Уравнение времени

Глава 28, в которой раскрывается природа Лаврентия Петровича

Это был небольшой островок, с пальмой и бунгало под ним, а вовсе не хитроумный летательный аппарат, как уже подумал Звеновой.

— Борис, — спокойно сообщил ученый собеседникам. — Бьюсь об заклад, это Кудрявцев.

— Сумасшедший музыкант, живущий в десятке листов отсюда? — Брови Иннокентия поползли вверх. — Опять он?

— Он не сумасшедший, деда! Просто он… слишком увлеченный. Но смотрите, оазис уже подлетает. Сейчас мы узнаем у Бориса, почему он появился!

А Борис просто не смог покинуть своих нежданных гостей в трудной ситуации и вернулся. Вооружившись смычком от скрипки, спрыгнул он с островка на утес.

— Иннокентий! — заорал что было мочи. — Выходи! Отвечай, что сделал с девицей!

— Говорю же, сумасшедший, — фыркнул Иннокентий. — Ты поосторожнее с такими, как он, Сашка!

Впрочем, очень скоро все выяснилось и утряслось.

Борису достались два последних сырника; кофе он сделал на своем островке сам и сам же доставил по винтовой лестнице — в чашечках тонюсенького фарфора, на подносе — и раздал всем присутствующим:

— Угощайтесь.

— Благодарствую, сосед, — улыбнулся хозяин башни. — Мы продолжим наш разговор, с твоего позволения. Думаю, моя повесть тронет тебя за душу. Речь у нас пойдет о Кондрате и его возлюбленной, Прасковье.

Рассказ о любови юных Кондрата и Прасковьи Борис слушал, не перебивая, и только пальцы шевелились, точно играли на рояле. Саша смотрела за музыкантом украдкой: в том месте, где Лаврентий заманил Прасковью в ловушку, сказав, что Кондрату грозит опасность, а сам столкнул девушку в Бездну, пальцы призрака налились светом и начали двигаться с бешеной скоростью! Причем, с такой, что насторожились все присутствующие. В том числе и псы.

— Как он об этом прознал, Кондрат мне так и не рассказал. — Иннокентий с возрастающим удивлением поглядывал на Бориса. Пальцы музыканта сейчас двигались куда спокойнее, чем всего минуту назад.

— А когда вы с Кондратом познакомились? — А вот Звеновой на призрака не смотрел, он чертил на листе бумаги какие-то формулы.

— Несколько веков тому назад. — Иннокентий подошел, пристально вгляделся в уравнения… — Вот здесь я бы поставил третью степень четырех пи… Потому что именно с площадки перед моей башней Кондрат ринулся в погоню за негодяем.

— Отсюда?.. — ахнула Саша. Она вдруг поняла, почему уступ перед башней ей показался таким знакомым.

Дрожащими руками девушка вытащила из кармана потертое изображение Кондрата над пропастью. Показала «дедушке».

— Да, это Кондрат перед тем самым прыжком. — Иннокентий бросил только один взгляд на рисунок. — Он там долго стоял, ждал особого стечения векторных линий. Потом, помянув имя своей Прасковьи, сиганул.

— Значит, с именем возлюбленной устах… — хмыкнул Звеновой.

— Вот именно, — мрачно кивнула Саша. Вспомнила, что несмотря на увещевания многочисленных родственников, Прасковья пеклась только о Лавруше, и больше ни о ком. — Наша-то яга не помнила Кондрата! В смысле, не смотрела на него влюбленными глазами, отнюдь. Она Лаврентия этого скользкого только и слушалась. Она ведь, деда, в двадцатом веке объявилась. — Тут Саша запнулась… Но потом все-таки вычленила из сумбурных мыслей главное: — Бедный Кондрат!

— Вот как? — вскинул брови Борис.

Отставив кофейную чашку в сторону, он принялся «долбать по клавишам» пальцами уже обеих рук.

— Да уж, внучка… — Отшельник тяжело вздохнул. — Бедный братец! Бездна и не такие шутки с людьми шутить может. Но как эта Прасковья себя вела, не опишешь?

— Как-как, — скривилась девушка. При всем сочувствии к той Прасковье, какой сейчас стала яга, говорить о ней же в недавнем прошлом было противно. — Слушалась она этого Лаврентия, деда! Слушалась беспрекословно!

— В каком, говоришь, внучка, это было веке?

— В двадцатом и двадцать первом, деда. Чем уж ей там Лаврентий мозги запудрил, я не знаю, но в рот она ему смотрела и каждое слово ловила. Может, пообещал, что откроет ей какую тайну мироздания, конечно, но… Но неужто она забыла в Бездне, кем был для нее Кондрат?

— В Бездне все может быть, — грустно и вдохновенно одновременно изрек Борис. Его пальцы выбивали какой-то рваный ритм.

— А вот Кондрат ее помнил, — вздохнул Иннокентий. — Приходил на утес время от времени, стоял — как в тот роковой час. Эх ты, жизнь!..

— Значит так, друзья. — Осмотрев расчувствовавшихся участников беседы, Звеновой понял, что пора напомнить о деле. — Хватит междометий. Теперь, когда мы узнали все, что могли, нам надо думать, в какой сегмент прошлого отправляться.

— А может, — зажглись нехорошим огнем глаза Амвросия, — вычислить, когда Лавр из материнской утробы вылез? Сразу его порешить, пока дел не натворил?

— Нет, — решительно сказал Иннокентий. — Тогда Кондрат на свет не появится. Да и нельзя, чтобы жертва Дарьюшки напрасной была. Лавр ее казнью себе окончательный смертный приговор подписал. Убьем его во младенчестве — шанс на перерождение дадим. Неизвестно, чем это впоследствии обернется.

— Но он что-то сделал с Кондратом! — вскричал Амвросий. — Да-да, что-то очень нехорошее! Ты вообще давно Кондрата видел?

Иннокентий медленно покачал головой. Судя по этому его жесту, по встревоженным глазам, выходило: не вчера.

— Он сейчас служит темным слоям Бездны, а не светлым. Ты бы видел его, Иннокентий!..

Амвросия так и передернуло.

— Наверняка Лаврентий Кондрату навредил, — сказал более спокойный по характеру Звеновой. — Да-да, Амвросий, не смотри на меня так. Выражаясь ведовским языком, Лавр наслал на Кондрата сильную порчу, и в результате тот заболел тем самым недугом, о котором говорили аналитики. Не могу сейчас доказать, но уверен, что Лавр навел порчу во время какого-нибудь поединка. Осталось понять, как нам вычислить время этого поединка.

— Сначала мы на него посмотрим, — лицо Иннокентия озарилось страшной улыбкой — светлой и жесткой одновременно. — Разработал я прибор один. Время, правда, он нам не подскажет, но детали увидеть будет можно.

С этими словами отшельник хлопнул в ладоши.

Прямо из пола, едва не опрокинув поднос с чашками, выросла установка. Венчалась она прибором — вполне себе современной подзорной трубой.

***

Это был небольшой каменистый остров посреди раскаленного зеленого озера. На нем стоял хорошо знакомый Саше Лаврентий Петрович. Правда, выглядевший куда моложе, чем тот, которого она имела неудовольствие лицезреть в конторе МИ.

— Кто это? — заглянул с свою очередь с окуляр Борис. — Человек какой-то… не очень отталкивающий, я бы сказал. Может ли такой быть злодеем?

— Может, сосед. — Иннокентий глубоко вздохнул. — Еще как может-то! Но ты не переживай, ты не один в нем ошибся… Давайте-ка я выведу изображение на стену. Все вместе на него полюбуемся. Николай, не подсобишь?

Звеновой без лишних пояснений подвесил огромный ватман. Иннокентий поколдовал с телескопом, поставил пару линз и зеркал… и на белом листе бумаги заплясали зеленые пятна. Иннокентий нажал на несколько кнопок на приборной панели — появилось сперва чуть размытое, а потом и четкое изображение Лаврентия Петровича. Иннокентий набрал команду повторно — изображение сменилось. Теперь Лаврентий Петрович уже собирался сигануть прямо в зеленую воду.

— Он что, сошел с ума? — раздраженно осведомился Борис.

— Не думаю, — покачал головой Иннокентий. — Такие, как он с головой дружат, пусть и на свой лад… О, смотрите, друзья! Еще кто-то пришел!

И правда, изображение подернулось, и на островке, окутанный светящимся ореолом, появился еще один человек. Человек в старомодном кафтане, хорошо знакомый по уже затертому рисунку. Кондрат.

Вот он сделал шаг в направлении Лаврентия, что-то ему крикнул…

— А ведь у этого Кондрата ореол как у Савелия! — запоздало дошло до Саши. — Светлый! А сейчас — черный.

— Черный, Сашка, ой, черный! — Звеновой жадно смотрел на экран. — И чует мое сердце, сейчас мы поймем, почему.

Так и произошло.

В короткой схватке, завязавшейся между отцом и сыном, Кондрат быстро взял верх: Лаврентий, пораженный каким-то заклинанием, упал. Кондрат постоял-постоял, и начал приближаться к поверженному. Он не видел, как рот Лаврентия начал видоизменяться: губы посерели, зубы измельчились и размножились, язык почернел и раздвоился…

— Нет, Кондрат! — взвизгнула Саша. — Не подходи к слизню!

Но маг не мог слышать девушку. Он склонился над врагом, а тот его… укусил!

Зрителям было хорошо видно, как изменился в лице маг, как схватился за плечо. Как, опомнившись, рванул к озеру — зачерпнуть раскаленной зеленой жижи, прижечь место укуса! А потом еще раз, и еще, и еще…

А в это самое время Лаврентий, червеобразно извиваясь, дополз до края островка и перетек в озеро.

***

— Вот теперь понятно. — Голос Звенового расколол повисшее молчание.

— Что понятно? — нервно вздрогнул Борис.

Он, музыкант, а не маг, со страхом и отчаянием всматривался лица собравшихся. Было видно: увиденное произвело на него сильное впечатление. Настолько сильное, что даже пальцы не шевелились.

— Мои родители были правы. — Саша по-своему истолковала слова друга. — Укус слизня — и есть причина недуга.

— И понятно не только это, — невесело усмехнулся Звеновой. — Еще то, почему Лаврентий умер так, как он умер.

— А он умер? — насторожился Иннокентий. — Как это произошло?

— У Сашки спроси, — покачал головой Николай. — Она тебе лучше объяснит.

Только подчиняясь умоляющему взгляду новообретенного деда, Саша рассказала о событиях, предшествовавших их бегству в Бездну — ей было противно вспоминать гильотину над головой булькающего Лаврентия Петровича, его изворотливое вранье и гигантских черно-багровых слизняков, сожравших друг дружку. Иннокентий слушал не перебивая, и только глаза выдавали то, что творится в его душе. Когда же девушка наконец замолчала, Иннокентий не смог вымолвить и слова — настолько поразила его обрисованная картина.

Зато у Бориса нашлись междометия.

— Боже, юная леди! Да это же… — Схватив смычок, принесенный им в качестве оружия, он начал бешено наигрывать на несуществующей скрипке. — Боже, боже! — повторял он. — Боже!..

— М-да… — Глядя на музыканта, Иннокентий обрел дар речи. — Но погодите, друзья. Что же это получается? Кондрат он что? Теперь тоже… того?

Иннокентий испуганно уставился на Звенового.

Николай пожал плечами:

— Вполне вероятно. По крайней мере, уже сейчас его портал не светится, он черный… Бездна!.. Но какой же он молодец! Ты понимаешь, Сашка? Он молодец, он все это время сопротивлялся этой жуткой гнили! Она его сжирала, а он подстраивал события, искал решения. И искал решения таким образом, чтобы реальность вокруг не менялась кардинально. И тем самым он не наносил вред окружающим.

— И почему? — поднял бровь Амвросий.

— Долго объяснять, — качнул головой Звеновой. — Одно могу сказать, если бы не осторожность Кондрата, история бы переписалась заново, и следы преступления затерлись. В этом случае Иннокентий уже сейчас бы знал, что Кондрат — темный маг. А так он об этом знает только с наших слов.

— А Федька? — мрачно хмыкнула Саша. — Зачем он судьбу этому Оспину перекроил? Тоже от больших расчетов и поисков решений?

— Точно, Федька! — Звеновой от души сжал девушку в объятиях и нежно поцеловал в макушку. А потом отстранился и… оказался рядом с громадным ватманом. Принялся его исписывать формулами. — Итак, зная время рождения Федора… — бормотал он. — И учитывая момент моего появления на Патриаршем мосту…

Иннокентий какое-то время за Звеновым наблюдал. Несколько раз кинул взгляд на Сашу, усмехнулся ее озадаченному виду… и присоединился к вычислениям. А там и призрачный музыкант принялся «наигрывать» что-то спокойное, и, судя по эманациям, от него распространяющимся, очень светлое.

***

— Итак, — Иннокентий выглядел спокойным, — мы готовы огласить результат вычислений. Увы, момент битвы на островке нам узнать не дано. Мы не можем переступить через запреты самой Бездны. Но кое-что нам стало известно. Оборотень-слизень Лаврентий покусал своего сына Кондрата и тем самым запустил с него слизня. А сам сбежал в двадцатый век.

«Про двадцатый век мы знали и так!» — Саша сдержалась, не показала разочарования.

Вслух же девушка произнесла:

— А Лаврентий Петрович не мог своего сына заразить раньше?

Да, она видела, что Кондрат, пришедший на островок, имел светлое сияние. Но и Лавр был отцом Кондрата!

— Нет, внучка, — твердо ответил Иннокентий. — Именно в тот момент. Иначе бы он заразил и Марфу тоже. А мама была очень светлой колдуньей… Продолжим обсуждение. Итак, Лавр покусал, а потом сбежал в двадцатый век…

Иннокентий, повернувшись, жестом пригласил Звенового продолжить рассказ.

— Да, в двадцатый век, на Великую Отечественную, — сказал тот.

— Еще скажи, что он патриот! — поморщилась Саша.

— Не скажу. Так сложились обстоятельства, Лавр на войну угодил не по велению пламенного сердца, а по холодному расчету. И судя по тому, что мы знаем, ему удалось там выжить…

— …и познакомиться с судя, опять же, по всему потерявшей память Прасковьей, — невесело усмехнулся Амвросий, — которую забросило в то же время. Вот уж, воистину, неисповедимы пути Господни.

— О да, — горько сказала Саша. — Пока этот ее Лавруша, — повторила она Прасковьины интонации, — пудрил ей мозги, Кондрат пытался ее вернуть, рисковал своей жизнью, путешествуя во времени, а потом и вовсе утратил свет. И…

— Лавра надо остановить! — перебил сестру Амвросий. — Так нельзя! Неизвестно, сколько народу эта тварь перекусала!

— И что ты предлагаешь? — внешне спокойно осведомился Иннокентий.

Но было видно, еще чуть-чуть, и отшельник решится на что-то страшное, непоправимое…

— Отправимся на тот остров, друзья! — Глаза инока горели фанатичным огнем. — У нас с вами нет иного выхода!

— Увы, мой друг, — как-то поразительно быстро успокоился Иннокентий. — Бездна нам не даст вычислить нужный временной интервал. Кондрат действовал исключительно по наитию, его манил след отца ли, его возлюбленной Прасковьи — не важно. Важно то, что нас манить не будет.

— О, это как раз не беда! — взмахнул смычком призрак. — Дайте мне пару часов, и я сыграю ту отвратительную сцену.

— А мы… — Звеновой вопросительно посмотрел на Иннокентия.

— …получим нужные коэффициенты! — воскликнул отшельник.

— Так мы перенесемся в тот ваш временной интервал, — довольно кивнул Борис.

Не мешкая ни секунды, музыкант выскочил за дверь смотровой площадки. Раздался громыхающий и постепенно затухающий звук торопливых шагов по железной лестнице.

— А вот теперь я верю, — задумчиво сказал Иннокентий, — в успех нашего уравнения. Подвинувшиеся на музыках они такие, кое-что могут… Только проверка и перепроверка не помешают. А то еще угодим куда-нибудь… — Отшельника так и передернуло. — Поэтому, Николай, приступим к вычислениям немедля. Музыканта просчитать легко. Он — не Бездна, он ее порождение. А вы, внучата, ложитесь-ка пока спать. Матрасы в кладовке только возьмите, ладно?