Уравнение времени

Глава 3, в которой Саша узнает про некоторые последствия инициации

Саша, конечно, успела заметить, что произошло, но уж никак не адекватно среагировать. Николай тоже оторопел. Оба уже выпускника Школы только и смогли, что стоять и смотреть, как Федор, рыча и визжа, бросается на директора. И как на самого Федора, растянувшись в невозможном даже для молодого, полного сил пограничника прыжке, падает Савелий.

Дальше было сплошное мельтешение локтей, пальцев, зубов… Потом полетели кровавые ошметки.

— Разнимаем, Сашка! — С начала схватки прошло не больше нескольких секунд, а казалось, что Колин голос раздался по прошествии целой вечности.

Тут уж девушка вышла из ступора. Бросилась к дерущимся, ухватилась за объемный, очень горячий локоть в школьной униформе. Мелькнула мысль: не сдюжу с разъяренным амбалом!

Но нет — тело так и распирало энергией. Саша, наверное, смогла бы сейчас пробежать земной марафон не хуже какого-нибудь кенийца. Или выиграть олимпиаду по дзюдо: под пальцами выворачивалось и перекатывалось; ей самой откуда-то было известно, как перехватить и на что нажать, чтобы болевым шоком отрезвить озверевшего одноклассника.

«Это кем же я стала в результате инициации? — На долю мига дрогнула Саша. — Не приведи Бездна, какой-нибудь бой-бабищей!»

Тут-то локоть одноклассника и вывернулся из пальцев девушки. Зато перед глазами мелькнул воротник униформы и темно-бардовая бычья шея, торчащая из него. Это не мог быть затылок худощавого Коли, только Федора! Решение пришло само собой. Саша без размаха влепила по основанию затылка ребром ладони…

И только потом сообразила, что натворила, и сжалась, ожидая приговора: убила человека!

Но нет, пронесло. Федора она просто вырубила, и теперь ему, находящемуся без сознания, спутывал руки и ноги директор — ремнем от брюк. Сам Виктор Сергеевич выглядел довольным и растерянным одновременно. Но он был здоров и практически невредим: обугленная одежда, расцарапанные шея и руки — не в счет!

А вот Савелию досталось сильно. Левое плечо пожилого пограничника было вывихнуто, правая щека разодрана на лоскуты.

— Я помогу! — Сама себе удивляясь, Саша подскочила к Савелию. Ловко, не задумываясь, нажала она на точку возле уха — кровь перестала сочиться из страшной раны. — Беги скорее за аптечкой, Колька! — бросила, не поворачивая головы. — Возьми ту, что побольше, там есть гипсовые бинты. И таз захвати, и воду в него налей!

— Я мигом! — Парень помчался в медпункт.

На то, что у него сломан нос, Коля не обращал внимания.

***

— Мы еще побарахтаемся… — Зрячий глаз пограничника сверкал над месивом щеки. — Как думаешь, Сергеич?

— А? — Голос друга выдернул директора из раздумий, в которые он было погрузился, когда понял, что все обошлось малой кровью, а Коля и Саша, можно считать, что не пострадали. — Я не как, я «о чем» думаю… Думаю, вся темнота досталась Федору. И, Сава. Я даже не знаю, радоваться этому или печалиться. Ведь Федор мог обернуться тварью, более худшей, чем…

Директор, оглянувшись на девушку, умолк.

— Поговорим об этом позже, — мрачно кивнул старый пограничник. — Скоро Сашка меня подлатает, мы с тобой нальем по рюмочке…

— А..? — Саша вдруг захотела сказать что-нибудь доброе деду Савелию — таким хмурым он был. Но нужные слова не находились. — И..?

— Тебе тоже коньяку? — деланно возмутился директор. Но потом спохватился: — Да не красней ты так, я знаю, что ты не пьешь и вообще не это имела в виду. Просто нервы на взводе!..

И Виктор Сергеевич покачал головой: все-таки не стоило вести такие речи при воспитаннице, да еще и во время инициации! Вот завтра с утра, когда процесс завершится окончательно, было бы можно. «Было бы» — потому что по завершении инициации девушки в Пограничье уже не будет.

— Да уж, нервы на взводе, это факт. — Савелий пришел на помощь другу.

Старый пограничник прекрасно понимал директора. Это было грустно, очень грустно — всякий раз расставаться с выпускниками Школы. А в этот раз расставание выйдет особенно нелегким. Сашку в Пограничье любили все взрослые. Хоть, разумеется, этого и не показывали — чтобы, не приведи Бездна, не избаловать.

— А если серьезно, Александра, — справился с эмоциями директор, — тебе надо закончить…

— …процесс инициации, — вздохнула девушка.

— Умница! — похвалил директор. — Не забыла в горячке боя о главном. И когда же процесс инициации завершится?

— Завтра в шесть утра, — не задумываясь ответила Саша. — О! Колька! Быстро ты, молодец! Давай-ка, помогай. Я сейчас плечо вправлю, а ты бинты в воде размачивай.

Девушка говорила, а потом и лечила, а сама удивлялась: что это Коля так смотрит на нее, будто в первый раз увидел? Из-за того, что она шепчет какие-то слова, какой-то наговор? Так это потому, что она твердо знала: с наговором раны залечатся лучше. И быстрее.

Вскоре медицинская помощь была оказана. Плечо вправлено, гипсовая повязка наложена, щека защита. Нос Коле Саша тоже подлечила. Точнее, вылечила полностью.

— А что это ты там такое говорила? — Тщательно ощупав нос, Звеновой наконец-то обрел голос.

А вот Савелий и Виктор Сергеевич молчали: они много раз сталкивались с последствиями инициации. Многие школьники разительно менялись, и в них открывались способности, о присутствии которых до инициации не говорило ровным счетом ничего. Саша была наглядным тому доказательством: девушка явно не понимала, что заставляло ее произносить именно эти слова.

Поэтому она с легким сердцем сказала:

— Понятия не имею! Но ведь раны залечились? Залечились. Кстати, гипс можно будет снять уже через сутки. А не через три недели, как положено.

Обычно положено…

— Через сутки? — Савелий и Виктор Сергеевич неуверенно переглянулись. — Ладно, как скажешь, внучка. Уж кому-кому, а тебе я верю. Да и плечо… — Старый сторож неуверенно подвигал рукой. — О! Плечо тоже в норме. Может, можно снять гипс прямо сейчас?

— Нет, лучше обождать. — Саша уверенно мотнула головой. А потом спохватилась: — Но… как же это все-таки странно!.. Еще с утра я была обычной девчонкой, а сейчас, кажется, владею традиционными и нетрадиционными методами лечения…

— Это разве плохо, внучка? — невинно осведомился Савелий. — По-моему, так наоборот!

Однако старый пограничник видел, что девушка чем-то очень сильно смущена. Причем, смущена не только и столько обретенной способностью лечить раны.

Савелий оказался прав: сейчас, когда горячка боя отступила, когда помощь была оказана, Саша и испытывала нарастающее желание посмотреть на себя в зеркало, и одновременно боялась этого. Девушка помнила свои ощущения во время схватки, эту немыслимую силу и даже мощь в теле, эти знания, как надо держать захват, куда бить… Вдруг она, и правда, стала походить на этакого мальчиша-крепыша?

— Пойдемте-ка в мой кабинет. — Директор Школы обладал достаточным опытом общения с воспитанницами, чтобы понять, что может тревожить девушку. — По пути пройдем мимо зеркала, полюбуемся на себя… — покосился на Сашу он. И поспешно добавил: — На себя, порванных Федькой. А уже в кабинете обсудим, что делать дальше.

***

— Это… я? — Саша стояла перед зеркалом и с удивлением рассматривала свое отражение.

Овал лица остался прежним, но волосы были не рыжевато-русыми, как прежде, а медно-рыжими. Глаза не поменяли своего выражения, но из серых превратились в зеленые. Стали цветом почти как у того странного рыся, что вчера почтил ее своим присутствием. А вот веснушки не исчезли: на переносице красовалась золотистая россыпь.

— Эх! — кисло улыбнулась девушка… и потихоньку посмотрела на Звенового.

Тот на нее не смотрел. Вроде бы не смотрел.

Саша, вздохнув не то облегченно, не то разочарованно, продолжила осматривать изменения. Рост остался прежним, как был метр шестьдесят с хвостиком, так и остался. А вот только пропорции тела, кажется, изменились. То ли руки стали длиннее, то ли ноги… Форма вот сидела как-то куце, в общем. Вот бы Колька этого не заметил!

— Прежде тоже было хорошо, — словно в ответ на Сашину мысль вдруг заговорил Звеновой, — но и сейчас неплохо. По крайней мере, я с тобой дружить не перестану.

— Вот ты, Колька, вечно! — немедленно заалела Саша. — А я, между тем… Я между тем думаю…

— … кем ты теперь станешь? — сжалился над обоими директор. Он видел, что парень искренне хотел помочь. Заметил и то, что девушка болезненно восприняла его слова.

— Вы правы, Виктор Сергеевич! — Саша ухватилась за идею, так вовремя подкинутую директором. — Вот какая у меня будет специализация?

А только потом вдумалась в свои же слова: и правда, какая? Все эти наговоры, залечивающие раны-вывихи-переломы, как-то не укладывались в рамки любой специальности, к которым так или иначе готовили их, воспитанников Школы. В ученые с такими задатками не пойдешь, в больницу врачом — тоже. В отряде космонавтов, куда, поговаривали, частенько попадали выходцы из Пограничья, с наговорами да нашептываниями тоже не место.

— Ну, судя по некоторым признакам… — Николай опередил уже открывшего рот директора, но, смутившись, замолчал.

— Говори, — Виктор Сергеевич почему-то не спешил высказывать мнение.

— Похоже на навыки какой-нибудь бабы-яги. — Щеки парня залило краской. На Сашу он старался не смотреть. — Но это… Но это же абсолютно антинаучно!

— Это хорошо, что антинаучно, — с облегчением вздохнула Саша.

В этом вопросе она Звеновому доверяла на все сто. Парень обладал совершенно уникальными способностями и знаниями в области практически всех естественных наук. Наверняка станет великим ученым!

— Да ну?! — У Савелия было иное мнение.

Но он его лишь обозначил и, несмотря на вопросительные взгляды, ничего пояснять не стал. Повисла неловкая пауза: Звеновой жаждал пояснений, старый пограничник замкнулся. Саша не знала, что и думать.

И только директор знал, что делать.

— Пойдемте в мой кабинет, — напомнил он. — Выпьем чаю и побеседуем. В том числе и о будущих специализациях.

***

В качестве гостей директорского кабинета Саша и Коля оказались впервые. Даром что посещали его раньше, и не раз — в качестве учеников. Но сейчас им, вчерашним школьникам, а сегодня уже выпускникам, все, буквально все было в диковинку. Награды и кубки вдруг показали себя с неожиданного ракурса: за участие в каких конкурсах или соревнованиях, кем они были получены? Или вот чайные сервизы, занимающие верхнюю полку шкафа — из дуба, кстати! Не в Пограничье же все эти чашки-чайники-блюдца делали, в самом-то деле.

А уж на фотографии выпускников прошлых лет ребята теперь смотрели совершенно другими глазами.

«Интересно, — рассматривала Саша лица, — эти парни и девушки именно такими и были до инициации? Или изменились, как и я?»

Звеновой, вон, каким был, таким и остался. Правда, в нем, кажется, усилилась любознательность: парень то и дело бросал на нее короткие взгляды. Или это была вовсе не любознательность? Вдруг Колька разглядывал эти ненавистные конопушки?..

Глубоко вздохнув, Саша перевела взгляд на директора. Чайник успел вскипеть, и Виктор Сергеевич разливал чай по маленьким чашечкам тончайшего фарфора.

— Коллега подарил, — заметив взгляд девушки, скупо улыбнулся директор. — Вместе работали одно время. Кстати, о работе… Сейчас, когда вы прошли первый этап инициации, пришла пора кое о чем узнать.

Оказалось, что ни Саше, ни Коле не надо было никуда переезжать: они заснут у себя в комнате, а наутро проснутся уже на Земле.

— А вещи? — вырвалось у Саши помимо воли.

— Я думал, ты спросишь, останется ли за тобой твоя мансарда, — улыбнулся Виктор Сергеевич. — Кстати, мансарда какое-то время действительно будет твоей. Но по мере того, как ты будешь обживаться в мире людей, твоя связь с прежним домом ослабнет, и в нем сможет поселиться кто-то другой.

— А?.. — Саша так и не смогла сформулировать вопрос.

Разве ее мансарда — не просто квартира? Если это так, то как же она смогла в ней поселиться сразу после Савелия? У него с его жилищем некрепкие связи были, что ли?

— Сейчас речь идет про инициацию, внучка. — Старый пограничник, казалось, угадал мысли девушки. — Процесс завершится тем, что ты перенесешься в мир людей в похожую мансарду. А твоя нынешняя останется здесь.

— ?!

— Да, все верно, — улыбнулся директор. — Точнее, перенесется энергетический слепок мансарды вместе с живой и невредимой хозяйкой.

— По воздуху? — чувствуя себя младшеклашкой, спросила Саша.

Она все никак не могла представить в воображении: как это она перенесется из Пограничья на Землю, вместе с мансардой.

— Все очень просто, Сашка, — улыбнулся Звеновой. — Я уже догадался. А тебе после инициации объясню. Вот встретимся, и…

Парень, заметив, как неуверенно смотрят на него взрослые, умолк.

Так выяснилось, что после инициации их могло разнести на сколь угодно большое расстояние. Даже в разные страны.

— Но связаться-то друг с другом мы сможем? — почему-то покраснел Звеновой.

Саша с удивлением смотрела на него: во-первых, откуда смущение? Во-вторых, наверняка они будут знать, куда забросит каждого из них.

Однако оказалось, что у директора нет ответа на этот вопрос.

— Не знаю, Николай. Это уж как Бездна рассудит. Хотя, лично я сомневаюсь, что она именно мыслит в такие… такие… моменты. Или часы.

И Виктор Сергеевич как-то очень быстро перевел тему разговора. Речь пошла о том, что на Земле нет коммунистического социализма Пограничья, и что придется научиться пользоваться деньгами.

— При попадании на Землю вы оба… то есть, втроем, и Федор тоже, будете уже приняты на стажировку, со всеми вытекающими, — немного нараспев говорил он. — В вашем распоряжении окажется солидная сумма денег. Как наличными, так и на карточке. Откуда? Бездна, скажем так, подарит подъемные. Вы ведь знаете, что такое карточка?

Что такое карточка, ребята знали. В свое время они прошли тему способов обмена на Земле и даже сдали по ней экзамен — так же, как и по всем остальным предметам. Так что запутаться были не должны.

Директор говорил еще долго — рассказывал, как обустраивались на Земле выпускники прежних лет. Даже зачитал отрывок из чьего-то отчета.

— Вы тоже такие будете писать раз в полгода, — строго посмотрел на подростков он. — Надеюсь, это понятно? Ага, вижу, что понятно… А поэтому… Если у вас нет вопросов…

— Есть вопрос, — в несвойственной ему манере произнес Звеновой. — Что там с Федькой? Он придет в норму?

— А вот это действительно вопрос… — Директор неожиданно скис. — Мне жаль, что Бездна именно таким образом повлияли на Федора, — вздохнул он. — Искренне жаль. Но, не будь в его душе как минимум трех лазеек, он бы справился с тьмой. А так…

— А так, судя по тем изменениям, что мы имели неудовольствие наблюдать, — перебил директора Савелий, — у Федора есть все шансы стать…

Старый пограничник произнес неразборчиво несколько слов.

— Ты прав, дружище, — мрачно кивнул Виктор Сергеевич. — Я тоже так думаю.

«О чем это они?» — Саша посмотрела на всезнающего Звенового.

Но тот тоже не понял, что сказали друг другу директор и старый пограничник. И что характерно, взрослые не собирались выпускникам ничего объяснять.

Так чаепитие и подошло к концу.

— А теперь, — голос Виктора Сергеевича дрогнул, — пришла пора прощаться и отправляться по домам.

Уже на выходе из Школы Савелий подарил Саше целую охапку поленьев. Догадался, что вчера все пожгла?

Поленья чудесно пахли свежей смолкой. Саша приняла их одной рукой, а второй неловко обняла старого пограничника. Засмущалась, покраснела…

— Удачи тебе, Сашка. — Сторож смотрел на девушку в упор. — Удачи, внучка.

И что-то такое было в глазах — звериное, настороженное…

Саша, почему-то вспомнив вчерашнего визитера-рыся, вздрогнула. Но потом улыбнулась — «Глупости! Не может быть!» — и решительно отвернулась от Школы.

***

— И все-таки, — девушка рассматривала в зеркале ненавистные конопушки, — веснушек у меня прибавилось.

Вот эта вот, аккурат под правым зрачком, такая желтая и такая яркая! Колька Звеновой так странно смотрел — поди, заметил именно эту конопушищу…

Впрочем, скоро Саша от зеркала отвернулась. Веснушки-веснушками, а дела ждать не будут. Директор сказал, спать надо будет лечь не позднее семи вечера, а ей еще одежду перешивать. А перешив, по настоятельной рекомендации доброго Савелия, затопить камин и как минимум в течение получаса смотреть на огонь.

За работой девушка окончательно забыла о веснушках. Шитье требовало известной концентрации: отвлечешься — останешься без джинсов. А где она после полудня новыми разживется? Ведь вещи жителям долины выдавались, пусть и по первому требованию, но в первой половине дня…

«Дзынь!» — как-то очень тревожно звякнул звонок.

Взвившись на ноги, Саша понеслась отворять незапертую дверь.

На пороге стоял Звеновой.

— Что-то стряслось? — не на шутку обеспокоилась Саша.

Насколько она успела понять из напутствий директора, им надо было этот вечер провести в одиночестве — привести в порядок мысли и чувства.

— Впустишь? — насупился парень.

— Да, конечно!

Саша сообразила, что загораживает собой вход, покраснела и посторонилась.

Звеновой скользнул в комнату. Осмотрел распоротые джинсы, усмехнулся уголком рта…

— Неспокойно мне, Сашка, — сказал, решившись.

— Тебе… что? — оторопела девушка. — То есть, я хотела сказать… что ты… — Саша так и не смогла сформулировать мысль: как это неспокойно? Звеновому? Да он всегда был увереннее любого школьника, а может, и преподавателя.

— Вот так, предчувствие. — Николай пожал плечами.

Он так и не смог рассказать девушке, что, поддавшись искушению, сделал простой математический расчет на свое будущее и будущее Саши. И вместо привычной картины увидел что-то странное и даже пугающее.

— И какое? — с участием спросила девушка. — Предчувствие, в смысле?

Но Звеновой снова не смог заставить себя что-либо объяснить. И вид у него при этом был — тревожный и какой-то жалкий одновременно.

Саша в первый раз видела своего друга таким. И она не знала, как его успокоить. А успокоить было надо, просто необходимо: учителя говорили, что во время инициации нельзя было находиться в смятенном состоянии духа! И тогда Саша решилась на отчаянный шаг. Ткнула наугад себе в переносицу. Там веснушек много — не попасть было невозможно.

— Ты лучше сюда посмотри, Коль! Вот это, я понимаю, повод для беспокойства. А со всем остальным можно справиться. Легко!

От такой логики парень ненадолго впал в ступор. Потом внимательно присмотрелся к лицу собеседницы…

— Ду… смешная ты, Сашка! Ой, смешная! Кстати, веснушки тебе очень даже идут.

— Ну тебя, Коль… — сказала Саша… и вспомнила, что сама завела разговор о конопушках. — А что, правда идут?

— Правда, — на полном серьезе ответил Звеновой. — Ты это… — Он почти решился рассказать о причине визита, но в самый последний момент передумал. Отвел глаза… — О! Дрова! Камин зажигать будешь?

— Ага! — Саша обрадовалась перемене настроения друга. Из его глаз почти ушла тревога. — Посидишь со мной? Настроение, опять же, улучшится. Огонь же!

— Только недолго, — вдруг смутился Звеновой. — Мне, сама понимаешь…

— Скоро надо будет идти, — кивнула девушка, — чтобы процесс инициации завершился как подобает. Тогда поступим так. Ты разожги пламя, а я с джинсами пока закончу. Справишься?

— Спрашиваешь! — хмыкнул парень.

А про себя подумал: «А может, и правда, показалось? Сашка-то вон какая спокойная! Не может быть, чтобы с ней что-то случилось».

Потом они какое-то время сидели бок о бок, одинаково скрестив ноги, и смотрели на каминный огонь. Пламя лизало, смаковало поленья. Смола шипела, распространяя пряный запах. На стенах мансарды отплясывали причудливые тени — будто языки всполохов Бездны там, на первом этапе инициации.

«Как же все-таки хорошо, — думала Саша. — Хорошо вот так вот просто сидеть рядышком и смотреть на огонь…»

Девушке хотелось, чтобы этот вечер никогда-никогда не кончался. Но Николай вдруг рывком поднялся на ноги:

— Пойду я, Сашка. А ты… ты смотри там, осторожнее, слышишь? Обещаешь?

Больше не глядя на девушку, парень выскочил за дверь.

Какое-то время Саша еще сидела перед пышущим жаром камином. Ей было удивительно спокойно — будто не она проснется завтра в совершенно незнакомом месте, да еще и с новой специальностью. Сумрачное лиричное настроение, подаренное бушующими энергиями, снова вернулось к ней. Мало-помалу начало захватывать все ее существо…

— Пора, — поняла Саша.

Вдруг стало легко-легко. Девушка выпрямилась. Подмигнула фотографии, с которой на нее смотрели мама и папа. Отвернувшись, переоделась в ночнушку-тунику. Забралась под одеяло.

— Завтра будет новый день, — шепнула Саша самой себе. — Виктор Сергеевич сказал, что молодым стажерам для ознакомления с Землей отведен целый выходной. Пусть же он, этот выходной, будет по-настоящему чудесным! И… — Саша вспомнила, в каком тревожном настроении пришел Звеновой, и улыбнулась: — И у Кольки тоже, вот!

Пожелав так, девушка уснула. А потому не увидела, как в окно впрыгнул черно-белый рысь. Вот он посмотрел на спящую, чему-то улыбающуюся во сне девушку. Пару раз крутанул куцым хвостом. Широко зевнув, показал розовый язычок и острейшие зубы… И вдруг улегся возле камина. Какое-то время щурился на вспыхивающие угли, потом положил голову на передние лапы и уснул.