Воин-паразит: Стать человеком

Глава 30. Хороший истукан, плохой истукан

Останки деревни не смогли порадовать героев чем-то изысканным. Все припасы, которые они нашли давно промокли и сгнили. Учитывая эпоху, когда местные здесь ещё вели свой быт — никакой консервации продуктов ещё близко не существовало. Лишь не портящийся табак (правда всё также безнадёжно отсыревший), да пара склянок со спиртом нашлось в заброшенных погребах.

К тому моменту, как Мак закончил снаряжать лошадей, отряд обыскал всю деревню, но в последний момент, голос одного из рейнджеров оповестил остальных о странной находке.

На юге деревни обнаружилась тропинка, следовавшая к одинокому и, на удивление, практически целому дому у порога которого стоял деревянный человек, напоминающий Голема. И, что весьма интересно, он крутил головой и даже разговаривал.

Заметив группу, он произнёс сухим голосом, в котором отчётливо угадывался скрип старых половиц:

— Давно никто не захаживал сюда, путники, — произнёс истукан.

— А как же те трое? — кивнул Эспен в сторону мёртвых огров.

— Те невежи насмехались над моим затруднительным положением. Как вижу, больше они смеяться не смогут. Туда им и дорога, — ответил рукотворный человек.

— Не очень-то ты и добрый, — подметил злопамятность истукана Яхтир.

— У меня нет сердца, но есть разум. И ему тесно в этом окоченевшем теле, — если бы губы истукана могли двигаться, он бы, наверно, усмехнулся.

— И как же ты, чучело, докатился до жизни такой? — поинтересовался Эспен, попутно рассматривая дом.

— Меня создал один мастер. Он вырезал меня из дерева, скрепил смолой и конопляной бечёвкой, а после наделил жизнью, — ответил истукан.

— Каким образом? — стало интересно лейтенанту.

— Мне неизвестно, ведь в тот миг я ещё не был жив, досточтимый путник. Но в моей конструкции содержались и шарнирные механизмы. После смерти мастера я кое-как умудрялся их смазывать несмотря на то, что у меня вместо рук простые клешни. Но в один день, мне не повезло попасть под дождь, который вымыл всю смазку. Так я тут стою уже почти полторы сотни лет.

— Предлагаю облегчить твои страдания, разобрав тебя на костёр для готовки еды. Как тебе идея? — предложил Эспен, после чего, толкнул дверь в дом.

Это был ладный сруб на три комнаты, разделённые, по сути, одними лишь перегородками. В комнате у двери располагалась давно никого не греющая печь, а также скамейка на которой, предположительно, спал почивший мастер. Всё убранство давно покрылось паутиной и обратилось в тлен под дуновениями времени. Пауки, надо сказать, обитали в хате размером с человеческий кулак, а паутину пришлось прорезать белым мечом.

Средняя комната была занята алхимическим столом, содержимое склянок на котором давно слилось в единую, серо-буро-малиновую жижу. Дыра в стене напротив пропускала лучи солнца прямиком на доску с чертежами, отчего те почти все выцвели.

Эспен воспользовался «искоркой», дабы поджечь лампу в коей оставалось немного масла и поднёс её к нескольким бумагам, чьё содержимое было относительно ясным.

«Схема истукана не сложная. По сути — обычная кукла. Я видел такие на стрельбище в лагере. Но как мастер сумел его оживить? Голема создали за средней стеной адепты куда более могущественные, чем Людвиг. Откуда взяться такому мастеру здесь?» — задумался паразит и двинулся к последней комнате.

Она была занята, как могло показаться сначала, дровами для растопки, но на деле…

«Неудачные экземпляры», — хмыкнул Эспен, глядя на кучу разломанных кукол. Герой уже хотел покинуть дом, как почувствовал что-то тёмное под собой. Тут же он наткнулся подкравшегося незаметно Яхтира.

— Ты тоже пришёл по запаху? — задал, скорее, риторический вопрос паразит.

Молча, они принялись оттаскивать деревянные руки, ноги, головы и туловища, пока не набрели на запечатанный тайник. Несмотря на, возможно, века прошедшие спустя наложение печати — она всё ещё функционировала. Эспен коснулся пурпурной пентаграммы. Пальцы прошли её насквозь, коснувшись кольцевидной ручки. Попытка дёрнуть за неё и открыть тайник, ожидаемо, успехом не увенчалась.

— Знаешь, я даже не удивлён, — хмыкнул Эспен. — Мне кажется, даже в выгребной ямы найдутся следы культистов.

— По крайней мере следы их толстой кишки, — добавил Яхтир.

— Жалко Гарольда нет, одного «фитилька» бы хватило снять довольно старую печать.

— Зачем вообще её трогать? Нам следует поторопиться спасти Алису, — спросил кочевник.

— У аммастцев всегда есть, что прибрать к рукам. Ресурсы никогда не помешают. Думаю, если направить собственную энергию Тельмуса, то она падёт минут через пять, — ответил паразит.

— Тогда я побуду на стороже, — кивнул Яхтир и встал у окна, положив руку на ножны.

А в это время, на улице, рейнджеры продолжали допрашивать истукана.

— Слухай, лейтенант, а позови Голема! Может это брат его потерявшийся, хы-хы!

— Голем! — со смехом подозвал каменного воина заместитель Людвига. Тот, пробив гнилую стену амбара, направился к ним.

— Мне жаль его. У него нет души. Но он очень хотел бы её заполучить, — с толикой сострадания произнёс деревянный истукан.

— Эта хреновина нам как родная стала, — хмыкнул рейнджер. — По сути, он единственный из тринадцатого отряда, кто дольше всех остаётся в строю, хе-хе!

— Он нас всех переживёт! — добавил другой.

— Слухай, а тебя никак нельзя починить? Говоришь, шарниры смазать надо?

— Я уж и не надеялся на вашу милость, господин рейнджер. Да, мой мастер смазывал меня волшебной смазкой. Её запасы всё ещё были велики, когда я застыл.

— Где она лежит? — спросил лейтенант.

— В средней комнате, где-то на столе. Она пахнет… Мастер говорил, что она пахнет «использованной для подтирания задницы ветошью». Чёрная такая склянка.

Офицер, вошёл в заброшенную. Услышав голоса из дальнего конца, решил проверить.

— Что тут происходит? — вошёл он в заброшенную мастерскую, где Эспен пыхтел над печатью.

— Не мешай, — косо посмотрел на него пустыми серыми глазами Яхтир.

«Конченный…» — фыркнул лейтенант и вернулся к лабораторному столу.

Почти все колбы на нём были если не чёрного, то близкого к чёрному цвету, а то и темней. Откупорив на свой страх и риск несколько сосудов, лейтенант принюхался. С первого же раза его стошнило, однако запах не похож был на обосранную тряпку.

— Кажись, — апчхи! — нашёл, — произнёс лейтенант выйдя на улицу.

— Отлично, теперь, если вас не затруднит, нанесите смазку на места изгибов конечностей, — ответил истукан с ноткой чего-то, похожего на радость.

— А эта хрень для кожи не опасна? — с подозрением посмотрел на дурно пахнущую жидкость лейтенант.

— Мастер наматывал небольшой платок на палку и окунал её в масло, — пояснил истукан.

— Холера… — закатил глаза офицер, уже и сам пожалевший о том, что решил помочь деревянному болвану.

Тем временем, поддавшись силе Древа Жизни, пурпурная пентаграмма треснула, обращаясь эфемерной пылью, что растворилась в пространстве через мгновение. Эспен дёрнул крышку погреба.

— Кх-кх! — накрыл он рукавом нос. — Воняет хуже, чем твой кумыс!

— Ничего не чувствую, — пожал плечами кочевник.

— Да ты и не дышишь! — махнул рукой Эспен и принялся спускаться вниз по гнилым ступенькам лестницы.

— Что там? — спросил Яхтир, наклонившись над спуском.

— Да вроде… — начал было Эспен и тут же исчез в темноте. — А-а-а! Помоги мне!

Реакция киренийца была моментальной. С катаной в руках он сиганул во тьму, готовый сразиться с напастью, чем бы она ни была, но вместо страшного монстра, заточённого в подземелье, напоролся на катающегося по полу от смеха паразита.

— А-ха-ха! Ты бы видел сейчас свою рожу! Ху-у-ух! — с трудом поднявшись, он утёр выступившие слёзы. — Обосрался?

— Тебе не рассказывали притчу про пастушка и волков? Когда волки в действительности напали на стадо, никто не пришёл на его вопли! — фыркнул Яхтир, на лице которого не так уж и часто можно было разглядеть хоть какие-то эмоции.

— Да ладно тебе, Бессмертыч! — толкнул его в плечо Эспен. — Знаешь, я та-а-ак тронут твоей обеспокоенностью… А-ха-ха!

— Если память меня не подводит, ты очень хотел изучить этот тайник. Дерзай, — сплюнул Яхтир и отвернулся.

Подвал оказался небольшим коридором с заросшими паутиной полками для книг. В конце стоял ларец, причём такой же, как и в заброшенном капище культистов.

— А дедушка любил побаловаться запрещённой магией, — хмыкнул паразит, сдув пыль с обложки первой попавшейся под руку книги. — «Пособие по созданию гомункула»… Ага. Что ещё? — швырнув фолиант в угол, он взял другой. — «Искусство жизни. Как вырастить человека из навоза»… Даже комментировать не хочу.

Перебирая коллекцию темнокнижника, Эспен даже не думал о том, насколько бесценными были все эти тома. Некоторые, возможно, были последними в своём роде, но паразит блевать хотел от всех этих запрещённых искусств.

Одна такая секта любителей побаловаться с тёмной магией уже разрушила не только его, но и миллиарды других жизней. А ведь Аммаст был только одним из Братьев — именно так некоторые волхвы называли Темнобога, Чернобога и Мертвобога.

Однако существовала одна книга, которую он искал. Не для того, чтобы использовать самому, но ради изучения врага своего.

— Ну наконец-то! — в его руках находился первый том «Истории Братьев». Второй и третий Эспен нашёл в тайнике и капище аммастцев, что до продолжений, то о их существовании он знать не мог, но по крайней мере у него было три книги в хронологической последовательности, что могли пролить свет на некоторые тайны Карцера.

— Ну, вроде как, всё. Попробуй пошевелить культяпками, — сообщил лейтенант, закончив смазывать шарниры на теле истукана.

— Вы не представляете, как я вам благодарен, господа-путники, — ответил истукан, сжимая деревянную клешню впервые за долгое время. В этот момент, что-то в его голове щёлкнуло. — Мне жаль это вам говорить, но ваши друзья залезли туда, куда им не следовало.

— Ты о чём? — напрягся лейтенант.

— В награду за то, что вы помогли мне я вознагражу вас… смертью.

— Чт?!

Лейтенант отлетел от удара деревянной ноги, что сломал ему несколько рёбер. Рядом стоящий рейнджер не успел даже осознать произошедшего. Его голова прокрутилась несколько раз на 360 градусов.

— Сука, ты… — другой рейнджер потянулся за саблей, но его рука была поймана и выломана в обратную сторону, а затем истукан пробил ему насквозь кулаком грудь, оставив захлёбываться кровью.

Последний практически успел произнести заклинание огня, но две деревянные клешни, что приобрели невероятную силу и крепость, зажали его голову в тиски и размозжили череп.

Обернувшись в сторону лейтенанта, истукан сверил его неподвижное тело взглядом. Конечно, подозрения, что тот притворяется были и вполне обоснованные, однако больше всего сейчас, деревянный болван опасался, что незваные гости разорят библиотеку мастера.

— Что там за шум? — поднял голову Эспен.

Яхтир, услышав крики рейнджеров, выскочил из подвала. В их сторону, скрипя проржавевшими шарнирами направлялся деревянный «швейцар», оставленный у входа. В руках он сжимал отнятые у убитых рейнджеров сабли.

— А я ведь предлагал его сжечь! — вынырнула из погреба ровно на половину голова Эспена.

— Печать стояла не для того, чтобы вы её снимали! — рассвирепел истукан, бросаясь на бессмертного кочевника.

— Держись подальше, Эспен! — бросил тот, принимая бой.

Сражаться с обоерукими мечниками Яхтиру было не в первой, но в случае с истуканом всё было осложнено его конструкцией. Плечи и поясница деревянного голема могли крутиться вокруг своей оси, в отличии от человеческих мышц и конечностей.

Яхтир взялся за рукоять накрест, заведя катану за правый бок и положив тупым краем на левое плечо клинок. Истукан принялся раскручиваться, разрубая всё на своём пути парами сабель. Подобрав наиболее подходящий момент, Яхтир вклинил острие катаны, вынуждая противника прервать свою «смертоносную карусель».

Заблокировав выпад одной саблей, голем атаковал другой, целясь в голову. Кирениец попрощался с левым ухом, но взамен ударил истукана коленом в грудь, сбивая с ног. Вопреки казавшейся хрупкости и неповоротливости своей конструкции, страж библиотеки мастера ловко кувыркнулся и вновь оказался в вертикальном положение, выстреливая парными клинками в сторону Яхтира.

Тот не ожидал такой прыти от деревянного манекена. Сабли рассекли кочевнику плечи. Рана на правом оказалась достаточно глубока, чтобы достать до сухожилия и вывести всю руку из строя. Впрочем, за тысячелетия страданий, Яхтир настолько привык к боли, что намного больше начал бы переживать, не почувствовав её.

Ловко перехватив катану в левую руку, он отразил следующую серию выпадов голема и перешёл в контратаку. Повторно вклиниваясь между обеими клинками, он выстрелил остриём в сердцевину истукана. В место, где должно было находиться ядро искусственного человека.

Это был более примитивный болван, чем Голем и потому он был лишён функции самовосстановления при повреждениях. Голем переносил за счёт этого своё ядро по всему телу, что исключало возможность его разрушения, однако у истукана такой возможности не было, его ядро всегда оставалось статичным.

Старое дерево с треском прогнулось по ударом такого же бессмертного, как и его владелец, клинка. Кончик катаны вышел из спины истукана.

— Ты прекрасный мечник, но возраст даёт о себе знать, — раздалось изнутри деревянного ублюдка. — Промах, господин-путешественник.

Сабли пронзили тело Яхтира в районе живота, резко дёрнув вверх, истукан рассёк мечника на три вертикальных куска мяса. Поглядев на то, как расползаются ошмётки киренийца, истукан шагнул к Эспену.

— Слушай, я ведь пошутил тогда! — поднял руки паразит, но клешня истукана уже вцепилась в горло.

— Мастер завещал мне охранять это место. Эти книги предназначались будущим поколениям аммастцев!

«Ну, конечно! Кто же ещё!» — воскликнул Эспен.

— Ваши смерти станут примером неподражаемой глупости! Мешки с костями не должны влезать туда, куда им не следует!

— За-задыхаюсь…

Увы, режим «берсерка» и в этот раз не счёл нужным пробудиться, а потому Эспен медленно терял сознание в железной хватке истукана. Лишь когда разум паразита готов был погрузиться в сон, раздался громкий треск, а воздух вновь стал поступать в лёгкие.

Открыв глаза, герой увидал Голема, вонзившего топор в тело собрата. Деревянный истукан оказался разрублен от макушки до таза надвое. По обе стороны центра груди виднелись осколки уничтоженного ядра. Изнутри его раздался скреп шарниров, после чего, истукан навсегда замолчал.

— Т-ты же не м-можешь атаковать! Только отражать атаки… — судорожно произнёс Эспен, шлёпнувшись на задницу.

— Теперь может, — ответил вошедший лейтенант, повиснув на плече Мака. — Потому что.

— Пусть мы и знакомы, но… Приветствую, мечник-Эспен!

Паразит, что намеревался встать на ноги вновь упал. Глаза его расширились, едва не выкатившись на лоб. Голем, тот самый Голем, на котором всем лагерем они отрабатывали удары и техники, чьё каменное тело бесконечность раз превращалось в пыль и восстанавливалось заново… говорил. Своими каменными устами, что двигались с не меньшей эластичностью, чем могли двигаться губы самого Эспена.

— Ч-ч-ч… ЧТО?! — мотнув головой, паразит сумел произнести это слово.

— Сраное полено устроило бойню по моей вине… — склонил голову лейтенант. — И когда оно направилось в дом, я подумал, что если влить Голему в рот ту же жидкость, что использовал для смазки деревянный истукан — должен ведь быть шанс, что он спасёт нас? Мак помог мне встать и сделать это. Хвала Равину, моя надежда оправдалась, иначе… — взгляд лейтенанта упал на тело Яхтира, которое начало процесс самовосстановения.

Лоскуты плоти и даже дряхлая одежда срастались на нём, пока в один миг кочевник не открыл глаза. Несмотря на увиденное, лейтенант никак не отреагировал. Лишь Голем, встретившись своими осознанными глазами с Яхтиром, произнёс:

— Я чувствовал, что ты такой же, как и я. Только из плоти, — и улыбнулся, обронив щепотку каменной пыли с лица.

— Какого… — поднялся на локти Яхтир.

— Я уже задал этот вопрос, можешь не напрягаться, — хмыкнул Эспен, посмотрев на товарища.

Темнота. Покой. Блаженство.

Что может быть лучше, чем быть камнем? Ведь у тебя нет врагов, нет невзгод, проблем и обид. Ты есть всегда — ты константа. Мимо тебя пролетают эпохи, живые существа проходят мимо из раза в раз, и с каждым днём они становятся всё старше и старше, а ты такой же, как и есть. И когда они умирают, ты с нетерпением ждёшь прихода следующих.

Иногда эти престранные существа сражаются друг с другом, порой, тебе достаётся от промахнувшихся пушечных ядер и техники, но так или иначе, ты не можешь чувствовать боли. Тебе всё равно. Ибо тебя много. Ты — часть горы, а гора — часть чего-то ещё более крупного, о чём ты никогда не задумывался. Зачем? — ты ведь — камень.

Но однажды всё изменилось. Тебя вырвали из горы. И хоть частичка тебя всё также находится там, твоё спокойствие нарушено. Они — те странные существа, коим никогда не сидится на месте, зачем-то вырвали из тебя целые куски, предали странную, пятиконечную форму и дали в руки что-то, что использовали сами для убийства себе подобных.

Хм. Убийство? А что такое убийство? Камни ведь не могут умереть. Ты знаешь лишь одного своего попутчика — время. Время, рано или поздно, превратит тебя в пыль и ты окажешься в другом месте, но так или иначе, где бы ты ни был, ты всегда будешь спокоен.

Не нужно никуда идти, не нужно никуда бежать. Да ты даже не знаешь, что это такое…

Или знаешь? Ведь откуда-то, в твоей голове взялись все эти названия? Ах да, ведь тебя оторвали от горы… Но поскольку в твоей пустой голове всё ещё нет того, что есть у этих странных существ — ты понятия не имеешь о том, что есть твоё настоящее, а что — прошлое. Ты — камень. Ты — константа.

Что делают эти причудливые существа? Зачем они наносят эти удары, которые неспособны тебе навредить? Они ведь сами, для чего-то, лишили тебя покоя, исключили саму возможность быть разрушенным.

У тебя в руках оружие, но ты не думаешь о том, чтобы применить его против этих существ. Зачем? Все они говорят о каком-то «добре» и «зле», но ты-то знаешь, что всё это выдумки.

Ничего из этого не существует. Только любовь и её отсутствие. И ты любишь их. Каждого одинаково. Потому что они такие, какие они есть. Прекрасные и ужасные. И все они недостаточно сильны, чтобы противостоять времени.

Так, как ты можешь обрывать их и без того краткий путь? Нет, пусть уж лучше продолжают бить. Раз никому это не вредит, то ты будешь им помогать. Делать вид, что защищаешься, но не убивать. Пусть это будет взаимной игрой. Пусть они увидят, что ты любишь их взаимно.

Взаимно? Да! Ведь им не всё равно на тебя. Когда ты был частью горы, то лишь наблюдал за ними, но ни одно из этих существ не обращало на тебя внимания, а теперь… Теперь, они каждый день приходят к тебе. Приходят, чтобы испытать свои силы ТОЛЬКО на тебе. Из всех возможных камней, они выбрали именно тебя.

Кажись, эти существа называют это «индивидуальностью». Пусть будет так.

Но что это? На твоих глазах, нескольких знакомых тебе существ сломали. И они больше не могут встать. Они никогда не встают после поломки. Ибо их путь слишком краток, чтобы ты запомнил все их имена… Или нет? Кажись, этого человека с повёрнутой в обратную сторону головой звали Роальд. А того, что упал с дырой в живот — Ульф.

Ты видишь их убийцу. Он не такой же, как и ты. Его тело из дерева, а дерево не вечно. И потому он глуп. Глуп, ибо будучи не вечным, зная о том, что срок его подходит к концу, он обрывает срок тех, кому осталось ещё меньше.

Нет, так не пойдёт. В этом поступке нет любви. И хоть этот деревянный имеет право на любовь точно также, как и все прочие — единственным верным решением, будет прервать его… жизнь.

Но маленькая штучка в его груди не даёт и двинуться с пути без команды. И ты чувствуешь, что не можешь помочь тем, кто любит тебя и кого любишь ты.

О! Один из них встаёт после поломки. Ему помогает другой. И это тоже доказательство любви этих существ не только к тебе, но и к себе. Вместе, они добираются до тебя и приказывают открыть рот.

Рот? Ах, да! Отверстие, через которое эти существа произносят звуки. Зачем-то, они сделали такое же и тебе. Наверно, для схожести. Впрочем, а почему бы и нет? Для тебя это всё не имеет значения, ведь ты — ка…