Время для жизни - 2

Глава 15

Аккуратно, стараясь не привлекать внимания, Косов сбежал по лестнице к двери в санчасть. Здесь постоял, прислушиваясь, не идет ли кто следом — многие курсанты частенько выбегали перед поверкой вниз, во двор, покурить. Тишина. И он несильно постучал в двери, чуть подождал, и снова постучал. Наконец скрипнул засов и двери приоткрылись.

— Тебя только за смертью посылать! — отодвинув его в сторону, Настя закрыла двери снова, — Чего так долго-то?

— Ну… пока договорился…

Иван посмотрел в сторону дверей в палату. В самом коридоре было темновато, и лишь из помещения, где проходило празднование, сюда падал свет. Оттуда доносился негромкий бубнеж и тихий женский смех.

Косов выдохнул и потянувшись, обнял женщину за талию, притянул к себе, потянулся к ее губам.

— Ты чего? Сдурел, что ли? Вот еще… что надумал! Пошли… ловелас! — Настя отстранилась, но без возмущения, и потянула его за руку по коридору, — Но мы хоть успели твоего дружка в чувство привести…

— Это как это? — пытаясь придержать ее, переспросил Косов.

— Ну как, как? Головой под струю холодной воды, конечно же! Немного протрезвел! — Настя отвела в сторону его «загребущие» ручонки, — Пошли чай пить!

«М-да… а не «обломайтис» ли Вас ожидает, товарищ курсант?».

За столом сидели и пили чай Юрка и Анечка. Гиршиц был взъерошен, почти трезв и немного смущен.

— Садись, пей чай! — скомандовала Анастасия, наливая Косову кружку крепкого, почти черного чая.

— А может по рюмочке? — посмотрела на Ивана и свою начальницу медсестра.

Гиршиц замотал головой:

— Если что — то я не буду!

— Анастасия Ивановна! Вы как, не против рюмочку коньячка принять? — с улыбкой уставился на предмет вожделения Косов.

Та чуть задумалась, и, улыбнувшись, ответила:

— Ну, если только рюмочку…

После выпитого, Иван снова потянулся за гитарой:

— Так сказать — «на посошок»!

«Вот зарекался же! Но… как-то нужно вернуть Насте тот «романтик». А то и впрямь… могу — «как фанера над Парижем»!

— Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном этом лесу,

Откуда уйти невозможно.

Гиршиц слушал, уставившись стеклянным взглядом куда-то в угол комнаты. Анечка, чуть улыбаясь, ушла в себя. И только Настя, опять зарумянившись, коротко поглядывала на Ивана вновь заблестевшими глазами.

Звук струны еще дрожал, запутавшись где-то под потолком, когда товарищ доктор, как будто встряхнувшись, резко встала и скомандовала:

— Так! Все, Иван! Пойдем, проводишь меня! Анечка! Ты… ну ты все знаешь! Чтобы все было в полном порядке! Пошли, Иван…

Уже натянув бушлат, Косов направился к выходу, но Настя остановила его:

— Ты куда? Вот еще — не хватало через КПП идти! Мне что — снова постового уговаривать, чтобы он тебя выпустил? Здесь пройдем!

Потом повернулась к Анне:

— Выпустишь нас через дверь на улицу, потом закроешься обязательно!

Как оказалось, из помещений санчасти был еще один выход — прямо на улицу. Точнее — переулок, который шел вдоль боковой стороны территории училища.

Уже в дверях Анечка сунула в руки Косова тряпичную сумку-авоську, шепнув:

— Я там початую бутылку красного вина сложила, да еще кое-чего… бутерброды там, котлеты. А то, у Насти Иванны, скорее всего, дома — хоть шаром покати!

Выйдя на улицу, Иван с удовольствием вдохнул свежий, чуть морозный воздух.

«Ух, хорошо! Дышится-то как легко! Хотя вот эта чуть ощутимая влажность в воздухе — это точно весной пахнет!».

Потом огляделся.

«Ага… а вон ворота на хоздвор. Я с этой стороны училищного двора еще и не был ни разу!».

Дождавшись, пока за ними лязгнет запор на двери санчасти, постояли, подышали таким свежим воздухом. Настя стояла, запрокинув голову в небо.

— Весной уже пахнет. Хорошо-то как!

Потом повернулась к Ивану:

— Надо сейчас налево повернуть, обойти квартал. Мимо училища идти — дурная затея. Твою буденовку и в потемках за версту видно, а там, перед входом, освещено все хорошо.

«Ну да, это правильно! Продефилируем там, такие красивые: она в своей ладной бекеше и я — в бушлате и буденовке. И нас никто не заметит? Да наверняка какая-нибудь морда будет в окно пялиться! Ни мне это не нужно, а ей уж — тем более!».

— Повернуть налево? Налево — это по-нашему, налево — это я люблю! — бодрым голосом ответил Косов.

Настя фыркнула:

— Пошляк! — и подхватила его под руку.

Некоторое время они шли молча. Благо и на улице уже никого не было. Тихо, и лишь редкие фонари освещали улицы центра города. Но на Ильинской горке, ближе к Маркса, стали попадаться и прохожие, редкие, но все-таки…

— Ты чего молчишь? — спросила женщина.

Иван тихонько засмеялся:

— Даже не знаю — что говорить…

Она помолчала. Ивану было видно искоса, что она поглядывает на него.

— Странный ты какой-то… То — прямо фонтан красноречия. Аж — не заткнуть его! Шутки-прибаутки, тосты разные красивые, песни вон какие — слезоточивые. А то — молчит!

— Насть! Ну посуди сама… Смотри… Вечер такой прекрасный. Тихо. Воздух свежий — не надышаться! Рядом под руку идет красивая женщина. Какие тут слова нужны? Хорошо же? Ну вот — прямо до звона в ушах хорошо!

Еще чуть прошли молча.

— Вань! Ты знаешь… Я вот никак не могу понять… Ты то кажешься мне обычным двадцатилетним парнем, таким — веселым, неглупым, озорным… как щенок молоденький! То… как будто ты — умудренный опытом мужчина, рядом с которым я чувствую себя девчонкой. Даже неловко так становится…

— А может я — шпиён Гондураса? А вот это все…, - Косов покрутил рукой перед своей физиономией, — умелый грим?

Анастасия поджала губы:

— Дурак! Как есть дурак! Не шути так больше! Никогда так не шути!

— Ну ладно…, - примиряюще протянул он, — А если так: я пришелец из далекой Галактики, инопланетянин со звезды в системе Сириуса. Вот — внедрился в тело молодого землянина, и пытаюсь понять — как вы тут живете.

Женщина развеселилась:

— Ну — это — другое дело! Это как у Толстого, в «Аэлите»? Здорово! Кстати… это и правда много бы объяснило! А расскажи, как там у вас на Сириусе? Как вы живете?

Косов хмыкнул, почесал нос, и его — «понесло»!

И про самолеты на триста и пятьсот пассажиров; и про космические полеты и спутники Земли, и про заводы-фабрики; и про поля и технику на них; про телевизоры и сотовые телефоны. Ну и про — медицину на Сириусе! А как же — Настя же врач, ей это интересно в первую очередь!

Ивану нравилось, как широко открытыми глазами с восторгом смотрит на него Настя.

— А как там у вас… сириусянки и сириусяне? Ну… как там с отношениями между мужчинами и женщинами? — прикусила губку, пытаясь скрыть улыбку, женщина.

— Х-м-м… ну как… как всегда, в общем-то. Сложно все! Вроде бы и проще… но и сложнее.

— Да? Интересно-интересно! Расскажи, а? Ну, вот — как у вас там они одеваются, ваши сириуски… или все же — сириусянки?

— Правильно — сириусянки! — менторским тоном продекларировал Иван, — А одеваются… Ну вот слушай…

И опять — рассказ на полчаса! Женщина то ахала от непристойных, по ее мнению, нарядов юных и не очень прелестниц с далекой планеты; то задумчиво покусывала губки; то хмыкала, негромко шепча: «Интересно-интересно!».

Они уже давно прошли поворот к ее дому, что Косов заметил лишь вскользь, а Настя, похоже и вовсе не заметила. Потом она задумалась, и вынесла вердикт:

— А ведь Юра Гиршиц прав — тебе же книжки писать надо, а не «ать-два» тренировать. Вон как ярко все описал, интересно! Красочно все, с подробностями! Откуда в тебе такая фантазия, Вань?

«Ну… фантазии там — немного, в общем-то… Что было в будущем, то и рассказал!».

Они повернули, чтобы вернуться к дому женщины по другой улице. И Косов с неудовольствием отметил, что чем ближе они подходили, тем менее уверенно выглядела подруга.

— Вань… Давай покурим, а? — опустив голову, попросила она.

Они покурили, помолчав.

— Вань… знаешь… Вот не знаю, как сказать…, - еле слышно пробормотала она.

«Не… ну почему так, а? Вот красивая женщина! Умная! Опытная! Командирскими качествами обладает в полной мере — опять же! Но вот как принять окончательное решение… так вот — ни бе, ни ме! Имею в виду — решиться на адюльтер с молодым курсантом! Похоже, что «таракашки» в ее голове — ой-ой какие! Зрелые такие, матерые!».

— Мне кажется… я не готова принять решение. Вань! Ты пойми, а? — робко посмотрела она на Косова.

Иван откашлялся:

— Что… даже чаем не напоишь?

Настя задумалась, потом повеселела:

— Нет, ну чаем-то — почему нет? Напою, конечно! Только… Ваня… Только чаем, да?

Иван угукнул.

По поскрипывающей деревянной лестнице они поднялись на второй этаж.

«Как интересно — дом кирпичный, трехэтажный, а лестницы — деревянные!».

Когда Настя открыла ключом простенькую дощатую дверь, они зашли в крохотную прихожую с тусклой желтой лампочкой под потолком.

— С вечера и до утра ТЭЦ снижает напряжение в сети, поэтому свет у нас по ночам — вот такой! — стараясь не глядеть на него, наигранно бодро объяснила хозяйка.

«Малюхошная кухонька, и чуть больше — комнатка! — успел заглянуть любопытствующий субъект в домовладение военврача, — Однако санузел — присутствует!».

— Сейчас я примус раскочегарю и чайник поставлю! — попыталась улизнуть на кухню Настя.

Косов, ухватил ее за руку и потянул к себе. Заглянул на секунду в светло-голубые глаза, увидел там что-то похожее на страх, но не увидел ни возмущения, ни злости, а потому — впился долгим поцелуем в такие податливые и прохладные губы женщины. Она постояла, опустив руки, но потом — обняла и стала отвечать на его поцелуи. Сначала робко и чуть заметно, но потом — посмелее.

— Ох… отдышаться-то дай! — судорожно дышала Настя, — Вань… но ведь только чай, да?

«Хрен вам! Вперед, пехота!».

И снова он ухватил ее посильнее, добавив к поцелуям и поглаживания, и потискивания ее спины, талии и ниже. Вот ниже — стоит задержаться! Скорее почувствовав, чем услышав ее постанывания, он подхватил ее на руки и понес в комнату. Там — продолжил, и даже усилил натиск!

— Ну что же ты… Нахал! Обманщик! — пыталась внести ясность в свое отношение к происходящему женщина, но Косов не особо-то и давал ей такой возможности. За поцелуями, объятиями и тактильным поверхностным изучением женского тела, логично воспоследовали и попытки его разоблачения. Это самого тела.

— Ваня! Ну что же ты… Ну подожди же…

Хотя попыток физически воспрепятствовать его действиям не было. Настя даже не мешала ему, просто — не помогала.

— Погоди… погоди же ты! Ну все, все! Дай… дай я сама разденусь! — это прозвучало уже более решительно.

Отдуваясь и пытаясь восстановить дыхание, Иван отпустил женщину и сделал шаг назад.

— Вот же наглец. Вот же нахал и обманщик… Чай попить он напросился! — она расстегнула еще не расстёгнутые им пуговицы на гимнастерке, и стянула ее через голову, оставшись в белой нательной рубахе. Потом отвела руки за спину и принялась расстегивать пуговицы юбки, подняв голову и попытавшись сдуть с лица выбившуюся из прически прядку волос.

Наткнувшись на его взгляд, женщина замерла, еще раз машинально дунула уголком рта на непослушную прядь:

— Ты бы вышел, а? Я… я стесняюсь…

«Ну уж нет! Выйди я и что? Нет, она вроде бы и решилась, но… Разденется, нырнет под одеяло. Успокоится от того немногого возбуждения, которое вроде бы уже есть и опять начнет трястись от страха? Опять — раздумья? Водевиль какой-то, мля…».

Он снова обнял ее и прижал к себе. Стал целовать, взял ее руки и завел их себе на шею.

«Пусть лучше обнимает! А с юбкой и прочим — сам справлюсь!».

По мере оголения женского тела, Настя все сильнее дрожала. Но — не препятствовала, и даже начала чуть слышно постанывать.

«Белье бы ей сменить. На то — красивое, которое так «навострились» шить в ателье Красно-Сибирска!».

«А вот кровать… это нечто! Узкая, скрипучая, изрядно продавленная! Не то стандартная армейская, не то — узкая девичья!».

Иван старался быть максимально ласковым, нежным, неторопливым. Но подруга по-прежнему не проявляла никакой инициативы. Была податливой, но не более. Освещение в комнате было только то — из прихожей, да виднелась чуть менее темная щель между неплотно задвинутыми портьерами на окне. Его ласки, поцелуи и прочие изыски, к полному его недоумению, не повлекли практически ничего. Никакой волны встречной страсти, даже интереса вроде бы не было. Вроде бы…

«Итить твою… она что — фригидна? Или просто — боится? Но ведь не девчонка семнадцатилетняя! Явно знает, что мужчине нужно от женщины. Как-то не вяжется это с той бойкой Анастасией, какой она было до этого!».

Но… терпение и труд — все перетрут! Иван продолжил целенаправленно и методически верно вести действия по развращению отдельно взятой особи женского пола. Ведь опыт-то — был, есть! И его — не пропьешь, как известно!

«Ну вот — хоть что-то! Хоть целоваться начала с интересом, и обнимает уже довольно активно!».

А вот при попытке перейти к ласкам руками в «зоне бикини», он встретил сопротивление. Но — довольно вялое и быстро сломленное!

«Ага. Все же — не фригидна. Смазка женская — в наличие!».

— Ну давай же уже…, - простонала подруга.

И он — попробовал. Но… Судя по всему — у нее действительно уже давно никого не было.

«Ладно… чуть дольше придется… По чуть-чуть… Ласковее, нежнее и деликатнее!».

В какой-то момент, Настя застонала, крепко прижалась к нему, чуть не задушив его руками:

— Да что же он у тебя… здоровенный такой!

«И ничего не здоровенный! Вполне нормальный. Просто… регулярно надо… а не запускать так себя и свое тело!».

Она фактически не давала ему двигаться активнее — постоянно прижималась всем телом. Обхватив руками, тесно прижавшись, а потом еще и обхватив ногами за бедра. Лицом же уткнулась куда-то в район подмышки и головы не поднимала, глухо постанывая.

«Борьба нанайских мальчиков какая-то!».

Но и сам Иван был настолько возбужден, что все происходило сумбурно и довольно глупо, по его мнению. Все же он дождался момента, когда Настя, всхлипнув, глухо застонала и немного расслабилась, позволив тем самым ему двигаться чуть посвободнее.

— Ах… ах… ах…, - теперь она полностью раскинулась, и даже руки закинула себе за голову.

И только эти «ахи» давали понять, что подруга все еще в сознании, а не впала в обморок. Но, пусть и в полузабытьи, что-то она все же контролировала, потому как, стоило ему только ускориться, подходя к финалу, женщина, почувствовав дрожь его тела, резво подалась назад и вверх по кровати, почти полностью выскользнув из-под него.

«М-да… пришлось ей весь животик испачкать!».

И только сейчас, по чуть заметному блеску ее глаз, он увидел, что она смотрит на него.

«Вот никогда не любил этим заниматься в темноте! Ну что это… в самом-то деле?! Все наощупь!».

Настя тихо засмеялась:

— Испачкал меня всю… Откуда в тебе столько… ее? Дай я хоть простынь вытяну… оботрусь.

После этого они лежали на боку, лицом к лицу, тесно прижавшись друг к другу.

«Ну и кровать, мать ее… за ногу!».

— Настенька! — он чуть подул ей на нос.

Женщина засмеялась и приоткрыв глаза:

— М-м-м?

— Насть! А давай на пол переместимся? Вон — матрас с бельем стащим и там расположимся…

— Что, тесно совсем, да? — снова засмеялась подруга.

— Это кровать единоличника, эгоиста!

— Ну давай… попробуем! — согласилась она.

Они вдвоем быстро организовали на полу более приемлемое лежбище.

— Вот! Совсем другое дело! — жизнерадостно заявил Косов.

— Да. И правда — удобнее и уютнее! — согласилась Настя, даже вроде бы чуть удивившись.

— А что, красавица, может сменить тебе вот это прокрустово ложе на нормальную кровать? — кивнул он на железное «недоразумение» Иван.

Настя хмыкнула, оценивающе посмотрела на кровать, как будто впервые ее увидев:

— Ну-у-у… привыкла уже. Да и куда мне большую кровать ставить-то? Сам видишь — комната совсем небольшая.

Косов впервые с момента вторжения спокойно осмотрелся.

«М-да… только названия — отдельная квартира! Комната… ну три на четыре, не больше. Даже, скорее всего — меньше!».

Кроме обсуждаемого предмета мебели, в комнате стоял платяной шкаф; тумбовый письменный стол у окна; пара стульев и этажерка. Видны были книжные полки по одной из стен.

— Ты не права! Нормальная, пусть и полутора местная кровать вполне нормально сюда встанет. И будешь ты спать нормально, а не изогнувшись буквой «зю», как в гамаке. Ты же врач, сама знаешь, что удобно и комфортно спать — очень важно. А может… и я когда в гости приду. Не выгонишь?

Женщина весело хмыкнула:

— Выгонишь тебя, как же! Вон — на чай напросился, а что вышло? Наглец, ты, Ваня, все-таки! Наглец и хам!

Косов, решив подурачиться:

— А вот это, мадам, я сейчас постараюсь исправить! Искупить вину, так сказать! Лаской и нежностью…

— Ну-у… что уж теперь? Попробуй искупить! — засмеялась подруга.

Косов — старался. Очень старался! Но вот результат… его несколько обескураживал. Женщина вполне принимала его ласки, не возражала против смены поз, но… Но кроме постанываний и учащенного дыхания, ему ничего не удалось добиться. Очень уж… результат был — неочевидный! Настя все время казалось отстраненной от происходящего, только на пиках активности партнера выказывала хоть какие-то видимые и слышимые эмоции.

«Вот не хотелось бы, но… так и вертится на языке не хорошее такое определение — «бревно». Ну, где эмоции, где возбуждение, а? Где страсть, я вас спрашиваю! Вроде бы уже все что умел, то и перепробовал. А она лишь — «ах», да «ох»! И все! Абидна, панимаш! И все время она — как будто прислушивается. К себе, может быть? К своим ощущениям? Сколько же она была одна, как бы это потактичнее узнать?».

Второй раз отдыхая после трудов… угу… Косов, лежал, оперевшись на локоть, и разглядывал подругу, лежавшую рядом на боку.

«Но ведь — хороша! И ножки стройные, ровные. И попа — крепкая, правда — небольшая. И талия четко выраженная! И даже грудки… ну — возраст уже не девичий, но все равно — ровная красивая, пусть и небольшая, грудь нерожавшей женщины. Правда вот вся она — бледная совсем. Точнее — кожа матово белая. Хотя вот лицо и руки — чуть смуглее. Вообще не загорает летом, что ли? Но почему же так… втуне пропали все мои усилия?».

— Насть…

— М-м-м? — она открыла глаза.

Смотрела чуть удивленно, но с улыбкой. И уже — не стеснялась его. Ну, почти не стеснялась — простыней все же попыталась укрыть хотя бы попу, чему воспротивился Косов.

— Ты меня извини, может я чего лишнего спрошу…

Женщина насторожилась, тоже подняла голову на локоть. И снова:

— М-м-м?

— Вот как спросить… Послушай! Тебе… было — плохо? Может — неприятно, или там… больно?

Сейчас она явно удивилась:

— С чего ты взял? Почему решил, что мне было неприятно или больно?

Косов пожал плечами:

— Ну… не знаю. Может — показалось так.

Женщина села, уперевшись спиной о кровать. Простынь потянула на себя и закуталась в нее.

— Ты глупый! Вовсе мне не было ни неприятно, ни — больно! Мне было хорошо! Даже — очень хорошо! Ты… разве не понял это?

«Ага! Поймешь тут! Как тут понять-то?».

Подруга сидела, молча разглядывая Косова.

— Вань… Мне правда было очень хорошо. Правда! Просто… Просто у меня уже очень давно никого не было. Понимаешь? Очень давно и вообще никого! Я вообще… даже удивлена, что мне… так хорошо было!

В этот момент у Косова самым предательским образом заурчало в животе. Да громко так! От неожиданной такой вот подлости своего же желудка, Косов самым глупым образом отреагировал, попытавшись скрыть это, поджав ноги и вообще — свернувшись калачом.

Настя удивленно замолчала, а потом — расхохоталась, запрокинув голову.

— Ты что — есть хочешь, да? — спросила она, чуть успокоившись.

Потом, не дождавшись ответа от обескураженного Ивана, женщина прислушалась к себе и тряхнув головой, заявила:

— А я ведь тоже есть хочу! Только сейчас почувствовала. Пойдем, я все же чай поставлю. Да и Анька там тебе чего-то же вручила. Точно там что-то из съестного должно быть. Она, хоть и ветреная особа, но вот в жизни как-то лучше понимает, что мужчинам нужно.

Косов встал, и протянул Насте руку, намереваясь помочь подняться. Та, сначала взяв его за руку и потянувшись, замерла.

«Чего это она? А-а-а… ну да — я же прикрываться ничем не стал. Вот еще — прикрываться! Да и… да и пусть рассматривает. Чувствовать-то она уже почувствовала, а вот видеть — не видела!».

— Ты чего, Насть? — с улыбкой спросил он женщину.

Та чуть помолчала, завороженно глядя ему… в пах, потом подняла голову, посмотрела в глаза:

— А ты и правда — нахал! Бесстыжий нахал! Но ведь… я еще подумала… что-то не то. А теперь вижу — не ошиблась, все так и есть! Даже страшно вдруг стало — это что же… вот «это» — во мне было?!

Она все же поднялась, опираясь на его руку, но продолжая вслух размышлять:

— Очуметь! Нет… как медик я все это знаю и понимаю. Как оно бывает. Но… вот, правда… ты меня не перестаешь поражать, Косов.

— Насть! Да брось ты! Или это ты мне сейчас так комплимент сделала? — засмеялся Иван.

«Ага! Это что же ей за японцы или корейцы раньше попадались? Вполне средний экземпляр, не более! Взять того же Ильичева, к примеру. Там — да, богато природа наградила!».

— Какой комплимент, Ваня? Мне даже и сейчас… б-р-р-р… может чаю попьем и поспим, а? Что-то мне страшновато… продолжать с тобой знакомство.

— Ну вот уж нет! Не умею я спать с красавицами! Меня же потом совесть живьем съест! — придурошно возмутился Иван.

— Это не совесть тебя съест, Косов! А похоть твоя! — бормотала Настя, пытаясь что-то найти, и судорожно придерживая простынь, — Ну-ка, отвернись, бесстыжий! Дай я… вон хоть нижнюю рубаху накину. Не в простыне же мне на кухню идти, как в бане!

— Да в общем-то и голыми можно пойти! Чего тут такого-то? — пожал плечами Косов.

Ответом ему стал полный возмущения взгляд женщины:

— Ты совсем уже, а? Сбрендил, похотливый сириусянин? Отворачивайся, говорю! На кухню… за столом — голыми сидеть?! Вот же… придумал что!

Возмущенная женщина, вполне по-женски забыв о только что высказанном требовании отвернуться, откинула простынь и стала натягивать на голову нижнюю рубаху.

«Ох какой вид! М-м-м… какой вид! Ну как тут удержаться?!».

Косов и не думал сдерживаться. Шагнул вперед, приобняв женщину сзади, закрыв ладонями ее груди.

— Ах! — вздрогнула Настя и замерла.

А отчего вздрогнула — и не понять! Толи от чуть прижатых его пальцами сосков, толи оттого, что «предмет ее боязни» сначала ткнулся между ног, а потом… по мере «оживания» стал медленно подниматься меж ягодицами, тыкаясь слепо то в одну, то в другую, то метко проходя как раз посредине.

— Ах! Ва-а-нь! Мы же… есть же ты хочешь! Чай ведь поставить…, - чуть слышно бормотала Настя.

Косов, приподняв край рубахи, натянутый на голову, и стал целовать ее шею сзади. То просто целуя, то — проводя языком снизу вверх, то — покусывая слегка.

«Ага… а вот так… вот это-то на нее куда как сильнее действует! Х-м-м… интересно!».

Косов с интересом смотрел, как начинает оживать женщина. Как сначала совсем не видно и не слышно начинает трепетать ее тело, как еле видимая дрожь проходит по нему сверху вниз.

«А вот если так?».

Чуть слышно, совсем тонкой, невесомой струйкой Косов, вытянув губы, подул на шею сзади.

«Попробуем, попробуем! Ближе или дальше? Ниже или выше? Сильнее или слабее?».

Иван — экспериментировал!

«Ага! Вот оно как значит?! Вон оно чё, Михалыч?! То есть — послабее, и только по самой середине, по загривку, так сказать… И — снизу вверх, под самые волосы! Как ее ощутимо уже трясет! Но мы же продолжим, да? Как там было: «Мы — не привыкли отступать! Нам расколоть ее поможет…». А вот сосочки — между пальцами пустим и поиграемся — то чуть сожмем пальцы, то — просто погладим грудки! И дуем, дуем на шейку сзади!».

Женщина, которая сначала, почувствовав «возрождение» ее страха, старалась отодвинуть попу, чтобы не ощущать «его» движения вверх, сейчас наоборот — прижималась попой все сильнее.

«А как ее трясет-то?! Ну вот… другое же дело! Нащупал, нащупал струнку! Ай да, Ванька! Ай да, сукин сын!».

Что-то несвязно подвывая, Настя что-то пробормотала.

— Что, красавица? Извини… не расслышал! — наклонился Косов ближе к ее затылку.

— Я говорю… не мучай уж больше… Вставляй… Ну же! — и снова сильно притиснулась попой к его лобку.

Косов задумался — «А не рано ли?».

— Ну что же ты? — уже громче спросила Настя, — Хотя… подожди, подожди, подожди… Я сейчас… я придумала. Вот!

Она развернулась, отстранив его руки о себя.

— Вот… знаешь что? Давай вот так… Я вот на край стола сяду, а ты стоять будешь, а? Только вот… лампу настольную я зажгу… Ты как — не против?

Иван удивился:

— Да в общем-то — нет… Только… а зачем?

Женщина, уже совсем не смущаясь, включила лампу, и снова повернулась к нему лицом.

«А глаза-то — шалые! Ой, как мне это нравится! Проснулась значит в Насте женщина. Ах, как хорошо!».

— Ну… как сказать… Чтобы ты понял-то?

«А взгляда-то от «предмета страха» не отводит! Как завороженная, честное слово!».

— Насть…, - чуть слышно позвал женщину Косов.

— М-м-м? — по-прежнему глядя вниз, отозвалась она.

— Нравится?

— М-м-м? Что нравится? — не поняла она сразу.

— Он… нравится?

— М-м-м…, - «а вот это уже — стон!», — Не знаю… не могу сказать! Как-то… страшновато.

— Нужно победить страх, да?

— Ну… наверное. А как? — она посмотрела ему в глаза.

— А вот так… попробуем! — и Косов, взяв ее руку, вложил в ее ладошку… ага.

«Ох как глаза-то… аниме, право слово!».

— Ну как? Страшно?

— Н-н-н-ет… не страшно.

— А ты погладь его. Двумя руками погладь! Нравится?

— М-м-м… наверное. Да! Нравится! Очень, очень нравится!

Косов не мешал знакомству. Пришлось подождать, а что делать?

— Вань…

— Что, хорошая моя?

— Слушай… я вот так сяду, на край. А ты… ну вот так, да?

— А зачем? Ну — почему именно так?

— Ну… почему, почему! По кочану! Ну что ты… как маленький! Вот же… Ну ладно! Я хочу видеть… ну — как он в меня… понимаешь?

«А смутилась-то как! Вон щечки-то какие — прямо жаром пышут!».

— Согласен, красавица! Пусть будет по-твоему! Можешь даже… сама это сделать.

— Что сделать, я сейчас не поняла…

— Ну… вставить его в себя.

— Ой… нет, наверное… не надо. Пока — не надо… Как-то страшно мне… хотя… А давай, попробую…

Настя примостилась на край стола, не отпуская «врученный предмет» из рук, и задумалась.

— Ты чего, хорошая? — удивился Косов.

— Да как-то… неудобно, что ли. Не пойму, как это лучше сделать-то…

— А давай вот так!

Косов подвинул ее чуть дальше по столешнице, подхватил ее ножки и закинул ихпоочередно себе на предплечья.

— Ну вот так, думаю, будет удобнее!

Женщина хихикнула:

— Ну да, удобнее… Но ты все же обними меня, придерживай. А то я боюсь — завалиться могу, взад себя.

— А я тебя вот так обниму. Так хорошо?

— Да-а-а…

В комнате было фактически темно. Свет от тусклой лампочки в прихожей еле освещал помещение, и полагаться приходилось больше на ощущения, чем зрение, но Настя все же сосредоточенно смотрела куда-то вниз.

Иван почувствовал… ну — что чувствуют мужчины в такой момент? Теплое, непередаваемое ощущение женского тела; сладость, разливающуюся по всему телу; нарастающее желание зарычать и вот так, с рыком, ворваться… быстрее, быстрее! Сильнее и глубже!

Женщина, как будто почувствовала это непреодолимое мужское желание, подняла голову и прошептала:

— Тише, тише… не торопись. Дай мне почувствовать и насладиться. Я так долго не чувствовала это…

И снова опустила голову.

В полутьме комнаты ее белое, какое-то алебастровое тело, казалось худеньким и совсем-совсем беззащитным. А размотавшаяся коса, изрядно растрепанная их предыдущими «упражнениями», дополняла образ молоденькой и неопытной девчонки. Иван почувствовал поднимающуюся в нем необоримую волну нежности к этой женщине, и когда эта волна мягким толчком ударила ему в голову, он застонал и наклонившись стал целовать ее — везде — в макушку, в виски, в лоб. Его порыв, наверное, был такой сильный и ощутимый вовне, что Настя вновь подняла голову и удивленно спросила:

— Вань! Ты чего?

Хриплым, срывающимся шепотом он простонал:

— Какая же ты… хорошая! Красивая! Ласковая! Нежная!

А в голове остатками разума мелькала мысль:

«Только не ляпнуть сейчас, что я ее люблю! Нельзя! Это — эмоции все, это просто момент такой! Это пройдет потом, а женщина такой момент запоминает четко. Да и вообще — женщины эти слова запоминают враз и навсегда! Это получится… что я обманул? Нет… не надо такого!».

Она удивленно смотрела ему в глаза:

— Поцелуй меня…

Ну и как тут отказать? В такой-то момент? Да он и сам этого хотел больше всего сейчас.

Поцелуй длился долго — нежный, теплый и трепетный. Настя даже обняла его за шею одной рукой. Но второй — по-прежнему не отпускала «доверенную ценность»!

Когда он отстранился от ее губ, она, улыбнувшись, прошептала:

— А ты меня отвлек! Не мешай…

И снова пошел процесс изучения, осмысления и прочувствования…

— Вот… вот сейчас уже… только потихоньку, не быстро…

Она обвила его шею руками и прильнула к нему всем телом. Честно сказать… Косову было не совсем уж удобно — он был вынужден подсаживаться чуть ниже, напрягая при этом ноги. Но приходилось терпеть…

Настя уткнулась ему в грудь. Потом стала целовать его, постанывая и всхлипывая. А потом — и покусывать!

— Вот сейчас… вот сейчас… можно уже не сдерживаться! Давай же… хотя подожди! Хочу посмотреть!

Она чуть отстранилась от него и опустила голову.

— Он что… он что — не весь еще? — охнула она, — Да как же… ох… Нет, я хочу, чтобы весь! Давай, чтобы весь! Только… помедленнее…

И вот когда Косов исполнил ее желание, Настя застонала, глубоко задышала и обхватила его и руками, и ногами.

— Ну вот… сейчас… Давай уже и сильно, и резко!

Иван исполнил ее желание. Хотя… в определенный момент женщина ощутимо… да что там — ощутимо? Она весьма сильно стала кусать его за грудь! Хорошо, что скоро вскрикнула и обмякла.

«Так вот и сгрызут тебя, Ванюшка! Сжуют и не выплюнут! Ну да ладно. Она — медик. Сама шкурку попортит, сама и вылечит! А сейчас можно уже и самому… получить удовольствие!»

И Косов-таки его получил! Похоже, что Настя вновь, ближе к его «девятому валу», опять успела, ибо укусы вдруг возобновились.

— Ты держи меня… Ванечка. Держи. А то у меня совсем сил нет… ни в руках, ни в ногах. Отпустишь меня и упаду… расшибусь вся… Ты же вон какой сильный, ты же удержишь…

Косов сквозь сладкую муть в голове и шум в ушах слушал это бессвязный шепот и не слышал его. Но дыхание восстанавливалось, в голове прояснялось, переставали дрожать руки и ноги…

Настя снова обняла его, чмокнула в щеку, а потом, опершись руками о стол, приподнялась и отодвинулась, хихикнув:

— Совсем с ума меня свел! Это же надо так, а?! Ведь совсем-совсем ничего не соображаю… Ну все… отпускай меня. Сейчас уже не упаду. Наверное… И все-таки — пойдем поедим!

Рубашку белую нижнюю армейскую, установленного образца, она все же натянула. И ему протянула его кальсоны:

— Ты хоть подштанники надень. Все же за столом голым сидеть неприлично! Хоть ты и нахал, и бесстыдник, но все же!

В прихожей, где все-таки лампочка хоть что-то освещала, она разглядела укусы на его груди. Ну — мудрено не увидеть такие смачные багровые кровоподтеки!

— Ой! Это я что ли так тебя? Батюшки! А когда… А чего ты молчал-то?

«М-да… а когда бы мне говорить было? В такой-то момент!».

— Подожди, подожди… это ж надо так! Слушай… нет, ну надо какие-то примочки, что ли…, - не на шутку встревожилась женщина, смущаясь при этом.

— Перестань… само пройдет. Ничего страшного здесь нет! — он остановил ее, и чтобы пресечь эту необязательную суматоху, поцеловал, — Пойдем и правда что-нибудь съедим.

Он сам, отодвинув Настю в сторону, раскочегарил примус, поставил на него чайник.

— Ты посиди вон лучше на стуле. Отдохни… Можешь покурить, если хочешь.

— А ведь и посижу, и покурю! — тряхнула она головой, — Посмотрю, как ты тут хозяйничаешь, да за мной ухаживаешь! Это так необычно… и так приятно, что за мной ухаживают!

Косов повозился в Аниной авоське, выложил все принесенное на стол.

«Ага… как я и предполагал: котлеты, бутерброды… вот салат какой-то с чашке, завернутой в оберточную бумагу. Как еще не опрокинули чашку, пока шли? А то бы — развалился по всей сумке! Хлеб еще… Ага и бутылка красного полусухого, как Аня и сказала!».

Он прошелся по шкафу и тумбовому столу, нашел тарелки, вилки. Все это разложил и расставил на столе. Поглядывал на женщину, которая с явным удовольствием, с улыбкой, смотрела на его хлопоты, покуривала папиросу, жмурясь от табачного дыма.

— У тебя фужеры или бокалы… да хоть рюмки-то есть? — спросил он у хозяйки, не найдя искомого.

Она, так же улыбаясь, покачала головой:

— Не… нету у меня ни фужеров, ни бокалов. Вон там пару кружек чайных возьми. Плохая я хозяйка, да, Ваня? Да я тут и бываю-то… Ночевать прихожу, да в выходные еще. И то — не каждые…

— Ну ладно… будем пить вино из чашек! Мы же не на званном приеме, да?

Женщина засмеялась и спросила:

— А ты что — бывал на званных приемах? Где это, интересно узнать?

— Ну-у-у… не бывал, конечно. Просто — так говорится. Но в приличных компаниях бывать доводилось.

«Хотя в той жизни и на званных приемах доводилось бывать! Но «там» — не «тут». Откуда я знаю, может этикет в чем изменился? Скажу сейчас — и ага. Может что не так? Да и сам я такой знаток этикетов, что лучше помолчать!».

Они выпили по чашке вина и накинулись на еду. Причем кто активнее накинулся — это еще посмотреть надо! Настя ела не менее жадно, чем он сам. Иван даже заулыбался, как она активно уничтожает их невеликие запасы.

— Чего ты? — приостановилась она, — Ну да, проголодалась! Очень! С таким… как ты, не то, что проголодаешься… отощаешь очень быстро! Вымотал бедную меня!

— Да ты ешь, ешь! Мне просто нравится на тебя смотреть!

— Скажешь тоже… приятно смотреть! Волосы растрепаны, сижу тут в одной нижней рубахе, как… невесть кто.

— Ты не права! Именно сейчас на тебя и приятно смотреть! Ты сейчас красивая и живая такая… В училище-то что — снежная королева по коридору идет. А здесь — красивая женщина…

Настя хмыкнула, но улыбнулась.

— Налей мне еще вина! Уф-ф-ф… чего-то я и впрямь… как с цепи сорвалась. Слопала почти все, что было.

Косов продолжил жевать котлету с кусом хлеба, а потом… поперхнулся.

— Ты чего, Вань, подавился что ли? — забеспокоилась женщина.

— Погоди… Насть! Мы это… я ж в крайний раз его… не вытащил. Даже думать забыл!

— Кого не вытащил? Ты о чем? — а потом сама замерла, отставив чашку с вином.

Через минуту выдохнула:

— Да нет… вроде бы. Не должно бы…, - а потом, шевеля губами, начала сгибать пальчики, чего-то про себя подсчитывая, — Да нет, не должно бы! Вроде бы — нормально все! Надеюсь… Но ты тоже — жук! Видел же, что женщина совсем голову потеряла, мог бы и подумать!

«Ну — это привычно! Кто виноват? Х-х-а-а! А чего гадать-то? Мужик, конечно!».

Косов засмеялся.

— Ну и чего ты смеешься? — насупилась Настя.

— Да ты так сказала… А то я сам головы не потерял?!

Она вздохнула:

— Ну вот видишь… Получается — оба мы безголовые!

Иван поймал себя на мысли, что куда-то пропала сорокалетняя женщина, майор… вообще-то! Военврач второго ранга, если что! А перед ним сидела молодая красивая девчонка. Простая, вполне себе душевная, родная и теплая.

«Интересно! В который раз замечаю, что не понимаю — а сколько мне сейчас лет? Иногда, и впрямь как двадцатилетний парнишка — балбесистый, веселый, не глупый, но и не умник-разумник. Иногда, как взрослый, зрелый даже мужик. И поворчать иногда хочется. Но… в большей степени — где-то в районе «тридцатника», если правильно себя помню в то время. Уже и ум есть, но песок еще не сыпется, и к авантюрам и сумасбродству тяга еще не пропала! Говорили же… слышал — что в каждом мужике, где-то в глубине, сидит пацан, тот — который родом из детства. С щербиной, вместо одного зуба; нечесаный, с исцарапанными руками и сбитыми коленками; в карманах разодранных штанов которого можно найти… да что угодно можно найти — гвоздь и измятый коробок спичек; кусок карбида и моток проволоки; рогатку или же старенький, затертый и разболтанный перочинный ножичек. Даже окурок, подобранный где-то найти можно! И хорошо, что он есть в глубине, этот мальчишка. Хуже — если он куда-то пропал. Значит — все, пиздец, приплыли!».

Косов отставил стул к окну, открыл форточку и закурил, поглядывая на Настю. Та сидела у стола на табурете, поджав ноги и обхватив колени руками, опершись спиной о стену. Иван усмехнулся про себя — «Колени рубахой обтянула, а вот… попа — практически открыта, и между ног чуть виднеется в полумраке более темный треугольник волос! Спряталась, ага!».

— Ты знаешь… как я тебе благодарна? Нет, не знаешь — откуда тебя знать-то… молодой совсем. Но… я так тебе благодарна! Я вот снова себя женщиной почувствовала. Живой, здоровой женщиной…, - негромко сказала Настя, — И даже не это вот… ну — кровать, если можно так называть… ну — ты понял, да? А просто… отношения, интерес к жизни, радость… нежность…

Косов кашлянул, затянулся дымом:

— Я и сам хотел тебя спросить — а почему ты одна? Такая… красивая, умная. И — одна? Неужели у мужиков глаз нет?

Она хмыкнула, покачала головой:

— Да как сказать… желающих-то всегда… найдутся, то есть! Но ведь… большинству только одно и надо. А больше — ничего. А я так не хочу… Нет, не так… Хочу, конечно — я же не железная! Но вот и, кроме этого, что-то должно быть, и даже скорее и больше, чем просто койка. А так… Блядовать, как та же Анька? Хотя… я не права — она все же не просто блядует. Точнее… она мужиков-то любит, это точно. Но и как-то тепла ищет тоже. Не просто же так… ноги раздвигает перед каждым встречным. Вроде как — зачесалось и все тут! Что, грубо говорю, да? — посмотрела она на Косова с каким-то вызовом.

Иван пожал плечами:

— Да нет, нормально говоришь…

— Да нет… грубо, конечно! Но, знаешь, мне как-то в последнее время… Да и не только в последнее… Давно уже — все больше приходится общаться с людьми грубыми, прямыми. Армия же! Здесь же… проще и быстрее — рявкнуть на человека, который не понимает по-другому, выматерить его. Или — если не хочет понимать. Знаешь, как мне приходилось по первости в санчасти лаяться? Это сейчас уже… привела в чувство, порядок наладился. Да и сейчас подчас… бывает.

— Так что же… неужели не нашелся нормальный человек? — вернул разговор в русло Косов.

— Ну… то, что я — вдова, ты знаешь, да? Нет? Не знаешь? — Настя хмыкнула, — Ну да… так вот. Муж у меня погиб уже давно… в тридцать первом, в Туркестане. Он… Да что я от тебя скрывать-то буду? Он — чекистом был, оперативник в ОГПУ.

— Кстати! Я ведь тоже в ОГПУ служила! — засмеялась она, — Что, не страшно?

Иван пожал плечами:

— Да нет, вроде бы… А должно быть страшно?

Женщина хмыкнула, снова прикурила папиросу:

— Хотя какая я чекистка? В госпитале я служила, фельдшером. Сначала — и правда в отделе, делопроизводителем. А потом, когда на Дальнем востоке жили, отучилась в медучилище. В госпитале работала.

— Во-о-от… муж, значит, погиб. А нас, ну — кто в той кутерьме и кровище жив остался… Врачи, раненные… Тех сюда вывезли. Я сначала в госпитале гарнизонном работала. Меня в кадры армии перевели. В институт поступила. Закончила. Потом уже сюда перевелась. Спокойнее здесь… Насмотрелась я, Ваня, на кровь, грязь и все прочее… Так устала от всего…

Помолчали. Косов не торопил женщину.

— Ну и что же… с человеком? Неужели никто не увидел такую красавицу?

— Ну почему же… Видели, конечно. И пытались клинья подбивать… Но сначала мне все это так дико было… А потом… Был один… И человек хороший, замуж звал. Только… перевели его, на Кавказ перевели. А я того Кавказа — в свое время — по ноздри набралась! Ну его… Не поехала. Может и зря… Давай, Ваня, еще вина выпьем?

Косова, после перекуса и вина, как-то повело, повело… Так захотелось прикорнуть, обняв эту женщину, и тишины, покоя захотелось! Но — нельзя прерывать человека, если ему так приспичило душу приоткрыть!

— И все? Все желающие? — прикурил он снова.

— Да нет… Потом… еще один был. Красивый, сильный. Но… простой уж совсем. Армейский такой. И — женат! — она засмеялась, но как-то… невесело, — Это уж так было… для тела больше. Да и вроде бы… все хорошо, но… Затеял этот красный командир развестись с женой и меня замуж взять. А у него ребятишек двое! Послала его на хер! Дурак! Не понял ничего! Ну и… все. Нет, так-то желающие еще были… Но я уж больше лесом их отправляла. Да вон, к примеру, ротный ваш… Сеня. Ох и мудак! Ох и наглый! Думал — вот так вот — раз! Ага! Ну и посмеялась, да и туда же его послала! Так что ты, Ваня, имей в виду… Если Семен про нас узнает… Тебе не здорово может статься!

Косов хмыкнул:

— И что теперь? Мне что, схватив манатки в охапку, бежать от тебя? Так что ли? Не-е-е-т… Неприятности доставить? Да, может. Но… переживу как-нибудь. Не старые же времена, на дуэль же не вызовет? А может это было бы и проще, а? Бахнул бы я ему в лоб, и проблема — решена?

— Не говори так, не надо! — обрезала его веселье Настя, — Ты его, а может — он тебя! Видела я уже такое. Ничего веселого в том нет!

«О как! Дуэли она видела? А когда? И где? Хотя… ей же — сорок два. То есть — к революции она уже вполне взрослая девочка была!».

— Из-за тебя стрелялись? — все-таки поинтересовался Косов — «Ну интересно же!».

— Угу… два дурака! Хотя и я тоже — та еще дура была! — усмехнулась подруга.

— Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные…, - пропел дурашливо Косов, — Так, да?

— Нет, не так! Это уже в семнадцатом было, после Февраля. Бардак покатился такой, что просто — оторопь берет, когда вспоминаешь! Я тогда в санитарном поезде, сестрой милосердия уже почти два года «каталась». Посмотрела уже… на всякое. Вот когда говорят, что армия в конце той войны быстро разваливалась…Разваливалась дисциплина, да и не только у нижних чинов. Там все… хороши были.

— Вот знаешь… когда в Туркестане страшно было… было страшно, чего там. Но вот той полной безнадеги и полного непонимания — а что дальше? Там — не было. А в семнадцатом — еще как было! Как тогда пили, а?! Как сидели на марафете! Полными ноздрями! И вели себя… знаешь… так — «Однова живем!». Вот ты спрашиваешь… за меня ли стрелялись? Думаешь, я тогда по-другому себя вела? Да такая же дура была!

Настя вдруг встала, повела руками, приподняла и так недлинный подол рубахи и чуть хрипловато запела:

— Ах, шарабан мой, американка!

А я девчонка, да шарлатанка!

Косов опешил. Он видел сейчас перед собой не сорокалетнюю, умную, сдержанную женщину, а красивую, юную, но пьяную и «обезбашенную» сестричку милосердную. И не улыбка на ее лице была, а оскал!

Он вскочил, обнял женщину на плечи:

— Насть! Ну что ты?! Не надо! Перестань… Прости меня, расковырял в тебе… разное.

— Ну почему же не надо? Почему — не надо? Было же это все, было! А сейчас… сейчас вот. И думаю — маска ко мне так прилипла, а я по-прежнему все та же? Или все-таки… то было — неправильное, временное, животное какое-то?! — но Косов чувствовал, что женщина перевела дух, и чуть обмякла в его руках.

Потом она подняла голову, и Иван поцеловал ее.

— Вань… у меня спирт есть. Давай выпьем? Понемногу?

— Давай…

Они закусили остатками принесенной еды.

— Анька все же — молодец! Знает, что у меня дома, кроме чая и сахара, редко что бывает.

— А вот мы сейчас чайка и попьем, да, Настюша? — Косов снова растормошил примус.

Обхватив кружку обеими руками, как будто грея их от мороза, Настя прихлебывала чай.

— Их звали Олег и Евгений. Ну тех… офицериков, которые за меня стрелялись. Один — подпоручик Матвеев, другой — поручик Рязанцев. Раненые они были, из нашего поезда. Оба, как сейчас мне вспоминаются, молоденькие. Но — бравые такие! Уже не первый год на фронте, грудь в наградах. И пьяные же мы были, и они, и я. Подпоручик… сразу — наповал. А Рязанцев… он мне так нравился тогда… Он через час умер. Вот же, дура, где, да? — Настя всхлипнула, но сдержалась.

— И времени-то прошло сколько… А все… не забывается. Как меня тогда наш доктор, Иван Акимович, по щекам хлестал?! Вы, говорит, милочка, убили двух не самых плохих в этом мире людей!

— Я наутро… как отошла… застрелиться же хотела! У меня и пистолетик был… небольшой такой. Подарили. А доктор опять меня… по щекам! Говорит — полный поезд раненых, они тут причем? Если все дуры молоденькие перестреляются, кто этих людей перевязывать, да обихаживать будет…

— Насть…, - протянул Иван.

— Подожди, Ваня… дай мне высказаться… И вот знаешь… столько всего после этого было. Столько крови, смертей, грязи всякой… А вот эти двое мальчишек почему-то… не забываются. Ладно… спокойна я. Не бойся за меня, Ванюшка, я — сильная!

Косов встал со своего стула, подошел к женщине, поднял ее, сел на ее стул сам, а ее посадил себе на колени.

«А как еще можно… по-другому? Даже на ум ничего не идет!».

И как-то совестно Косову стало.

«Вот там, в будущем, напридумывали разной психологии, всяких терапий до черта, антидепрессанты всякие… Фрейды, да Фроммы, да прочие психоаналитики. Посттравматические, афганские, да чеченские синдромы… А вот здесь — что ни копни, у каждого второго такие скелеты в шкафах, что просто — ой! Четыре года войны, да потом — Гражданская, да и послевоенные, очень непростые года. Хотя — какие они послевоенные, если муж Насти погиб в тридцать первом? Да и потом — что там, тихо стало? Ага, как же! А потом — японцы те же! А в другой стороне — поляки, савинковцы всякие! Вон же — тот же Мироныч. С виду — простой деревенский мужик. А — две войны сломал, руки в крови. Сам весь в пятнах от ранений. Вот — Настя! Девчонкой что ей пережить пришлось… Я уж молчу про тех же супругов Кипанидзе, которую тоже — всю Гражданскую прошли, да еще и в «чэка». Да тот же папа у Киры! Тихушник-политрук. У него что там в шкафу? И чего-то рядом с ними никаких мозгоправов нету! Даже не представляю — как они со всем этим живут?! И ведь живут же как-то! Детей рожают и воспитывают, и вовсе — не упырей. Кира опять же… Так! Кира сейчас — вообще не ко времени! Вон у тебя на коленях красавица сидит, носом шмыгает!».

Потом шевельнулась мысль — «А сам как же? Помнишь, сколько за тобой уже призраков?».

«Не, ну это — другое! Да, как в будущем люди с прекрасными лицами говорили: «Вы не понимаете! Это — другое!». Вот среди моих… «крестничков» — ни хрена невинных не наблюдается! Так что — брысь на хрен, мысли такие! Тут вам не здесь! Ишь… расплодились, под совесть косят! Я вас научу свободу любить, мля!».

— Насть! Пойдем баиньки, а? — шепотом позвал Косов подругу.

Та встрепенулась, выпрямилась, подумала…

— А давай еще чаю выпьем, покурим и пойдем. Хорошо?

— Как скажешь, красавица! — кивнул Иван и чмокнув ее в щеку, аккуратно пересадил на табурет и принялся за кипячение воды. В который раз уже за эту ночь…

Но уснуть они так и не смогли. Ну как же? Клин клином вышибают! Нервотрепку воспоминаний нужно гасить хорошим качественным сексом, не так ли?

И вроде бы уже улеглись… после пары «подходов». Но угораздило Настю лечь к нему спиной: «Ты обними меня! Вот так, да! Так уютно!». Ну да, поза — «ложки»! И тут Косов вспомнил, где у женщины такая интересная зона, которую он все же, почти случайно, нашел. Ну — дурачок, чего с него взять! Снова решил попробовать — подуть слегка ей на шею сзади. Подул. Реакция оказалась ожидаемой, приятной, продолжительной. Но напрочь лишившей сна и его, и ее!

Уже, казалось, и за окном синеть начало, когда Настя, вымотанная, вялая, но какая-то вся светящаяся, довольная, предложила:

— Вань… все равно поспать толком уже не удастся. А помыться — не помешает. Ты титан тогда раскочегарь, чтобы вода горячая была, хорошо? Пошли я тебе покажу, что и где.

Иван затопил титан, закурил, глядя на огонь в печурке. Настя присела рядом, уже немало не смущаясь бесстыже задравшейся все той же рубахи.

— Ты бы, пока вода греется, пошла да вздремнула хоть полчасика…

Она засмеялась, приникнув к его плечу:

— Вот еще! Это ты не знаю, как будешь до вечера терпеть. А я-то что? На планерку к начальнику сбегаю, по санчасти пробегусь, да прикорну у себя в кабинете на топчане. Так что — о себе лучше подумай…

Косов приобнял ее, а рука сама, зараза такая, пройдясь по спине женщины, опустилась ниже.

Настя удивленно приподняла бровь:

— Ты никак не уймешься? Откуда только силы берутся? — и засмеялась, сама просунула руку ему между ног.

И сбивающимся шепотом:

— Я вот тебе что скажу, Ванечка… Вот всем ты хорош — красив, песни замечательные пишешь и поешь, умный, сильный…

«Хвалите меня, хвалите! Я сейчас еще и замурчу!».

— Только вот… сразу предупрежу — самым моим приятным на сегодня открытием был вот он… такой он у тебя… ладный. Наглядеться не могу! Прямо вот не могу, из рук бы не выпускала! — женщина вовсю игралась так понравившейся ей частью его тела.

Косов хмыкнул и нагло посмотрел на подругу:

— Только из рук не выпускала бы?

Она засмеялась хрипловато и очень… будоражаще:

— Не только… а ты сейчас про что? — опять удивилась, — А я уже думала… ты и не предложишь даме такого. А мне так хотелось…

— Так чего же не сказала?

— Ну вот еще… самой такое предлагать! Сядь на ванну, чтобы мне удобно было.

Потом она присела перед ним на колени, обхватив предмет обожания обоими руками, подняла голову и посмотрела Косову в глаза:

— Смотреть будешь?

— Буду! — хрипло каркнул Иван.

— Ну и смотри… так даже интереснее! Только… Вань! У меня очень давно ничего подобного не было. Наверное… с молодости. Не суди строго…

Но она была не права. Может практики ей и не доставало, но… желания, нежности — было с избытком! И им обоим — очень понравилось! Очень! Финишировали они вместе…