Уравнение времени

Глава 10, в которой Сашино жилье преображается

— В кухню, живо! — Монах буквально выпрыгнул из-за стола. — Это инквизиторы! Они шутки не шутят!

«Инквизиторы? — Саша вскочила, опрокинув стул. Краем глаза заметила, как взвились на мощные лапы псы. Как ощерились на визитеров в рясах. — Да у них тут действительно Средневековье!»

Однако сыпать междометиями, пусть и ментально, было не время и не место. Да и Коля уже привычно схватил ее за руку, и они снова помчались за монахом, на этот раз — за барную стойку, а потом куда-то вглубь кафе. Сердце девушки болело за собак. Они дали им уйти, а сами, должно быть, уже напали на преследователей. А если те вооружены?

Так, переживая за четвероногих, Саша снова бежала — под визг и крики поваров и официантов, мимо булькающих кастрюлек и скворчащих сковородок — к запасному выходу. Слава Бездне, он в здании был. И даже вел на вполне оживленную улочку…

Вот только, и на ней ожидала засада! Пять здоровенных амбалов в рясах стояли и очень недвусмысленно смотрели на беглецов. Пока, правда, ничего не предпринимали.

— Бездна! — выругался Николай. — Откуда вас, средневековых, столько?

Саша тоже на миг почувствовала отчаяние. Сколько можно бегать?

Но тут заговорил монах, и сердце девушки заныло: сейчас будет очередное предательство.

Хотя… Почему предательство? Он же ее ведьмой считает.

— Братья! — говорил тем временем Амвросий. — Иноки Феодосий, Агафон, Зосима, Игнатий и Иоанн! Смею напомнить вам, что своим неуемным пылом вы порочите имя святой Церкви. Так нельзя, братья!

Вот это уже было что-то новенькое. Саша потихоньку перевела дух: получается, Амвросий на их стороне?

— Нет, это ты послушай, брат! — набычился крайний правый монах. — Это ты порочишь имя Церкви, когда укрываешь ведьму, сорвавшую нам святую операцию.

«Ну все! — Сердце девушки ушло в пятки. — Сейчас наш Амвросий вернется к своим».

Однако тот даже не изменился в лице.

— Так нельзя, братья, — уже спокойно повторил он. — Эта девушка, как и мы, защищала от людоедов жителей Москвы. Нельзя так относиться к ней. Давайте лучше успокоимся и поговорим по-человечески. Мне кажется, настало время пересмотреть некоторые наши уложения…

— Уложения?! — взвизгнул второй монах. — Да будь ты проклят, Амвросий! Предаем тебя анафеме и…

— Не имеете права, сограждане, — ввернул Николай. — Для этого, как минимум, необходимо созвать…

— Тебя не спросили, ведун! — Самый большой монах выдернул из складок рясы кухонный тесак.

«Наверняка скоммуниздил на кухне», — подумала Саша.

А уже в следующий миг девушку отнесло в сторону: Черныш, а за ним Снежный и Конопуш выскочили из дверей.

— Это же наши собаки! — заголосил третий. — Ты украл псов инквизиции, предатель! Тебе не жить!

В Амвросия, кувыркаясь и сверкая остро отточенным лезвием, полетел кухонный тесак.

***

Саша отрешенно (и до конца не веря своим глазам) смотрела на то, как вращается широкое лезвие.

Как выдергивает Коля из-за пазухи давешний прибор и… выкрикивает в сердцах: «Уже заполнен, чтоб его!»

И как Звеновой бросается на Амвросия — вытолкнуть из-под удара…

Однако вмешательство уже не требовалось. Метнулась черная тень. Раздался чмяк. Черныш принял удар на себя.

А в следующий миг Конопуш опрокинул инока. В соседнего, вылетев из кухни, вцепился Снежный. Третьего и четвертого Звеновой взял на себя. Пятого Саша вырубила сама — коротким ударом в пах. Вот и пригодись школьные тренировки по самообороне.

***

По Мясницкой двигалась странная процессия.

Впереди шли двое, парень в монашеском одеянии и хрупкая на вид девушка в полушубке. Несли на руках огромного черного пса. Губы девушки шевелились в такт каким-то словам.

За парочкой шел высокий парень в рваном пальто. Его руки покоились на головах двух других громадных собак, московской сторожевой и алабая. Этот парень с тревогой и нежностью смотрел на идущую впереди девушку…

А вот лицо человека в монашеском одеянии выражало сплошную муку.

Так, по сути, оно и было, ведь в душе монаха творился самый настоящий ад. После излечения Николая он лично увел ведьму подальше от братьев — но не затем, чтобы укрыть ее от правосудия, отнюдь! Он хотел как следует ее допросить, чтобы исключить ошибку. Окажись ведьма виновной, он бы отдал ее братьям на растерзание не задумываясь.

Почему же он поступил так, как поступил? Потому что знал: история помнила примеры сожжения ни в чем не повинных людей. Он не мог допустить бессмысленных жертв во светлое имя Бога, каковыми изобиловало прошлое христианства. Тем более поведение ведьмы, каким бы странным или каверзным оно ни казалось на первый взгляд, при пристальном рассмотрении таковым не являлось. Ведьма искренне хотела спасти своего друга. И пыталась спасти, несмотря на острейшую боль, терзающую ее. Да и с людоедами она не была заодно, как поначалу показалось Амвросию. И псы, его верные псы, выращенные им самим, ее признали. Прямо не ведьма, а святая какая-то получалась!

— Тише ты! — именно в тот момент, когда Амвросий подумал про «святость», Саша зашикала на него. — Ты меня с настрою сбиваешь. Нам надо вылечить Черныша, не забыл?

Девушка очень переживала за пса. Вдвоем с Амвросием они выдернули тесак и остановили кровь. Саша, не мешкая, начала плести наговор…

А теперь они шли, и шли, и шли… Пока не дошли до перекрестка.

— Куда теперь? — коротко спросила Саша. — Налево, направо?

— Направо, — подсказал Коля. — Но ты точно решила? Мы все вместе едем к тебе домой, в Углеж?

Спрашивая так, парень, конечно, опасался, что монах на него обидится. Но гораздо больше Звеновой не хотел, чтобы с Сашкой что-либо случилось. Показывать же свой дом религиозному фанатику было как минимум неразумно.

— Амвросию все равно некуда податься, — спокойно произнесла девушка. — Да и тебе, как я поняла, тоже.

— Верно, — тяжело вздохнул Коля. — Но об этом я хотел поговорить с тобой позже.

— Вот и хорошо, — кивнула Саша. — Едем все вместе на пятичасовом поезде. А теперь давайте помолчим. А то Черныш проснется.

До поезда, если она ничего не перепутала, и он отходил в семнадцать-ноль-ноль, оставалось еще как минимум минут сорок. Они должны были успеть.

***

Поезд на Углеж, пуская клубы белого дыма, плавно набирал ход.

Уходил назад перрон, а с ним и семеро в рясах. Монахи примчались слишком поздно, когда двери уже захлопнулись, и теперь могли только бессильно ругаться и потрясать кулаками вслед уходящему составу. Забраться на крышу поезда они почему-то не попытались.

— Это медленная, мучительная смерть! — В глазах Николая мелькнул ужас, когда Саша спросила, почему иноки не последовали за ними. Она столько раз видела подобные сюжеты в кино, да и в книгах что-то похожее было описано, и не раз! — Врагу такого не пожелаешь.

— И почему? — искренне удивилась Саша.

Поезд часто шел в тоннелях, это да. Но неужто свод тоннелей проходит так близко к крыше вагонов? Неужто размажет распластавшегося взрослого?

— Просто поверь. — Звеновой видел интерес в глазах девушки, но ему совершенно не хотелось отвечать на этот вопрос.

— Как скажешь, Коль.

Поезд как раз покидал столицу — въезжал в тоннель. Саша, с трудом удержавшись от спора с другом, мигом переключилась: что будет на выезде из тоннеля? Зеленая сумеречная долина? Или состав пройдет под кронами вековых великанов?

Поезд, свистя, выезжал из тоннеля. В быстро сгущающемся сумраке было видно громадное озеро. Вода в нем была свинцового цвета. Ее не сковывал лед.

— Странно, правда? — Саша повернулась к спутникам.

И увидела, что Амвросий спит — впрочем, как и остальные пассажиры в вагоне. И даже верные псы, Черныш Конопуш и Снежный тоже спали. Посвистывали-посапывали во сне.

Бодрствовали только она и Звеновой.

— Не так уж и странно, Саш, — покачал головой парень, — если разобраться.

— И ты знаешь ответ? — с надеждой спросила девушка.

Потому что вдруг вспомнила, как Магистр отреагировал на то, что она, оказывается, не спала, как все пассажиры поезда. Вот только, удивиться-то премудрый рысь удивился, но пояснять ничего не стал.

— Я пока не уверен в ответе, — снова покачал головой Звеновой. — Но я тоже думаю над этим вопросом, поверь.

И парень отвернулся к окну, всем своим видом демонстрируя, что продолжать разговор не намерен.

Саше, конечно, обидно стало: с чего бы это? То видом и делом показывает, что она ему друг, то вдруг становится холоден и далек, как… как луна!

Однако поразмыслив, Саша предположила, что Звеновой мог банально устать. Опять же, еще совсем недавно у него было тяжелейшее ранение. И вообще, мало ли о чем он может думать?

И обида прошла, растворилась, будто ее и не было. Повеселевшая Саша даже отвернулась от окна — посмотреть на спящих барбосов… И тут взгляд девушки упал на Амвросия.

Глубокий безмятежный сон разгладил носогубные складки на лице монаха. Вот он улыбнулся чему-то, видимо, ему приснившемуся, и девушка вдруг поняла, что он напоминает ей… отца! Отца на той самой фотографии, что стояла у нее на полке. Там папа был так счастлив с мамой, они оба так светло улыбались…

И не то, чтобы лицо Амвросия прямо-таки один в один копировало лицо отца, нет. Но возраст того отца, на фотографии, был примерно равен возрасту монаха, лет двадцать пять или тридцать — Саша была еще слишком юна, чтобы разбираться в годах взрослых мужчин. И характерные черты присутствовали у обоих, некий архетип, что ли, был схожим.

— Странно, — протянула Саша.

И повернулась к Николаю, чтобы тот опроверг или подтвердил ее догадку. Но парень, сморенный сильнейшей усталостью, успел задремать. И тогда Саша наклонилась, чтобы рассмотреть лицо монаха с другого ракурса…

— Чего тебе, ведьма? — Амвросий открыл янтарно-желтые глаза.

Очарование и сходство с папой исчезли. Перед Сашей был… враг? Или просто крайне недружелюбно настроенный человек?

— Ничего, — сказала тогда Саша. — Скоро приедем.

— Без тебя знаю! — отрезал монах. — Буди вот лучше своего друга, ведь… Александра.

— Давай уже без ведьм, а? — сладко потянулся Коля. — Нас еще Сашкино жилище принять должно. Так что не в твоих интересах к ней ненависть испытывать.

«Принять? — Саша с любопытством уставилась на друга. — Жилище? Ты о чем?»

Но Коля не стал ничего пояснять: сама увидишь, мол!

Поезд, свистя и шипя, терял ход.

Трое умных псов поднялись и направились к выходу. Когда состав остановился, Черныш, Конопуш и Снежный сошли на полустанок так уверенно, как будто бывали здесь, и не раз. А потом еще и, повертев головами вправо-влево, синхронно развернулись к левому концу платформы: туда нам, мол.

Псы не ошиблись, до Сашиной улицы быстрее было добраться именно с левого конца полустанка.

***

— Я подозревал, что ты девица шустрая, Александра. — У дверей Сашиного дома сидел черно-белый рысь. — Но чтобы настолько!..

— Насколько? — Саша не знала, сердиться ей или радоваться.

Радоваться, что барбосы на Магистра отреагировали более чем спокойно. А то, признаться, Саша успела за рыся испугаться. Каким бы тот разумным и магическим ни был, псов-то было трое, и все немаленькие.

Но это его «шустрая»! Что, интересно, Магистр имел в виду?

— Не смотри на меня так, воспитанница, — фыркнул куратор, — я гипнозу не поддаюсь. Ладно, вижу, что не своевольничаешь. Что судьба заставила. Отодвинься-ка в сторонку, дай мне как следует рассмотреть твоих спутников.

На монахе, так и пожиравшего его глазами, Магистр взгляд надолго не задержал. А вот Колю разглядывал с любопытством какое-то время… Потом повернулся к воспитаннице:

— Ну, что стоишь столбом? Давай, проси дом.

— Что просить? О чем просить?

— Дом просить. Чтобы всех впустил. — Магистр был сама невинность. — Ты же только-только появилась в Углеже! Твой дом еще во власти Бездны. Это, с одной стороны, хорошо…

— А с другой?

— А с другой… — Рысь внезапно ощерился. Но потом продолжил говорить, как ни в чем ни бывало: — С другой, не понравится твоему дому человек по имени Амвросий, и он его не впустит внутрь. Николая Звенового это тоже касается. И собак.

— Но откуда?.. — Сердце Саши болезненно сжалось: неужели она не сможет пригласить к себе друзей? Она же обещала им приют! Тем не менее девушка постаралась ничем не выдать страх, спросила как можно беззаботнее: — Откуда ты знаешь имена моих спутников, Магистр?

На вопрос премудрый рысь не ответил. Проникновенно так посмотрел воспитаннице в глаза:

— Проси, Сашка! И проси искренне. Можно про себя, а то знаю я вас, юных девиц! Засмущаетесь и все испортите.

Насчет смущения рысь оказался абсолютно прав. Чувствуя себя последней дурой, Саша мысленно обратилась к дому: пусти! Пусти, пожалуйста, нас всех переночевать. Черныш был ранен, а остальные псы… сами выбрали меня. И Амвросию некуда податься, его выгнали братья. Николай тоже сказал, что ему негде жить. Ты уж пойми, дом. Пусти нас, пожалуйста…

Так просила Саша, сама стесняясь того, что делает. Дверь, как была, так и оставалась запертой. И тогда Саша испугалась: что же это получается? Кольке, Амвросию, Чернышу, Конопушу и Снежному придется ночевать на улице? Но еще вчера здесь разгуливал Оспин!

Саша, вздрогнув от одной мысли о бывшем однокласснике, оглядела улицу… И увидела приближающуюся знакомую огненную фигуру! В густых-густых, бархатных синих сумерках брызгающий искрами Федор Оспин выглядел эпично и даже красиво — если бы девушка смогла отстраненно оценить картину «Огненный каратель на вечерней заснеженной улочке мирного Углежа». И только Магистр стоял между доверившимися ей спутниками и безжалостным существом, порожденным темными энергиями Бездны.

— Проси лучше, Сашка! Только в доме вы будете в безопасности! — Глаза рыся горели диким зеленым огнем.

В них, казалось, переливалась всполохами сама Бездна.

— Кто ты? — не смогла не спросить Саша.

— Сейчас не время задавать дурацкие вопросы! — аж зашипел рысь. — Давай, проси дом впустить вас всех. Иначе!..

Что будет иначе, Саша даже боялась себе представить. Каким бы здоровым ни выглядел Черныш, ему просто необходимо было отдохнуть. И Коля совсем недавно перенес тяжелейшее ранение! Если бы не Амвросий, он бы умер! А Конопуш и Снежный тоже преданные до последнего вздоха псы. Им некуда идти, а на улице каратель. Дом, милый, милый дом! Моя крепость! Пожалуйста, отвори двери! Пусти нас! Заклинаю тебя — моими мамой и папой. Заклинаю самой Бездной — лиричной и спокойной. Я помню ее всполохи во время инициации, они ласкали мне душу, дарили ее светом и тишиной. Ради нее, пусти! Пожалуйста…

— Открой глаза, воспитанница Александра! — вдруг вклинился в Сашины безмолвные вопли в меру ворчливый голос. — Получилось.

— Получилось? — Саша открыла и впрямь сомкнутые веки…

Дома, стилизованного под сосну, больше не было. Перед ней стоял красочный пряничный домик с мансардой. Картинка на «прянике» была соответствующая: сосновые ветки, шишки, поросшие мхом валуны. Саше такой дом очень нравился. Может быть, даже больше, чем предыдущий.

— Кстати, в доме аж три этажа, если считать твою мансарду, Сашка. — Доносился до девушки характерный кураторский голос. — Значит, дом согласен приютить и Николая Звенового, и инока Амвросия…

— А Черныша? И Конопуша? И Снежного? Я без них…

Саша повернулась к Магистру и умолкла.

Над запорошенным рысем нависал каратель — сыпал раскаленными искрами. Те, шипя, гасли на снегу.

— Не бойся, он не пройдет, — спокойно сказал рысь. — А что касается трех барбосов… Наверняка при доме есть участок, и твоим новым… четвероногим друзьям будет, где порезвиться. Ладно, вы тут выбирайте себе этажи и комнаты. И… — рысь на секунду замялся, а потом, сделав над собой усилие, виновато произнес: — Саша, ты уж дай мне твою карточку, пожалуйста. А то видишь, эти олухи… то есть, Лаврентий и Прасковьюшка упустили вверенного им карателя. Бездна им судья, но по улицам Углежа тебе и твоим друзьям сейчас лучше не ходить, а я, как на грех, личной карточкой так и не удосужился обзавестись. А еды у тебя, насколько я понимаю, на всех нет.

У Магистра был настолько сконфуженный вид, что Саша не могла не улыбнуться. С легким сердцем она протянула карточку премудрому рысю. А потом повернулась к спутникам и с поклоном произнесла:

— Мой дом — ваш дом. Милости прошу, друзья!