От вида за окном захватывало дух.
Поезд шел по горам — то входя в тоннели, то выныривая из них. Порой создавалось впечатление, что состав летит над ровной гладью озер: свинцово-голубых, лиловых, бирюзовых… А то, выезжая из очередного тоннеля, поезд попадал в лес, и тогда становилось сумрачно-сумрачно-сумрачно; рельсы подходили почти вплотную к толстенным стволам, и были видны малейшие ямки-бугорки на коре исполинов. Один раз взору девушки открылась премилая зеленая долина с быстрой бирюзовой речкой и пихтами по берегам. И Саше вдруг так захотелось, чтобы поезд остановился — разглядеть, почувствовать, впитать в себя пейзаж!.. И, как бы отвечая на мысленный призыв девушки, машинист сбавил ход — стали видны рыжие белки, прыгающие с дерева на дерево! Саша, никогда прежде не видевшая белок вживую, еще сильнее вжалась носом в стекло… Но поезд уже набирал скорость, и вскоре белки, а с ними и долина остались позади.
А Саша задумалась. Казалось, поезд проходит через ее Пограничье. Точнее — сказочно, невероятно прекрасное Пограничье. Даже небо за окном было другим. Не таким холодным и синим, как вчера в Углеже, нет. В нем присутствовали лиловый, вишневый и даже розовый цвета… Неужто она все еще дома? Просто родная долина шире и чудеснее, чем казалось раньше?
Но вот поезд въехал в очередной тоннель, и Сашу вдруг кольнуло острое чувство утраты. Появилось и щемящее предчувствие: сказка кончилась. Поезд въезжал в мир людей и технологий — мегаполис. Потянулись обшарпанные, грязные, фонящие нищетой и безнадегой пятиэтажки, вперемежку с вознесшимися над ними красочными новостройками. Далеко-далеко маячила песочная высотка с острым шпилем. По ней-то Саша и опознала город: Москва!
Тем временем поезд, шипя, начал тормозить, и девушка отвернулась от окна — посмотреть, собираются ли попутчики на выход или нет. Ведь Магистр сказал, что на нужной станции выйдет почти весь вагон.
Но никто не проявлял признаков активности. Саша с удивлением заметила, что пассажиры вообще спят! Неужели они не смотрели, как и она, в окно? Неужели пейзаж за окном стал для них настолько привычным?
Ответа на эти вопросы Саша не получила. А там открылись со свистом двери, и в вагон зашло несколько человек. Значит, ее место стажировки все-таки не в Москве. Их поезд просто подобрал нескольких человек, и все.
«Интересно, а если бы этих пассажиров из Москвы не было, мы бы через нее просто проехали? — отрешенно подумала девушка. — Не поэтому ли Магистр не велел считать остановки?»
Но и эти вопросы остались без ответа. Поезд начал набирать ход. И вот что странно: все вошедшие, как один, уснули.
То ныряя в тоннели, то выныривая из них в умопомрачительной красоты пейзажи, свистя — наверняка зазевавшимся зверям и птицам! — поезд мчал вперед. Во всем вагоне не спала одна Саша.
***
Институт МИ Саша нашла. Заблудиться было невозможно: весь, буквально весь вагон устремился на выход. Да и с полустанка вела всего одна лестница, от которой бежала широкая утоптанная тропинка — через речушку по горбатому мостику, вниз с небольшого холма, потом снова на холм… Высоченные сосны щеголяли снежными шубами, красноватый кустарник был буквально усыпан синичками и снегирями. Создавалось впечатление, что они только что склевали последние ягоды и теперь вздыхают — довольно и сыто.
Саша и хотела бы остановиться, посмотреть на птичек… но ручеек сошедших с поезда неумолимо тек вперед. И вот уже кустарник сменился заснеженными кленами, за которыми, подобно стражам, высились громадные шатровые ели. А за ними…
За елями стояло громадное здание: центральный корпус и два крыла. Центральный корпус в чем-то напоминал сталинскую высотку на Воробьевых горах. Вот только, крылья у местного были полукруглые, как у Казанского собора в Петербурге. Правое было обычным. А вот левое… От левого фонило ощутимой для Саши некоей нематериальной субстанцией. Но какой именно, девушка не могла разобрать, ведь этому в Школе не учили. Да и попутчики не дали времени на раздумья. Один за другим поднимались они по гранитной лестнице и скрывались за массивными дверями, а оставаться одной Саше очень не хотелось. Оставив все вопросы на потом, девушка поспешила за будущими коллегами.
Поднявшись по широким красноватым ступенькам, Саша не без трепета вошла в здание и… уловила какую-то странную вибрацию. Нет, здание не сотрясло до основания, но оно явно подало какой-то сигнал. На который, кстати, никто, кроме девушки, не обратил никакого внимания: попутчики быстро пересекали широкий холл и исчезали из виду. Саша осталась одна — растерянная, озирающаяся, недоумевающая, что же ей делать дальше.
Впрочем, недоумевала Саша недолго. Один за другим в холле начали появляться люди: дама в зеленом вечернем платье, юная девица с задорными косичками, седобородый старец ученого вида, подтянутый интеллигент лет пятидесяти в костюме-тройке, какой-то невзрачный тип, от которого так и разило неприятностями самого разнообразного масштаба и характера… Уроженка Пограничья не успела разглядеть всех, вышедших ей навстречу, когда заговорил седобородый старец:
— Добро пожаловать в институт практической магии и информации, стажер Александра Дуброва! По устоявшейся традиции вам предстоит выбрать себе куратора. Попрошу следовать за мной.
С этими словами старец отвернулся и вполне бодрой походкой направился вглубь сумрачного холла, его коллеги поспешили за ним. Замыкала шествие Саша — абсолютно растерянная, но надеющаяся на лучшее.
***
По дороге — через громадный холл с теряющимся в сумраке сводом, по казавшемуся бесконечно длинным переходу, по широкой винтовой лестнице наверх — Саша пыталась рассмотреть идущих впереди: вдруг ей удастся выбрать куратора уже на этом этапе? Однако это оказалась очень сложная задача, ведь встретившие ее люди казались примерно одинаковыми по эмоциональному фону. Разве что от несимпатичного типа даже со спины разило неприятностями, но Саша и старалась держаться от него подальше. Но вот тип обернулся, зыркнул изучающе и зло — Саша, не помня как, оказалась возле девицы с задорными косичками!
«Ничего себе новый коллега! — только тут девушка перевела дух. — Хорошо хоть, здесь не все такие злые».
Не успела уроженка Пограничья так подумать, как юную девицу с задорными косичками передернуло и… она превратилась в сгорбленную старуху! В тот же миг Саша всем существом почувствовала негатив, от старухи исходящий. Негатив алчный, сочный, достойный типа с неприятностями — Саша так и отпрянула от девицы-перевертыша! И уже с относительно безопасного расстояния принялась за ней наблюдать (и благодарить Бездну за то, что новая коллега так вовремя проявила свою суть). За время пути странная девица успела несколько раз превратиться в старуху и обратно. Саша окончательно отказалась от идеи выбрать ее в кураторы. А ведь изначально собиралась…
Раскусив суть странной девицы, Саша поняла, на что надо обращать внимание, и теперь вовсю приглядывалась к остальным.
Дама в зеленом вечернем платье оказалась настоящей. В смысле, ее облик не был мороком.
Старец ученого вида тоже был истинным, он вызывал симпатию и уважение. От него как будто исходили этакие флюиды знания и мудрости. Было в нем и еще кое-что, «магическое», как определила для себя девушка. Но в Школе таких предметов не преподавали, и Саша не могла быть уверена в диагнозе на сто процентов.
Посмотрела Саша повнимательнее и на неприятного типа: вдруг она что-то неправильно поняла? Но от него по-прежнему разило обещанием подстроить пакость первому встречному. Приглядевшись, девушка заметила на правом запястье типа цепочку, от которой исходило какое-то темное сияние. И кольца на пальцах тоже были заряжены силой однозначно мрачной природы.
«В общем, — сделала вывод Саша, — лучше по возможности избегать этого человека».
А вот «подтянутый интеллигент», которого девушка заметила еще в холле, бодро шагавший сейчас рядом с типом, неприятностями не грозил. Вот только, по мере того, как они отдалялись от входа в здание, от интеллигента все больше и больше веяло жаром. Причем, жаром не температурным, а каким-то другим!
Остальные кураторы были обычными людьми. Они не меняли своего облика, они были теми, кем были — научниками твердых знаний и искреннего интереса к своей отрасли.
Так за наблюдениями и выводами Саша пришла к огромному актовому залу. Там была сцена и ряды мягких кресел, стоявших каждый выше предыдущего. Кажется, в таких залах на Земле-материальной смотрели фильмы.
Кураторы поднялись на сцену, а Саша уселась в первый ряд. Приготовилась к презентации.
***
Кураторы выступали по очереди, разворачивали перед стажером небольшое представление, каждый свое.
В колбах химика клокотало и меняло цвет; из них взвивалось, вырывалось, вспучивалось и выползало. Установки физика стреляли, искрили электрическими разрядами, сбивали кегли и разлагали пучки света. Биологи, наоборот, показывали самых привычных по картинкам зверюшек, а сердце девушки, выросшей в Пограничье, так и замирало от восторга при виде грызунов, летунов и ползучих гадов.
Но потом выступил уже знакомый неприятный тип и сладеньким голосом изрек прописную истину: мол, биологам частенько приходится всякую живность препарировать. Злосчастный ученый покраснел, а потом и побледнел. Саша, глядя на него, не умом, а сердцем понимала: биолог просто старался ее развлечь. Потому что — именно в этот миг девушка осознала это особенно четко — представление было ритуалом. Выходцы из Пограничья появлялись в конторе, уже обладая специализацией, и никакие красочные представления не могли заставить их свернуть с выбранного даже не ими, а Бездной пути.
— Прошу вас, Лаврентий Петрович, — вступился за несчастного биолога «подтянутый интеллигент», — не мешать нашему общему коллеге выполнять его профессиональный долг. Тем более Александре Дубровой его приветствие очень понравилось.
— Но стажер может неправильно понять происходящее, — мигом сменил тон неприятный тип, — и ошибиться с выбором! Нет, я просто обязан был вмешаться. Я же вижу, что неопытную девушку пытаются купить, точно папуаса ниткой стеклянных бус. Неужто вы этого не понимаете, Максимилиан?
Теперь тон типа стал уже дружественным-дружественным, но с явной для Саши ноткой издевки. Девушка, затаив дыхание, приготовилась выслушать ответ того, кто показался ей человеком достойным и честным. Предчувствия девушку не обманули.
— Александра Дуброва — уроженка Пограничья, Лаврентий Петрович, — в тоне Максимилиана промелькнула бесконечная усталость, — а не средневековый земной папуас. Кроме того, Александра уже давно поняла, к чему лежит ее сердце. Даже с учетом того, что остальные кураторы еще не выступали. Так, Александра?
— Так, Максимилиан. — Саша на всякий случай поднялась из кресла. — Я действительно не тяготею душой к естественным наукам. Но я очень благодарна моим коллегам за такое чудесное вступительное слово. Потому что в Пограничье практически нет животных, и я их видела только на картинках. А мне очень, очень нравятся белки! Да и опыты уважаемых физика и химика были на высоте. У нас в школе нет маятника Фуко с такой длинной нитью.
При этих словах физик с химиком переглянулись и потихоньку пожали друг другу руки, а биолог зарделся — на этот раз уже от удовольствия.
А вот неприятный тип бросил на Сашу такой взгляд, что, будь девушка из робкого десятка, — испугалась бы по-настоящему. Но Саша только пожала плечами: она уже поняла, что этот Лаврентий Петрович в другом, не пакостном режиме, просто не мог существовать. Не бояться же его из-за этого?
— Тогда продолжим ритуал знакомства с кураторами. — Максимилиан уже дружески подмигнул Саше. — Твой выход, Натали!
Молодая женщина в зеленом вечернем платье исполнила по сцене безукоризненное дефиле. И странное дело, это дефиле не вызывало того чувства непонимания, какое у Саши возникало, когда в Школе показывали документальные фильмы о показах мод. У Натали не было того холодного посыла, который был практически у всех представительниц и представителей профессии «манекенщица», нет! Натали несла свет, красоту и капельку дерзости. В конце прохода, она, встретившись глазами с Сашей, задорно подмигнула девушке и… вдруг прокрутила сальто назад! Прямо с места, на высоченных каблуках!
— Вот здорово! — не смогла сдержать возгласа восхищения Саша.
— Красота спасет мир! — Натали ослепительно улыбнулась. — Я буду рада, если мы с тобой окажемся в одной лаборатории.
«И я! — чуть было не крикнула Саша, но все-таки удержалась. В Школе учили, что на собеседованиях надо вести себя корректно. Но мысленно девушка добавила: — И я подружилась бы с огромным удовольствием!»
Но тут на смену Натали вышла юница с задорными косичками, и Саша внутренне собралась: чего доброго, еще заморочит голову!
— Прасковья, — представилась юница и почему-то дотронулась до брошки-трилистника, приколотой почти под самым горлом. — Яга.
«Как, яга?» — хотела было спросить Саша…
Но тут память услужливо подкинула девушке картинку: она, одноклассник Николай и старый Пограничник Савелий сразу после первого этапа инициации. Коля тогда еще сказал: «Баба-яга — это антинаучно!» На что Савелий буркнул: «Да ну»?
Видимо, бабки-ёжки действительно существовали, и одну из них, сгорбленную старуху в облике задорной девицы с косичками, уроженка Пограничья видела воочию прямо сейчас. И если к самой яге никаких чувств, кроме умеренного опасливого любопытства Саша не испытывала, то сеанс превращений милых сердцу белок в мухоморы и обратно, ничего, кроме сочувствия к зверушкам, у нее не вызвал. Но Саша, следуя заповедям Школы, изобразила вежливый интерес. Когда же зверушки вернулись к изначальному облику, девушка вздохнула с неподдельным облегчением. А потом и еще раз: ягу сменил седобородый старец. Миларет.
Свет в зале погас: старец показывал звездное небо и рассказывал об основных философских течениях землян с древнейших времен. И рассказывал так, что у Саши, вообще говоря, с предметом знакомой, в буквальном смысле отвисла челюсть. У девушки на глазах разворачивалась история развития земной философско-научной мысли: Сократ, Платон, Аристотель, Демокрит и, наконец, Гипатия.
Конечно, уроженка Пограничья знала трагичную историю талантливой девушки. Но старец рассказывал так, будто Саша наяву присутствовала там, в древней Александрии, поднималась с Гипатией на крышу дома — наблюдать звезды. Вместе с Гипатией вела уроки математики, читала лекции о Платоне… Но когда Миларет начал рассказывать, как толпа озверевших людей набросилась на девушку-ученую — растерзать, стереть с лица Земли! — Саша вернулась в реальность.
Реальность, в которой Лаврентий Петрович с неприкрытой ненавистью смотрел на Миларета:
— Вот поэтому Александре и нечего делать в вашей лаборатории, Миларет! Сами посудите, какое будущее вы можете предложить юной, а потому неопытной душе?
— Уж всяко лучше, чем то, — Миларет почему-то смотрел не на оппонента, а на Прасковью, — что сможете предложить ей вы, Лаврентий Петрович. Так, Прасковьюшка?
Но яга только опустила глаза в пол. И такой от нее вдруг шибануло безысходностью, что Саше вдруг ее стало жалко, очень-очень жалко.
«Такое впечатление, что эта Прасковья попала в смертельную ловушку, — подумала Саша. — Что же с ней произошло?»
Неизвестно, до чего бы додумалась Саша, если бы не Лаврентий Петрович.
— Ум и изворотливость, Александра, — проникновенно глядя в глаза девушке, произнес он приторным голосом. — Иначе говоря, политика спасет и тебя, и мир. А вовсе не красота, как утверждают некоторые крайне недалекие особы. Да и наука еще тоже неизвестно куда может завести, и тому не счесть подтверждений. А если вспомнить, благодаря кому на Земле появилось атомное оружие…
Голос выступающего стал мягким, бархатистым. Его хотелось слушать, слушать, слушать… И это настолько не вязалось с тем, что от перстней на пальцах Лаврентия Петровича исходила недобрая, давящая сила, что Саша прикусила до боли губу — чтобы не поддаться ложному обаянию. И, уже отрезвленная болью, подумала: что-то с этим Лаврентием Петровичем не так. Но что?
Но вот Лаврентий Петрович закончил обличительную речь, и по актовому залу прокатился вздох облегчения. На сцену вышел Максимилиан, и девушка приготовилась к новым чудесам. Правда, спускаясь по ступенькам, Лаврентий Петрович успел сказать гадость:
— А ты не боишься, что начавшаяся трансформация помешает тебе показать твои стандартные ярморочные фокусы, коллега?
Но Максимилиан даже глазом не повел. Вежливым жестом пригласил он старца Миларета:
— Прошу тебя, мой друг. Подсобишь?
— С удовольствием! — Старец без видимых усилий вызвал дождь прямо из-под потолка.
— Благодарствую. — Максимилиан протянул руку, и капли дождя, так и не достигнув паркета, превратились в незабудки. И Саше на миг стало жалко лесные цветочки… Но тут выяснилось, что они ненастоящие. Выступающий снова простер руку, и над каждым возникло по разноцветному огоньку. И «незабудки», мерцая всеми цветами радуги, растворились в воздухе. — Итак, меня можно было назвать стихийным магом, Александра. И занимаюсь я не только «ярморочными фокусами», как изволил выразиться наш коллега. — Максимилиан со вздохом сожаления погасил огоньки. — Однако к делу. Вы познакомились с основными направлениями работы нашего института. Добавлю только, что Натали, достопочтенный Миларет и я представляем одну лабораторию. В настоящее время нашего куратора в зале нет. Нет по… по уважительным причинам. Итак, вам предстоит сделать выбор, Александра. Вы можете распределиться к ученым и заниматься наукой. Можете пойти в лабораторию к милейшей Прасковье, там же подвизается и Лаврентий Петрович. А можете выбрать нас. И выбор надо сделать прямо сейчас!
Глаза Максимилиана переливались огненными всполохами. В другое время Саша задумалась бы над природой этого феномена, но сейчас она этого сделать не могла. У нее было всего несколько секунд на то, чтобы принять решение.
— Мне бы хотелось работать… — Воздуха почему-то не хватило, и Саша была вынуждена сделать небольшую паузу. — Работать в одной лаборатории с Максимилианом, Миларетом и Натали! А с куратором я надеюсь познакомиться в самом ближайшем будущем, — добавила, смущаясь, она.
***
После слов новенькой зал буквально взорвался!
Ученые наперебой поздравляли девушку с удачным и, насколько могла уловить из чехарды выкриков Саша, проницательным выбором. Девушка видела: физик, химик и биолог были искренне рады за нее.
А вот яга Прасковья и политикан Лаврентий Петрович отреагировали совсем по-другому. Яга выглядела растерянной и взъерошенной. Она, утратив наносной облик юницы, вцепилась хваткой утопающей в злосчастную брошку-трилистник и принялась извиняться перед Лаврентием Петровичем. А политикан глядел на нее с издевкой, многообещающе так…
Смотрела на ягу и Саша. И понимала: горько. Очень горько и обидно. Этот Лаврентий Петрович все-таки был по-настоящему противным человеком.
Но тут заговорила Натали:
— Добро пожаловать в лабораторию «Гармонии и милосердного воздаяния»! — ослепительно улыбнулась она.
И Саша уже с радостью отвернулась было от Прасковьи и Лаврентия Петровича — переключиться на девицу, сияющую оптимизмом и красотой. Спросить: «Гармонии и милосердного воздаяния? И что это означает?»
Тут-то и раздался уже успевший опротиветь голос Лаврентия Петровича:
— Пожаловать-то она пожалует! А кто ее пару-карателя воспитывать будет?
«Пару-карателя? — Саша начала поворачиваться к оратору. — Мою?!»
— Может, ваша лаборатория? — спокойно и холодно осведомился Максимилиан. — Уж на это вы, я надеюсь, сподобите…
Максимилиан не договорил: откуда-то издалека, такое впечатление, что из заснеженного парка или даже дальше, раздался еле слышный скрежет.
— Что-то назревает! — Максимилиан в один огромный прыжок оказался у окна. А потом и на подоконнике.
Саша и Натали, не сговариваясь, помчались к коллеге.
Вскоре у окна стояли, недоуменно пожимая плечами, все сотрудники института МИ. А звук все ширился, нарастал…
— Они уже в здании! — Максимилиан спрыгнул с подоконника. — А ну-ка, друзья-товарищи, посторонитесь!
В просьбе не было нужды: ученые, политикан Лаврентий, баба-яга и маги, проявив редкое единодушие и солидарность, так и прыснули врассыпную!
«Да что случилось-то?» — все недоумевала Саша.
Как бы в ответ на ее вопрос в шум и уже даже грохот стали примешиваться дикие воющие звуки, в которых, тем не менее, можно было опознать характерные кошачьи интонации. А потом и дверь распахнулась, будто от сильнейшего пинка. Раздалось оглушительно-негодующе-громкое мяу и в зал вошел… огромный черно-белый рысь!
«Магистр?!» — Девушка вглядывалась и никак не могла опознать уже трижды виденного рыся, настолько он был взъерошен. А еще он кого-то за собой тащил — это было видно по его движениям, по тому, что он дрожал, будто от сильнейшего напряжения.
— Я тебе помогу, дружище! — Неуловимым глазу движением Максимилиан оказался рядом с рысем. Ухватился за что-то, невидимое глазу, начал тянуть!
Саша последовала его примеру — заметила полу-призрачную нить, за которую ухватился Максимилиан. Схватилась и сама и… чуть было не вскрикнула от боли: нить была раскалена!
Но вот рядом оказался Миларет, и нить стала чуточку холоднее. Саша продолжила тянуть, толком не понимая, кого или что именно. Но она тянула, тянула, тянула… — до тех пор, пока не услышала короткий приказ: разбе-гайсь!
Саша отпрыгнула к окну.
В зал ввалился полыхающий багровым пламенем человек.
Тот, вчерашний? Которого она видела в Углеже?
— Прошу не расходиться. — В этот раз Магистру человеческие слова давались с трудом, к ним то и дело примешивалось характерный рысий «скрежет». — Нам надо определиться с судьбой еще одного стажера Школы Пограничья. Карателя Федора Оспина.
«Так это — все-таки Федор? — Саша уставилась на вновь прибывшего с ужасом. — И он каратель? А если Лаврентий Петрович прав, и Федька — моя пара? И потому он оказался со мной в Углеже в одном времени?..»
Хотя, нет, не в одном. На несколько дней раньше.
***
Порядок в зале восстановили, и довольно быстро.
Все присутствующие — кроме разве что Саши, но ее вовремя просветила Натали — не сомневались, что Магистр и Максимилиан справятся с любым стажером, пусть даже и раскаленным. Действительно, они усадили Федора, с поверхности которого то и дело срывались искры, в мягкое кресло, и оно не то что не загорелось — даже не задымилось! Неизвестно, предпринимал ли Федор попытки протестовать или нет, но внешне он был спокоен. Саша уже подумала было, что кураторы начнут свои замечательные демонстрации-представления, как раздался жуткий, нечеловеческий визг!
— Ну что, Магистр? — испускала отнюдь не ласкающие слух звуки яга Прасковья. А Саша вдруг заметила: Лаврентий исподтишка направляет на ягу перстень. От перстня исходили почти физически ощутимые флюиды, и в такт им загорались камешки на брошке-трилистнике яги. — Теперь-то ты никуда не денешься, тебе только один путь! Обратный!
— Да ну? — казалось, рысь спрашивал даже с интересом.
— Да-да, мы в лаборатории «Магии природы и человека» тебя уже заждались! Сашка-то, дурында этакая, наплевала на талант природной ведьмы и выбрала лабораторию пусть и милосердного, но воздаяния. Пускай пеняет сама на себя. И, поскольку в одну лабораторию может пойти только один стажер, то ее пару Федора Оспина мне придется брать на себя. И ты, — ткнула она корявым узловатым пальцем в сторону рыся, — просто обязан мне помочь!
— Ой ли? — Магистр был само спокойствие. — С какого это перепугу? Ты сомневаешься, справишься ли с карателем, а мне тебя поддерживать в гиблом начинании? Нет уж, милая Прасковьюшка! Мы с тобой, конечно, в конфронтациях, но твоей смерти я решительно не желаю.
И рысь по-гусарски подкрутил лапой усы — зал мало не обвалился от хохота.
Яга, увидев такое дело, так и зашипела:
— Посмотрим, кто загнется раньше! Тьфу!
— И тебе того же, Прасковьюшка! — Рысь подкрутил лапой усы с другой стороны.
Яга затравленно оглянулась на Лаврентия Петровича. Тот смотрел на нее зло. Очень зло.
Саша краем глаза заметила, что старец Миларет выставил обе ладони, как бы отгораживая людей от Лаврентия и Прасковьи.
«Щит!» — догадалась девушка.
А потом и увидела его — слабо-слабо мерцающий серебряно-черными и черно-золотыми искорками. То сгорали, достигая щита, флюиды злости, испускаемые политиканом и бабой-ягой.
А спустя недолгое время Федор определился с выбором и заявил в кураторы Лаврентия Петровича. От яги так и шибануло чем-то черным, беспросветным. И оно, не долетев до щита Миларета, зашипело-заискрилось! Но потом все-таки рассеялось. И странное дело: Саша, которую черный выброс даже не задел, видела, что это — не столько злость, сколько тоска. Интересно, по чему?
Впрочем, над феноменом черного выброса девушка раздумывала недолго. Лаврентий Петрович протянул руку в повелительном жесте, и Федор, сыпля искрами во все стороны, встал и направился к нему.
«А я-то думала, этот самый Лаврентий — просто политикан, — смотрела на шествие Саша. — А он, видишь, какой…»
Каким именно был Лаврентий Петрович, девушка определить так и не смогла: Натали, очаровательно улыбаясь, позвала в лабораторию.
Саша уже покидала актовый зал, когда вдруг почувствовала… грусть. Вместо карателя Федора Оспина в институте мог оказаться гениальный ученый Коля Звеновой. Но он не появился.