Уравнение времени

Глава 21, в которой псы инквизиции превращаются в скакунов

— Ты точно решила, Александра? Смотри, можешь и остаться. Ты теперь полноправный член лаборатории и вольна сама выбирать направление своей деятельности.

Савелий говорил, а сам понимал: внучка, решив, не отвернет. Больше того, он сам, окажись на ее месте, выбрал бы то же, что и она. Пойти в Бездну. Потому что не было у его Сашки другого выхода, кроме как защищать лабораторию и ее новых обитателей, всех этих мышей, певчих дроздов, синиц, куниц, любимых внучкой белок, барсуков, росомах и даже парочку медведей, поселившихся в обсерватории Миларета. Да и самого Миларета тоже: он был уже стар, и его знаний и умений могло хватить только на первое время обороны (и то, если выполнит свое, данное в запале обещание соорудить несколько разнокалиберных пушек и рассчитать траекторию обстрела возможных вражеских позиций). А в том, что враг попрет не только через дверь, ни у Миларета, ни у Магистра сомнений не было. А в лабораторию, помимо зачарованной двери, вело много дорог.

Конечно, кроме старца в лаборатории «Гармонии и милосердного воздания» оставалась еще Натали, которая тоже кое-что умела. А уж если ее припереть к стенке, и вовсе становилась опасной… Вот только, уничтожить ее было проще простого: сгорит ее лес — погибнет и дриада. Зато в тылу Натали с ее врожденным умением лечить всех, кто движется, была поистине незаменима.

Конечно, врачевать могла бы и Саша… Но она даже не думала об этом. Поменяла ли ее стажировка, и она видела, как именно она должна защищать своих друзей? Или она решила пойти в Бездну вслед за Николаем Звеновым? А может, в надежде найти родителей? На этот вопрос девушка не знала ответа и сама. Она просто приняла решение.

Вместе с сестрой решил идти и Амвросий. И еще бы он не решил! Когда на него смотрела его Натали…

— Точно решила, деда! — Саша с удовольствием произнесла это «деда», уже в сотый раз за вечер. — Точнее не бывает.

Трещали смолистые поленья, закипал на плите чайник. Звеновой азартно резался в нарды с Амвросием. Монах проигрывал. За игрой, одинаково положив головы на массивные передние лапы, наблюдали большие псы… В замке было так тихо, так уютно! Абсолютно не верилось, что пройдет несколько часов, и трое птенцов полетят в Бездну!..

Ну ладно, пусть не птенцов, а вполне взрослых молодых людей — если не считать несовершеннолетнюю Сашку — и не полетят, а пойдут в сопровождении «псов инквизиции», как изволил выразиться три дня тому назад Амвросий.

— Подумать только, всего три дня, — качал головой старый пограничник, — а сколько всего за это время произошло!

Планировала ли Бездна события, последовавшие после инициации Саши? Или нет?

На эти вопросы у Савелия не было ответа, да и не могло быть. Поэтому он перестал сыпать междометиями и уставился единственным глазом на огонь.

Вывел его из это состояния внук Амвросий:

— Дед Савелий? А что имел в виду Кондратий Марфович, когда сказал про Управляющую Компанию?

— Правда, деда! — оживилась Саша. — Расскажи, а?

И девушка повернулась к Звеновому: поддержи мол!

— Тем более, — подмигнул парень, — что в 2068 никакой управляющей компании в конторе не будет. Куда же она денется?

Савелий ответил не сразу. Наверное, и потому тоже, что ему не довелось побывать в 2068 году. А может, знал слишком много и опасался открывать всю правду молодым умам и горячим сердцам. Так или иначе, старый пограничник встал, подкинул вишневых поленьев в камин. Посмотрел, как пламя осторожно подползает к лакомству, пробует его языком…

И только потом заговорил:

— Эти небокоптители появились в конторе сравнительно недавно, на общей волне возникновения управляющих компаний по все стране. О, это отдельная песня, она про время перемен. Вымирание в стране деревень и крестьянства, ликвидацию большинства заводов и квалифицированных рабочих как класс, отток умов в более развитые страны… И про возникновение в стране огромного количество бездельников, этаких продавцов воздуха. Но я не буду сейчас об этом много говорить, ибо не в силах ничего исправить. Скажу только, что нашу контору, тем более, магическую ее часть, общий регресс не должен был бы коснуться… Но мы живем в общем энергоинформационном поле, и у нас в МИ вдруг тоже начали появляться специалисты, хм, ни рыба ни мясо, а не пойми кто.

Савелий, не глядя на притихших слушателей встал, пошевелил дрова в камине, добавил еще полешек…

— Да ты, наверное, помнишь, — вдруг повернулся дед к Саше с такой скоростью, что та вздрогнула, — что именно сказал директор Школы Виктор Сергеевич перед тем, как отобрать троих учеников на инициацию?

— Что обычно до инициации допускались те, кто достиг почти среднего уровня физической, эмоциональной и ментальной зрелости.

— Как это «почти среднего уровня»? — Амвросий схватился за четки. — Да разве так можно? Кто же это на выходе получится?

И инок принялся прокручивать четки с бешенной скоростью — будто те могли дать ему подсказку. Звеновой, наоборот, вел себя спокойно — как обычно, впрочем. Разве что Савелию, внимательно за собеседниками наблюдавшему, было видно: слишком спокойно.

— Машин у нас много стало, брат, — пожал плечами молодой ученый. — Люди из творцов постепенно превратились в довески к технологиям. Ну и в потребителей продукта. Вот и результат.

— Результат. — Инок сунул четки куда-то в недра рясы. — Только уж больно нехороший какой-то. То-то я поначалу понять не мог, куда же я угодил? Все кругом только хапают, хапают, хапают. Вещи, развлечения, тела… Если бы не мать с отцом — начал бы подпольную войну против деградантов, ей-богу. Спасибо, уберегли. Выдвинули гипотезу, что, кажется, это повсеместное и, увы, закономерное явление. И предложили ее проверить. Так я и интегрировался в общество.

Амвросий умолк, глядя невидящими глазами перед собой.

Что он видел? Арсения и Марию? Или перед его мысленным взором всплывали первые часы пребывания в изменившемся до неузнаваемости мире?

— А потом? — тихо спросила Саша. — Я так поняла, потом папа и мама ушли?

— Да. — Взгляд монаха из незрячего медленно возвращался к нормальному состоянию. — Ушли. Но мне так бы хотелось увидеть их снова!

— И мне, Амвросий! — Голос Саши дрогнул. — И мне!..

— Вот и замечательно, — сказал Савелий, и молодые люди, как по команде, повернулись к нему. — Может, в скором времени и увидите.

— ?!

— Шансы на то есть… — Савелий, достав еще тлеющий уголь из камина, принялся чертить на каменном полу какие-то загогулины. Уголь шипел, но вреда старому пограничнику не причинял.

— А ты еще спрашивал, деда, — Саша смотрела на Савелия и не знала, что думать и чувствовать, — твердо ли я решила отправиться в Бездну!

Как ни странно, именно эти слова, идущие не от ума, но от души, и заставили Савелия поставить точку в размышлениях.

— Ну раз решила — отправляйся спать. — Старый пограничник привлек к себе внучку не испачканной углем рукой. Легонько чмокнул ее в макушку. — Только рюкзак перед сном собери, ладно? Утром я тебя разбужу.

— Хорошо, деда! — звонко крикнула Саша.

И, пожелав Савелию спокойной ночи, вприпрыжку направилась к себе в мансарду — вся такая воздушно-легкая и невозможно очаровательная.

На девушку с неописуемым выражением на лицах и мордах смотрели шестеро. Трое огромных псов и трое мужчин.

***

— А что, правда у нас с Сашкой получится увидеть родителей? — Чтобы скрыть волнение, Амвросий принялся разливать по кружкам пиво. То пенилось и норовило выползти наружу. — Ты сказал, есть шансы. Так, дедушка?

— Шансы-то есть… — усмехнулся Савелий. — Но ты погоди радоваться раньше времени, послушай вот лучше, что я тебе скажу. И ты, Николай, послушай. Надо вам, парни, кое-что усвоить.

Савелий говорил негромким голосом, но каждое его слово буквально впечатывалось в сознание слушателей — о том, что перенаселение, повсеместная автоматизация, растущие как грибы управляющие компании и духовное обнищание человечества, конечно, зло. Но еще большим злом было бы полагать себя существом высшего порядка. Как Лаврентий Петрович.

— Только не путайте его с Кондратом. — Старый пограничник обвел слушателей цепким взглядом. А потом вдруг понурился: — Хотя, Кондрат теперь, конечно, сильно сдал…

— Кондрат — это ведь Кондратий? — даже переспросил Звеновой. — Марфович? Сильно сдал? И при чем тут автоматизация и управляющие компании?..

Старый пограничник, глядя на столь откровенную растерянность обычно собранного молодого ученого, усмехнулся:

— Да, Кондрат действительно сильно сдал. Увы. Есть версия, что в нем сидит какая-то болезнь, и под ее воздействием он меняется в худшую сторону. Я бы даже сказал, что он уже поменялся… Ты хотел знать, при чем тут управляющие компании? Как вы думаете, что сделает Кондратий Марфович в первую очередь, когда придет к власти?

— Ликвидирует штат дармоедов и нахлебников, — мрачно сказал Звеновой. — Он это и сделал, судя по всему. Как я уже говорил, в 2068-м никаких управленцев не будет и в помине. Но… вашей лаборатории ведь тоже не будет в шестьдесят восьмом! А тебя, Миларета и Натали никак нельзя назвать нахлебниками!

— Нельзя, — как-то очень спокойно согласился Савелий. — Но и Кондрат сейчас не только с нахлебниками борется и отнюдь не воспитательными беседами, как раньше. Как раньше…

Ребята с удивлением смотрели, как изменилось лицо рассказчика. Морщины разгладились; даже, казалось, следы от ожогов стали невидны. Единственный глаз светился мягким светом — дед рассказывал о своей юности. О речах, что любил вести его троюродный брат, об искусстве риторики, которое тот почитал наиважнейшим. О том, как мечтал увлечь народ и повести к светлому будущему.

— По описанию похоже на какого-нибудь утописта, — недоуменно изрек Звеновой, когда в рассказе Савелия наметилась пауза.

— Почти похоже, — вернулся с небес воспоминаний детства на землю реальности дед Савелий. — Потому что Кондрат — не утопист, а маг огромной силы. Не было бы в нем этой силы, тихо окончил бы свои дни за бутылкой вина. Но хватит баек. — Дед обвел горящим взглядом слушателей. — Заканчиваем с лирикой и слушаем внимательно. Ни я, ни Миларет, ни даже Прасковья так никогда и не узнали, куда угодил после инициации Кондрат, и что там с ним произошло. Как я уже говорил, есть версия, что в Кондрате поселилась какая-то страшная болезнь, в результате которой он стал склоняться ко злу. Но он боролся — я был свидетелем. Боролся буквально до последнего времени. И тем не менее итог вы видели. Вам предстоит попытаться выяснить место и время того фатального события, того самого переломного момента. Ну, или места заражения смертельно-опасным для души недугом, если принять вторую версию. Понятно?

— Не совсем. — Амвросий покачал головой. — Непонятно, что искать. И где искать.

— Может быть, вычислить? — Звеновой зашарил по столу в поисках тетрадки и ручки. Не нашел и усмехнулся.

Однако Савелий в ответ на это, крайне разумное, на первый взгляд предложение, покачал головой:

— Не получится вам вычислить Кондрата. Он уже давно ходит туда-сюда по временам, что-то ищет, что-то меняет в прошлом.

— Но как ему это удается? — вышел из состояния душевного равновесия ученый. — Ведь даже одного перемещения во времени достаточно для того, чтобы Бездна…

— Оштрафовала? — Усмешка Савелия вышла страшной. — Обычно так и происходит, Николай. Но в случае Кондрата получилось иначе. Почему? Объяснять сейчас долго, да и вряд ли у меня получится, не та у меня специализация. Но в двух словах скажу. Думаю, Кондрату позволяет перемещаться во времени благоприобретенная им… скажем так, беспринципность. Или вот недуг, как некоторые полагают. Хотя, по большому счету, неважно, как это обозвать. Важно то, что у нас, существ светлых тонов, такой возможности многократно прыгать по времени нет. И, доложу я вам, друзья мои… Я бы очень многое отдал, чтобы узнать, в чем причина этой самой беспринципности. Но этого, увы, я так и не понял. До сих пор.

— Понятно… — протянул Звеновой. Пальцы ученого сами собой писали какие-то уравнения. — Понятно, что тут слишком много неизвестных. Вот и будет у меня достойный повод найти в Бездне одного знаменитого мудреца. Если это, конечно, не просто легенды.

— Мудреца Иннокентия? — деловито уточнил Савелий. — Нет, это не легенды, мудрец Иннокентий действительно существует. И знаешь, что я тебе скажу, Коль? Это мысль! Мысль хорошая… но невероятно трудноосуществимая. Иннокентий, видишь ли, выбрал полное затворничество. А поэтому… Поэтому тоже идите спать. Все равно раньше завтрашнего утра Иннокентия вы искать не пойдете. А я пока подумаю. Есть над чем.

***

На улице, несмотря на календарный март, стояла теплынь. В рассветном небе гасли звезды. Из дома номер «8» по улице Восточная вышла странная процессия. Рослый рысь странного черно-белого окраса, юная рыжеволосая девушка, статный молодой человек, монах и три огромных барбоса. Люди и рысь тихонько переговаривались на отвлеченные и, казалось, ни к чему не обязывающие сюжеты — чтобы отвлечься от чего-то страшного, неминуемого? Того, что должно случится уже в самом скором будущем?

— Получается, Углеж — это такое пограничье в Пограничье, — задумчиво произнесла рыжеволосая. — И наш институт МИ в такой же зоне расположен. Так?

— Не совсем. — Рыся опередил Звеновой. — Я бы сказал, Углеж и институт МИ — это первый дифракционный минимум.

К Николаю снова вернулось его дружелюбное состояние. Парень шел рядом с Сашей, и на его лице было написано самое настоящее счастье.

— А Пограничье? — нахмурилась девушка. Призвала на помощь когда-то вызубренный школьный материал.

— Главный максимум, — как само собой разумеющееся сказал ученый.

— А где стоит сама решетка? — решился вступить в беседу Амвросий. Он все-таки пролистал учебник истинной физики. Так что худо-бедно понимал, о чем идет речь.

— Полагаю, где-то в ручке гигантской бутылки Клейна, — беспечно отозвался Звеновой, — которую являет собой наш мир. Ты уже прочитал об этой теории? Вот и хорошо. Мне другое интересно.

— Что именно? — Саша опередила брата.

Очень уж ей было любопытно узнать, что может вызывать интерес у такого научного всезнайки, как Звеновой.

— Связан ли период решетки с… с точкой ветвления в поведении Кондратия, или нет, — задумчиво изрек тот.

— Какой еще точкой ветвления? — нахмурилась девушка. И тут ее осенило: — Причем тут Кондрат? Вы опять обсуждали без меня что-то важное?

Саша так посмотрела на одноклассника, что тот смутился.

Амвросий же с любопытством посмотрел на сестру:

— Э-э-э-э… А откуда ты знаешь, что опять?

— Во сне позавчера видела! — фыркнула Саша. — А ты, деда? Как ты мог? И… вот что ты им рассказал, пока я спала?

— Погоди ты, Александра, с претензиями и допросами, — остановился рысь. — Нам сейчас надо нужную тропу найти и дело сделать. А предъявлять друг дружке будем потом. Когда-нибудь…

Магистр повел перед собой лапой, и земля расцветилась тысячей троп, больших и малых! Одни были белые, другие зеленоватые, розоватые, синеватые… — всевозможных цветов и ширины!

— Вот эта, — указал рысь на еле заметную бирюзовую ниточку. — По ней пойдем. И, прошу вас, потише. Лучше вот делом займитесь, настройтесь на серьезный лад. А то из вас только Николай идет по зову Бездны. А вы, Александра и Амвросий, — почти по собственной инициативе. Так что…

Магистр так многозначительно глянул на девушку и инока, что у тех тут же появилось желание слушаться старших. Да и Звеновой насторожился:

— Им только настроиться, и все? Этого будет достаточно?

— Если не будут делать глупостей, — ехидно ответил рысь, — то достаточно. А то, сам понимаешь…

И таким было это «понимаешь», что Саша мигом посерьезнела:

— Хорошо, деда. Мы будем вести себя как подобает.

— Очень на то надеюсь, — буркнул рысь.

И было путешествие. Сперва вдоль железнодорожной дороги, той самой, по которой ходил поезд. Потом тропа постепенно отвернула от путей — пошла взбираться вверх по склону мшистого холма. Саша шла и думала, на этот раз о карателе Федоре Оспине. Что же это получается? Его отправили в Бездну на переинициацию, а уже через несколько часов она следует за ним? Конечно, у нее идти в Бездну были свои причины, но… Но совпадение ли это, вот в чем вопрос? Вдруг она идет в Бездну потому, что они с Федькой — пара?

Саша вертела эту мысль так, сяк, эдак… Но так и не смогла прийти к какому-либо выводу. А потому тряхнула головой… и вдруг обнаружила себя посреди живописной долины, на высоком берегу речушки с бирюзовой водой.

— Ой, — сказала тогда Саша. — Деда, а деда? А как…

— Топологию надо было лучше учить, двоечница! — ответил рысь в своей привычной манере. Но его глаза так и лучились добротой. — А можешь друга своего помучить, если выдастся спокойный вечерок. Думаю, он сможет тебе объяснить, что к чему.

Магистр вопросительно посмотрел на ученого.

— Смогу, — кивнул Звеновой. — Если, конечно, Сашка выдержит… — он ненадолго задумался и сказал: — Выдержит полуторадневную лекцию. Это с четырехчасовым перерывом на сон. Ты как?

— Пожалуй, мне не настолько интересно, — широко улыбнулась девушка. — Цветы, опять же, тут замечательные! Лучше на них смотреть буду.

Цветы — яркие алые маки — и впрямь завораживали красотой. Маковый луг тянулся далеко-далеко, до самых синеватых гор, венчавшихся снежными пиками. Прямо под ногами деловито гудели тяжелые шмели — не покладая хоботка собирали душистую пыльцу… Они совсем не обращали внимания на путешественников: мол, идете? Ну и идите себе. И путники шли, шли, шли — пока не проклюнулось синим маленькое озерцо. Его поверхность, казалось, кипит из-за подземных ключей.

— Привал. — Магистр остановился.

Саша, уже давно хотевшая пить, направилась было к источнику…

— Стой! — На пути девушки вырос рысь. — Только Черныш, Конопуш и Снежный.

— А я… мы?

— А у тебя, путешественница, — ехидно заметил Магистр, — фляжка должна на поясе висеть.

В ответ Саша густо покраснела: про фляжку, или на худой конец, пластиковую бутылку, она как-то позабыла.

— Я взял. — Звеновой протянул девушке литровую флягу.

— И хорошо, — проникновенно посмотрел на него Магистр. — А то там, где вы, я надеюсь, окажетесь, вода будет попадаться очень редко, а пить будет хотеться почти все время. И всегда — точно так же сильно, а то и сильнее, чем сейчас.

Саша вспомнила, как часто и помногу Магистр пил чай, и промолчала. Хотя ей очень хотелось деда упрекнуть: она же не знала! Предупредить не мог?

— По пути будет, где пополнить запасы. — Рысь как будто прочитал мысли воспитанницы. — Но на будущее запомни: воду всегда надо брать с собой. А сейчас не мешай. Мне надо подготовить вам скакунов.

«Скакунов?» — мысленно переспросила девушка.

Но вслух не сказала ничего.

А потом ей стало не до расспросов — у нее в буквальном смысле этого выражения отвисла челюсть: Черныш, Конопуш и Снежный начали расти! Да-да, их верные псы пили воду из озерца и росли прямо на глазах — до тех пор, пока не стали размером с верховых лошадей! Хороший таких, породистых скаковых.

Когда Саша уже начала опасаться, что четвероногие упьются до размеров слона, Магистр псов отозвал.

— Ну вот, — довольно оглядел он каждого по очереди, — теперь хорошо.

— А это… навсегда?.. — Слова с трудом давались Амвросию, помнившего своих верных псов еще щенками.

— Как пойдет, — беспечно отмахнулся Магистр. — А тебе что, не нравится?

— Жутковато, — поежился парень. — А слушаться они будут?

Признаться, такие же опасения были и у Саши. Но, как выяснилось в дальнейшем, девушка беспокоилась напрасно.

— А вот садись и попробуй сам, — если бы рысь имел обыкновение пожимать плечами, он бы, несомненно, так и поступил.

Амвросий неуверенно смотрел на троих новоявленных скакунов — выбирал наиболее покладистого?

Саша брата опередила.

— Мы с тобой одной крови, ты и я, — провела она рукой по пятнистой шее Конопуша.

И, опершись руками о холку, запрыгнула на спину громадного пса!

Подросший сторожевой и ухом не повел, как будто всю жизнь только тем и занимался, что возил на себе юных девиц. Зато взял с места в карьер — маки где-то там, внизу, слились в ровный алый ковер!.. У Саши захватило дух, она крепко-крепко вцепилась обеими руками в шелковистую шерсть…

«Вот сейчас упаду, — дребезжала предательская мыслишка. — Вот сейчас…»

Но проходила минута, другая… А Саша все не падала и не падала. Конопуш успел домчаться до края луга, почти к самому подножию лесистых склонов, развернуться и понестись во весь опор обратно, когда Саша робко поверила: она не упадет!

Надо ли говорить, что когда они с Конопушем поравнялись с друзьями, девушка была в полном восторге?

— Это что-то невероятное! — кричала она. — Это прекрасно! Ничего лучше…

— И, главное, безопаснее, — ворчливо перебил внучку Магистр. — И поверь мне, в первый день пути тебе будет лучше не слезать со спины Конопуша.

— А если?.. — немедленно покраснела Саша.

— За поводок подержишься, — не моргнув глазом, ответил рысь, — а твои спутники тем временем отвернутся. Александра, я серьезно.

На этом Сашины восторги и кончились. Парни вскочили на своих скакунов: Звеновой выбрал Черныша, а Амвросию по остаточному принципу достался Снежный. Магистр встал в авангарде, и процессия тронулась в путь — с тем, чтобы через какой-то десяток шагов оказаться… в знакомой долине Пограничья!

— А говорили, по земле… — Девушка не верила своим глазам.

— …сюда не добраться, — вторил ей брат.

— Пути надо знать, — в один голос и с одинаковой интонацией хмыкнули Магистр и Звеновой.

И, переглянувшись, синхронно друг другу подмигнули.

***

Саша смотрела на долину — такую родную и такую… безмерно далекую.

И недели не прошло с тех пор, как девушка вошла в актовый зал для инициации, а, казалось, миновала целая жизнь. Жизнь, в которой замаячила надежда снова увидеть родителей. Жизнь, в которой у нее появился дедушка. И брат.

— Как тебе долина? — Саша повернулась к Амвросию.

И поняла: тот не верит своим глазам. Смотрит на скалы, окружающие долину, на морену… Но взгляд всякий раз возвращается к трехэтажным домам с мансардами.

— Необычно. — Амвросий наконец нашел слова. — В мое время тут была простая деревня.

— И в мое тоже, — произнес рысь абсолютно нехарактерным для него теплым голосом. — И как-нибудь, внуки, мы с удовольствием предадимся воспоминаниям. Расскажем друг другу, кто с какой скалы навернулся, кто сколько эдельвейсов подарил своей зазнобе… Что, парни? — Магистр строго посмотрел на Амвросия… Потом перевел взгляд на Звенового… — Никогда не дарили эдельвейсов? Ну это вы зря, зря… Правда, в долине они не ценятся… Впрочем, у вас еще будет время исправиться. Но не сейчас! Сейчас мы проследуем к зданию Школы. А потом…

Рысь умолк, к чему-то прислушиваясь.

Ребята тоже попытались уловить что-то необычное. Но кругом было тихо-тихо. Как впрочем, всегда бывало в предрассветные — если этот термин был вообще применим к Пограничью — часы.

— А потом?.. — переспросила Саша, потому что пауза слишком затянулась.

— А потом я и мой напарник откроем вам ход. А сами напишем отчет по результатам твоей стажировки. Сама-то ты еще неизвестно, когда отчет напишешь, а формальности соблюсти надо.

— Но… — Сашу бросило в краску. — Я ничего не знала об отчете, деда! Меня же не предупредили! Я могла бы ночью…

— По ночам недавно прошедшим инициацию надо спать, — отрезал рысь.

Но сквозь категоричный тон так и сквозила тревога.

Да, Магистр старался не показывать своего состояния спутникам, и может быть, те так ничего и не почувствовали… Если бы не хвост, выдававший своего хозяина с головой: куцый, дергающийся — все сильнее и сильнее. За ним с выражением крайнего изумления на мордах, следили гигантские псы.

— Идемте же! — Рысь так и не совладал с хвостом.

Пошел вперед, а хвост дрожал — пока они шли по морене, пересекали «футбольное поле», поднимались по ступенькам Школы, звучно топали по гулким коридорам — к дверям актового зала… у которых рысь и остановился.

— Скоро отворятся двери, — чеканил слова он, — и вы увидите пламя и белую дорогу в нем. Пойдете по дороге, не оглядываясь — до тех пор, пока не выйдете из пламени. Не оглядываться — касается и наездников тоже. Все понятно? Всем?

Понятно было всем. И страшно тоже. Страх был липким, тягучим. Прошибающим до горячего и одновременно холодного пота.

А рысь смотрел изучающе, будто решал, не оставить ли кого в Пограничье?

«Скорей бы уже идти! — думала девушка. — Невыносимо же!»

— Оступиться на тропе будет невыносимым, Александра. — Взгляд Магистра пробирал до костей. Сейчас премудрый рысь был абсолютно непохож на того, кого можно было бы назвать дедушкой. — Ясно?

— Ясно. — Саша изо всех сил старалась не выдать своего состояния. — Когда идем?

— Скоро. Как окажетесь в холодных слоях — первым делом найдите Максимилиана. Это тоже ясно?

— Да. — Саша торопливо кивнула — чтобы наставник не засомневался в ее адекватности.

Да и с Максимилианом хорошо повидаться будет. Как-то он устроился в Бездне?

— Вот и хорошо, что ясно… А вот и мой напарник!

В коридоре послышались далекие шаги — гулкие, неотвратимо приближающиеся, ужасно действующие на натянутые до предела нервы.

Саша уже приготовилась увидеть зловредного Кондратия, а то еще кого похуже, но это оказался всего лишь директор Школы Виктор Сергеевич. Директор подтянутый, бодрый — несмотря на ранний час.

— Рад тебя видеть, Сава! — кивнул он рысю, как старому приятелю. — И тебя, Александра. И тебя, Николай, тоже. А вот вас, молодой человек…

— Этот свой. — Куцый хвост Магистра наотмашь рубанул по каменному полу. — Потом перемолвимся. Сначала дело.

— Потом — так потом, — охотно согласился Виктор Сергеевич. — Ты готов, Сава?

Рысь коротко, яростно кивнул.

— Тогда откры-вай! — скомандовал директор.

Рысь и человек взялись на ручки дверей и синхронно потянули на себя. Двери нехотя, с сопротивлением отворились… и Саша едва сдержала возглас удивления: в актовом зале бушевало пламя!

И по нему им предстояло идти…

Но что это? Языки как будто присели? В пламени наметилась дорожка — поначалу того же цвета, что и огонь, она быстро светлела, пока не превратилась в сияюще-белую.

— Вперед, на тропу! — заорал не своим мявом рысь. — И помните! Не оглядываться!

— Вперед, — вторил ему директор. — Только вперед! И удачи вам, друзья!