Воздушная гавань

Глава 7

Гримм шагал к резиденции копьеарха, и жесткие подошвы его ботинок мерили каменные плиты звонкими, отчетливыми ударами; они помогали ему помнить, что поддаться буйному порыву и придушить недоумка, шедшего рядом, стало бы проявлением крайне дурного вкуса.

— Так, может, пришла ее пора? — изрек коммодор Гамильтон Рук, Это был статный мужчина с царственной осанкой, которую отчасти портил не слишком властительный нос, схожий с клювом солнцеястреба. Его черные волосы больше не серебрились сединой, что Гримм уверенно расценил как жеманство. Руки и лицо коммодора огрубели и обветрились за время, проведенное на борту его судна — боевого крейсера «Великолепный», равного «Итаске» по всем характеристикам, если и не соперника ей. Рук был утонченный, хорошо образованный, изысканно вежливый олух, каких еще поискать. Его флотский мундир темно-синего оттенка украшало несусветное количество золотых галунов и шнурков, с тремя золотыми же полосами на отворотах каждого рукава. — Что скажешь, дорогой мой Фрэнсис?

Гримм бросил взгляд в сторону и вверх, косясь на Рука.

— Я уже просил не называть меня Фрэнсисом.

— Ну, как же. Значит, полагаю, второе имя предпочтительнее? Мэдисон?

Гримм ощутил, как напряглись и затем расслабились пальцы правой руки.

— Как вам известно, коммодор, я предпочитаю оставаться Гриммом.

— Малость официально, — осуждающе буркнул Рук. — С тем же успехом тебя можно именовать «капитаном», будто ты до сих пор сохранил звание.

«Крайне дурной вкус, — напомнил себе Гримм. — Неимоверно дурной. Эпохально дурной, и плевать на радость расправы».

— Я уповал на то, что недавние успехи поумерят твое безрассудство, — продолжал Рук. — И ты не удостоил вопрос ответом. Мое предложение более чем великодушно.

Гримм свернул в боковой коридор — подальше от сутолоки, в полуденный час царящей в проходах хаббла Утро.

— Предложение состоит в том, чтобы возместить четверть стоимости моего корабля и пустить его на металлический лом? Не могу назвать шутку удачной.

— Брось, это не повод зря нагнетать страсти, — скривился Рук. — «Хищница» была неплоха, но как военный корабль безнадежно устарела, а как грузовой — не вышла размерами. За предложенное вознаграждение ты купишь торговое судно, которое позволит сколотить состояние. Позаботься о своих наследниках.

Гримм вымученно улыбнулся.

— По-видимому, о силовом кристалле, который ваш Дом заполучит в свои закрома, вы предпочитаете не вспоминать?

Кристаллы достаточных размера и плотности, чтобы служить силовым кристаллом целого корабля, выращивались на протяжении десятков лет или даже столетий. Силовые кристаллы не то чтобы дороги; они бесценны. В Копье Альбион все их нынешнее производство подчинено нуждам военного флота, предоставляя в частные руки лишь строго ограниченное их количество, и большинство владельцев не расстанутся с ними за любые деньги. За минувшие два века Высокие Дома последовательно скупали все неучтенные силовые кристаллы. Разумеется, их можно приобрести в других Копьях, однако — насколько известно Гримму — никто во всем мире не смог бы тягаться мощью и качеством своих кристаллов с теми, что производились Ланкастерами.

— Конечно, это сильно упрочит положение нашего Дома, — ответил Рук. — И тем не менее мое предложение сулит тебе выгоду.

— Нет, — отрезал Гримм.

— Очень хорошо, — сдавленно процедил Рук. — Удваиваю сумму.

— Повторю снова. Нет.

Здоровяк Рук заступил Гримму дорогу и встал, чтобы прожечь его свирепым взглядом.

— Послушай меня, Фрэнсис. Я намерен заполучить этот кристалл. Я читал отчет, отправленный тебе механиком. Еще здорово повезло, что вы вообще дотянули до Копья.

— Разве?

— Тебе потребуется заменить весь силовой тракт, установить новый подъемный кристалл и еще как минимум три кристалла балансировки! Я видел твою отчетность. Ты никогда не наберешь нужную сумму, чтобы позволить себе такой ремонт.

— Она ранена, — твердо сказал Гримм. — И команда ее не оставит.

— «Ранена»! — закатил глаза Рук. — Да она едва способна тащиться вверх и вниз вдоль Копья, и то на лебедке. Пойми наконец, «Хищница» больше не воздушное судно. Она рухлядь.

Гримм внезапно понял, что стоит перед Руком с крепко сжатыми кулаками.

Рук, очевидно, упустил эту деталь из виду.

— Я делаю тебе справедливое, дружеское предложение, Фрэнсис. Не заставляй меня обращаться к иным средствам убеждения.

Какое-то время Гримм стоял с задранной головой, молча разглядывая ухмылку Гамильтона Рука.

— И о каких же средствах, сэр, — тихо переспросил он, — может идти речь?

— Если потребуется, я затаскаю тебя по судам, — вздохнул тот. — Доложу о халатном обращении с кораблем. Доложу о понесенных потерях. Доложу о жалобах и обвинениях в ряде преступлений, которые направлялись нашему флоту другими Копьями.

Гримм скрежетнул зубами.

— Как вам известно, я стал мишенью для этих обвинений, действуя с ведома и одобрения флота.

— И подчинишься приказу отрицать это, — ответил Рук, чья улыбка сделалась шире. — Скажи честно, Фрэнсис: ты и впрямь думаешь, будто флот решит поддержать тебя, опозоренного изгоя, и выдержать подобное публичное унижение? — Улыбка исчезла с губ. — Я заполучу тот силовой кристалл, Гримм.

Гримм задумчиво кивнул. А затем, уже не сдерживаясь, влепил коммодору Гамильтону Руку хлесткую пощечину.

Звонкое эхо этого шлепка разнеслось по пустынному коридору. Рук отшатнулся назад, потрясенный скорее самим ударом, а не его силой, и уставился на Гримма широко распахнутыми глазами.

— «Хищница» — не какой-то товар, — спокойно и ровно произнес Гримм. — Она даже не моя собственность. Она мой дом. Ее экипаж — не мои служащие, а моя семья. И если вы вновь посмеете угрожать забрать у меня мой дом и разрушить благополучие моей семьи, коммодор, я вас просто-напросто убью.

Глаза Рука вспыхнули, он выпрямился во весь свой устрашающий рост.

— Наглый слизняк! — прорычал он. — Воображаешь, тебе позволено безнаказанно распускать руки?

В качестве ответа Гримм молниеносно шагнул вперед и ударил снова. Рук попытался увернуться, но ладонь Гримма двигалась слишком быстро. Коридор вновь наполнило звонкое эхо пощечины.

— Черт подери, сэр. Я сделаю это, когда вздумается, — столь же ровно сказал Гримм коммодору. — Тащите меня в суд. Позвольте, я расскажу судьям и отражу в судебных отчетах, что именно вывело меня из равновесия. Вы будете прилюдно унижены. Последним шансом сохранить хоть какой-то лоскут прежней репутации для вас станет честный поединок. И, получив вызов, я обязательно воспользуюсь правом сразиться насмерть.

Рук слегка откинул голову подальше от Гримма — так, словно открыл дверцу шкафа, чтобы отрезать себе сыру, и вместо этого увидал ожидавшую его ползучую чешуетварь.

— Ты не посмеешь. Даже если ты одержишь верх, моя семья с тобою посчитается.

— Я подниму флаг Копья Олимпия, — просто ответил Гримм. — Там мне будут рады. Пускай кто-то из семейки Рук рискнет связаться с флотским капитаном Олимпии! Считаешь, твоя жизнь будет того стоить, Гамильтон?

Рук сжал кулаки, но не стал их поднимать.

— Это измена.

— Конечно, измена — для флотского капитана, — обнажил зубы Гримм. — Но не для опозоренного изгоя вроде меня.

— Гнусное маленькое ничтожество! — прошипел Рук. — Да я…

Гримм шагнул вперед, не отрывая пристального взгляда от глаз коммодора, и Рук был вынужден отступить.

— Вы что, коммодор? — переспросил он. — Будете рассказывать мерзкие сказки у меня за спиной? Вызовете на дуэль? У вас не хватит духу взглянуть в глаза человеку, которого убиваете. Еще одна деталь, известная нам обоим.

Закипая от негодования, Рук стиснул зубы.

— Этого я тебе не забуду, Гримм.

Гримм кивнул.

— Да. Один из ваших восхитительных недостатков, Гамильтон, состоит именно в том, что вы забываете об оказанных вам услугах, но помните об оскорблениях.

— Все верно. У моего Дома долгая память и живое воображение.

Гримм ощутил, как волна гнева вновь угрожает снести прочь его выдержку, но сумел справиться с эмоциями, сохранив их лишь в тоне своего голоса.

— Воображение? Значит, вот как вы это называете? Учтите одно: если с кем-либо из моих людей или членами их семей случится хоть что-нибудь — все что угодно, любая мелкая неприятность, — я буду считать вас ответственным лично. Не пройдет и часа, а я уже донесу на вас Адмиралтейству и Совету. В дуэли, которая за этим последует, я прикончу вас и сброшу тело с вершины Копья, причем не обязательно в таком порядке. Я достаточно ясно выразился, коммодор?

Рук проглотил застрявший в горле ком и отступил еще на полшага.

Гримм нацелил на него указующий перст, чтобы напоследок бросить:

— Держитесь подальше от моего дома. Держитесь подальше от моей семьи. Хорошего вам дня, сэр.

После чего капитан «Хищницы» круто развернулся на каблуках и зашагал дальше, во дворец копьеарха.

Но не успело пройти и пары минут, как из темноты неосвещенного бокового коридора его окликнул чей-то негромкий, насмешливый голос:

— Что с тобой творится, Мэд? Ты где-то нахватался осмотрительности. Помню времена, когда ты не задумываясь бросился бы на этого самодовольного растяпу прямо посреди рыночной площади хаббла, в полдень.

Гримм хмыкнул, но не сбавил шаг.

— У меня нет времени на перепалки, Байяр.

Небольшая, щуплая фигура выплыла из тени, чтобы зашагать рядышком с ним. Александр Байяр носил мундир коммодора — почти в точности такой же, какой был на Руке, пусть не столь богато украшенный. Кроме того, мундир был изрядно потрепан непогодой. В походах Байяр не сходил с палубы своего флагманского судна, тяжелого крейсера «Доблестный», тогда как Рук при первой же возможности прятался от капризов стихии.

— Ну да, — беззаботно сказал Байяр. Невысокому коммодору приходилось широко шагать, чтобы держаться в ногу с Гриммом. — Я уже слышал. Твой корабль едва держится в воздухе, а починить его не хватает средств. Само собой, тебе не терпится покинуть порт.

— Не заставляй меня вызывать тебя на дуэль, — остерег его Гримм.

— А почему бы и нет? — переспросил Байяр, добавляя походке некое щегольство. У него были темные, блестящие глаза и волосы, чудесным образом покрывшиеся сединой за десятки лет до назначенного срока. — Ты бы проиграл, и мы оба это знаем.

Гримм только фыркнул.

— Ты истинный мастер во всем, что касается насилия, мой упрямый друг, — продолжал Байяр. — Но в твоей душе нет льда, а в крови — ни капли подлости. Чтобы победить подлеца на дуэли, нужен точный расчет, а ты всегда был слишком нетерпелив.

Гримм заулыбался, сам того не желая.

— Ты только что обозвал себя подлецом, коммодор.

— Да, я такой, — согласился Байяр. — Ползучий гад, который каждую деталь, каждую мелочь обратит себе на пользу… — Его улыбка немного померкла. — И, боюсь, именно поэтому я ношу сейчас флотскую униформу, а ты — нет.

— Быть выставленными вон с позором нам обоим не было никакого смысла, — ответил Гримм. — Ты же знаешь, я не держу на тебя зла, Алекс.

— Тебе и не нужно. С этим я сам отлично справляюсь. А вот насчет Рука… — пожал плечами Байяр. — Если дойдет до дуэли, надеюсь, ты выберешь меня секундантом.

— Вряд ли отчаяние толкнет меня на это, — хмыкнул Гримм. — Думаю, я обращусь к тебе только в случае, если все остальные откажутся.

— Прекрасно. Только предупреди хотя бы за день, будь любезен. Моя пассия ни за что не поймет, если я внезапно ее покину.

Гримм хохотнул, не сдержавшись.

— Вы оба не состоите в браке и встречаетесь исключительно друг с другом вот уже… одиннадцать лет, не меньше?

— Тринадцать, — с достоинством поправил его Байяр.

— Господь Всевышний! И ты до сих пор цепляешься за выдумку, что вы — не более чем любовники? Почему?

По лицу Байяра расплылась задорная ухмылка.

— Из-за скандала, дружище, вот почему. Так гораздо интереснее, ведь правила приличия для нас чересчур скучны. Подобные вещи придают нашей жизни пикантную остроту.

— Ты насквозь испорченный тип, — широко улыбнулся Гримм. Гнев и подавленность от беседы с Руком уже успели растаять. — Как поживает Эбигейл?

— Розовые щечки, звезды в глазах и полное довольство, дружище. Шлет свои приветы.

— Прошу, передай ей от меня низкий поклон, — сказал Гримм и вполоборота смерил Байяра долгим взглядом. — Спасибо тебе, Алекс.

— Рук и архангела выведет из себя, — опустил голову Байяр. — Ты не остался без друзей, Гримм. Не трать свое время на козни этого дуралея.

— Я бы не счел время, ушедшее на то, чтобы задать ему взбучку, потраченным зря.

Байяр весело, от души рассмеялся.

— Мало кто счел бы, осмелюсь заметить.

Они подошли к темному участку по большей части неиспользуемого туннеля, где люмен-кристаллы размещались с большими промежутками. Туннель был полон шелестящих звуков: эха их шагов и голосов, далеких вздохов сложных вентиляционных систем Копья, их собственного дыхания.

Впоследствии Гримм так и не смог разобраться, каким едва слышным шорохом или рябью скрытого тьмой движения выдала себя засада, — но внутреннее чутье буквально криком предупредило его о приближении опасности, заставив с певучим шелестом омедненной стали выхватить из ножен саблю. Рядом с собой он ощутил — скорее чем услышал, — как Байяр делает то же самое, а затем в темноте истошно завизжало нечто, какая-то тварь, и в груди у Гримма громыхнул пушечный залп испепеляющей, слепящей боли.