Смотрю как Гортензия и Селеста кружатся в танце с какими-то джентльменами и медленно пью лимонад. Меня, конечно, никто не приглашает. Я наслаждаюсь одиночеством, спрятавшись в углу за раскидистой пальмой, и стараюсь немного привыкнуть к атмосфере бала. Все же впервые в жизни на таком мероприятии.
Приходится внимательно наблюдать за другими, додумывать, осторожно общаться, чтобы каким-то образом не выдать себя. Но есть и позитивный момент — Джеффри в поле зрения пока не появляется. Поэтому, в общем, я вполне спокойна и невообразимо довольна, как сытый удав. Танцевать не умею. С бывшим женихом разговоры излишни. Чувствую, благодарность к ужасному платью, которое отпугивает всех кавалеров на расстояние нескольких метров. А еще стараюсь держаться как можно незаметнее, чтобы не встретить кого-то близкого Вивьен, который бросится со мной разговаривать. Потому что в этом случае просто не знаю, что делать.
— Прекрасный вечер, не правда ли? ― вдруг слышится с другой стороны пальмы.
Рука вздрагивает. Несколько капель лимонада падают на подол платья. Смотрю на них философски ― испоганить это произведение искусства даже пятна не в состоянии. В конце концов, поднимаю голову и встречаюсь глазами с пронзительным взглядом Торнтона.
— Прекрасный, — произношу медленно и снова смотрю вниз, стараюсь немного растереть влажные следы. Искренне рассчитываю, что он пойдет дальше, увидев, что я занята более важным делом.
Понять не могу, что ему от меня нужно. Что-то раньше он не сильно горел желанием общаться девушками. Мимо уже не одна стайка пробегала в поисках лакомой добычи. Они перешептывались, не стесняясь, и совсем не замечали меня в этом углу, увлеченные построением коварных планов, как поймать в сети герцога.
― Почему же не танцуете? ― обходит мой тайник и становится рядом.
С горьким вздохом отрываюсь от своего занятия.
— Врач запретил, — лгу и краснею.
Врач ни слова об этом не говорил. Его врач, имею в виду. Нашего семейного маман так и не пригласила. То ли сочла лишним после осмотра Ллойда, то ли просто забыла, озабоченная сборами на прием.
― Вы все еще плохо себя чувствуете? ― почти искренне интересуется.
Я нахмуриваюсь, кусая губы. Отвечаю не сразу, подбираю слова, чтобы не оскорбить чем-либо. «Вот что ему от меня надо?» — бьется в голове настороженная мысль. Сама же улыбаюсь, делая вид, что внимание льстит. Однако не уверена, что могу обмануть менталиста. Времени прочитать о видах магии пока не было.
— Я чувствую себя отлично, — наконец говорю. ― Иначе не смогла бы принять приглашение леди Барроуз. Но спасибо за беспокойство. И за то, что пригласили к нам доктора Ллойда. И вообще…
Вспоминаю слова Селесты, что он тащил меня на руках аж до самой комнаты, и становится неловко.
— Это мне не стоило никаких усилий, — улыбается.
Слова звучат неоднозначно. Это он о вызове врача, или прочел мысли о таскании на руках? Что я на это должна ответить?
Пожимаю плечами и возвращаюсь снова к наблюдению за танцующими. Про себя считаю шаги — вдруг все же прочел. Ментальная магия пугает. А еще бесит невероятно. И сам он бесит. Чего торчит? Может, в конце концов, поймет намек?
— А вы не очень общительны, леди Вивьен.
Поднимаю бровь, вынужденная снова взглянуть на собеседника.
― Как с кем, ваша светлость?
— Пока я не светлость и, надеюсь, в ближайшее время не стану, — неожиданно лукаво улыбается.
Я морщу лоб. Действительно, родители Торнтона живы. Чуть не стону от собственной тупости, вот так опозорилась.
― О! ― неожиданно восклицаю, пораженная собственной догадкой. — Я поняла!
― Что именно, милая леди? ― улыбка становится еще лукавее.
― Поняла, почему вы общаетесь со мной!
― И почему же?
— Клянусь, вы так прячетесь от вон той стайки истекающих слюнями девиц! Не так ли?
Торнтон стреляет взглядом в сторону небольшой группки девушек в ярких платьях. Они сразу же начинают хихикать и кокетливо хлопать ресницами, обмахиваясь веерами.
— Вы так думаете?
— На вашем месте я бы тоже пряталась, — неожиданно честно признаюсь.
— Вот как? ― смоляная бровь взлетает.
Я отворачиваюсь. Пристальный взгляд неожиданно начинает смущать. Натыкаюсь на маман. Она смотрит прямо на нас с Торнтоном, и в ее глазах нечитаемые эмоции, их мне пока не понять.
― Вы не окажете мне честь? ― неожиданно произносит Торнтон.
Честь? Какую честь? Взгляд падает на протянутую ко мне руку. Не сразу понимаю, что он хочет от меня. Но рука не исчезает, улыбка герцога становится более напряженной.
— Я не танцую, — наконец доходит. Стыдно-то как… Но лучше поздно, чем никогда….
— Мне нужен лишь один танец, леди Вивьен, — настаивает со странной, нервной интонацией.
Я снова смотрю на его руку.
― Но врач… ― завожу свою шарманку. Опозориться на глазах у всего зала даже для меня слишком.
— Врач не запрещал, — колючий взгляд обжигает. А вдруг это своеобразный экзамен. О, не надо было ехать на этот прием — чуть не плачу от осознания, в какой переплет попала.
― Желаете оказаться в объятиях любимого жениха? ― неожиданно спрашивает.
— Какого еще, — фыркаю и наконец замечаю Джеффри, который с сияющей улыбкой спешит к нам. — Конечно, окажу — поспешно соглашаюсь, стараясь как можно милее улыбнуться.
На самом же деле чуть не скрежещу зубами от безысходности. Между двумя огнями, это же надо так влипнуть! Бесы бы побрали этого Джеффри. И как мне теперь танцевать? Сам танец странный, я даже в фильме таких движений не видела. Запомнить и повторить вряд ли смогу.
― Успокойтесь леди. Я поведу, только слушайтесь меня, — вдруг наклоняется к моему уху Торнтон. Произносит успокаивающие слова низким бархатным голосом, и кожа моментально покрывается пупырышками.
Но я снова пренебрежительно фыркаю. С чего это Торнтон решил избавить меня от своего друга. В кустах они вдвоем о «жабе» сплетничали.
Торнтон берет мою руку, заставляет сделать круг. Я теперь оказываюсь спиной к Джеффри, который замер и уставился на нас. А сама смотрю в фиалковые глаза очаровательной блондинки, которая от возмущения едва дышит. Грудь над корсетом вздымается как паруса корабля — вот-вот вывалится.
— Меня от Джеффри вы спасли. А я вас от кого? — потихоньку начинаю понимать.
― От леди Люси Барроуз, ― не юлит с ответом.
Ах, вот кто такая эта Люси, которая пылала желанием меня видеть. И действительно ли пылала. Теперь, кажется, готова разорвать на куски. И ненависть в ее глазах мне подсказывает, что мы никогда не были подругами. Почему же все в один голос утверждают, как она по мне скучала?
Еще один круг заставляет нас повернуться спинами друг к другу. Я значительно ниже Торнтона, и мои обнаженные лопатки касаются шершавой ткани его фрака. От этого мурашки бегут по коже, и тоненькие волоски на шее чуть ниже затылка становятся дыбом.
— Вы все же простили Джеффри? — спрашивает, когда мы снова оказываемся лицом друг к другу.
— А он просил прощения? — иронически вскидываю бровь.
Пристальный взгляд пробегается по мне от макушки и до носочков изящных лакированных туфелек, а затем возвращается.
— Вы совсем не такая, как я думал, — неожиданно издает. ― Иначе постарался бы раньше с вами наладить общение.
— Какая? ― взгляд не отвожу. Догадываюсь, что он умышленно хочет меня заставить чувствовать себя неловко.
― Интересная… Необычная…
― Не преувеличивайте, ― пожимаю плечами. Еще не хватало выделиться в его глазах. И так этот разговор нервирует. — Такая же, как и все. Ищу успешного мужчину, желаю удачно выйти замуж и родить кучу детей. Как любая достойная леди в этом зале.
― Но не за Джеффри…
— Не за Джеффри. Не желаю, чтобы мое приданое осело в карманах таких, как вы. Мой отец не для этого зарабатывал его кропотливым трудом.
Помню, что маман по этому поводу говорила. И верю ей, но всем остальным знать об этих условиях моего брака необязательно.
— Значит, не за Джеффри?
— Нет.
Он задумывается. Сердце начинает тревожно стучать под ребрами.
— А за меня?
— Что за вас? ― не сразу понимаю.
― Мое предложение приняли бы?
Ошарашено хлопаю глазами, сбиваюсь с такта, застываю как соляной столб. Он шутит? Наверное, шутит, не может всерьез такие вещи говорить.
― Так приняли бы? ― повторяет вопросы и мягко снова увлекает меня в танец. В голубых глазах никакой насмешки.
― Нет! ― испуганно трясу головой.
— Нет?
― Ни в коем случае!
Таки надо было держаться подальше от этих проклятых менталистов.
Моя рука в его руке холодеет. Пальцы наливают морозом. Ноги совсем не чувствуются. И как я ими перебираю… загадка! Невольно нахмуриваюсь. Совершенно не нравятся эти странные экзамены, которые устраивает герцог. О том, что предложение может звучать с совсем иной целью, совершенно не думаю. Ну, смешно же, согласитесь — герцог Торнтон, самый завидный холостяк сезона, соблазнился жабой.
— Так я и думал… — буравит взглядом. Льдинки в глазах обжигают как угли.
― Если думали, зачем спрашивали? — возмущаюсь. Подозрения подтвердились, но от этого совсем не легче. Торнтон что-то вынюхивает, и это невероятно пугает.
― Ведь вы сами заявили, милая Вивьен, что вам, как и остальным девушкам в этом зале, нужен хороший и достойный мужчина, дети, семейное гнездышко. А кто может быть достойнее меня?
— Вы слишком самоуверенны, лорд Торнтон, — задираю подбородок. Даже мысль, что этот тщеславный аристократ считает себя партией, от которой ни одна не сможет отказаться, бесит и раздражает. Так и хочется щелкнуть по этому надменному аристократическому носу.
— Нет, я просто уверен в себе, — соблазнительная улыбка выгибает губы. — Не слишком. Так почему же?
— Считайте — нет искры, — пожимаю плечами.
― Искры?
― Понимаете, самого достоинства мало…
― Моего достоинства вам мало? — насмешка в глазах становится слишком откровенной. — Поверьте, вы еще даже близко с ним незнакомы.
Вспыхиваю как спичка. Странная двусмысленность фразы заставляет покраснеть. Не может быть, чтобы лорд Торнтон говорил о таких вещах. То есть имел в виду те вещи, о которых я подумала. Но румянец расползается, ничего поделать с этим не могу.
Как хорошо, что в этот момент фигуры танца снова заставляют нас повернуться спиной друг к другу. Есть время прийти в себя. И когда я снова поворачиваюсь лицом, его цвет уже перестает напоминать перезрелый помидор.
— Чем же вас мое достоинство не устраивает? ― не унимается.
― Потому что я желаю испытывать к своему избраннику немного другие чувства. Должна быть симпатия, привязанность, любовь, в конце концов, страсть.
― А возможно они, как аппетит, приходят во время еды? — провокации становятся более серьезными.
― Что-то не верится. И вдруг не придут. Мои родители любили друг друга…
— Да неужели? — аристократическое лицо вытягивается от удивления.
— Ох! — выдыхаю испуганно. Снова проговорилась. А может, это он своей магией так влияет на меня?
— Да. Между ними были чувства, — настаиваю. А вдруг…
Вряд ли Торнтон знает подробности отношений лорда и леди Роуз. К тому же, почему бы между ними и не быть этим самым чувствам… Дружбе, уважению… Родили ведь четырех детей, воспитали, обеспечили, жили вместе столько лет. Вот бы расспросить у кого-нибудь. Или вспомнить…
К счастью, меня от глубокого провала спасает окончание танца. Торнтон заводит руку за спину и кланяется. Я осторожно кошусь на других девушек, стараюсь понять, что мне делать в ответ. Они, подхватив подолы платьиц, тоже кланяются, грациозно приседая. Неуклюже сгибаю колени, копируя их движения, выкручиваюсь подобным кренделем.
— Отвести вас к матери и сестрам? — неожиданно берет меня за руку.
Я снова оглядываюсь, но другие дамы кавалеров под руку подхватывают. Мои же пальцы из своего захвата Торнтон и не думает освобождать. Сквозь тонкое кружево перчаток чувствую насколько горячая у него ладонь. И с каждой секундой она все больше и больше нагревается.
— Буду благодарна, — напряженно улыбаюсь.
Пытаюсь высвободить руку, но сделать это так, чтобы не привлекать лишнее внимание не удается. А мне еще сплетен ко всему прочему не хватает. И так, чувствую, будут шептаться. Даже представляю саму тему разговоров: «Красавица и чудовище», или «Принц и жаба»…
Однако Торнтону наплевать на них, знай себе тащит меня к стульям, где нервно обмахивается веером красная маман и ехидно перешептываются сестры. Однако когда мы приближаемся, Гортензия и Селеста цепляют на лицо милые улыбки и скромно опускают ресницы.
— Леди, — склоняет голову Торнтон.
Поворачивается ко мне, целует тыльную сторону ладони.
— Было невероятно приятно пообщаться с вами, Вивьен, — бархатно произносит.
Мое сердце подскакивает к горлу. Краем глаза замечаю кривоватую гримасу Джеффри. Он сверлит нас тяжелым взглядом и даже не слушает, что с таким увлечением рассказывает ему Люси Барроуз.
— Взаимно, — выдавливаю и провожаю взглядом загадочного герцога.
Что он от меня хотел, почему так странно себя вел — объяснить ни себе, ни родственникам не могу. Хотя они засыпают вопросами, как только высокая фигура Торнтона исчезает в толпе.
А вот выражение лица у маман неожиданно становится задумчивым, даже слишком. И это не нравится еще больше, чем ревнивый раздраженный взгляд Джеффри.