Три лилии Бурбонов

Глава 2 ПРИНЦЕССА ПЬЕМОНТСКАЯ

Торжества, запланированные в честь празднования свадьбы Кристины, были омрачены вестью о побеге Марии Медичи в ночь с 22 на 23 февраля 1619 года из замка Блуа, где она в то время находилась под домашним арестом. Молодожёнам пришлось пробыть во Франции дольше, чем планировалось, чтобы сыграть свою первую дипломатическую роль в разрешении этого конфликта между Людовиком XIII и королевой-матерью. Ещё в дороге 23 февраля флорентийка написала письмо зятю, в котором попросила «соединить (его) молитвы с (её) молитвами», чтобы убедить Людовика XIII «незамедлительно исправить недуги, которые могут нарушить достоинство его власти и покой его государства». К дочери она тоже обратилась с подобной просьбой:

-Я очень настоятельно заклинаю Вас уверить его (короля) в искренности моих намерений, и вести себя так, чтобы во всех Ваших действиях каждый в равной степени восхвалял достоинство Вашего рождения и полное совершенство добродетелей, которых я Вам советовала придерживаться.

Добравшись до Ангулема, Мария Медичи начала оттуда переговоры с сыном. В конце концов, в роли посредника между королём и его матерью выступила не Кристина, а её рассудительный муж Виктор Амадей, который увидел в этом средство продвижения интересов Савойского дома перед Людовиком XIII. Однако флорентийка так долго торговалась, выдвигая всё новые и новые требования, что принц Пьемонтский, не дожидаясь разрешения этого конфликта, решил отбыть с женой на родину. Забегая вперёд, скажем, что бегство Марии Медичи привело к Первой войне матери и сына, закончившейся, тем не менее, их примирением.

Во время передачи приданого Кристины фаворит короля Люинь, занимавший пост великого камергера двора, заметил махинации со счетами некоего Микеле Партичелли, управляющего королевской серебряной мастерской. Этот эпизод не заслуживал бы упоминания, если бы упомянутый дворянин позже не сыграл печальную роль в судьбе королевской мадам.

Партичелли был младшим из трёх сыновей итальянского банкира, который переехал в Лион то ли из Лукки, то ли из Сиены, и натурализовался во Франции. В двадцать три года Микеле стал королевским казначеем, отчасти благодаря своим способностям, отчасти - родственным связям. Его отец был племянником будущего маршала Плесси-Праслена, который, в свой черёд, приходился родственником кардиналу Ришельё. Но если бы молодой человек вовремя не дал взятку фавориту короля в размере 20 000 экю, то, возможно, был бы приговорён к повешению, как его старший брат, осуждённый 9 апреля 1620 года за подделку монет. (Хотя Джованни Партичелли каким-то образом тоже удалось спастись от виселицы). Вдобавок, их отец вскоре разорился по неизвестной причине (может, ему пришлось выкупать жизнь своих сыновей?). Тем не менее, ловкому Микеле не только удалось восстановить своё благосостояние, но и открестится от порочащего его родства. Каким образом? Путём смены имени. Став совладельцем поместий Эмери и Эмеренвиль, ранее принадлежавших семье де Ту, он решил отныне называться не «Микеле Партичелли», а «Мишелем д’Эмери». Однако на время оставим этого «висельника», и снова вернёмся к королевской мадам.

Итак, только 23 сентября Кристина начала своё путешествие в герцогство Савойское из Амбуаза, где тогда находился двор. Людовик XIII, по словам хрониста, «сопровождал её в карете примерно пол-лье после выезда из города», как и Елизавету. Он поручил их сводному брату Александру Вандому, Великому приору, возглавить эскорт новоявленной принцессы Пьемонтской и доставить её в Турин. Король также счёл полезным, чтобы компанию Кристине во время её путешествия составила Франсуаза Лотарингская, герцогиня Вандомская.

Карл Эммануил I сделал всё, чтобы встретить свою невестку с блеском. Принцесса прибыла в Гренобль 19 октября, и именно здесь 22 октября впервые увидела своего свёкра. Официально же они должны были встретиться в Турине. Сэмюэл Гишенон, историк ХVII века, пишет об этом в своей «Генеалогической истории королевского Савойского дома»:

-Герцог, узнав, что из Гренобля она поедет в Барро, посетил её инкогнито и сел за её стол, когда ей приготовили закуску; но, увидев его, принцесса встала, чтобы поклониться ему; герцог, поняв, что его узнали, вытащил шпагу, приветствуя её, чтобы засвидетельствовать уважение такой прославленной принцессе, дочери и сестре такого великого короля. Она, смущённая этим необычайным почтением, упала на колени, и, когда он поднял её, они приветствовали друг друга с большой нежностью и восхитительными любезностями; после чего Его Высочество вернулся в Шамбери, откуда он отправился на торжественную встречу с более чем шестью сотнями всадников между Барро и Шамбери.

Хотя столицей герцогства с 1563 года официально был Турин, Шамбери со своим собственным Сенатом и Счётной палатой играл важную роль в жизни Савойи, так как располагался на перекрёстке древних путей через Францию, Швейцарию и Италию. Город разросся вокруг замка, построенного в конце XIII века. На одной из его башен был установлен музыкальный инструмент – карильон, возможно, самый крупный в Европе, в котором насчитывалось до 70 колоколов. На территории замка также стоял храм, в котором когда-то хранилась одна из главнейших религиозных реликвий – плащаница Иисуса Христа, перенесённая в Турин.

Кристина прибыла в Шамбери 23 октября 1619 года. Её въезд был ослепителен. Она ехала верхом в компании герцога Карла Эммануила, своего тестя, справа, и Виктора Амадея, своего мужа, слева. За нею следовали её сводный брат Александр Вандомский, Франсуаза Лотарингская, герцогиня Вандомская, и её деверья кардинал Маурицио и принц Томас Франциск.

По этому случаю было возведено десять триумфальных арок. Первая олицетворяла брак с Гименеем, окружённым гербами обеих стран и двумя девизами «aspectu recreat orbem» («её взгляд оживляет землю») и «il sole risplende («восходит новое солнце»). Вторая была посвящена городу и его связи с Савойской династией. Третья отдавала дань уважения Карлу Эммануилу и его политическим успехам, живым доказательством которых являлась Кристина. Четвёртую арку посвятили принцессе: «на фронтисписе была большая картина с изображениями трёх граций, одетых как нимфы, на каждой из которых был венок из цветов: розы, гиацинты и амаранты, символизирующие любовь». Там же прославлялись предполагаемые достоинства Кристины: набожность, мудрость и бессмертие души в сочетании с девизом: «has habet and superat» («у неё есть эти короны и даже больше»), за которым следовала надпись «Manibus datee lilias plenis» («Дарите лилии пригоршнями»). Следующая арка изображала гору Парнас и Пегаса. Шестая и седьмая были особенно интересны, поскольку на них можно было видеть портреты шести принцесс Савойских, которые вышли замуж за французских королей, и шести французских принцесс, которых отдали в жёны соответственно герцогам савойским. Таким образом, Кристина была представлена как итог всех этих союзов. Последние три триумфальные арки были установлены Сенатом, Счётной палатой и губернатором Савойи.

В честь свадьбы Виктора Амадея и Кристины на площади Кастелло устроили рыцарский турнир, запечатлённый художником Антонио Темпеста.

Далее, на озере перевала Мон-Сени, расположенном на высоте 2 000 метров, было устроено неслыханное празднество: морское сражение с кораблями, специально доставленными туда. Зрителей разместили в деревянном замке, также построенном по этому случаю, в котором затем они провели ночь.

Затем свадебный кортеж въехал в провинцию Пьемонт и остановился в городе Сузе, где тоже был возведён дворец с девятью комнатами и портиком, поддерживаемым двумя античными колоннами. Там была устроена конная карусель и, по словам всё той же Джеммы Джованнини, «во время праздника стояла такая тишина, а воздух и небо отличались такой чистотой и прозрачностью, необычной для этого региона, что это казалось предвестником счастья для августейшей пары».

Через несколько месяцев Кристина, наконец, 15 марта 1620 года прибыла в Турин, расположенный на берегу реки По у подножия Западных Альп. Когда герцог Эммануил Филиберт, отец Горячей башки, принял решение о переносе столицы из Шамбери в Турин, там развернулось бурное строительство: город окружили стеной и возвели башню Моле Антонеллиана. В свой черёд, Карл Эммануил после приезда невестки значительно расширил его территорию на юг. Вместо древних западных ворот возникла небольшая площадь, а также было построено много новых зданий, в том числе, монастырь на горе Капуцинов, самой высшей точке Турина. В старинных книгах этот город часто называют «таинственным». Возможно, потому, что там хранились три реликвии – Святой Грааль (чаша, из которой Христос пил во время Тайной вечери), Плащаница и фрагменты креста, на котором умер Иисус. «Белым сердцем» столицы считалась Пьяцца Кастелло со средневековым замком Казафорте дельи Акайя, резиденцией герцогов Савойских, и Кафедральным собором Святого Иоанна Крестителя, в котором хранилась та самая Туринская плащаница. «Чёрное сердце» же находилось в древнем некрополе, на руинах которого устроили место для публичных казней. Местные жители, на всякий случай, обходили его стороной. Быть может, ещё и потому, что неподалёку стоял дом, в котором когда-то жил и работал знаменитый французский астролог и врач Нострадамус. Его пригласил в Турин покойный Эммануил Филиберт, дабы тот помог его пожилой жене забеременеть.

В столице Кристину горячо приветствовали члены Государственного совета, Сената и Счётной палаты, а также представители знати, в том числе, ещё один сын герцога, принц Эммануил Филиберт Савойский, и две его дочери Мария Аполлония и Франческа Екатерина. По этому случаю возвели двенадцать пышных декораций, в том числе, триумфальную арку «подаренную городом и посвящённую общественному благу. Она была увенчана изображением молодой женщины в короне из цветов, сидящей на королевском троне и держащей в левой руке кадуцей (жезл, обвитый двумя змеями), а в правой - рог изобилия». Как и в Шамбери, принцессе вручили ключи от её новой столицы, которая приветствовала молодожёнов праздниками, фейерверками и турнирами.

После прибытия Кристины ко двору в Турине большинство французов из её свиты были уволены, а те, кто остались, были заменены в конце 1621 года членами знатных семей герцогства, в основном, пьемонтцами. Тогда же вернулась во Францию и подруга Кристины госпожа де Сен-Жорж, которая стала гувернанткой Генриетты Марии. Статс-дамой Кристины была назначена суровая и набожная Матильда Савойская, незаконная дочь герцога Эммануила Филиберта, а фрейлинами – несколько «вдов, обременённых детьми и скудным имуществом». Мужчин при её дворе тоже было мало, в том числе, лейтенант личной охраны, организатор развлечений и капеллан. Что же касается духовника, то им тоже стал итальянец Пьетро Моно, преподаватель иезуитского колледжа, человек образованный, красноречивый, и, в то же время, очень честолюбивый.

Юная француженка словно оказалась в другом мире: савойский двор, где царил испанский этикет, был не склонен к развлечениям и показался принцессе смертельно скучным.

Испанские порядки там завела Каталина Микаэла, покойная жена Горячей башки. Как и Кристина, она мечтала стать королевой и не хотела выходить замуж за герцога. Однако её отцу, Филиппу II, нужен был союз с Савойей. Когда в качестве свадебного подарка испанский король преподнёс младшей дочери ларец с драгоценностями, она демонстративно взяла оттуда всего две жемчужины и заявила:

-Жене герцога этого достаточно!

А зря. Эти драгоценности очень бы пригодились её мужу, который так и не получил за женой приданого в размере 500 000 скудо. Увы, испанская казна оскудела из-за многочисленных войн, и ни Филипп II, ни его потомки не смогли выполнить своих обязательств перед Савойей. Тем не менее, бесприданница Каталина Микаэла поладила с Карлом Эммануилом. В отсутствие мужа она твёрдой рукой управляла Савойей и рожала ему детей чуть ли не каждый год.

-Все беды оттого, что мы слишком любим друг друга, - с грустью писала испанка.

Каталина Микаэла оказалась права: она умерла в тридцать лет в результате неудачных родов (десятых за одиннадцать лет).

Если с территориальными приобретениями Карлу Эммануилу I не во всём повезло, то над приумножением своей династии он, в отличие от многих своих предков и потомков, потрудился на славу: до зрелого возраста дожило восемь его детей, не считая бастардов. Причём все его сыновья уже успели повоевать, в том числе, наследник Филипп Эммануил, скончавшийся в возрасте восемнадцати лет.

Второй его сын, Виктор Амадей, был человеком глубоко верующим, и в семье его считали любящим сыном и братом. Не блистая ни красотой, ни умом, муж Кристины отличался личной храбростью и принимал участие в военных кампаниях во Фландрии и Генуе на стороне испанцев, а затем - в войне за Монферратское наследство уже против них.

Третий же из братьев, Эммануил Филиберт, стал великим адмиралом испанской короны. После поражения в последней войне отец обратился к нему за посредничеством в переговорах с испанским королём. В 1619 году адмирал прибыл в Турин на свадьбу Виктора Амадея, однако во время пребывания при дворе он частенько конфликтовал с придворными, которые придерживались профранцузской ориентации. Поэтому получив 17 декабря 1620 года свою долю наследства, княжество Онелья, Эммануил Филиберт поспешил вернуться на службу к Филиппу IV, который назначил его в 1622 году вице-королём Сицилии. Однако спустя два года принц скончался и был похоронен в Эскориале, усыпальнице испанских королей.

Четвёртый, Маурицио, тоже получил военное образовани, несмотря на то, что его с детства предназначали к церковной карьере. С 1611 года он служил наместником ряда аббатств, а в 1615 был назначен генерал-лейтенантом Пьемонта и занимался, в основном, поставками армии. В 1621 году он, наконец, уехал в Рим, где при поддержке французов получил кардинальскую шапку и звание защитника Франции при Святом Престоле. Там Маурицио усовершенствовал свои навыки дипломата и продвигал интересы герцогства Савойского в Ватикане, хотя за роскошный образ жизни часто подвергался критике. В 1623 году он принял участие в избрании нового папы Урбана VIII.

В отличие от любезного кардинала, Томас Франциск, младший сын Горячей башки, отличался воинственным и, даже, буйным характером. В девятнадцать лет став командиром роты, а в двадцать три – генералом кавалерии, он затем был послан отцом с дипломатической миссией в Венецию. Однако, приняв там активное участие в различных празднествах и банкетах, быстро позабыл о цели своего визита. Тем не менее, по истечении срока своей миссии принц с апломбом заявил отцу:

-Ваша Светлость, Вы мне нравитесь больше, чем дож Венецианской республики, но ради сохранинея мира в Италии теперь больше, чем когда-либо, необходимо продолжить переговоры.

Из Венеции Томас отправился в Рим, где продолжал вести разгульную жизнь. В 1620 году отец отдал ему во владение княжество Кариньяно в двадцати километрах к югу от Турина, чтобы держать под контролем беспутного сына.

Если мужская часть герцогского семейства, не считая адмирала, была благожелательно настроена к Кристине, то дочери Карла Эммануила, которых называли, как и их покойную мать, «инфантами», видели в ней соперницу. Маргарита, вдовствующая герцогиня Мантуанская, ставшая регентшей Монферрато, и Изабелла, наследная принцесса Моденская, вообще не приехали на свадьбу старшего брата по политическим мотивам. А Мария Аполлония и Франческа Екатерина, будущие монахини, сразу невзлюбили юную невестку. Их поддерживали в этом консервативно настроенные придворные.

Вскоре после приезда в Турин Кристина получила письмо от брата, который сообщал, что он так же ждёт вестей от неё, как и она от него. Он объясняет ей, что расстояние не уменьшит его привязанность, а увеличит её и вызовет у него «досаду из-за того, что мы не можем общаться постоянно, поскольку я действительно Ваш очень хороший брат». Однако заверения Людовика были слабым утешением для королевской мадам, хотя и польстили ей.

Первые несколько лет в Савойе были трудными для Кристины, которая, не стесняясь, жаловалась на это в своих письмах своей матери и госпоже де Сен-Жорж. В первом послании она просит Марию Медичи вмешаться от своего имени:

-Я не скрываю всех удовольствий, на которые могла бы надеяться, и полагаю, что Вы окажете мне какую-нибудь помощь…

Далее Кристина рассказывает о своей «несчастной жизни» при савойском дворе.

Во втором письме она жалуется, что у неё очень мало имущества по сравнению с тем, чем она владела во Франции. Принцесса также упоминает, что ей было отказано в переводном векселе в Париже, чтобы купить себе новые вещи. Поэтому она просит госпожу де Сен-Жорж попросить Марию Медичи занять ей «кругленькую сумму» и купить на неё те вещи, которые она перечислила.

Впрочем, Кристина своим собственным поведением давала повод для недовольства окружающим, приказав официально титуловать себя не «Принцесса Пьемонта», а «Первая королевская мадам» («La Prima Madama Reale»). К тому же, она одевалась только по французской моде и из всех драгоценных камней предпочитала, как и мать, жемчуг и бриллианты, связав с ними даже свой девиз: «Plus de fermete que d'eclat» («Больше твёрдости, чем блеска»). За что получила прозвище «Бриллиант». К счастью, ей не пришлось учить язык своей новой родины, как её сёстрам, потому что члены герцогской семьи и многие придворные говорили по-французски.

Поселившись в западной части герцогского замка, получившей название «Палаццо Мадама», Кристина велела обустроить её по своему вкусу, как и подаренную ей свёкром загородную резиденцию Валентино под Турином, куда перевезли мебель и картины из герцогской коллекции.

-С первого же пробуждения души Кристины она в полной мере стремилась к искусству и любви, - утверждает Джемма Джованнини, - …её разум блуждал в поисках чего-то грандиозного, что неободимо создать, чего-то прекрасного, что могло дать вдохновение. Оглядевшись по сторонам и не найдя в герцогских владениях дворца, полностью удовлетворяющего её, она подумала о свадебном подарке свёкра и нашла в нём поле для деятельности. Короче говоря, Валентино был преобразован от головы до ног; с конкурсом лучших итальянских и французских художников, он стал источником наслаждения, о котором она мечтала, её любимым местом отдыха, где она всегда жила большую часть года.

Примером для подражания Кристине также служила вилла Маурицио возле Турина. Это был целый комплекс благородных зданий (жилое помещение и павильоны) в центре итальянского сада с фонтанами, окружённый лесом и сельскохозяйственными угодьями (виноградники, фермы и огороды), Кардинал Савойский одним из первых в герцогстве начал выращивать не только лимонные, но и апельсиновые деревья. Внутри помещения были украшены фресками и картинами, а также предметами мебели, купленными в Париже. В 1620 году Лодовико д’Алье, друг кардинала, поставил там свою оперу «Охота», а для Кристины в крытом павильоне был устроен «бал дам».

Уже в 1621 году началась полная реконструкция замка Валентино, продолжавшаяся почти без перерывов почти сорок лет. Работы выполнял архитектор Карло ди Кастелламонте, а позже — его сын Амедео. Вдобавок, в 1622 году Кристина купила у графа Лодовико Тезауро виллу на Туринском холме, на месте которой впоследствии было возведено новое здание.

Принцесса не скрывала, что, по её мнению, савойский двор не идёт ни в какое сравнение с двором её брата. А по вечерам в своих покоях развлекалась музыкой и танцами в небольшой компании приближённых. Неудивительно, что в Савойе её считали слишком легкомысленной и непостоянной из-за любови к развлечениям.

Но если верить той же Джемме Джованнини, с мужем Кристина, в конце концов, поладила:

-К счастью для неё, всё пошло наилучшим образом. Виктор Амадей… вскоре завоёванный её необычной красотой, полюбил её исключительной и ревнивой любовью, сделав себя рабом её капризов, которые она проявляла даже в самых серьёзных государственных делах. И она, несмотря на страстный темперамент и врождённую склонность к любовным приключениям, которые подрывали её репутацию, безусловно, была ему любящей спутницей.

Хотя Виктор Амадей неохотно принимал участие в вечеринках, устраиваемых женой, предпочитая им уединённые прогулки по лесу или охоту, он не отказывался от выполнения своего супружеского долга. В следующем, 1621 году, Кристина родила мёртвого ребёнка. А спустя ещё год на свет появился вполне здоровый мальчик Людвиг Амадей. После чего, получается, принц умыл руки, так как на протяжении шести лет Кристина больше не беременела. Вероятно, между супругами пробежала чёрная кошка. Что же произошло?

Хорошенькая молодая женщина очень быстро оказалась в центре придворных сплетен, приписывавших ей различные романтические похождения. Интересно, что в отличие от брата-короля, Кристина, невзирая на первый негативный опыт, не потеряла интерес к сексу. В то время как Виктор Амадей был довольно ревнив.

Всё же рискну предположить, что, по крайней мере, на протяжении первых десяти лет её супружеской жизни, несмотря на сплетни окружающих, королевская мадам была верна своему супругу. И холодность в их отношениях была вызвана не только его ревностью. Основания для этого даёт письмо Кристины к Виктору Амадею от 9 апреля 1630 года:

-…я всегда буду благодарна за оказанные мне почести, которые будут мне ещё дороже, если они будут сопровождаться благосклонностью Ваших горничных…

После этого ироничного намёка всё выглядит совсем в другом свете. Интрижки дворянина со служанками были настолько обыденным делом, что даже не заслуживали упоминания в воспоминаниях современников. К ним даже жёны редко ревновали своих мужей. Но только не Кристина, которая вряд ли могла принять то, что какой-то сын герцога посмел вообще изменять ей, королевской мадам! По крайней мере, его отец, Карл Эммануил, предпочитал дворянок.

Но, оказавшись, по сути, в одиночестве при савойском дворе после отъезда своей французской свиты, Кристина вскоре поняла, что ей нужно хотя бы внешне поддерживать с мужем хорошие отношения. Смуглолицый кареглазый брюнет, Виктор Амадей унаследовал от отца невысокий рост, был худощав, но, к счастью, не имел горба. К тому же, у него не было ни официальных любовниц, ни бастардов, и он мог считаться идеальным супругом.

Правда, любить его у королевской мадам получалось лучше всего на расстоянии, тем более, что Виктор Амадей частенько либо воевал, либо принимал участие в сложных дипломатических миссиях. Хотя каждое своё письмо к нему Кристина начинала словами: «Моё дорогое сердце» или «Моя дорогая жизнь», новые дети у пары пока не появлялись. Впрочем, на отношения принцессы с мужем влияли также политические события.