Три лилии Бурбонов

Глава 7 В ПОИСКАХ МИРА

Несмотря на окончание гражданской войны, положение герцогства Савойского оставалось сложным. Как только установилась хорошая погода, Сервела, испанский губернатор Милана, с 10 000 испанских солдат скрытно перешёл границу Пьемонта и осадил 7 февраля 1643 года город Тортону. В ответ Кристина поручила Томасу устранить беспорядок в Пьемонте, «который он сам же и устроил», по словам Брюса Стерлинга.

Чтобы отвлечь внимание врага, принц Кариньяно с 3 000 отрядом ворвался в Новару, расположенную неподалёку от Милана, одновременно отправив большую часть савойской армии во главе с генералом Гвидо Вильей в окрестности Александрии. Узнав от шпиона, что силы Томаса невелики, Сервела отправил против него всего один отряд. Разбив его, принц двинулся к Тортоне, но был вынужден отступить, в то время как новый испанский отряд двинулся к Новаре. Тем временем Томас, воссоединившись со своей армией, внезапно захватил передовой форт Асти, установив там свои батареи. Узнав об этом, Сервела, оставив под Тортоной значительные силы, поспешил на помощь Асти. Но полк Томаса не давал ему переправиться через реку, в то время как сам принц заставил испанский гарнизон Асти сдаться 3 мая. Сервела хотел было вернуться под Тортону, но Томас тоже двинулся туда, попутно захватив Кастеллаццо и Боско. Тем не менее, он был отброшен назад, в то время как комендант Тортоны 26 мая сдал крепость испанцам. К счастью, в это время Сервела был отозван в Валенсию.

Упадок сельского хозяйства и торговли в Пьемонте из-за военных действий заставил Кристину попытаться пополнить казну за счёт имущества церкви. Эту идею ей подал граф Филиппо Мороццо, глава Сената Турина. Прекрасно подкованный в юридических вопросах, дававших ему преимущество над другими, Мороццо утверждал:

-Имунитет (неприкосновенность) церковного имущества возник не из Божественного источника, а из человеческого разума.

Естественно, пьемонтское духовенство поспешило объявить его еретиком.

Не желая вступать в открытый конфликт с Церковью, Кристина отправила своих послов в Рим с жалобой на злоупотребления пьемонтсткого духовенства. Выслушав их, святой отец приказал епископу Чекинелли разобраться в этом деле. Посол королевской мадам так охарактеризовал последнего:

-Епископ в переговорах похож на буйвола!

Действительно, несмотря на одолевающие его немощи, Чекинелли отнюдь не походил на кротких старцев из Евангелия и был скорее человеком деспотичным. Опросив местных прелатов, он быстро выяснил, что если злоупотребления и были, то в гораздо меньшей степени, чем утверждали послы королевской мадам. Тогда, дабы исчерпать конфликт, папский нунций выдвинул свои предложения, как исправить их.

В ответ Кристина 30 апреля 1643 года издала указ, запретивший мэрам, советникам и другим чиновникам закрывать глаза на злоупотребления церковников, в частности, на неуплату налога в государственную казну за полученное от мирян наследство или пожертвования. Это вызвало большой переполох среди духовенства. Тем не менее, нунций попытался парировать удар из боязни, что это подаст плохой пример другим итальянским государствам. В ярости он доказывал в письме своему покровителю, кардиналу Барберини:

-Это открытое нарушение привилегий церкви, поэтому необходимы строгие меры!

Считая Мороццо главным источником вредной идеи, нунций постарался охарактеризовать его в самых чёрных красках, дабы привлечь к суду инквизиции:

-Граф – человек дерзский, хитрый, пылкий и красноречивый! Словом, из тех, кто, по словам святого Павла, хочет знать больше, чем необходимо. И он полностью подчинил герцогиню своей воле!

Затем Чекинелли попытался найти поддержку у принцев Маурицио и Томаса, дабы заставить регентшу отменить свой указ. Те обещали поговорить с Кристиной, но без всякого успеха. Вероятно, в душе они понимали, что регентша права: как по-другому можно было пополнить казну?

В ответ на упрёки нунция королевская мадам заявила:

-Я всегда испытывала уважение к Римской церкви, которая, по справедливости, имеет право владеть своим имуществом, но без ущемления интересов герцогства.

Попытка Чекинелли, по словам Аугусто Баццони, повлиять на Кристину через Пьянеццу и отца Моно тоже провалилась. Фаворит регентши вообще ничего ему не обещал, а, иезуит, хотя и соглашался с нунцием, однако находился в Милане и не мог повлиять на королевскую мадам. Таким образом, указ Кристины вызвал большой резонанс во всей Италии, не заставив её отступить хоть на шаг. Несмотря на свою набожность, она всегда ставила интересы государства превыше всего. Таким образом, её не сломили ни угрозы могущественного Ришельё, ни Святого Престола.

Тем временем 14 мая 1643 года вслед за своим первым министром скончался Людовик ХIII. Несмотря на то, что её брат посягал на незвасимость Савойи и французы до сих пор удерживали несколько пьемонтских крепостей, в том числе, Пинероло, Кристина лишилась в его лице поддержки против испанцев.

Лучше всего её положение тогда описал отец Костагута, продолживший свою деятельность тайного агента:

-3 июня 1643: во время самых больших испытаний для Вашего Королевского Высочества, я подвергаю свою жизнь опасности, видя, что Вы покинуты всеми, кроме немногих, которые держат Вашу сторону… Потому что думаю, что такая принцесса, как Вы, не оставит тех, кто так преданно служил Вам.

Среди самых преданных Кристине лиц, кроме кармелита, следует назвать маркиза Пьянеццу, помогавшего ей управлять государством, генерала Вилью, возглавлявшего её армию, и Филиппо д’Алье, который, пока савойскому двору было не до развлечений, решил попробовать свои силы в других областях. Наняв архитектора Кастельдемонте для строительства собственного замка в Алье, вокруг которого он продолжил скупать земли, сам граф рьяно занялся декорированием Палаццо Мадама и замка Валентино, любимой загородной резиденции Кристины, проявив в этом деле недюжинный талант. Комнаты королевской мадам украсили многочисленные натюрморты с цветами и фруктами, которые, по замыслу Филиппо, должны были напоминать об Аркадии, идеальной стране, где люди жили в гармонии с природой. А в соседних залах и сейчас на сводах и стенах можно видеть символические изображения французских лилий вкупе с савойскими узлами и розами Кипра в окружении путти, девизов в рамках и монограмм имён Кристины и её фаворита.

Через год он возобновил свою деятельность в качестве комедиографа и хореографа савойского двора. Но по-прежнему придерживался обета целомудрия. В его собственных покоях в Туринском замке до конца жизни висела картина с изображением Франциска Ассизского как напоминание о днях, проведённых в Венсене, когда он часто мысленно обращался к этому святому. Вдобавок, граф исполнял должность Великого приора монастыря Святых Маврикия и Лазаря.

После смерти Людовика ХIII регентшей Франции стала Анна Австрийская, но управлял королевством, по сути, её любовник Мазарини, который всегда доброжелательно относился к Кристине. Он, по примеру Ришельё, попытался было предложить Филиппо д’Алье должность командующего всеми оставшимися французскими войсками в Пьемонте, но граф снова отказался.

28 июня 1643 года этот пост занял Томас Савойский. Однако вскоре снова начались трения с французами. Так, принц Кариньяно обратился с просьбой к мадридскому двору освободить его семью, пообещав вывести из герцогства все французские гарнизоны (хотя своё обещание не выполнил). А Кристина приказала начальнику герцогской почты Гонтери вернуть свою канцелярию в старое место, в район Борго. Это сразу вызвало недовольство французского посла д’Эгебона, который сам хотел контролировать данное учреждение. В ответ на его протест Гонтери заявил:

-Я выполняю распоряжение нашего герцога, а не французов!

Тогда посол приказал арестовать Гонтери. Но Кристина, освободив его, написала в Париж аббату Верруа, чтобы тот добился от Мазарини отзыва д’Эгебона. Но кардинал предпочёл оставить её просьбу без внимания.

Тем временем Вилья осаждал города, не подчинившиеся Кристине. На итальянском театре военных действий все либо боялись, либо уважали феррарца. В июле 1643 года отважный и умный маркиз пробует новую тактику осады: Вместо того, чтобы просто убивать всех, кто прячется за городскими стенами, он насыщает окрестности политическими плакатами. Это работает: в конце концов, жители складывают оружие и сдаются.

-Несмотря на то, что Гвидо Вилья повесил много гражданских лиц, он является самой привлекательной военной фигурой в конфликте, - иронизирует Брюс Стерлинг. - Если Вы итальянец и Вам нужно кому-то сдаться, Вы бы решили сдаться этому галантному, очаровательному кавалеру…

Осадив Алессандрию, где стоял 2 000 гарнизон, Вилья ждал помощи от Томаса, но слишом долгая задержка позволила испанцам ввести в город дополнительно ещё 1 500 солдат. 22 июля принц Кариньяно, возглавивший 20 000 союзную армию, подошёл к Алессандрии, но слух о скором возвращении Сервелы заставил его перейти реку По и встать напротив Брема. Однако вместо Сервелы новым губернатором Ломбардии был назначен маркиз Велада. Узнав об этом, Томас осадил Трино и 11 августа, пробив широкую брешь в стене, заставил 27 августа крепость сдаться. Из Трино он вместе с маршалами Прасленом и Тюренном двинулся к Понте Стура, и, обнаружив, что эта крепость плохо укреплена, немедленно приступил к осаде. Её капитуляцией 26 октября военная кампания этого года закончилась с небольшим преимуществом для союзников.

Дела в герцогстве постепенно налаживались. Савойский посол аббат Скалья ди Верруа добился от Анны Австрийской и Мазарини реституции (возвращения) Савильяно, Кивассо и Виллановы д’Асти. Однако в Турине и некоторых других городах всё ещё стояли французские гарнизоны. Поэтому юный герцог Карл Эммануил II, наконец, покинувший в начале 1644 года высокогорный замок в Альпах, был вынужден остановиться в городе Фоссано. В честь этого события 9 февраля Филиппо д’Алье представил балет «Возрождённый Феникс», в котором главными героями выступают представители вымышленного народа Иермини. Граф даже сыграл роль одного из Иермини, танцуя в экстравагантном костюме, украшенном разноцветными перьями, с маленькой обезьянкой и попугаем, согласно экзотическим вкусам того времени. Интересно, что через месяц, в марте, нунций Чеккинелли писал, что фаворит Кристины подумывает о том, чтобы всё бросить, уехать в Рим и купить там должность священника-камерария. По-видимому, он всё-таки ревновал бывшую любовницу к Пьянецце.

-Отпустите меня в Рим, ведь я дал обет! – попросил Филиппо у регентши.

-Неужели Вы бросите меня в такой сложной ситуации, граф?

-Маркиз Пьянецца и Вилья смогут сохранить Вашу жизнь.

-Но зачем мне такая жизнь, если в ней не будет Вас?

По-видимому, долг по отношению к любимой женщине не позволил Филиппо уехать.

Воодушевлённые возвращением своего повелителя, пьемонтцы начали восставать против оккупантов.

Пять тысяч французских солдат несколько лет стояли в городе Мондови, несмотря на заключение мира. Не в силах больше терпеть грабежи и насилие, жители решили отомстить за свою жизнь и свободу. 21 апреля 1644 года они восстали против французов и устроили бойню под крики:

-Мондови! Мондови!

Лишь немногим солдатам удалось спастись бегством.

Тем временем Луиза Савойская рвалась из Ниццы домой, и Маурицио пришлось оправдываться перед свекровью, как видно из его письма:

-…Это правда, что она была немного недовольна мною в Турине, и что она не проявляла ко мне привязанности и уважения в начале брака, но… я бы не хотел, чтобы она вызвала у меня какое-либо недовольство, потому что… хорошо знаю, что она никогда не делает этого из-за отсутствия доброй воли, привязанности или ума, а только из-за своего возраста, который не позволяет ей подумать…, прежде чем делать это, потому что в остальном, что делается по уму, она делает всё в совершенстве, и когда она также совершает какую-то ошибку и знает, что я могу расстроиться, она сразу же… обещает не делать этого…

Бедная принцесса! Даже всё очарование Лазурного Берега не смогло примирить её с нелюбимым мужем. В то время как жена и дети Томаса застряли в Испании в качестве заложников. Мария Бурбон предпринимала несколько попыток сбежать, и, в конце концов, Анна Австрийская выторговала ей свободу.

-Наконец-то моя жена с детьми вернётся ко мне! – радовался Томас.

Однако принцесса Кариньяно вместо этого отправилась во Францию:

-Не желаю в Турине уступать во всём королевской мадам! К тому же, мне нужно вступить в наследство моего покойного брата, графа Суассона. А если Ваше Королевское Высочество желает видеть меня, приезжайте в Париж!

Ближе к концу мая 1644 года принц Кариньяно, получив подкрепления от французов, решил открыть новую кампанию. 22 июня он отправился в Бреме, чтобы дождаться там известий о восстании, которое должно было произойти в городе Ароне, как ему сообщили, не позднее вечера 25 июля. Союзные войска должны были поддержать восставших, наступая как со стороны берега, так и озера Маджоре. Но Маурицио, как обычно, всё испортил: взяв в Бреме 2 000 солдат, он 23 июля ворвался в окрестности Новары в Ломбардии. После чего двинулся к Ароне, но так как он прибыл слишком рано, заговорщики не смогли выступить и принцу Онельяно, не дождавшемуся подкрепления, пришлось отступить.

Видя, что из-за брата его план провалился, Томас двинулся в сторону Санти и, заняв укреплённые позиции, стал дожидаться там испанцев, выступивших из Верчелли. Однако враг решил сначала захватить Асти. Когда испанский гарнизон ещё стоял в этом городе, офицеры крутили романы с местными дамами, многие из которых жаждали возвращения своих любовников. Одна из них, Мата Пеллетти, единогласно была избрана первой красавицей города. Дом её всегда был открыт для знати и губернатора.

-А что, если спустить воду из городского рва и устроить рыбалку? – как-то предложила коварная красавица.

-Прекрасная идея! – поддержали её другие дамы.

-Хорошо, будет вам праздник, - сдался под их напором губернатор.

Естественно, в этот день, 27 июля, солдаты гарнизона, мало заботились о вверенных им постах и наслаждались невинным зрелищем до поздней ночи.

Внезапно весёлый праздник превратился в кровавую бойню. Испанский отряд из Александрии численностью в 2 000 всадников и 1 000 мушкетёров под покровом ночи легко перебрался через ров и почти без сопротивления захватил бастионы. Однако подошедшей испанской армии во главе с Винченцо Гонзага не удалось ворваться в город, так как пьемонтцы, придя в себя, схватились за оружие и отбили нападение.

Тем временем Томас, проделав брешь в стене, 7 сентября взял штурмом Санти, а 30 сентября капитулировал гарнизон Асти, получив разрешение вернуться в Алессандрию. Сначала принцу этих лавров было недостаточно, и он хотел было захватить ещё Финале Лигуре, но передумал, очевидно, потому, что опасался, что этот ценный порт окажется под контролем Франции, а не Пьемонта.

Недовольный Мазарини попенял ему:

-Вы приняли под свои знамёна значительную армию и могли бы высадиться в Каталонии, используя наш флот.

Что же касается Кристины, то её не устраивала лишь медлительностью Томаса.

-Мне хотелось бы, чтобы принц проявил больше рвения к военной службе, - написала королевская мадам аббату Скалья ди Верруа.

Вялость принца объяснялась стремлением к миру (и, возможно, желанием присоединиться к жене), поэтому он ясно дал понять Мазарини:

-Вам следовало бы дать спокойствие Италии в целом и Пьемонту в частности!

Ради мира Томас даже был согласен на то, чтобы сохранить за французами Пинероло.

Острая потребность в мире ощущалась не только в Италии, но во всей Европе, на полях которой происходили сражения Тридцатилетней войной. Наконец, император Фердинанд III решил в апреле 1645 года провести мирный конгресс с участием представителей всех воюющих государств в Мюнстере и Оснабрюке, двух городах Вестфалии. До сих пор европейцы не видели более грандиозного зрелища, ибо на конгрессе были представлены практически все европейские государства: и большие, и малые. Если в Мюнстере собрались министры католических держав, то в Оснабрюке - тех, которые не признавали главенство Римской церкви, дабы избежать споров. В качестве посредников между враждующими католическими лагерями в Мюнстере выступали нунций Фабио Киджи, епископ Нардо, и венецианский министр Луиджи Контарини. Главными антагонистами были Франция и Габсбурги со своими союзниками.

Что касается Италии, то Мазарини настаивал, чтобы, согласно Кераскскому договору, Савойский дом выплатил 494 900 золотых флоринов герцогу Мантуанскому за Монферрато. Таким образом, эти деньги пошли бы на погашение многочисленных долгов Карла II Гонзага во Франции. Кроме того, кардинал выступал за брак его сестры с Карлом Эммануилом II, сыном Кристины. Французы также желали сохранить свой гарнизон в Пинероло. Это были основные пункты будущего мирного договора.

-Будет лучше, если Савойский дом в Мюнстере будут представлять французские послы, - предложил Мазарини маркизу Пьянецце. – Испанцы с нами больше считаются.

-Зато пьемонтцы лучше будут защищать интересы своей страны, – гордо ответил Карло.

И королевская мадам, невзирая на недовольство кардинала, согласилась со своим фаворитом.

23 марта 1645 года савойский посол Клавдий Шабо, маркиз Сен-Морисо, торжественно въехал в Мюнстер после недолгой остановки в Оснабрюке. Было пять часов вечера, когда кареты нунция, послов Франции и Баварии и многочисленных дворян двинулись ему навстречу. Очевидец свидетельствовал:

-Артиллерия приветствует его количеством выстрелов, равным тем, которые полагаются всем послам: у дверей домов и вдоль улиц рядами выстраиваются горожане с оружием в руках во главе со своими капитанами, вывешиваются флаги…

После чего начался обмен визитами со всеми послами, кроме испанских и австрийских, которые запросили для этого специальные инструкции от своих правительств.

Маркиз Сен-Морисо, который долгое время жил сначала в Англии, а потом во Франции, как никто другой подходил для этой миссии. Хотя в данном случае он выступал в качестве консультанта по юридическим вопросам министра Джованни Франческо Беллезио (одного из президентов Счётной палаты Турина). Причём, по желанию Кристины, последний должен был вести переговоры с представителями, в том числе, и некатолических государств, без ограничения.

Прежде чем приехать в Мюнстер, Сен-Морисо остановился в Париже, дабы, по приказу Кристины, согласовать пункты нового военного договора между Францией и Пьемонтом. На Мюнстерском конгрессе это был бы несомненный козырь в переговорах с испанцами. Однако в ходе встречи с Мазарини у посла возникли непреодолимые трудности, поэтому королевской мадам пришлось отправить к нему на помощь графа Джироламо Моретту. Тем не менее, твёрдая позиция этого преданного сторонника королевской мадам не понравилась кардиналу и он отослал Моретту обратно в Пьемонт. Наконец, все пункты были согласованы, и Сен-Морисо, как известно, благополучно отбыл в Германию.

Руководствуясь инструкциями королевской мадам, Беллезио начал переговоры в Мюнстере с австрийским послом. Кроме того, он высказал сомнения насчёт законности владения Францией Пинероло. Поэтому французские послы поспешили доложить обо всём Мазарини, тем более, что Сен-Морисо не был склонен защищать президента, вероятно, рассчитывая занять его место. В свой черёд, кардинал потребовал от Кристины отзыва Беллезио из Мюнстера. Но та, собрав сведения о деятельности президента, заявила:

-Я считаю, что он стал жертвой злобы и зависти!

После чего добавила, что не собирается отзывать одного из самых своих доверенных чиновников. В ответ французские послы решили сделать пребывание Беллезио в Мюнстере невыносимым:

-Мы отказываемся иметь с ним дело, если он и дальше будет подрывать дух герцогини!

Видя это, президент сам попросил Кристину отозвать его, но та упёрлась. Тогда Мазарини решил отозвать французского посла из Турина. Д’Эгебонн уже сидел на чемоданах, когда пришла весть о смерти польского короля. Покинув Мюнстер, Беллезио уехал в Польшу, чтобы принести там свои соболезнования. Таким образом, королевской мадам удалось сохранить своё лицо. Вести переговоры в Мюнстере было поручено Сен-Морису.

При поддержке Франции савойский посол, во-первых, стал добиться императорской инвеституры на герцогство Савойское для юного Карла Эммануила II, а, во-вторых, начал переговоры с испанцами о мире, которые пообещали:

-Мы вернём вам Верчелли, если фанцузы уйдут из Савойи.

На что Сен-Морисо иронически ответил:

-Не забудьте также о приданом инфанты Каталины Микаэлы, которое за шестьдесят лет так и не было выплачено.

После чего добавил, что если Испания не в состоянии сразу найти 500 000 скудо, то пусть отдаст в залог Савойскому дому земли, которые станут собственностью герцога, если через определённое время он не получит наличные с процентами за прошедшие годы.

Желая выиграть время, испанский посол Сервьен в ответ предложил проект двойного брака Карла Эммануила II с сестрой герцога Мантуанского и самого Карла II Гонзага – с одной из дочерей Кристины:

-Возможно, в будущем наследник нашего короля женится на мантуанской принцессе и вопрос с приданым будет решён…

-А если не женится? – вяло возразил Сен-Морисо.

-Будем уповать на Бога. Таким образом, Савойя получит Мантую, а Испания – Монферрато.

-Конечно, при отсутствии у Гонзага наследников мужского пола, - подумав, счёл нужным добавить испанец.

Но Кристина не одобрила этот проект:

-Герцог Мантуанский ненавидит моего сына и хочет присвоить его владения, поэтому я ни за что не отдам Карлу II Неверу свою дочь. Что же касается брака с Марией Гонзага, то мы подумаем над этим…

Вместо Беллезио в Мюнстер Кристина отправила графа Лоренцо Номиса, учтивого, проницательного и эрудированного человека, который добился обещания императора дать инвеституру Карлу Эммануилу II на все его земли и вотчины. Кроме того, за Савойей были признаны права на Монферрато. Хотя ряд крепостей остался за французами и испанцами. Если Вестфальский мир 1648 года положил конец Тридцатилетней войне в Германии, то в Италии военные действия между французами и испанцами продолжались.

3 апреля в замке Валентино между Францией и Савойей был подписан новый военный союз, и французские гарнизоны покинули Турин, Асти, Карманьолу и ещё три крепости, кроме Пинероло. В обмен Томас должен был во главе союзной армии совершить морскую экспедицию в Тоскану против испанцев.

После ухода французов из столицы одиннадцатилетний Карл Эммануил II смог, наконец, вернуться туда. 8 апреля он был встречен горячими проявлениями народного восторга, показавшими, как сильно все хотели, чтобы поскорее прошли три года регентства и государство возглавил законный герцог. В честь его возвращения Филиппо д’Алье устроил конную карусель «Праздник восточных воинов».

Когда в июне миланский губернатор Велада, переправившись через реку Сезию, захватил крепость Гаттинару и двинулся в сторону Бреме, принадлежавшего Томасу, дабы показать, что Габсбурги не забыли про его предательство, все члены герцогской семьи, в том числе, принцы, собрались в Турине, чтобы решить, как защитить себя от завоевателей. Кристина председательствовала на этом тайном совещании. Так как Томас должен был отправиться в экспедицию, регентша настояла, что после его отъезда генерал-фельдмаршалом союзной армии станет Филиппо д’Алье.

Это вызвало зависть маркиза Пьянеццы, который в письме Мазарини заявил о своём желании перейти на службу к французскому королю. 30 июня 1645 года из Парижа пришёл ответ кардинала:

-…я с особым удовлетворением прочитал письмо, которое Вы некоторое время назад взяли на себя труд написать мне, в связи с содержащимися в нём столь точными заявлениями о Вашем рвении служить королю... Когда… я не видел, чтобы Вы были убеждёны в том, что в интересах Мадам, как и в интересах месье, её сына, быть тесно связанной с Францией и полностью подчиняться воле Его Величества, я с трудом находил какой-либо веский мотив, который мог бы побудить Вас несколько раз не учитывать эти обстоятельства, которые, тем не менее, являются основой покоя и величия Мадам во время её регентства и после него. Я умолчал, насколько мог, обо всём, что было сказано и написано против Вас до этого часа, но это не произвело никакого впечатления на королеву и её Совет…

В общем, Мазарини вежливо отказал Карло, напомнив ему, как тот ещё при жизни Ришельё не согласился блюсти интересы Франции при савойском дворе. После чего тонко намекнул, что маркиз мог бы заслужить его милость, оставшись на своём прежнем посту при королевской мадам. Но служить и нашим, и вашим - было не в характере гордого Пьянеццы.

К счастью, Томасу пришлось отложить свою экспедицию на год, и Филиппо д’Алье, вместо генерал-фельдмаршала, стал генеральным суперинтендантом финансов и великим мастером фабрик герцога, что дало ему, практически, безграничные возможности для творчества. Вскоре Пьянецца выдал замуж свою старшую дочь Ирэн за Карло Луиджи Сан-Мартино, племянника графа. Таким образом, примирение двух фаворитов Кристины было скреплено родственными узами.

27 августа маркиз Велада остановился возле Карезаны. Объединившись с братом, Томас приблизился к лагерю испанцев с 8 000 пехотинцев и 4 000 кавалеристов, однако Велада не изъявил желания вступить в битву. Тогда Томас приказал построить два моста через реку По, намекая, что намерен переправиться в Валенсию. Видя это, испанцы позорно отступили.

На обратном пути принц захватил крепость Весполате и город Виджевано, что стало самым большим достижением, которого он когда-либо добивался на поле боя. Узнав об этом, Велада двинулся ему навстречу. 19 октября возле деревни Палата состоялось сражение. Восемь испанских орудий едва не заставили пьемонтскую пехоту покинуть свои позиции, но генерал Вилья своей блестящей атакой вдохнул в солдат мужество. Из-за наступившей темноты враг вынужден был прекратить обстрел и оба командующих, посчитав, что силы равны, отдали приказ трубить отступление. После чего Велада двинулся к Виджевано, довольный тем, что огонь его артилерии нанёс пьемонтцам значительный урон: они потеряли более тысячи человек, в том числе, погибли многие офицеры Маурицио. 18 декабря испанцы вошли в город, а 16 января 1646 года капитулировал и замок Виджевано. Военные действия больше не возобновлялись до конца июля.

Как и Кристина, английская королева Генриетта Мария в 1640-х годах играла важную политическую и военную роль вместе со своим мужем в их охваченном гражданской войной королевстве. Обе сестры по-прежнему продолжали писать друг другу, чтобы сообщить новости. После вынесения в 1649 году смертного приговора Карлу I Генриетта Мария нашла убежище во Франции. Когда же Кристина предложила ей переехать в Савойю, свергнутая королева гордо ответила:

-Если бы я могла принять Ваше предложение приехать в Ваши владения, не будучи от Вас зависимой, у меня бы больше не было ничего на свете, о чем я могла бы беспокоиться.

Пожалуй, это было даже к лучшему: обе эти дамы были слишком властолюбивы и горды, чтобы ужиться вместе в одном государстве.