― Сколько можно! — шепчет юный девичий голос. Сердито и раздраженно. Шуршит чем-то.
В голове шумит, болит горло, словно его режут острыми ножами, а тихий шепот над ухом кажется громким, как церковный звон.
— Помолчи, Мэри! ― немного громче и тверже шикает другой. Более взрослый. Более серьезный. От него мурашки и дикое сердцебиение. ― Если услышит леди Роуз, у тебя будут проблемы.
— Ой, брось, Сара. Она сама обрадуется. Эта только семью позорит. При таких-то сестрах. Прекрасных, как летнее утро, добрых и приветливых. А она вечно мрачная, нахмуренная, молчаливая. И страшная как жаба.
На этих словах не выдерживаю и медленно открываю глаза. Очень интересно посмотреть на бесстыдных сплетниц. Сомневаюсь, что их слова касаются меня. Друзья и знакомые наоборот всегда хвалят за легкий и смешливый характер, оптимизм и энергичность. И, кстати, что за леди Роуз?
Веки не слушаются, тяжелые, как свинцом налитые.
Рядом испуганно икают. Что-то пронзительно звякает, хлопает дверная створка.
Я, наконец, фокусирую взгляд на сплетницах. Вернее уже сплетнице. Высокой, худой и чопорной. В черном чепчике и переднике, в сером невзрачном платье. Вероятно, это та, что одергивала болтушку.
— Леди Вивьен, — склоняется она, поправляет подушку под головой. И я понимаю, что не ошиблась. Голос действительно принадлежит той, осторожной.
― Пить! — тихо прошу. Губы режет от боли. Облизываю их сухим языком и чувствую, как они потрескались.
Сейчас мне все равно, что я ни разу не Вивьен, этих людей вижу впервые и совершенно не понимаю, где оказалась. Главное — утолить безумную жажду.
К губам прижимается холодный фарфор изящной чашки. Делаю несколько жадных глотков, морщусь от боли. Глотать тяжело, просто невыносимо.
— Как вы себя чувствуете, леди Вивьен?
Обтираю рукавом рот. Удивленно смотрю на кружево старомодной рубашки. Где моя любимая пижама? Мягкая и теплая, напоминающая о доме, с веселым поросенком Пухлей на груди. Удивленно осматриваюсь.
Комната совсем не похожа на больничную палату, в которой я провела последние полгода.
Женщина зыркает озабоченно, ждет ответа.
― Х-х-хорошо… ― тяну удивленно.
Правда, больше хочется спросить, кто она такая и где я к черту оказалась. Но будто что-то сдерживает, заставляет прикусить язык.
— Все же советую лечь в постель, леди, — сжимает губы женщина, недовольно хмурится. ― Лихорадка может вернуться. Следует поберечь свои силы.
Я безропотно опускаю голову на подушку. Мысли крутятся как в бешеном колесе. Что произошло? Может, это сон такой. Навеянный лекарством, которое ввела медсестра. Новый препарат должен был облегчить боль и снять тошнотворные спазмы в мышцах и костях.
— Позвать леди Роуз?
Качаю головой. Не зная, кто это, предпочитаю все же пока ее не видеть. Даже в бреду стоит избегать лиц, желающих от тебя избавиться.
Но дверь внезапно распахивается сама, громко стукнув о стену. Я ошарашено хлопаю глазами, Чопорная Шпала вздрагивает. А в комнату тяжелым шагом входит высокая, элегантная женщина. Ее белокурые волосы собраны в высокую прическу, из которой торчит ядовито-зеленое перо, шею обвивает нить жемчужин. А платье сидит как влитое. И мне кажется, что ее талию можно обхватить двумя пальцами.
— Как ты могла, Вивьен! — прямо порога набрасывается она. — Как ты могла нас так подвести! Заболеть в самый разгар сезона и чуть ли не умереть от воспаления! Теперь все думают, что твои сестры слабые и хилые, их никто не возьмет замуж! Неужели так сложно было немного потерпеть? Ради них!
Застываю от неожиданности, только и могу, что открывать и закрывать рот в немом ошеломлении. Из горла не выходит выжать и звука. Это мне только что прилетел упрек, за то, что несвоевременно заболела?
― Не думала, что ты настолько эгоистична, в своем стремлении привлечь внимание. Зависть затмила остатки твоего разума!
― Я… я… ― пытаюсь хоть что-то сказать в свое оправдание.
Но это еще больше гневит напыщенную мадам.
— Впрочем, если хочешь знать, то лорд Спайк дважды спрашивал о твоем здоровье. Похоже, помолвка все же состоится. Ты ведь до завтра встанешь на ноги? Другого ответа я не приму!
Я киваю, все еще удивленно моргая. Ну, очень правдоподобный бред.
Когда за леди Роуз закрывается дверь, чувствую невероятное облегчение. Будто что-то давило на грудь, а теперь перестало. Невообразимо высокомерная и жестокая особа. И как только в мою голову мог закрасться подобный образ. В жизни ведь не сталкивалась с подобными индивидуумами.
― Отдыхайте леди Вивьен, ― желает Чопорная Шпала и тоже выходит.
Тихонько вздыхаю. Чувствую себя действительно измученной, будто долгое время сгорала в лихорадке, а сейчас, наконец, температура снизилась. Может, на самом деле поднялась во сне?
Послушно закрываю глаза и возношу горячую молитву Вселенной. Вдруг, именно таким образом удастся высвободиться из этого причудливого кошмара. Щипать себя за руку нет никакого смысла, боль я чувствую даже, когда сплю. Саркоме плевать на то, в каком состоянии мое тело.
Однако сон не приходит. Зато перед глазами разворачиваются смутные картинки, словно приглушенные, полузабытые воспоминания. Но такие яркие, лихорадочные. Больничная палата, мучительная боль и голос. Странный, глухой, будто через трубу зовут.
― Сделка состоялась! ― извещает он. ― У тебя новая жизнь и новое тело…но…
Я порывисто открываю глаза. Что «но» услышать не удается. Уже наплевав на источенные саркомой кости и воспаленные мышцы, щипаю себя беспощадно за предплечья, икры, бедра… Болит… Впрочем, не сильно. Не сравнить с тем, как пожирает саркома.
В горле пересыхает, сердце колотится. Это не может быть правдой. Это бред, бред. Но почему-то в глубине души понимаю — все так и есть. Я уже не Вишня, земная девочка, больная саркомой Юинга, я Вивьен. Но кто такая эта Вивьен, и какие условия были для того, чтобы я оказалась в ее теле, остается загадкой.
К сожалению, мои мозги не варят от слова «совсем», противятся любой умственной деятельности. Я ясно помню свою земную жизнь. Мне восемнадцать, я студентка второго курса психологического факультета, которая обожает туристические походы, путешествия, имеет замечательную семью и множество друзей. Вернее имела, до тех пор, пока болезнь не загнала меня в больничные палаты на долгих шесть месяцев. Я боролась как стойкий оловянный солдатик — так называл меня папа — но саркома оказалась сильнее. И сердце разрывалось, когда видела грустные глаза родителей, сестричек и брата.
А вот о Вивьен я не знаю ничего. И сомневаюсь, что мне кто-то поможет вспомнить, судя по разговорам двух сплетниц. Но как тогда сыграть роль той, в чьем теле я живу, и где она сама?
Внезапно обдает колючим холодом, словно ледяные иглы пронзают каждую клеточку. Я ношу чужое тело. А какое оно? Какая я?
Это настолько смущает, что, несмотря на слабость, откидываю пуховое одеяло и осторожно, держась за стену, продвигаюсь к зеркалу на туалетном столике. На секунду зажмуриваюсь. Так страшно взглянуть на себя. Помню, как младшая сплетница сказала, что я жаба. А вдруг это и было условие сделки — стать безобразной. С изуродованным лицом, шрамами, язвами. Вдруг у меня отсутствует нос, или разорванная губа, нет глаза, ушей, зубов…
Сердце буквально выпрыгивает груди. Я чуть не падаю от слабости. Ноги дрожат, вздрагивают пальцы, которыми я намертво вцепилась в столешницу. Прохладный воздух заползает под широкую теплую рубашку и вызывает озноб. Это и заставляет распахнуть глаза.
Сначала открываю только один. Несмело, сквозь ресницы смотрю в зеркало. Картинка дрожит и расплывается. Однако удается разглядеть, что у меня ярко-рыжие волосы, о которых всегда мечтала — с подросткового возраста красила натуральный русый в разные оттенки оранжевого.
Такой подарок судьбы считаю хорошим знаком и толчком, чтобы открыть второй глаз. Теперь я уже смотрю обоими и ошарашено хлопаю ресницами. Никакая я не уродина, и не жаба. Это точно. Немножко напоминаю себя в прошлой жизни — невысокая, кругленькая с веснушками, бледной кожей и пышными кудрями. Разве что вешу явно больше, чем привыкла.
На Земле активный отдых не давал закрепляться лишним калориям, хотя полакомиться чем-нибудь вкусненьким любила и ни в чем себе не отказывала. В общем, стройной тростиночкой не была. А такой, крепенькой, как говорила бабушка. Но назидательно добавляла, что худая корова еще не газель.
Вивьен больше напоминает снежную бабу, тем более в широкой, как плащ-палатка, рубашке. И хоть не такая красавица, как леди Роуз, но никак не жаба. А очень милая девушка. В ту же секунду хочется взглянуть на внешность той сплетницы, которая обозвала бедняжку. Вот сомневаюсь, что она «Анжелина Джоли».
Фыркаю презрительно, делаю зарубку на память, и еще более придирчиво рассматриваю себя в зеркале. Теперь мне с этим жить. Однако после того, как обнаружила у себя на лице оба глаза, один нос, все уши и зубы, сыпь на скулах и лбу и лишние килограммы вообще не беспокоят. Поменьше сладкого, побольше активности, и все станет на круги своя.
Уже в более приподнятом настроении возвращаюсь в постель. Теперь действительно можно вздремнуть ― вдруг во сне вспомню еще что-то о сделке. К тому же слабость никуда не делась — кажется, настоящая Вивьен чем-то тяжело болела — а сон, как известно, лучший лекарь.
Но, как только закрываю глаза, дверь снова шлепает о стену.
― Леди Вивьен, скорее! — узнаю голос Чопорной Шпалы. Сажусь на кровати, хлопаю сонно глазами. Голова мгновенно начинает кружиться.
― Что случилось?
― Приехал лорд Спайк, и ваша маман требует, чтобы вы его приняли в гостиной.
― Сейчас? ― хриплю саднящим горлом. ― Но… но…
Мне хочется сказать, что я слабая и больная, очень хочу спать и едва хожу… Однако не успеваю.
— Сию же минуту! ― кивает служанка и открывает дверки гардероба.