Глава 30

В этот момент Майкл наклонился и прикоснулся ладонью к полу, покрытому пылью, затем махнул мне рукой:

— Смотри. Здесь следы. И это не наши следы.

Я подошла ближе и удивленно уставилась на большой след от подошвы.

— Это еще не все, — он указал рукой вперед.

Я ахнула от удивления. Следы незнакомца прерывались у стены, а дальше…дальше были отпечатки звериных лап. Словно человек превратился в крупное животное.

Вспомнились слова любопытной Жизель: «Когда шаги прекратились, я услышала приглушенное рычание».

— Господи, Майкл, нам надо рассказать об этом Арабелле.

— Да, — он обвел комнату взглядом еще раз. — Здесь пахнет ими. Теперь я чувствую запах этих тварей.

Он произнес это с такой ненавистью, что я невольно содрогнулась. Майкл еще не был инквизитором, но он все чаще вел себя как один из них. Неужели всё из-за крови Ван Хельсинга?

— Думаешь, тот, кто приходил сюда, больше не вернется? — Я с ужасом подумала о том, что станет, если обладатель звериных следов найдет нас здесь.

— Думаю, нет. Наверняка он боится быть пойманным. И, похоже, здесь недавно побывали слуги Арабеллы. Я чувствую их запах тоже.

— Понятно, — это все, что мне удалось сказать. Странные способности Майкла немного пугали, и одновременно на душе сделалось грустно.

Молчание затянулось. Мне хотелось обнять Майкла, но я только смотрела в его лицо, залитое лунным светом. Он был красивым — самым красивым из тех людей, что мне довелось видеть. От его голоса по спине пробегали мурашки, наверное, такое случается с глупыми влюбленными девчонками.

Удивительным было, что я испытала почти то же самое, повстречав его в прошлой жизни. Люди не меняются, вот и я не изменилась. Безнадежная Нина Райн.

Словно прочитав мои мысли, Майкл меня обнял.

От каждого его прикосновения глубоко внутри поднималось невиданное доселе чувство. Лед в душе таял, а по телу разливалось тепло. Мне не хотелось отпускать Майкла: пусть он останется рядом со мной навсегда, зачем ему эти инквизиторы и вампиры?

Мы могли бы жить где-нибудь вдали от этого.

В этот миг я вздрогнула, словно очнувшись. Что за странные мысли? Неужели я хочу привязать его к себе, стать еще одной Арабеллой?

«Любовь способна разрушать, — подсказала память, — тогда, много лет назад все было именно так».

Майкл взглянул в старинное зеркало на стене, где отражались наши лица:

— Мы хорошо смотримся вместе?

— Вполне, — я улыбнулась и взяла его за руку, — а так еще лучше.

Возможно, спустя годы мы будем так же разглядывать друг друга в отражениях саромодных зеркал. От этой мысли на душе стало легко, я даже перестала чувствовать сумрачный холод подвала.

— Смотри, — Майкл отпустил мою руку и подошел к одной из пыльных коробок, — интересно, что здесь хранится?

— Не знаю, — я пожала плечами, — может, вещи предыдущих хозяев замка.

Майкл смахнул пыль, открыл крышку верхней коробки и вынул деревянную шкатулку. Он достал оттуда жемчужные бусы и изящный серебряный гребень.

При виде этих вещей у меня заныло сердце. Бусы блеснули в лунном свете, и я инстинктивно протянула к ним руку.

Они принадлежали мне. Когда-то давно, так давно, что в памяти остались только смутные образы.

Я подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение.

Декорации изменились.

Вот я стою в длинном шелковом платье, оно струится по полу, распространяя запах дорогих духов. Прекрасное творение рук известного кутюрье, платье, подаренное мне на хеллоуиннскую ночь…Марта расчесывает мои волосы серебряным гребнем:

— Вы должны прекрасно выглядеть, юная леди. Так велел хозяин.

На моих губах застыла горькая усмешка. В этом платье я чувствую себя бабочкой, застрявшей в вязкой паутине светских приемов и придворных интриг.

Опять будет бал. Гости вдоволь навеселятся, а ночью всем подадут десерты.

От этих мыслей становится грустно, и тут в комнату заходит он. Такой же, как в нашу первую встречу в тихую ясную ночь. Безупречный. Величественный. Он улыбается и смотрит на меня, прищурив глаза:

— Это тебе, любовь моя. Ты должна блистать в ночь кануна.

В руках его появляется нитка жемчужных бус, они выглядят прекрасно, тем более, жемчуг сейчас в моде. Наверняка знатные дамы будут кидать на меня завистливые взгляды.

— Очень редкие жемчужины, — он застегивает украшение на моей шее, целует меня в щеку, долго, слишком долго, и я шепчу:

— Марта смотрит, Николас.

На моей коже остается отпечаток его губ, и я чувствую запах Николаса, привычный запах ветра и льда.

Марта отворачивается. Что ж, она всегда была деликатной.

Николас берет мой локон в свою ладонь и смотрит в зеркало, где стоят вместе наши отражения:

— Мы правда хорошо смотримся вместе?

Я тихо говорю:

— Наверное. Кто знает.

За окном шумит осенний ветер. Я ему даже завидую. Ветер свободен, в отличие от меня. Ветер кружит по небу и срывает с деревьев листья, в то время как одна несчастная девушка будет коротать время на очередном приеме среди сильных этого мира. Мне немного неловко перед Николасом: он говорит, что любит меня больше всего на свете, больше своей бесконечно долгой жизни.

А я…я запуталась, как бабочка в паутине.

Воспоминание рассеялось, я поняла, что молча стою перед зеркалом с ниткой жемчуга в руках. Рядом со мной застыл Майкл с какой-то картиной.

— Майкл? — Я подошла к нему, но он не ответил, он на что-то внимательно смотрел.

— Что ты там нашел? — Я заглянула через его плечо и удивленно выдохнула.

Майкл держал картину, на ней был изображен… Николас? Нет, точно не он, Граф Арделиан, который обнимал меня за талию и задумчиво смотрел куда-то вдаль своими удивительными серыми глазами.

— Интересно, — Майкл усмехнулся. — Здесь даже есть подпись: «Граф Арделиан с женой».

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Ты же знаешь, там на картине — другая Нина. В этой жизни я не собираюсь становиться его женой.

Майкл нахмурился:

— Надеюсь, это правда. Тогда почему мы помним прошлую жизнь?

— Не знаю, Майкл. Давай подумаем об этом потом. Сейчас нам надо немного поспать, завтра — бал, и хватит смотреть на эту дурацкую картину! — Я выхватила холст из его рук и кинула обратно в коробку, — пусть прошлое останется в прошлом.

А потом медленно вложила свою ладонь в его руку. Он крепко сжал мои пальцы, словно боялся, что я растаю в темноте подвала. В этот миг, несмотря на холод и свист весеннего ветра за окном, нас окутало тепло. Хрупкое и невесомое, казалось, любое неверное слово могло его разрушить. Поэтому к черту слова!

Я посмотрела в льдисто-синие глаза Майкла, увидела в них свое отражение и медленно коснулась губами его губ.

Мы на мгновение замерли, словно пытаясь продлить это ощущение. Сладкое и горькое, прекрасное настолько, что мои мысли затуманились. Хотелось, чтобы все это длилось вечно.

Пусть завтра никогда не наступит. Никакого бала, преступника, кровожадных вампиров, только мы вдвоем.

Я провела пальцем по его щеке, отстранилась и вопросительно на него взглянула.

Доверяет или нет? В синих глазах не было ответа, лишь что-то темное.

Он вздохнул и задумчиво произнес:

— Ты права, не стоит ворошить прошлое.

Из подвала мы шли, взявшись за руки, погруженные в свои мысли.

Мы разные и по-разному понимаем любовь. Это было очевидно. Но просто быть вместе — разве это преступление?

Пусть я не стану инквизитором и не отомщу за отца. Пусть этот мир бьется в агонии. Сейчас я была готова на все ради того, чтобы быть с Майклом.

Раньше мне, провинциальной девчонке, и представить было сложно, что в одном человеке может уживаться столько разных чувств, а любовь может быть испытанием.

В нашей подсобке царила тишина, только Стив тихо сопел на разложенном диване.

Сейчас я была даже рада тому, что приятель решил с нами переночевать.

Окажись мы с Майклом вдвоем, неизвестно, чем бы это кончилось.

Мы легли рядом, в тесноте пришлось прижаться друг к другу, я даже слышала биение его сердца. Между сном и явью пронеслась мысль, наполненная безнадежной грустью:

«Эрни, где тебя держат? Мама…»

Этой ночью Арабелла Ридели выглядела прекрасно. Впрочем, как и всегда. Она стояла в одном белье, пытаясь выбрать, какое платье надеть на бал: малиновое с короткой юбкой или длинное белое с открытыми плечами

Она в нерешительности потрогала тонкую, почти бордовую ткань и с улыбкой произнесла:

— Белое. В такую ночь я ношу только белое.

Выбор одежды всегда повышал ей настроение. Среди платьев и туфель Арабелла вновь чувствовала себя хозяйкой, маленькой некоронованной королевой.

Напевая знакомую мелодию, Арабелла надела красивое и довольно смелое домашнее платье из тонкого шелка. Оно было желтым — говорят, желтый — цвет разлуки, но ей было наплевать на слухи. Арабелла всегда добивалась того, что ей было нужно.

В дверь тихонько постучали:

— Войдите.

— Она и так знала, кто там, но решила сделать вид, что удивлена.

— Оо, Питер, как мило, что ты принес розы.

Она взяла из его рук букет и бросила его на стол, а потом резко повернулась:

— Это все, что ты хотел?

Парень смущенно отвел глаза и нехотя прошептал:

— Да, госпожа, не буду тревожить.

— Тогда иди вон! И не думай, что из-за одной ночи я к тебе буду относиться лучше, чем к остальным.

Дверь захлопнулась, и Арабелла облегченно выдохнула. Не стоило грубить этому парню, его преданность была на руку высшей, но эмоции взяли верх над разумом.

— Это все бал, — прошептала Арабелла, — бал и проклятый нортенвильский убийца.

Она задумчиво взглянула на свое отражение в зеркале: красивая, гордая, слегка надменная. Этот паршивец Майкл, как он мог так беспардонно ее бросить! Ну ничего, королевы такого не забывают.

— Майкл, судьба еще отомстит тебе за меня. — Она фыркнула, отгоняя грустные мысли и, раскинув руки в стороны, закрыла глаза.

Платье на ней зашевелилось. Оно словно ожило. Арабелла нахмурилась, стараясь не упустить ничего, и досчитала до пяти.

Тем временем с подола её атласной юбки спускались тонкие волнистые нити. С каждой секундой они становились толще, обвивая фигуру Арабеллы наподобие стеблей диких растений.

— Найдите, — прошептала высшая. — Найдите его!

И нити ожили, услышав приказ. С едва слышным шелестом они спустились к ногам хозяйки, тонкими змеями расползлись по полу, кроваво-красные непокорные создания магии и полуночного мрака.

Даже ветер за окном на миг стих.

Это была самая настоящая черная магия, гордость Арабеллы.

Она взглянула вниз и, слегка поморщившись, прошептала:

— Станьте невидимыми.

И нити послушно исчезли. Они продолжали ползти вперед, но только хозяйка видела их настоящий цвет. Ее любимый — красный. Цвет крови и любви.

Она чувствовала, как зачарованная ткань впилась в кожу, как красные нити пьют ее кровь, — такова суть магии. Ткань с жадностью требует жертв, как и все в этом мире.

Нити с шипением выползли за окно, проникли за дверной проем, вот они уже ползут по коридорам Нортенвиля, заглядывают в комнаты, словно ночные убийцы, пришедшие за душами своих жертв.

Арабелла увидела многое.

В столовой готовили огромный торт — главное чудо завтрашнего бала. Повар кричал на кухарок, на миг он взглянул вверх и ему показалось, что потолок окутан кроваво-красными нитями. Повар моргнул, и наваждение исчезло, а затем почему-то перекрестился, словно рядом с ним творилась настоящая чертовщина.

В классах было пусто. Нортенвиль спал. В кабинете Шарлоты Уинстон царила полная тишина.

Увидев нити, макет глаза на ее столе радостно моргнул, он просто обожал черную магию.

— Привет, Зигфрид, — прошептала Арабелла, и ее красные слуги поползли дальше. В женской гостиной сидели две ученицы. Они перешептывались, видимо, обсуждая завтрашний вечер:

— Мне страшно, Бек, — прошептала бледная, как моль, школьница. — Не знаю, почему, но мне страшно. Эти слухи об одноклассниках, которые…

— Которые пьют кровь? — Усмехнулась в ответ ее собеседница с черными косичками. — Ты, как всегда, волнуешься из-за ерунды. В Нортенвиле постоянно ходят странные слухи.

Наверняка кто-то просто пошутил.

— Но Бек, я сама лично видела…

— Это бред, — девчонка с косичками поднялась со стула и направилась в спальню. Завтра бал, мы повеселимся, и ты перестанешь придумывать всякие ужасы. Приятных снов, Жизель.

Она ушла, оставив бледную подругу в одиночестве.

— Бал. Вот поэтому мне и страшно, — Жизель задумчиво взглянула в окно. — Почему этот бал решили провести так рано?

Затем она вздрогнула, словно услышав, как ползут нити и оглянулась.

«Ты не зря боишься», — усмехнулась про себя Арабелла.

В других комнатах Нортенвиля было также тихо и спокойно. Кто-то из слуг Арабеллы смотрел в ночную темноту голодными глазами. По ночам слуг мучила жажда, которую они с трудом контролировали.

Нити заползли в подвал. Арабелла поморщилась, увидев звериные следы. Она уже знала, что здесь раньше скрывался кто-то из вампиров. Тот самый убийца? Слуги еще вечером прочесали каждый дюйм этого темного помещения.

Сейчас здесь было пусто. Как жаль.

Нити ползли дальше к темной железной двери, на которой стояла печать охотника. Они проползли мимо по сырому холодному полу. В темнице замка царила тишина.

Рыжеволосый мальчишка спал, его веки нервно дрожали от каждого шороха. Узник ждал суда, узник боялся. Боялся и ненавидел. Что ж, так ему и надо.

Арабелла сделала легкое движение рукой, и нити подняли вверх ботинок смертного, а затем кинули прямо в рыжеволосую голову. Узник проснулся и начал тереть ушибленный нос.

— Это тебе за Николаса, — прошептала Арабелла, а затем покачнулась. Она почувствовала, как силы ее покидают. Жадные нити выпили слишком много крови.

— Назад, убирайтесь, — тихо сказала она, и ее темные слуги послушно исполнили приказ. Вот они ползут к ней, обвиваются вокруг талии и снова становятся обыкновенными нитями великолепного платья хозяйки.

В этот момент окно распахнулось, впуская в комнату ночную прохладу и человека, который придирчиво отряхивал с безупречного серого плаща несуществующие пылинки.

— Николас, — выдохнула Арабелла, — ты…пришел навестить меня?

Ее сердце забилось невпопад, она всегда испытывала странную слабость при виде того, кто подарил ей новую жизнь, забрал из приюта и сделал настоящей королевой.

— Добрый вечер, Белла, — он снисходительно улыбнулся, — вижу, ты не скучаешь. Должен сказать, твои нити впечатляют.

— Да ладно, Николас, мне еще очень далеко до твоей магии, — она скромно опустила взгляд.

Он молчал, пристально разглядывая ее фигуру. Так и стоял у раскрытого окна, не шелохнувшись, с серым зонтом в руке.

— Почему ты на меня так смотришь? — Арабелле не нравился этот взгляд. Он был теплым и грустным, словно Николас ее жалел, а королевы не принимают жалость!

— Завтра бал, — Арабелла повернулась к зеркалу, скрывая дрожь в руках. Рядом с ним она чувствовала себя прежней беззащитной девчонкой из приюта.

— Завтра я поймаю этого мерзавца, — как бы между делом сказала высшая.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Николас. — Ты, как всегда, великолепна, Белла. Даже слишком. Мне будет жаль, — он перевел взгляд в окно, не договорив.

— Жаль? Чего именно? Если я не найду преступника? Если семьей Ридели заинтересуются инквизиторы? Проклятье! — Она сжала губы.

С Николасом всегда так: вопросов больше, чем ответов, а переспрашивать бессмысленно.

Он говорит только то, что хочет.

— Я рад, что ты преуспела, — отчим сел в кресло, — и преисполнен гордости за тебя.

Ты всегда была достойной.

Белла нахмурилась: не нравилась ей это. Слишком много добрых слов за один вечер.

Приторно-добрых, с горьким привкусом расставания.

Загрузка...