Вишенка на десерт

Глава 24

В зал так и не возвращаюсь. Передаю служанке, что плохо себя чувствую. И даже не лгу. После сеанса действительно кружится голова. Дрожа, словно осина, прячусь в комнате и сжимаюсь клубочком в кресле у окна. Человек в маске, настоящий или призрачный, пугает до дрожи. Кто бы меня сюда ни закинул, с кем бы я ни подписывала договор, уверена, об опасности для жизни не говорилось ни слова.

Не знаю, сколько сижу в темноте, завернувшись в теплый плед. Слышу, как возвращаются маман и сестры, суетятся Сара и Роберта. Обо мне не вспоминают. Быстро стихают, разойдясь по своим комнатам. И я заворачиваюсь плотнее в теплую ткань, скручиваюсь клубочком. Не могу себя заставить лечь в постель. Кажется, как только коснусь головой подушки, снова увижу Человека в маске. Даже объяснить себе не могу, почему такое необычно сильное, паническое чувство ужаса вызывают эти воспоминания. Злюсь на себя, за это трусость. Но ничего поделать не могу.

Просыпаюсь глубокой ночью. Несмотря на теплый плед, промерзла. Особенно босые ступни. Подгибаю под себя, сижу какое-то время, сонно хлопая глазами. Но уже более спокойная. Решаю перебраться на кровать, убеждая себя, что больше никакой опасности нет. А вот от сна в неудобном кресле рискую получить боль в пояснице.

Спускаю ноги, шлепаю босыми ступнями по полу. А у кровати застываю удивленно. Взгляд цепляется за лишнюю деталь на тумбочке, знаю, ее здесь быть не должно. Зажигаю светильник и растерянно таращусь на черный конверт. Был ли он до того, как я вернулась? Холодок пробегает по коже. Но разве мог кто-то проникнуть в спальню? Наверное, просто я, встревоженная и испуганная, не заметила.

Включаю ночник поярче, и распечатываю конверт.

«Очень часто юным магам необходима визуализация, чтобы управлять собственной силой. Она помогает сконцентрироваться и направить энергию в нужное русло. За свою длительную практику я видел много образов силы: пульсары, потоки, даже очертания животных. Пока ребенок учится, визуализация ему помогает. Считаю практику предыдущих лет, когда детям запрещали использовать образы в корне неверной…»

Углубляюсь в чтение, даже забываю об Амариллис. Друг рассказывает, объясняет то, что больше всего интересовало — почему пульсары, как я их вызываю… Теперь понимаю, у меня просто детский способ концентрации. Собственно, если подумать, в магическом плане я и есть ребенок. Ничего не знаю и не умею. И, кажется, я унаследовала магию Роузов? Возможно, поэтому розы Ровены меня слушались и защищали от Люси.

Задумчиво кусаю губы. Ситуация понемногу становится более понятной.

Еще раз перечитываю. Отмечаю для себя несколько практических задач, которые обязательно завтра нужно попытаться выполнить. А сейчас меня увлекает новая идея. Достаю карточку с почерками всех кавалеров и начинаю методично искать совпадения. Но минут через десять разочарованно откладываю в сторону. Ни один из гостей Торнтонхолла не является Другом. И только одного образца у меня не хватает. Самого Торнтона. Можно уже делать соответствующие выводы, но… но я просто должна убедиться наверняка. А для этого необходимо получить образец его почерка.

Вскакиваю на ноги, возбужденно меряю шагами комнату. Где мне получить его почерк? Самый очевидный и легкий способ — посмотреть в корреспонденции. А корреспонденцию можно найти в кабинете Торнтона.

Внутри все замирает. Где хозяйское крыло приблизительно знаю. Там должен быть и кабинет. Только как туда попасть незаметно? И что будет, если меня поймают?

Нерешительно смотрю в окно. Глухая ночь. Все уставшие после бала. Похоже, более удачного момента не сыскать. Сегодня или некогда.

Прячу письмо за корсаж. Надеваю мягкие комнатные туфли и тихо приоткрываю дверь. Пусть мне повезет, тихо прошу у Вселенной.

И, как ни странно, просьба достигает адресата. Вселенная сегодня весьма благоволит ко мне. В хозяйское крыло проникаю беспрепятственно. Пару раз замечаю озабоченных служанок, куда-то спешащих. Но вовремя успеваю спрятаться за шторой или в темной нише. А вот в самом крыле начинаются проблемы. Где искать кабинет? И как не попасть, скажем, в чью-то спальную. Это был бы уже не провал, это был бы просто кошмар. Разбираться не станут. Репутация дочери предателя сыграет свою гадкую роль…

Замираю растерянно. Столько дверей. Столько комнат. Имение огромное. Само здание похоже на букву «Н». Правую часть с южным и северным коридорами выделили для гостей. Левая — исключительно Торнтонов. И я стою как раз посреди крыла хозяев и смотрю в обе стороны, колеблясь, куда свернуть — на юг или север.

В конце концов, снова шепчу тихую молитву Вселенной и шагаю наугад. В прошлый раз, когда я искала библиотеку и наткнулась на Уилла, интуиция меня не подвела. Даже подкинула лучший вариант, чем был запланирован. Буду надеяться, что на этот раз случится аналогично.

Огонек не зажигаю, но в коридоре и так светло. Лунная ночь заливает все серебристым сиянием. Широкие окна по правую руку, и ряд дверей по левую. В нашем крыле с двух сторон двери. В хозяйском гораздо меньше комнат. Зато и светлее. Уютнее.

У первой двери колеблюсь. Нужно время, чтобы преодолеть собственную неловкость. Лишь через несколько минут осмеливаюсь осторожно приоткрыть. Похоже, гостиная. Закрываю. В остальные уже заглядываю увереннее. Некоторые комнаты напоминают спальни, возможно для ближайших родственников, еще одна, большая, зал. А вот в следующей мне везет. Кажется, наконец, попадаю в кабинет. Искренне надеюсь, что он принадлежит Торнтону, а не его отцу.

В этот момент становится особенно страшно, до колючих мурашек между лопатками. Но не могу повернуть вспять. Цель уже слишком близка.

Проскальзываю внутрь. Плотно прижимаю дверь. Зажигать светильники не решаюсь, снова полагаюсь на лунный свет.

На столешнице канцелярские принадлежности, чистые листы, какие-то папки и гроссбухи. Меня это не очень интересует. Даже не прикасаюсь к ним. Больше привлекают письма. Адресованы все Бардальфу Торнтону. Выдыхаю облегченно — кабинет действительно его.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Уже внимательнее рассматриваю. Ответа на послание не вижу. С грустью понимаю, что придется лазать по ящикам. А это уже недопустимо. По крайней мере, для меня. Сейчас совесть удалось обмануть. Я не касаюсь личных вещей, просто смотрю. Как бы посмотрела, если бы меня пригласили на аудиенцию. А ящики уже запрещена территория. Там хранят то, что не предусмотрено для чужих глаз.

Переступить границу тяжело. Настолько тяжело, что меня буквально выворачивает наизнанку. Колеблюсь между моралью и шансом спасти жизнь. Но вдруг взгляд падает на книгу, брошенную небрежно на подоконнике. Рука сама тянется к ней. Конечно, это способ оттянуть принятие решения. Но действительно любопытно, что он читает. Название мне ни о чем не говорит, а вот от приписки в углу страницы сердце начинает биться чаще. Каллиграфическим четким почерком выведено: «Бардальф Себастьян Торнтон». Себастьян в честь отца. Бардальф — фамильное, королевское. Подписывал, уверена, собственной рукой.

Поспешно вытаскиваю конверт. Пальцы дрожат от возбуждения. Сравниваю почерки, и едва сдерживаю стон разочарования. Буквы совершенно не похожи. Торнтон не Друг. И я даже объяснить себе не могу, почему чувствую такое сожаление.

Кладу книгу на место, прячу письмо и наспех, стараясь не шуметь, покидаю кабинет. Понять не могу, почему так расстроилась. Иду, опустив голову. Едва носом не шмыгаю. Даже дороги не вижу перед собой. Неудивительно, что в какой-то момент спотыкаюсь и чуть не падаю с лестницы. Растяпа, свернула в сторону холла, вместо своего крыла. Вскрикиваю, чуть не лечу головой вниз. Но на моем плече неожиданно смыкаются крепкие пальцы.

— Леди Вивьен, что вы здесь делаете посреди ночи? — слышу голос Торнтона.

В первую минуту даже рот не могу раскрыть — а ведь что-то брякнуть в ответ не мешало бы. Но безумный стук крови в висках заглушает мысли. Хватаю воздух и таращусь на герцога. Пожалуй, в этот момент действительно похожа на жабу с огромными выпученными глазами.

— Так что же? — придирчивый взгляд обжигает огнем.

Рука на плече сжимается крепче, дергает на себя. Врезаюсь в мужскую грудь, упираюсь ладонями.

— Я… я… — бессвязно мычу. Взволнованно облизываю пересохшие губы. — Я ходила… кхм… ходила во сне.

Опускаю ресницы, взгляд невольно скользит по его груди. Сквозь тонкую батистовую рубашку проступает подтянутый рельеф. А Торнтон совершенно не изнеженный аристократ. Мышцы у него, как у качка… ну может не качка, но того, кто знает, где находится тренажерный зал. Интересно, где тренируются герцоги?

Мысли бегут куда-то не туда, щеки горят.

— Ходила… во сне… — задумчиво тянет.

Ладонь на моей талии начинает медленно поглаживать спину сквозь тонкую ткань платья. Почему-то перехватывает дыхание. От странных, необычных прикосновений что-то сжимается внутри, разливается щекочущим теплом.

— Вот именно, — хрипло шепчу. Откашливаюсь, собираю остатки разума, которые в мгновение ока разлетелись розовыми пузырями. А все Торнтон, он в этом виноват. Чего меня гладить? Однако не отстраняюсь, остаюсь на месте, как кошка под ласковой рукой. Напрочь сошла с ума…

— И давно это с тобой?

Смотрю растерянно? Утрата здравомыслия от его близости? Да вот, собственно, несколько минут назад и началась…

— Хождение во сне… — уточняет. По-видимому, взгляд у меня довольно-таки красноречивый. Вернее, отупевший…

— Время от времени случается, — прокашливаюсь снова… Стесняюсь. — После воспаления легких началось. Когда взволнована, расстроена, то… — вспоминаю на ходу все, что знаю о сомнамбулизме.

— А ты расстроена? — внимательный взгляд проникает в душу.

— Немного, — снова облизываю губы. Что же такое? Возможно, стоит приобрести гигиеническую помаду, или что здесь служит подобным по применению.

Вопросительно вздергивает бровь.

— На ужине была одна встреча… — избегаю взгляда

— С Амариллис. Знаю

Удивленно округляю глаза. Торнтон снисходительно улыбается:

— Не стоит нервничать. Она обычная шарлатанка.

— Но ваша матушка… — растерянно начинаю.

— Моя матушка большая шутница и любит экстравагантные проделки. Тем более, что Амариллис довольно хорошо разбирается в людях.

— Менталист? — дрожь охватывает от макушки и до пяток.

— Сохрани нас древние, конечно, нет! — презрительно фыркает. — Просто достаточно талантливая и наблюдательная шарлатанка. Но женщины от нее в восторге. Вот мама и пригласила данное чудо.

— Вот оно как… — задумчиво кусаю губу. Но…

— А что она вам такого сказала, что это расстроило столь прагматическую личность? — неожиданно интересуется Торнтон

Хмыкаю мысленно. Это я прагматичная? Мне кажется, такой недотепы еще поискать надо.

Может, Амариллис и шарлатанка, но мне помогла кое в чем. Но делиться этим, конечно, нет никакого желания.

— Вы уже можете отпустить меня! — избегаю ответа. — Я крепко стою на ногах.

Рука на моей талии исчезает. По позвоночнику бежит холодок.

— Ничего важного она не сказала…

— Действительно? — не верит.

Не удивительно. Если ничего важного, то чего такая расстроенная, вплоть до сомнамбулизма… Черт! Сама себя в угол загнала.

— Действительно, — гну свое. Что мне терять? — Обычные женские мелочи. Любовь, жених, семья…

— Очень интересно… — тянет.

Чувствую, как по мне пробегает внимательный, заинтересованный взгляд.

— И очень лично, — парирую. — И, кажется, мне пора…

— У меня есть идея получше…

Его пальцы неожиданно переплетаются с моими.

— Для крепкого сна нет ничего полезнее прогулки на свежем воздухе.

Я и пискнуть не успеваю, а он уже тянет меня в сторону коридора. Именно того, из которого я вышла несколько минут назад. Понять не могу, почему не сопротивляюсь. Почему разрешаю собой управлять. Иду, как покорный теленок на веревочке. На мгновение кажется, что он догадался о моем неправомерном проникновении во святая-святых. Но кабинет проходим, двигаемся до самого конца коридора. А там уже поворачиваем налево, где за неприметной маленькой дверцей прячется узкая лестница наверх.

Она старая, поскрипывает под ногами. И каждый раз у меня по спине бежит озноб. Мы как дети, проникающие в запрещенную комнату втайне от взрослых. Восторг поднимается колючими пузырьками шампанского и хочется улыбаться на все тридцать два.

— Куда мы?

— Увидишь, — лукавый взгляд ловит в темноте мою улыбку.

И через несколько шагов я действительно вижу, вижу и не могу прийти в себя от изумления. Потому что оказываемся мы прямо на крыше поместья. На небольшой террасе, залитой лунным светом. Она вся увита лозами и плющом. И цветы, ночные розы насыщают воздух несравнимым ароматом. Они серебристые, мелькают между темных листьев, цветут и пахнут так сладко и опьяняюще, что кружится голова.

— Лунные розы… любимые цветы моей матери, — объясняет.

Смотрю из-под ресниц. Теплота в голосе заставляет сжиматься сердце.

— Они невероятные! — честно говорю.

Ловлю на себе внимательный взгляд.

— Шеридан вообще специализируется на розах. Это земли роз. Ты знаешь, что в период большого голода именно розы спасли местных. Из них варили варенье, ели корни и листья, делали блины, пекли лепешки. А еще лечились от язв и царапин. Шеридан… — перекатывает на языке название поселения. — На языке Древних Шери — роза, а Дан — лунное сияние. Так их назвала Ровена. Это ее розы.

— Та самая Ровена? — вырывается неожиданное.

— Та самая, — кивает в ответ. — От Тристана пошел род Торнтонов.

— Шип… — говорю растерянно. Скорее, даже себе. Но Торнтон слышит, смотрит внимательно, не отрывая взгляда. — Ваше фамильное имя… Тристан Торнтон…

— Тристан Шип… Тристан Торнтон… А ты Роуз…

Вскидываю взгляд.

— Роуз… — повторяю как попугайчик. Пока не понимаю.

— Ровена Роуз…

Удивленно открываю рот.

— Неужели не знала?

Качаю головой. Сомневаюсь, что кто-то об этом знал.

— Итак, мы потомки тех, кому не суждено быть вместе?

Взгляд Тора темнеет.

— Ровена отвергла искреннюю любовь Тристана… — звучит осуждающее.

И я его понимаю. Отлично понимаю. Но не могу не заступиться.

— У нее были на то причины… — тихо произношу.

— Что же это за такие причины? Тристан сделал все, чтобы она вернулась!

— Вернулась ли она? — сердце сжимается от боли.

— В этом и вопрос…

Наши взгляды встречаются. Его рука медленно поднимается, убирает с моей щеки прядь волос.

— Ты очень похожа на нее…

— На кого? — почему-то шепчу. Хрипло, задержав дыхание в горле.

— На Ровену. Такая же рыжая, порывистая, безудержная и колючая. Леди Вивьен Роуз…

Его глаза пленяют мои. Дыхание собирается в груди. Губы начинает покалывать, а сердце биться, как сумасшедшее. Веки становятся тяжелыми, опускаются, скрывая взгляд.

«Неужели… неужели он меня поцелует? Прямо сейчас!», — испуганно бьется в голове.

Наши губы почти в упор, горячее дыхание на щеке. И ноги подкашиваются от странных ощущений.

Но вдруг сквозь розовый туман проскальзывает паническая мысль: Зачем, Вишня, зачем ты ему? Жаба… дочь предателя. Это игра. Коварная, жестокая. Но чего еще ждать от друга Джеффри?».

Только я уже не наивна Вив. Я Вишня. И мне задурить голову не удастся.

Отпрянув, закусываю губу. Почему же так больно. До слез.

Растерянность на его лице как пощечина.

— Простите, — всхлипываю. — Это… не стоит… вы ошиблись девушкой, лорд Торнтон, — голос дрожит. Едва сдерживаю эмоции.

Протягивает руку, гладит по щеке. Веки опускаются сами по себе. И легкой щекоткой бежит слеза из-под ресниц.

— Вивьен…

Качаю головой

— Простите… — снова еле слышно шепчу.

Разворачиваюсь и бегу. Только бы не бросился догонять…