Вечный рассвет. Академия

Глава 8

Мне стало жаль Майкла. Да-да, знаю, что жалость приводит людей в ад, и все же…

Я подошла к нему и начала тихо говорить:

— Любовь — недуг. Моя душа больна

Томительной, неутолимой жаждой.

Того же яда требует она,

Который отравил ее однажды.

— Что? — Он резко повернулся и взглянул на меня.

Я взяла его за руку:

— Запоминай.

И прочитала стих еще раз.

Майкл смотрел с непониманием и надеждой. Удивительно, сейчас передо мной был совсем другой Майкл, не высокомерный и бездушный, а, скорее, растерянный и бесконечно грустный.

— А теперь представь, что ты говоришь это Арабелле в день ее рождения.

После этих слов он нахмурился, затем указал рукой на небольшой участок балкона, освещенный луной.

— Встань сюда, чтобы я мог тебя видеть.

Пришлось сделать то, что он говорит. Если честно, после безалкогольного глинтвейна у меня до сих пор кружилась голова. Наверное, сейчас мы похожи на двух идиотов.

Я улыбнулась.

— Не смейся, — проворчал он, — просто внимательно слушай. Сейчас представлю, что передо мной Белла.

Майкл взял меня за руку, закрыл глаза, затем открыл их снова и начал декламировать:

— Любовь — недуг. Моя душа больна…

В этот момент произошло нечто странное. Балкон Нортенвиля исчез. Мы стояли в саду под тенями деревьев. На мне было длинное громоздкое платье, на Майкле — странная средневековая одежда. А может, это был и не Майкл вовсе.

Мы молча улыбались друг другу, не в силах сказать то, что должны. На моих глазах выступили слезы. Слезы означают расставание. Опять. А мне так не хотелось его отпускать. Наверное, сейчас в моем взгляде читалась мольба. Королевы так не смотрят.

Надо что-то сказать, но я не смогла. Слова застыли на губах.

Он все понял и повторил:

— Любовь — недуг. Моя душа больна

Томительной, неутолимой жаждой.

Того же яда требует она,

Который отравил ее однажды.

Сказав это, он растерянно улыбнулся. В этот момент, я прикоснулась губами к его губам. Это казалось таким правильным и привычным.

Мы стояли, застыв между двумя реальностями, не понимая, где мы и кто мы сейчас. Но это было уже не важно. Все сейчас не важно. Главное — остановить это мгновение, продлить его хоть на чуть-чуть.

На пару секунд мы застыли, прикоснувшись друг к другу губами. А затем он ответил на мой поцелуй. Его губы пахли снегом и казались мягкими. Наверное, именно такие губы должны быть у ангела с картины. Казалось, что наше дыхание смешалось вместе с прошлым и настоящим, остались только осторожные движение, наши изумленные взгляды, его серые глаза и отдаленные звуки музыки…

До этого момента я даже представить не могла, что поцелуй — это так волшебно.

Где-то вдали под оживленный смех людей из колонок доносилось:

'Прощай навсегда и помни

Наш потерянный рай'.

В этот момент послышался скрип двери, и кто-то закричал тонким девчачьим голосом:

— Какого черта вы делаете?

Послышался звон разбитого стекла, и наваждение исчезло.

Мы отпрянули друг от друга.

Я оглянулась и увидела девчонку с тугим хвостиком волос мышиного цвета. Кажется, она была из свиты Арабеллы.

— Как ты мог, Майкл! Я все расскажу Белле, а ты! — Она показала пальцем на меня. — Это ведь ты его поцеловала, да? Тебе конец!

Затем она развернулась на каблуках и почти бегом вышла с балкона

— Постой, Мэри! — Майкл ринулся за ней следом, абсолютно забыв про свою куртку, а я так и осталась стоять, обняв себя руками.

Вспомнились слова Эрни, сказанные им после того, как мы разбили мамину любимую вазу:

— Некоторые вещи приводят к катастрофе, малявка Нина.

Похоже, я только что сама себе вырыла могилу. Эта Арабелла — дочь хозяина Нортенвиля, и не стоит рассчитывать на ее прощение.

— Черт! — Я ударила кулаком по мраморным перилам. Что это только что было?

Как мы оказались в саду в странной средневековой одежде? Неужели у меня галлюцинации? Или это все чертов глинтвейн?

В этот момент дверь в очередной раз открылась, и на балконе оказался Стив. Он протянул руку и стукнул меня по плечу два раза. Видимо, таким образом приятель выражал свое сочувствие

— Они уже ушли. В гостиной пусто.

Я кивнула. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как на балконе появилась эта девчонка? Или время здесь тоже течет по-другому?

— Как Арабелла? — Я подняла глаза на Стива.

Он тяжело вздохнул:

— В бешенстве. Видишь ли, Майкл Корнер — ее собственность с первого года старшей школы. Самая красивая пара и все такое, а тут…

Он смущенно отвел глаза.

В сердце закипала злость, я даже не могла сказать, на кого злюсь больше: на Стива с его проклятым глинтвейном, на Нортенвиль с его странностями или на Майкла, из-за которого так глупо и ужасно влипла.

Я сняла с себя куртку и кинула ее Стиву:

— Верни хозяину. Знаешь, если б не твой глинтвейн… — Мне хотелось наговорить ему грубостей, послать к черту, и все же, взглянув на добродушное лицо Стива, я сдержала гнев.

— Спокойной ночи. — Я вышла с балкона и поплелась в спальню, рассматривая по пути осколки разбитых бокалов, лежащие на полу пустые пачки из-под чипсов и помятую обивку красного дивана рядом с камином, на который с торжествующим видом взгромоздился мистер Берри.

Увидев меня, кот подмигнул и сказал свое коронное: «Мяу-у-у-у-у».

— Иди к дьяволу, Берри! — Я зашла в спальню и захлопнула дверь.

Эвелин уже спала или притворялась спящей. Когда я надевала пижаму, услышала странный шорох со стороны ее кровати.

Затем все успокоилось, и комнату накрыла абсолютная тишина ночи

Я с тяжелым вздохом плюхнулась на кровать. Не стоило мне выходить из комнаты на проклятую вечеринку. Глаза слипались от усталости. Где-то между сном и явью я

снова увидела Майкла в средневековом костюме.

Интересно, что это все-таки было? Может я действительно схожу с ума?

Узнать ответ можно только одним способом: переступить через гордость и поговорить завтра с Майклом.

Если, конечно, он не пошлет меня к черту сразу.

Засыпая, я услышала уже ставшее знакомым ворчание:

— Будь проклята чертова ведьма, лучше сгинуть в этой тюрьме. Мрак!

А потом пришло время снов.

Я пасла овец на покрытой зеленой травой поляне. На мне было длинное платье, с заплаткой на рукаве.

— Одна, две, три. — Я старалась пересчитать их всех, потому что скоро домой и матушка разозлится, если хоть одна овечка пропадёт. К тому же по окрестностям деревни ходят волки, они только и ждут, когда кто-нибудь отобьется от стада.

Овечки блеяли, а на душе расцветала весна. Я любила эту поляну и нашу нищую деревню. Главное — чтобы не случилось набега разбойников, и кровавые братья не пришли к нам за добычей.

— Не бывать этому! — От дурных мыслей я поежилась и погладила одну из овечек по голове. Какая мягкая шерсть! Мягкая и теплая. Овечку звали Джульетта, и она была моей любимицей.

Вскоре показались неказистые домики нашей деревни.

— Нина! — На крыльцо вышла мать, в руках она держала корзину с выстиранной утром одеждой. — Ты все в облаках витаешь. А ну быстро домой! Тебе еще полоть грядки!

— Да, матушка, — проворчала я. Радостное настроение моментально улетучилось. Опять чертов огород! От тяжелой работы к вечеру разболится спина, а на поле солнце будет нещадно печь голову. То ли дело — пасти овец и смотреть на пушистые облака!

Вот бы пришел кто-нибудь и забрал меня отсюда. Тогда я наконец-то освобожусь. Никакой стирки в студеной воде, грязного пруда, никаких плантаций, засаженных овощами, — только свобода и утренняя прохлада…

— Нина-а-а-а-а! — снова раздался голос матушки. Я вздохнула и поплелась домой.

— Нина! Нина! Просыпайся! — На меня смотрела веснушчатая Эвелин.

— Господи, сегодня же воскресенье. — Я зарылась в одеяло с головой. Нет, нет, нет! Не хочу возвращаться в эту ужасную реальность. Уж лучше пасти овец.

— Вставай! — Соседка схватила мое одеяло и скинула его на пол. — Администрация школы решила наказать нас за вчерашнюю вечеринку. Сейчас будет урок литературы у всех классов.

— Черт! — Я села на кровать. Голова болела. — Не напоминай о проклятой вечеринке.

Эвелин, уже успевшая надеть школьную форму, продолжала нависать надо мной.

— И как оно? Целоваться с Майклом Корнером? Расскажешь?

В ее глазах появился неподдельный интерес. Два белых хвостика соседки почти касались моей пижамы, от этого было немного щекотно

— Ужасно. Послушай, этот ваш глинтвейн…

— О, так ты думаешь, все дело в нем?

Я кивнула.

— Именно, а в чем же еще.

Затем поднялась с кровати и начала одеваться, стараясь ничем не показать свое волнение.

Эрни всегда говорил: «Никто не должен знать о твоей слабости».

И он не ошибся. Эта практика подтверждена годами обучения в рингвудской школе. Стоит только тебе разреветься, показать испуг или растерянность, и одноклассники увидят того, над кем можно поиздеваться, придумать дурацкую кличку, кинуть скомканным тетрадным листом и написать неприличные слова на парте.

Таковы законы этого мира. Выживает сильнейший.

С этими мыслями я застегнула блузку и положила в сумку тетрадь, вспомнив о том, что до сих пор не взяла в библиотеке учебники на год.

Эвелин фыркнула и, увидев, что я не настроена делиться секретами, вышла из комнаты.

От этого мне стало немного легче.

Внезапно снова послышался ворчливый голос:

— Аим Лерай скучает. Здесь все одно и то же. Клятая тюрьма! Может, придумать поэму? Или спеть песню?

Голос доносился из моего шкафа. Я быстро открыла верхний ящик. Там под тетрадями блеснул камень кольца, найденного мной после приезда в Нортенвиль, в тот роковой вечер, когда Майкл оставил след своего ботинка на моем дневнике.

— Кольцо!

Если честно, положив в ящик, я абсолютно про него забыла, а ведь эта безделушка наверняка стоит кучу денег! И у нее есть владелец — кто-то из богатых учеников Нортенвиля! Кольцо надо отдать в администрацию, иначе дело плохо. Я снова села на кровать и тяжело вздохнула.

— Если бы мне попался хоть кто-то подходящий, тогда я бы смог стать непобедимым Аим-Лераем, как в старые добрые времена!

Голос явно доносился со стороны светло-синего камня.

Но ведь кольца не разговаривают. Этого не может быть! Я ущипнула себя за щеку.

Возможно, у меня поехала крыша. Галлюцинации, говорящие предметы…

Я дрожащими руками взяла кольцо и поднесла его поближе к свету из окна.

— Хм… Смертная девчонка смотрит на меня. Наверняка ее припасли для немертвых ведьм.

Есть ли смысл в беседе?

Голос был низким и немного хриплым. От неожиданности я выронила кольцо, и оно покатилось по скользкому полу.

— Ай-ай-ай! Зачем трясти Аим-Лерая! Никаких манер! Мне же больно! Клятая смертная!

Я подняла кольцо и спросила, игнорируя доводы разума:

— Ты кто?

— Наглая девчонка! Нет смысла отвечать, Аим Лерай будет молчать.

После этого кольцо смолкло. Сколько бы я не задавала вопросов, камень по имени Аим-Лерай игнорировал мое присутствие.

Я вздохнула и положила кольцо в ящик стола, затем закрыла его на ключ.

Меня продолжали терзать сомнения: галлюцинации, странные сны, кот, который сказал в электричке «привет», а теперь еще говорящий перстень!

Между тем стрелка наручных часов неумолимо перескочила цифру 8. Похоже, я опоздала на урок.

Пришлось в спешке покинуть спальню.

В гостиной было идеально чисто, уборщики Нортенвиля уже успели ликвидировать все последствия вчерашней вечеринки.

Я взглянула на висевшую на стене карту и вышла в коридор. До класса пришлось идти очень быстро.

Увидев закрытую дверь кабинета литературы, я сначала вежливо постучала, но не услышав ответа, дернула за ручку и молча вошла внутрь.

На меня синхронно уставились все одноклассники.

Только скрипучий голос учителя эхом отражался от стен:

— Шекспир был великим классиком английской литературы…

Затем, проследив за взглядами учеников, он повернулся ко мне. Это был дряхлый старик, одетый в черный костюм, на вороте рубашки красовалась красная бабочка.

Жидкие седые волосы аккуратно зачесаны назад, не хватало лишь напудренного средневекового парика.

От учителя доносился слабый запах нафталина.

— О-о-о новенькая. — Он натянул очки в роговой оправе, чтобы меня разглядеть — Вы опоздали, новенькая. Что ж, садитесь. На первый раз я вас прощаю.

По классу разнесся громкий шепот.

— Тихо! — Учитель постучал костлявыми пальцами по столу. — Все помнят, что сегодня урок — наказание? — Он взял в руки потрепанную книжку, древнюю, как он сам. — «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда!» Так говорится библии.

Кто-то из одноклассников закатил глаза. Я быстро прошла к свободному месту, которое оказалось рядом со Стивом, и в этот момент почувствовала на себе чей-то колючий взгляд.

Вздрогнула и посмотрела в центр класса.

Там вместе с Арабеллой сидел Майкл, волосы взлохмачены, глаза прищурены, — увидев меня, он отвернулся. Арабелла тоже на меня посмотрела, и от взгляда ее внимательных серых глаз в душе возникло нехорошее предчувствие.

Она выглядела потрясающе, как и всегда. Длинные прямые волосы струились по плечам, на шее висела подвеска с синим камнем, а в ушах блестели серьги, явно недешевые.

Эти громоздкие украшения выглядели бы глупо на ком-то другом. Арабелле же они придавали царственный вид.

Смерив меня презрительным взглядом, подруга Майкла отвернулась.

— Ну ты и влипла, — зашептал на ухо Стив. — Выскочка Арабелла никого не прощает!

— Спасибо, сразу стало легче, — прошипела я в ответ.

— Разговоры! — Учитель застучал по столу, а в его руках вновь мелькнула библия.

— Да-да. Мистер Нафталиновый Бертман не любит постороннего шума, — проворчал Стив.

Я еще раз взглянула на учителя. Наверное, такую кличку он получил из-за назойливого запаха нафталина, пропитавшего потертый костюм. Интересно, сколько лет он здесь работает?

Затем мой взгляд снова перешел на Майкла, который с грустным видом слушал учителя.

Я фыркнула, вырвала лист из тетради и начала писать:

«Что ты знаешь о Майкле Корнере?»

Затем подвинула записку Стиву и отвернулась к стене. Мне просто необходимо узнать причину того, что с нами вчера случилось. Почему это видение или галлюцинация возникла, когда меня за руку схватил Майкл? Почему именно он, черт возьми?

Стив легонько толкнул меня в локоть и протянул лист, где неряшливым почерком было написано:

'Нуу… Говорят, раньше он был простым смертным, как мы с тобой, потом его отец устроился на работу к папаше Арабеллы, и Корнеры стали неприлично богаты.

Наверное, ты сейчас понимаешь, почему Майкл сдувает с Арабеллы пылинки? Постарайся о нем забыть. И не вздумай влюбляться'.

В ответ я нацарапала на смятом листе:

«Пусть идет к черту! И не подумаю!»

Внезапно где-то внутри возникло противное давящее чувство. Зависть. Майкл жил вполне счастливой жизнью и не ведал горя, у него наверняка шикарный дом с дорогущей мебелью, счастливая семья и прекрасное будущее с Арабеллой.

Кто-то имеет всё, а кто-то, как я, еле сводит концы с концами. Если бы не письмо из Нортенвиля, меня бы ждал самый скромный колледж на окраине Нью-Йорка и работа офисного клерка в захудалой конторе.

А еще у Майкла полная семья.

Я надавила ручкой на бумагу тихо прошептала;

— Ненавижу тебя.

— Нина, Нина!

Я вздрогнула, услышав голос Стива.

Он провел рукой перед моими глазами:

— Урок уже закончился.

Внезапно я поняла, что, кроме нас со Стивом, в классе почти никого нет. Старый учитель уже ушел. И как я умудрилось этого не заметить?

— Слушай, помнишь, ты обещала, — приятель с любопытством на меня взглянул, — научить меня общаться с девчонками и стать крутым парнем, даже круче Майкла Корнера.

— А… да. — Я нахмурилась. — Давай попробуем. Только не сейчас, мне надо сначала зайти в библиотеку.

Улыбка сползла с пухлого лица Стива. Мне стало немного его жаль.

— Давай встретимся у библиотеки через час, хорошо?

— Обещаешь? — недоверчиво спросил Стив.

— Конечно, начнем прямо сегодня. Через пару месяцев ты станешь неотразимым.

На лице приятеля расцвела мечтательная улыбка.