
мом деле не выбрасывать, но хоть напугать… а?