В гору

8 ЧЕСТЬ И КОРЫСТЬ

На следующее утро Эльза встала бледная, но решительная. Она снова и снова думала о вчерашней встрече с Артуром и доказывала себе, что не могла иначе говорить и поступить с ним. Она сожгла последний мост к прошлому, и ей больше не надо будет оглядываться назад. Если вчера, когда она ехала сюда, встреча с Артуром ее пугала, если она еще испытывала нечто вроде сознания вины, то сегодня, после бессонной ночи, она чувствовала себя бодрой, сильной и обновленной, словно после трудного рабочего дня умылась холодной водой. Теперь, если Артур захочет, она скажет ему все, спокойно, но твердо. Встреча уже не могла взволновать ее, она даже начинала казаться ей скучной.

Эльза обтерлась холодной водой. Прохлада вселила в нее радостную бодрость. Пока Зента помогала матери готовить завтрак, она вышла в поле. Пшеница, к концу сентября не скошенная, как бы взывала к осеннему солнцу: где те руки, которые соберут меня? Далее простирались овсы, картофель, наполовину скошенное ржаное поле; посреди него стоял большой жилой дом с каменным хлевом и просторными хозяйственными пристройками. Восточный ветер хлопал дверями, закрывал и открывал рамы. Людей не было. Эльза машинально сорвала пшеничный колос и размяла его в пальцах. На ладони остались зерна — крупные, круглые, как вербные сережки, сильно созревшие. Как они не осыпались до сих пор, словно ждали возвращения хозяев? Нет, нельзя терять ни одной минуты, надо созывать людей и начинать уборку.

Когда Эльза вернулась к Зенте, там уже сидела Мирдза. Завтракая, Эльза исподтишка рассматривала обеих девушек. Кого из них выбрать волостным организатором комсомола? Зента была старше, более зрелой и интеллигентной, окончила среднюю школу и больше читала, но в Мирдзе чувствовалась пылкость, порыв молодости, неудержимое желание быть деятельной. Пожалуй, сельская молодежь поймет ее лучше, она будет говорить на более доступном для нее языке.

— Девушки, сегодня у нас много работы, — начала Эльза. — Во-первых, вы еще не подали заявлений о вступлении в комсомол…

— Ой, боже, как бы я не хотела, чтобы моя дочь вмешивалась в политику! — воскликнула мать Зенты и сердито посмотрела на Эльзу. — Это уж, право, не женское дело — возиться с партийными делами.

— В Советской стране так не водится, чтоб мужчинам было позволено одно, а женщинам другое, — возразила Эльза, улыбнувшись. — Советские женщины во всем равны с мужчинами. И в политике тоже.

— Ну да, тогда оденьте на всех штаны и суньте всем трубки в зубы, — ворчала мать.

Мирдза захохотала и выбежала из-за стола.

— Не бойся, мамочка, — улыбнулась и Зента. — Моей внешности политика не испортит.

— Да разве я говорю о внешности? — не унималась мать. — Ты ведь сама видела, какие времена были. Комсомольцев вешали и расстреливали. Хорошо, что ты до войны не вступила.

— И глупо сделала! — вспылила Зента. — Уехала бы вместе с Эльзой, многое бы увидела и многому бы научилась. А теперь эти три года прожиты, как в яме.

— И зачем Эльзе надо было скитаться по белому свету? Жила бы под крылышком мужа, как на печи. — Мать пытливо разглядывала гостью. Очевидно, ей казалось странным, что та ночевала у них, а не в своем доме, у мужа.

— Я еще слишком молода, чтобы мечтать о печи, — усмехнулась Эльза. — За эти годы я все же кое-что сделала, чтобы прогнать немцев.

— А нам с Зентой еще многое надо сделать, — вмешалась в разговор Мирдза. — Если мы ничего большего не сможем, то хотя бы покажем всем немецким прихвостням, саркалисам и прочим гадам, что мы их не боимся.

— Одним этим вы, девочки, не отделаетесь, — серьезно сказала Эльза. — Вы будете отвечать за то, чтобы ни один колос не остался неубранным.

— Милые! — всполошилась Мирдза. — Так что же мы тут болтаем. Роса уже давно спала. Пошли жать.

— Ах, голова-головушка! — усмехнулась Эльза и в шутку дотронулась до Мирдзиного лба пальцем. — Горячая у тебя голова. Разве здесь один или два человека могут что-нибудь сделать? Зенту ждет на работе Ян Приеде. Тебе же нужно организовать молодежь волости. Разбей их на бригады, предложи им между собой соревноваться. Надо также найти лошадей и жнейки.

— Лошадей, жнейки? — медленно протянула Мирдза. — Это уже будет труднее. Они ведь есть только у богатых хозяев. И кто же даст? Всем самим спешно надо жать.

— Ах, какая ты недогадливая! — упрекнула Эльза. — Надо же что-нибудь придумать. Здесь ведь имеются и порядочные трудовые крестьяне. Надо договориться с такими, которые умеют держать свое слово — сначала вы поможете им с уборкой, потом они помогут вам убрать бесхозные поля.

— Ага! Понимаю! Понимаю! — сообразила Мирдза. — Зента, сегодня велосипед мой? Да?

— Только не сломай, — предупредила Зента.

— Есть не сломать! Скорее сломаю шею, чем твой велосипед! — крикнула Мирдза и выскочила за дверь.

— Огонь, а не девушка! — радостно сказала Эльза и вдруг, словно вспомнив что-то, поспешила проститься. — Я поеду вместе с нею, — крикнула она, когда была уже за дверью.

Жизнерадостность Мирдзы, ясный день и предстоящая работа — все казалось ей сегодня таким свежим и увлекательным, что от всего сердца хотелось окунуться в эту бодрящую волну. Если она пойдет в исполком, там придется смотреть на равнодушное лицо Яна Приеде, возможно, там уже томится Артур, доведенный до отчаяния. Пусть обождет, свыкнется с происшедшим и успокоится.

— А что, Эльза разошлась со своим Янсоном, что ли? — спросила мать Зенту, когда Эльза села на багажник велосипеда и уехала вместе с Мирдзой.

— Да, к этому забулдыге она не вернется, — сердито сказала Зента.

— Что же она, другого нашла? — допытывалась мать.

— Да, хорошего человека.

— Разве Янсон раньше не был хорошим? — возразила мать. — Только из-за Эльзы он и стал пить. Теперь бросил бы. Но такие уж нынче жены — приглянется им лучший, покрасивее да побогаче, и уходят, — последнее слово она особенно подчеркнула.

— Ну, Эльзу ты, мать, не упрекай, — защищала Зента подругу. — Не ради легкой жизни она предпочла Вилиса. Есть нечто иное, что сближает или разъединяет людей.

— Разве ей с калекой лучше будет? — словно упрекнула мать.

— Лучше с калекой без руки, чем с калекой духовным, — бросила Зента и замолчала.

Выбравшись на большак, Мирдза так поднажала на педали, что непокрытые волосы девушек развевались на ветру, как кудель.

— Куда ты меня везешь? — крикнула Эльза Мирдзе на ухо.

— Сначала к Эрику, потом увидим, — прокричала Мирдза.

Через полчаса она свернула с большака к усадьбе «Лидумы». Эрика они увидели в поле, где он косил перестоявшуюся пшеницу. На соседних участках тоже хлопотали одинокие люди, и это выглядело так тоскливо, что Эльза невольно вспомнила вчерашнюю беседу с бойцами: «Работаем вместе, поем, о серьезных вещах толкуем».

— Здравствуй, Эрик! — крикнула еще издали Мирдза и стремительно соскочила с велосипеда.

Ответив на приветствие, Эрик слегка покраснел.

— Чего ты копошишься, как цыпленок, — усмехнулась Мирдза. — А где твоя жнейка?

— Кто-то увез, пока нас не было.

— И неизвестно куда?

— Нет. Кому же было караулить? — махнул Эрик рукой. — На одного человека есть подозрения, но как тут докажешь?

— На Петера Думиня?

— Говорят, что он все таскал к себе, — медленно ответил Эрик. — Но я ведь сам-то не видел.

— Идем, проверим! — воскликнула Мирдза. — Отец тоже видел, как он шнырял по вашей усадьбе. Здесь же ему и ногу оторвало.

— Как-то неудобно, — отговаривался Эрик. — Ирма раскричится. Может, после сам отдаст.

— А тем временем у тебя весь хлеб осыплется, — вспылила Мирдза. — Чего тут неудобного? Ему не было стыдно у тебя красть, а тебе стыдно спросить у него, чтобы он вернул!

— Ну и пусть, — нерешительно проговорил Эрик. — Если не будет дождя, я помаленьку скошу.

— Машины будут нужны не только вам самим, — вмешалась Эльза. — Без машин не уберем бесхозные поля. Вопрос только в том, как законно произвести обыск и изъятие.

— Вот как, мы будем мудрствовать о законности и дадим хлебу осыпаться! — горячо возразила Мирдза и густо покраснела. — Петер Думинь плевал на законность, когда брал. А нам надо будет ждать постановления прокурора, найти милиционера в белых перчатках и тогда попросить Петера открыть свой сарай.

— Это не совсем так, — попыталась Эльза успокоить Мирдзу, — нам не нужно давать повода говорить, что большевики занимаются самоуправством.

— Но еще хуже будет, — возразила Мирдза, — если скажут, что большевики смотрят на воров сквозь пальцы. Кого настоящие крестьяне больше всего презирают? Воров и лентяев. Если вы не пойдете со мной, то я соберу смелых ребят, и тогда мы найдем закон.

— Мирдза, не так стремительно! — предупредила Эльза. — Обсудим спокойно. Может, поговорим с Ирмой Думинь, и она отдаст.

— А если не отдаст, то я взломаю сарай и вытащу машины. — Мирдзу нельзя было успокоить. — Очень весело получается — я должна отвечать, чтобы в поле не осталось ни одного колоса, но к машинам не допускают. Делайте, что хотите, пусть тогда убирают хлеб вороны да воробьи, а не я. Нет, — быстро спохватилась она, — не так я хотела сказать. Я буду работать: фронту нужен хлеб. Но я все же буду работать на машинах, иначе хлеб останется под снегом. И если вы не дадите мне взять их днем, то я это сделаю ночью.

Эльзе начинало нравиться упорство Мирдзы. Правда была на ее стороне, хотя, может быть, это и не соответствовало букве закона.

— Ладно, я согласна, Мирдза, — уступила она. — Только сделаем это так, чтобы нас самих не прогнали, как бандитов. Ты, Мирдза, поезжай в исполком и получи от председателя записку, что нам поручается взять в пользование машины, пока не будут найдены их владельцы.

— Хорошо, я еду! — и Мирдза повернула велосипед.

— Надо бы найти кого-нибудь, кто подписался бы в качестве свидетеля.

— Зайди к Салениеку, — показала Мирдза рукой в сторону усадьбы «Какты». — И к Пакалну.

Эльза встретила Пакалнов — сына и отца — в сарае, куда они сгружали привезенный хлеб. Поздоровавшись и поговорив с ними, она рассказала о цели своего прихода.

— Нет, нет, — отмахивался старый Пакалн. — За всю свою жизнь я не был в суде и в дела других вмешиваться не хочу. Впутаешься в такое дело, а потом таскайся по судам. Некогда. Работать надо.

— А если бы то же самое случилось с вами и никто бы не пошел в свидетели? — спросила Эльза, задетая безразличием Пакална.

— Зачем тут свидетели, — уклонился Пакалн от прямого ответа. — Если Петер что взял, верните кому принадлежит, и делу конец. Пусть жалуется. Его вещь вы ведь не возьмете. А на то, что краденое заберете, он жаловаться не станет. Не такой уж глупый.

Эльза больше не пыталась уговаривать его. Пакалн по-своему был прав, но все же ей хотелось обеспечить себя свидетелями, чтобы Думини не смогли пустить слух, будто у них отняли их собственное добро. Она простилась и пошла к Салениеку.

Салениек согласился сразу.

— Здесь можно будет сделать интересное психологическое наблюдение: что в Ирме сильнее — честь или корысть, — усмехнулся он.

Когда они вернулись к Эрику, Мирдза уже подъезжала на велосипеде и издали размахивала полученной бумажкой.

— Ну, знаете, этот Ян тоже чудак — боялся подписать, — возмущенно и торопливо рассказывала она. — «Да как же можно, ведь я у них так долго работал», — подражала Мирдза медленной манере Яна разговаривать. — Но я его заставила! — гордо закончила она.

Когда все четверо явились в «Думини», Ирма встретила их недоверчивым и беспокойным взглядом.

— У нас имеются сведения, — начала Мирдза без обиняков, — что Думинь увез к себе в сарай оставленные в поле машины Лидумов.

— Какие машины? — удивилась Ирма. — Нет, нет у нас никаких машин. Муж что-то говорил, будто солдаты забрали.

— Не могу себе представить, чтобы солдатам нужны были жнейки. Они косят немцев из пушек и пулеметов, — иронизировала Мирдза.

— Возможно, ваш муж собрал машины, чтобы они под дождем не заржавели, — пыталась Эльза подсказать Ирме выход из положения.

— Охотно сделали бы это, но некогда было, — смягчилась Ирма. — Я уже самому говорила, надо, мол, присмотреть за домами соседей, приедут люди, захотят жить. А он отвечает: «Хлеб убирать пора, некогда смотреть». Наконец упросила его: «Пойди, присмотри хотя бы за домом Лидумов, чтобы у них не растащили последнее». Там ему, бедняжке, и ногу оторвало, лошадку убило, — закончила она плаксивым голосом и вытерла углом платочка глаза.

— Значит, у вас нет чужих вещей? — строго спросила Мирдза.

— Нет, нет! — заголосила Ирма. — Хоть и бедные мы, да своим обходимся, на чужое не заримся.

— В таком случае, разрешите осмотреть ваш сарай, — нетерпеливо потребовала Мирдза.

— Ах, боже мой, что же вам в нашем сарае смотреть? — сразу вспыхнула Ирма. — Неужто такие времена настали, что каждый может распоряжаться в чужом доме? Я не проверяю ваших сараев, и вы не трогайте мой. Подумаешь, каким комиссаром заделалась! Давно ли в навозе Саркалиса копалась! — Ирма потеряла самообладание.

— Вы с Саркалиене забудьте те времена, когда другие в вашем навозе копались. — Мирдза тоже повысила голос. — Чтобы даром время не терять — вот вам документ от исполкома. Читайте!

Ирма взяла бумажку и стала ее разбирать, держа в вытянутой дрожащей руке.

— Подождите, пока хозяин вернется, — пыталась вывернуться Ирма и стала мять пальцами бумажку. — Усадьба не мне принадлежит, я тут не имею никакого права распоряжаться.

Салениек видел, как Мирдза густо покраснела, и, боясь, что у нее может вырваться что-нибудь необдуманное, заговорил:

— Соседка, чего вы противитесь? Мы ведь все свои люди. Вашего никто не возьмет.

— Как я могу пустить или не пустить вас, — продолжала упрямиться Ирма. — Ключ остался у самого в кармане.

— В таком случае мы взломаем двери, — заявила Мирдза.

— Насильники! — вдруг пронзительно закричала Ирма. — Грабители!

Эрик, все время смотревший в сторону, как бы очнулся, взял Мирдзу за руку.

— Оставь ее, оставь, — нерешительно говорил он, пытаясь отвести Мирдзу в сторону. — Обойдемся как-нибудь.

— Не выйдет. — Мирдза вырвала руку. — Эти машины, которые ты хочешь подарить ей, нужны не только тебе. Они нужны всей волости… Откроете вы по-хорошему или нет? — спросила она Ирму, подступая к ней. — Руганью вы нас не запугаете. Саркалис меня винтовкой стращал, и то не испугалась.

— Она, право, взбесилась, о господи, — бормотала Ирма, медленно ощупывая карманы и выжидая, не удержит ли кто Мирдзу, не отложат ли обыск до другого раза.

— Без полиции раньше этого не делали, — внезапно пришел ей в голову новый довод. — Должен быть кто-нибудь от власти. Откуда мне знать, кто вы такие?

— В документе все написано! — Мирдза начала терять терпение. — Что мы тут так долго возимся, — обратилась она к Эльзе и Салениеку. — Если действовать, так действовать. Вот клещи, — она выхватила их из кармана; рассчитывая на сопротивление Ирмы, она взяла из исполкома с собой клещи. — Эрик, выдерни скобу! Хватит слушать ругань этой… — она чуть не выговорила слово «бабы».

Убедившись, что Мирдза не уступит, Ирма вытащила из кармана ключ, бросила к ее ногам и запричитала:

— Берите, обирайте меня с маленькими детишками! Мужа у меня почти что нет, сможет ли он с одной ногой работать! С голоду придется помирать, а тут еще последнее отнимают…

Мирдза проворно отперла сарай и широко раскрыла двустворчатые двери. Увиденное в сарае поразило даже Мирдзу: половину обширного помещения занимали сельскохозяйственные машины, аккуратно расставленные в три ряда. Тут были три жнейки, четыре косилки, два картофелекопателя, две веялки, пять сепараторов, маслобойки, плуги, бороны, культиваторы, целая груда кос, лопат, вил, грабель. Во второй половине сарая вещи были сложены штабелями — более тяжелые внизу, а те, что полегче, наверху. Чего там только не было: кровати, диваны, столы и стулья, целая груда оконных рам, круги от кухонных плит, коляски, посуда, настольные лампы и даже деревянная игрушечная лошадка.

— Это уж ни на что не похоже! — удивленно воскликнул Эрик.

— Здесь целый склад! — подхватила Эльза.

— Еще несколько тракторов — и готовая МТС, — торжествующе сказала Мирдза.

— Разоряйте нас, разоряйте, — слезливо жаловалась Ирма. — День и ночь трудились, обзавелись всем, кто же мог подумать, что все отберут.

— Прекратите, наконец, эту комедию, — не вытерпел Салениек. — Как можно из-за жадности терять человеческий облик?

— Ага, вот где моя жнейка! — радостно воскликнул Эрик. — И косилка тоже! Может, найдется и сепаратор? Мы спрятали его в мочиле для льна, но кто-то его выудил.

— Вытащим все во двор, тогда разберем, что кому принадлежит, — предложила Эльза.

— Так-то уж нельзя, чтобы все выносить! — Ирма бросилась к сараю, как курица, защищающая своих цыплят. — Пусть Эрик возьмет, что его. Остальные вещи — наши.

— Ого! — усмехнулась Мирдза.

— Ну, докажите, что они не наши, докажите! — словно издеваясь, выкрикивала Ирма. — Может быть, это ваши? Или ваши, господин Салениек? Или, может, госпожи Янсон?

— Мы можем доказать, что они не ваши, — бросила ей Мирдза. — У нас есть свидетель.

— За деньги не трудно свидетеля найти, — не унималась Ирма.

— Найдем и без денег. Кто еще чаще вас самих ходил в этот сарай? — спросила Мирдза и ответила: — Ян Приеде. Он может засвидетельствовать. Как же нам теперь быть? — обратилась она к Эльзе и Салениеку. — Найти владельцев и известить их сегодня не удастся.

— У меня есть предложение, — посоветовал Салениек, — надо составить опись всех найденных вещей, а Думинь пусть подпишется как хранительница.

— Тогда я сейчас же поеду к Яну Приеде, — воскликнула Ирма, как бы хватаясь за последнюю возможность. — Он волостной старшина, пусть скажет, можно ли описывать чужие вещи.

— Как хотите, — бросила ей Мирдза. — А мы начнем опись.

Ирма запрягла лошадь и быстрой рысью поехала в местечко.

— Пусть едет, — улыбнулся Салениек, — сама же привезет нам свидетеля.

— Как бы она по дороге не уговорила Яна? — сказал Эрик с опасением. — Он ведь такой тихий.

— Тогда я сегодня же вечером на велосипеде махну в уезд жаловаться, — заволновалась Мирдза.

Уговорив Яна поехать с ней, Ирма на обратном пути возмущалась, что всякие сумасшедшие запугивают порядочных людей.

— Ты только скажи, что без суда нельзя описывать вещи, и больше ничего, — поучала она Яна. — Ты — власть, от тебя все зависит.

— Н-да, — невнятно бурчал Ян.

— Если тебя спросят о вещах, — продолжала наставлять Ирма, — то скажи, что ты не можешь ручаться, что они не наши. Скажи — у нас раньше кое-что стояло на чердаке и над клетью, а туда ты не ходил. О машинах скажи… да, о машинах этих скажи, что хозяин поставил их в сарай, чтобы в поле не заржавели.

— Н-да.

— Мы тебе этого не забудем, — обещала Ирма и, нагнувшись к нему поближе, тихо продолжала: — Немцы снова отбросили русских к Смилтене. Долго здесь русские не останутся. Плохо тогда будет тем, кто служил нынешней власти. Но мы поручимся за тебя. Все хозяева поручатся.

— Н-да.

— И если у тебя, Янит, когда-нибудь не хватит чего, приходи к нам. Чувствуй себя своим человеком. Так долго вместе прожили, и разве мы когда-нибудь спорили или ругались? — Ирма даже всплакнула. — Я всегда самому говорила, — утерев глаза, продолжала она: — «Ян у нас, как свой человек. На старости, когда не сможет работать, надо будет его поддержать».

При этих словах Ян поднял голову. В его памяти всплыл случай, когда он еще первые годы работал у Думиней. Думинь велел перетаскивать на другое место доски от старого разобранного сарая, и Ян наступил на заржавленный гвоздь. Сперва он не обратил на это внимания, даже не перевязал. Но к вечеру нога начала ныть и напухать и на следующее утро так распухла, что нельзя было ступить. И все же его послали на работу. К вечеру нога посинела. Он накопал глины и приложил ее на ночь к ноге. Боль все усиливалась, его начало знобить, но никто, ни хозяин, ни хозяйка, не обмолвились ни словом о том, что нужно бы поехать к врачу, иначе человек ведь может умереть. Тогда у Думиней ходил в пастухах Петер Ванаг, тот самый, которого немцы угнали в Саласпилс, он был очень строптивый и часто хозяевам правду в глаза говорил. Ванаг сказал Думиню, что нельзя оставить человека без лечения, что за это можно попасть в тюрьму. Ну и рассердилась же тогда Ирма. Чуть было парня не выпорола. Как она кричала: «Такого лодыря, который не работает, а только хлеб ест, не к врачу возить, а из дома выгнать надо!» Сколько уж Ян тогда ел: мисочку похлебки и кусочек селедки не мог проглотить. Он все время хотел чего-нибудь кислого, — ну хоть простокваши, но кто ему давал? Алина Каула, работавшая в то время у Думиней батрачкой, иногда тайком черпала для него сыворотку из ушата для свиней. А теперь Ирма говорит об обеспечении старости! Тогда он, правда, решил у Думиней больше не оставаться, но затем, когда выздоровел и снова начал работать, хозяева стали добрее. Осмотревшись вокруг, он убедился, что у других хозяев было не лучше.

От горечи воспоминаний так пересохло в горле, что Ян не мог даже пробурчать и скупого «н-да».

Приближаясь к усадьбе Думиней, они еще издали увидели, что из сарая вывезено множество машин.

— Разве так можно, — заговорила Ирма дрожащим голосом, — открыть чужой сарай и все вывезти. Разве новая власть законов не признает? Докажи им, Ян, что теперь ты хозяин волости!

Во дворе она привязала лошадь и подвела Яна к сараю.

— Вот вам и свидетель, — язвительно обратилась она к Мирдзе и остальным. — Представитель власти — как скажет, так и будет. Ну, скажи им, Янит, скажи, обломай им рога, — подбадривала она Яна.

Ян остановился в дверях сарая, широко расставив ноги, и от удивления не мог проронить ни слова. Все напряженно ждали, когда он начнет говорить.

— Вот, черт возьми, полный сарай набил вещами! — вырвалось наконец у Яна.

Мирдза расхохоталась и посмотрела на Ирму, но та все еще стояла в воинственной позе.

— Да, сарай-то набит, но где же эти вещи раньше были? — строго спросила Ирма.

— А разве я знаю? — сердито пробурчал Ян.

— Ну, правильно, правильно, — подхватила Ирма, пытаясь истолковать ответ в свою пользу. — Ты ведь на наш чердак и на клеть не лазил, там эти вещи и стояли раньше.

— Да нет, — махнул Ян рукой. — Был я на чердаке. Когда сносили вниз гроб старого хозяина. И на клети. Когда мышеловки ставили.

— И там были эти вещи? — взволнованно спросила Мирдза. Она боялась, «выдержит ли Ян характер», не расстроит ли начатого дела.

— Нет же, — опять махнул Ян рукой. — Это он от соседей натаскал. Меня отсылал в поле подальше, чтобы не видел, а сам разъезжал.

— Ага! — заликовала Мирдза.

— Ах, вот какой ты! — Ирма угрожающе сверкнула глазами в сторону Яна. — Этакий… — она не могла найти слов, чтобы сказать, какой он.

— Дело ясно, — заключила Эльза. — Составим акт. — Ирма, убедившись, что игра проиграна, схватилась за голову и убежала.

— Даже не постыдилась, — усмехнулся Салениек, отворачиваясь. — Корысть у нее все же сильнее чести.

Лишь через некоторое время, когда опись уже приближалась к концу, она появилась вместе с младшим трехлетним сыном.

— Пойдем же, Ояринь, посмотрим, — говорила она ребенку громко, чтобы все слышали. — Пойдем, посмотрим, как наше добро забирают.

У дверей сарая стояла деревянная игрушечная лошадка. Маленький Ояр протянул к ней ручонки и радостно пролепетал:

— Лошадка!

— Пусть уж, сынок, берут эти дяди и тети твою лошадку, — как бы уговаривала Ирма ребенка надломленным голосом. — Их детям ведь тоже нужны игрушки.

— Это ведь лошадка Дзидрини Пакалн, — тихо сказал Эрик, взглянув на игрушку. — Пусть уж остается здесь. А то матери только больно будет…

К вечеру Эрик и Салениек увезли последние машины. Другие вещи пока оставили в сарае, заставив Ирму расписаться, что она отвечает за сохранность, пока найдутся владельцы.

— Подумайте, целый день мы провозились с этой сумасшедшей женщиной, — жаловалась Мирдза. — Когда же организовывать ребят на уборку? Эльза! — внезапно воскликнула она. — Ты доберешься домой без меня? То есть без велосипеда? Я сегодня вечером могла бы исколесить полволости.

— Колеси, Мирдзинь, — улыбнулась Эльза. — Доберусь как-нибудь до Зенты.

Мирдза быстро вскочила на велосипед и направилась к большаку. Эрик пошел к себе. Некоторое время Эльза и Салениек шли молча.

— Я завидую Мирдзе, — нарушил Салениек молчание. — В ней столько энергии, столько пыла, молодости.

— А я уж начинаю сомневаться, — задумчиво ответила Эльза, — сможет ли она быть волостным комсоргом. Очень она горячая.

— Но у нее есть нечто такое, чего многим не хватает, — возразил Салениек. — Она активна по отношению ко всему. В особенности по отношению к несправедливости. В ней нет крестьянского равнодушия, так хорошо высказанного в поговорке: «не мой конь, не мой воз».

Эльза покачала головой, выражая сомнение.

— Ей еще много надо учиться. Пожалуй, разумнее было бы назначить Зенту, хотя бы временно.

Оставшись одна, Эльза медленно шла по большаку, размышляя обо всем, что сегодня произошло. Нечто тяжелое и неприятное давило ее, и она не могла от этого избавиться, как ни старалась доказать себе, что отнятие машин было справедливым и необходимым. Казалось, что к одежде пристали все те грязные слова, которыми бросалась Ирма. И еще присоединились сомнения, поступили ли они законно. Не вовлекла ли их Мирдза своей стремительностью в приключение, за которое можно получить выговор, ведь юридически это изъятие машин оформлено не было. Конечно, правда на стороне Мирдзы, машины нужны для уборки урожая. А Ирма ведь не пойдет жаловаться — она хорошо знает, что за нее никто не заступится. Шум вокруг этого дела уляжется, и это даже одобрят, но можно ли положиться на Мирдзу, не окажется ли она когда-нибудь слишком опрометчивой? Зента — эта три раза обдумает, прежде чем предпримет что-нибудь важное, а Мирдза, словно пламя — загорается и пылает. Салениек правильно сказал — ей свойственна активность, горение, но это она и так сможет использовать в комсомольской работе.