После возвращения в Дом отдыха, артисты пообедали и разбрелись по интересам. Калошин попытался заставить Варю и Ивана снова посидеть над новинками, но был «послан» женщиной.
— Дай мне отдохнуть перед концертом! Завтра, все — завтра…
Но Косову отвертеться не удалось, и пришлось немного поработать. Сюда же подтянулись некоторые музыканты. Послушали, обсудили, но инструментов, кроме гитары и фортепьяно не было, а универсалов среди музыкантов, кроме, пожалуй, самого Калошина — не нашлось. Но какие-то наметки уже формировались, через споры и ругань. А Калошин по-прежнему пытался привлечь Косова к концертам.
— Ваня! Вот «Зорьку» было бы все-таки неплохо вместе с тобой исполнить. Ну послушай меня — я тебя представляю, ты начинаешь, поешь первый куплет, а потом подключаюсь я.
— Ну да, и все видят, что Косов, как певец, так себе. А вот Игорь Калошин — ух ты! — скептически отнесся к предложению Иван.
— Ну чего ты прибедняешься?! Нормальный у тебя голос, вполне может получиться. Да ты и сам помнишь — мы же с тобой уже вместе пели! — настаивал Игорь.
— Ага, помню. Только и я в тот момент, да и ты — тоже, были уже изрядно теплые. Это — если ты про ресторан говоришь!
— Да что же ты такой упрямый-то! — хлопнул по столу Калошин, — Ну ладно… А если, как тогда с Варей, эту шуточную песню, помнишь…
Варя, сидевшая на диване в углу, оживилась:
— А так я бы не отказалась! У нас с тобой, Ваня, тогда очень неплохо вышло.
— Ребята! Да я же уже не выступал сколько времени! — упирался Косов.
— А вот тут ты — точно врешь! Ты представь, Варенька, этот нехороший человек, оказывается занял третье место в конкурсе училищной самодеятельности. А еще — сам подготовил и провел концерт к двадцать третьему февраля, потом — провел концерт перед женщинами на женский день, и в итоговом училищном концерте тоже участвовал! Мне Верейкис все-все рассказал! Так что — не ври! Ладно, ты меня обмануть хочешь, но перед Варенькой — зачем врешь?
Косов усмехнулся:
— Игорь! На двадцать третье и восьмое марта — это же не концерты были. Так… междусобойчики…
Варя улыбалась:
— Вань! А почему только третье место в конкурсе?
— Да там… вопрос политический. Первое место — песня про Ленина и Революцию, второе место — второкурсники, им выпускаться. Так что — третье место, и не чирикай…, - отговорился Косов.
— Причем, заметь, Варя! Песня, занявшее первое место — тоже его. И вообще, Косов, мне не понятно… Ты уже четыре песни в училище написал, в конкурсе участвовал, призером стал, учишься вроде бы неплохо…
— Ты сейчас к чему ведешь, Игорь? — поторопил его Иван.
— Мне интересно — почему тебя никак не отметили ваши руководители?!
— Почему, почему… по кочану! Мне что — орден нужно было выписать? С закруткой на спине! — раздраженно прошипел Косов.
— Ну какой орден, Ваня? Но все-таки — отметить тебя как-то могли! Я к чему сейчас веду… Смотри — в любом учреждении такие успехи были бы вознаграждены. А у вас… в армии — даже не чешутся! Как будто — так и надо! Послушай… бросай ты эту затею, а? Вернешься в Красно-Сибирск, я тебя слету в оркестр возьму. Мы, Ваня, таких дел наворочаем! Ух!
«Провокатор хренов! И Варя притихла, смотрит с ожиданием. Сговорились они, что ли?».
— Игорь! Это даже не обсуждается! Понятно?! — рубанут с плеча Иван.
— Тьфу ты! Вот осел упрямый! Далась тебе эта армия! Ну на кой тебе это надо? — напирал Калошин.
«А Варя — разочарована. Ишь, губки поджала и взгляд отвела. Но — молчит!».
— Мне, Игорек, не армия нужна. Мне нужно научиться воевать, чтобы Родину защищать…
— Ой-ой-ой! Сколько пафоса! — Калошин всплеснул руками, но осекся, увидел злость на лице Косова, — Ладно, ладно… Извини! Ну пусть так… но ведь ты мог бы внести свой вклад в защиту страны и своими песнями! С винтовкой-то бегать — любого можно научить, а вот песни сочинять — шалишь!
— Игорь! Давай заканчивать с этим разговором! Или ты поругаться решил? — упер сердитый взгляд в приятеля Иван.
— Тьфу ты… хрен с тобой! — Калошин помолчал, — Но с Варей на сцену выйти ты можешь?
«Вот же сцука какая?! И как отказать, когда она вот, рядом сидит?».
— С Варей… с Варей — могу! Но! Только ради нее, понял!
«И Варенька повеселела сразу!».
— Только я же давным-давно эти песни не пел! — попытался найти хоть какой-то аргумент Иван.
— Так чего мы сидим? Давай сейчас и попробуем…, - воодушевился Калошин, — Пошли в зал! Ты, Ваня, на гитаре, я — за фортепьяно. Попробуем.
Заинтересовалась и Варя. Когда они зашли в зал, Косов попросил время «на настроиться». Потом под гитару спел «Ну почему ко мне ты равнодушна».
— Ну и чего ты? Нормально же! — оценил Калошин.
— Варенька! Встань, пожалуйста, вот сюда, к фортепьяно. Я буду петь именно для тебя… Попробуем еще раз! — исполнение не понравилось самому Косову.
Второй раз вышло и душевнее, и эмоциональнее — женщина повлияла.
— Вот! Уже лучше! — не совсем логично заявил Игорь.
Косов задумался.
— Слушай! У меня еще одна песенка есть. Но она… совсем простенькая, и со сцены ее петь как-то — не очень. Но! Если вот эту песню, про равнодушную, потом — «Человек- привычка» — мы с Варей вдвоем, а потом — вот эту, простенькую песню исполнить… Получается такой… последовательный смысловой ряд. А если на сцене будем мы вдвоем, то не только смысловой, но и визуальный. Для зрителя. Можно попробовать… Самому интересно, что получится.
Он снова спел первую песню, потом они вдвоем с Варей про привычку, а потом Иван настроился, улыбаясь глядя на подружку:
— Ну что ты смотришь на меня в упор?
Я твоих не испугаюсь глаз.
Давай закончим этот разговор,
Оборвав его в последний раз.
— Так что же, брось, брось!
Жалеть не стану.
Я таких, как ты, всегда достану.
Ты же поздно или рано
Всё равно ко мне придёшь…
Реакция слушателей Косова позабавила и немного удивила: Калошин взахлеб расхохотался, а Варенька надулась красивой мышкой.
— Что-то такой смысловой ряд мне не нравится! — заявила она, — Это что же выходит… Сначала этот кобель меня добивается, потом из нас получается такая… странная пара, а в итоге — он еще и кобенится, бросает меня? Вот еще!
— Ой, не могу, Варька! Ой, умора! — продолжал хохотать Калошин.
— Варь! Ну это же… песни-шутки! — постарался успокоить женщину Иван.
— Не нравятся мне такие шутки! — стояла на своем красавица.
— Варь! А ты с другой стороны посмотри…, - предложил Косов.
— С какой еще другой?
— Представь… мы с тобой хорошо отыграем эти песни со сцены. Люди проникнутся, заинтересуются, а после третьей… как считаешь, что решат все женщины в зале? А их же будет не менее половины!
— Что посчитаю, что посчитают… что ты — козел! Вот что они посчитают! — припечатала Варя.
— Ну, правильно! То есть, они тебя пожалеют, это такой же… песня-реверанс женщинам! — объяснял Иван.
— Ну если с этой стороны посмотреть…, - протянула Варя, — Хотя… мне все равно не нравится, и я не люблю, когда меня жалеют. Жалко выглядеть — не по мне!
— Это же — театр, милая! Музыкальный театр! — развел руками «попаданец».
— Ну так если…, - сдалась она.
— А мне уже чего-то в таком контексте… не нравится! Вот еще — реверансы им делать! — заявил Калошин, — Они и так нам нервы мотают, как не знаю кто…
— Да кто тебя спрашивает-то? — вызверилась на Игоря Варя, — Тоже мне… ловелас хренов! Все порхаешь, порхаешь… Волосы набриолинил, усики подстриг, вырядился как пижон! Краса-а-а-вец!
Калошин немного удивился, но, похоже, такие сцены были для него не в новинку:
— А что, тебе больше по душе, когда мужчина — урод? Или какой-нибудь… неряха?
— Знаешь, Игорек… вот я тебе что скажу! Я сегодня ночью поняла, что внешность мужчины — вовсе не главное! Вот — вообще не главное! Не нужно быть красавцем, чтобы доставить женщина море удовольствия! Неважно как ты одет, не важно, каков ты на лицо! Умение свести с ума женщину в постели — вот главное! И тогда женщина — многое… если не все! простит мужчине!
Косову все это — очень не понравилось! Очень! И чтобы пресечь разгорающийся скандал, он подошел и обнял женщину:
— Ну все, все! Чего ты в самом деле? Успокойся! — и показал кулак за ее спиной ошарашенному отповедью Калошину, — Пойдем к тебе в комнату, а? Пошли… посидим, поболтаем. Успокоишься, настроишься на концерт…
И на ушко ей:
— А я тебя успокою, приласкаю… Обниму…
Варя сникла, и негромко:
— Пошли… видеть эту морду не могу!
Уже в спину им донеслось калошинское:
— Порепетировали, мля…
Но у Косова на краю сознания зацепилась мысль — «Это я что ли урод? И — неряха?».
В комнате, чуть успокоив женщину, он все же не выдержал и спросил.
— Вань! Ну ты чего? Я вовсе не тебя имела в виду! Ты-то как раз — наоборот. У тебя с этим — все в порядке! А Калошин — он все больше становится самовлюбленным мудаком! И чем выше его талант… а он без сомнения талантлив, как исполнитель, тем больше это в нем проявляется! А эти… дурочки… как мотыльки все летят и летят на эту обложку, на фантик этот! И он — пользуется ими, и ноги о них вытирает!
— Ну уж так прямо вытирает? Он же любит женщин… К тому же… ты же и сама обожглась.
— А что я — умнее других? Тоже дура! Еще какая… А потом — опять простила его. И все — ради сцены! Сволочь он! Убила бы… И еще ладно бы… работать с ним. Но слышать эти его разглагольствования…
Но все же Ивану удалось успокоить женщину. Не одними объятиями и поцелуями. В какой-то момент зашло дальше.
— Вань! Я не против. Я даже хочу этого, но… ты меня вымотаешь сейчас. Как я на концерте работать буду?
— Знаешь, красавица… У спортсменов есть такие наблюдения, что если женщина перед выступлением испытала оргазм, то у нее настроение поднимается, работоспособность повышается, все у нее лучше получается. Читал, что за границей есть такие препараты — повышающие возможности человека. Они их допинг называют. Так вот спортсмены говорят, что для женщин допинг — хороший качественный… Ну — ты понимаешь?!
— Да? Ну… давай попробуем, — засмеялась она.
Когда в дверь постучали, они уже успокоились и просто болтали — «ниочем». Настроение у женщины — явно улучшилось, она была бодра и весела.
— Ты был прав, Ванечка! Мне так хорошо сейчас!
— Ну — вот видишь? А мудака Калошина мы не замечаем, да? Настроены на работу, позитивны и бодры!
Проводив артистов на концерт, Косов не мог придумать, что ему сейчас делать? Варе и Калошину он, в общем-то соврал, слова песен он уже записал на бумаге, мотив — помнил, и рассчитывал подбирать аккорды на ходу. Все же его уровень, как гитариста существенно вырос. Не Сеговия, конечно, и даже не Дидюля, но все же! Послонялся в раздумьях и забрел на кухню — кофе попросить! Очень уж редко ему удавалось его испить. И пусть не великий поклонник этого напитка Елизаров был в будущем, но ведь как? Чего нету — того и больше всего хочется!
На кухне его встретила все та же пожилая женщина, да еще двое женщин помладше. Обе этих «помладше» были типичного такого вида — повариха профессиональная. Невысокого роста, и весьма приличных размеров в ширину.
Женщины предоставили ему большую кружку с ароматным напитком, а старшая махнула рукой на стоящий в сторонке стул возле стола:
— Садись, пей здесь! Да хоть поболтать будет с кем. А то с этими…, - кивнула она на коллег, — Уже наболтались! А ты все же новый человек! Сейчас еще пирожков тебе подам.
«Хорошо! И кофе — хорош, а пирожки — еще лучше!».
— Ты же в нашем училище учишься, да? — присела напротив старшая, представившаяся, как тетя Зина.
Косов кивнул, прожевывая вкусняшки.
— А как к этим артистам попал?
— Так я же тоже с Красно-Сибирска. Мы и раньше знакомы были, даже немного работали вместе, — кое-как прожевав, получилось ответить у Ивана.
— Так ты что — тоже артист? — продолжался допрос.
Косов засмеялся:
— Скажите тоже — артист! Не… немного так играю, да и все.
— Так как же все-таки — с ними?
— Да как… вспомнили про меня, вот… договорились с начальством. Меня на недельку отпустили с ними. А за это они концерт дадут в училище.
— Ишь как…
Одна повариха, пихнув другую в бок, фыркнула:
— Знакомы, говорит, были! Слыхали мы сегодня… как вы раньше знакомы были!
И обе расхохотались!
— Ну-к цыц! Ишь… раскудахтались, все бы им… хиханьки, да хаханьки! Вон, засмущали парня, весь покраснел…, - постаралась пресечь веселье тетя Зина.
— Он покраснет, как жа! Покраснет, пожалуй! — еще пуще развеселились поварихи, — Вон он как седня девку укатывал! Как жа она орала-то!
«А вот сейчас и правда почувствовал, как загорелись щеки! Неудобно, блин! Надо допивать, да сваливать отсюда! А то эти хохотушки окончательно вгонят в краску!».
— Да не слушай ты их! Это же… курицы! Им палец покажи — они день хохотать будут! — с досадой сказала женщина, — А ты вот… взял бы да развлек нас. Говоришь, играть же умеешь?
— А чего же вы на концерт-то не поехали? Неужели вас в ДК не пустили бы? — удивился Косов.
— Ну почему же… мы в среду туда собрались! — ответили ему.
— Хорошо, сейчас гитару принесу! — согласился Иван.
Так он и пел этим веселушкам-хохотушкам песню за песней.
— А говоришь — не артист! Вон как здорово поешь! — оценила старшая.
— А ты что же… эта красотка певица… она что — дролечка твоя, да? — подмигнула ему одна из поварих.
— Дролечка… ну как сказать… мы давно знакомы с ней. Но… как-то все не складывалось, — пожал плечами Косов.
— А теперь — вон как сложилось! — опять захохотали поварихи.
— Так она же старше тебя, видно же! — заявила вторая хохотушка.
— Ну и что? — не понял Косов.
— Ну как что? Ты ж жениться собрался? Или — нет?
— Жениться… Она — известная певица. Все время по концертам, по разным городам мотается. Я через год — командир. Пошлют меня… на кудыкину гору, или еще куда… куда Макар телят не гонял. Какая уж тут семья…
— Да-а-а… как-то нескладно у вас выходит…
— Да что ж такое-то! — возмутилась пожилая, — Ты, Иван, этих дурех не слушай! Давай я тебе сейчас супчику налью! Хороший супчик у нас сегодня — солянка!
«О! А это — чудно! Даже после тех пирожков, для солянки у меня в брюхе всегда место найдется!».
Солянка и впрямь была — ах! И даже лимон присутствовал. Правда — маслин не было. Ну да ладно!
— А за такую солянку… Вот вам песенка… про дролю! — Иван снова взял в руки гитару:
Гарью, дымом да быльем все судьба куражится.
Или вьюга бьется в дом, или только кажется.
Без тебя и дом пустой, без тебя мне мается.
Дроля мой, ах, дроля мой, где же ты шатаешься?
Дроля мой, ах, дроля мой, где же ты шатаешься?
Поварихи, рассевшись на стулья-табуреты, и грустно улыбаясь, покачивали головами, слушая песню. Пригорюнились.
— Ты, Ваня, если что захочешь — всегда заходи, голодным не оставим! Душевно ты с нами посидел, спасибо тебе! — напутствовала его пожилая.
— И это… вечерком загляни. Мы тебе чё-нить с собой на ночь дадим на перекус! С такой ночной работой-то… силы ж нужны! А ну как обессилишь, да не совладашь! — провожал его все тот же хохот веселушек.
Вернулись артисты довольно поздно, уже после десяти часов вечера. Были заметно уставшие, неразговорчивые. Но солянка и их несколько взбодрила, тем более Калошин позволил всем принять «по сто»!
Сам Игорь был хмур и зол.
— Ты чего злой как собака? — поинтересовался Иван.
— Да, блядь такая, организаторы эти сраные! Ты представляешь — они до сих пор афиши по нашему выступлению в горсаду не развешали! Уроды, мать их…
— М-да… хреново! А когда у вас должно быть выступление?
— В пятницу, в семь вечера…, - чуть выпустил пар Калошин.
— Игорь… а может это и к лучшему? — раздумывал Косов.
— Что ты имеешь виду — вообще нам не выступать? — возмутился Игорь.
— Ну сам посуди — в субботу вы даете концерт у нас в училище. Кстати… я что-то упустил — а во сколько? В пять? Ага… нормально! А вот в горсаду — назначь на воскресенье, скажем — на два часа дня. В субботу освободитесь не поздно, сумеете еще отдохнуть. А в воскресенье — подольше поспать, а потом — концерт.
— Ага! Без репетиции! Молодец, хорошо придумал! — с сарказмом протянул приятель.
— А ты вот… не ерничай! В горсаду, на летней эстраде… что вы — не отработаете, что ли? Тем более — репертуар вы уже давно подготовили отлично, обкатали, как говорится.
— Все равно… ерунда какая-то… второй концерт в среду, то есть послезавтра. А потом — до субботы… дурака валять?
— Ну… если ты именуешь работу над новыми песнями — дуракавалянием, то — да. Получается так…
Калошин задумался, почесал подбородок.
— Тем более… у меня еще две песни готовы…, - протянул Косов тоном кота Матроскина — «А я еще и крестиком…».
— Вот же… Но вообще — мне это не нравится! Кто руководитель коллектива? А ты мной крутить тут начинаешь! — насупился Калошин.
— Да я-то чего? Я вообще… Как знаешь, так и делай! — открестился от обвинения Косов.
— М-да… Ладно! Согласен, завтра переговорю с этими… нехорошими людьми! Но! Косов! Ты будешь должен участвовать в концертах! Таково мое условие, понял? — с вызовом уставился на него Игорь.
— Вот-те нате, хрен в томате! — опешил Иван, — Это с хрена бы такие условия?
— Ты не хочешь выйти на сцену с Варей?
«Вот мудак!».
Иван покосился на женщину, которая ждала ответа. Вздохнул.
— Хочу! С Варей — очень хочу! С нею интересно, комфортно выступать. Она здорово ловит эмоции и хорошо подыгрывает. И вообще она — красавица! Мне все мужики завидовать будут!
— А я о чем? Ну, вот и договорились! — потер руки Калошин.
«Интересно… а сейчас был — консенсус, договор? Или меня — развели как лоха?».
— Тогда мне завтра нужно с вами репетировать?
— А как же? — вплеснул руками Игорь, — Ты неплох, как певец; хорошо держишься на сцене, отыгрываешь песню — тоже хорошо. Но… все же надо посмотреть!
— Тогда мне нужен какой-то костюм, что ли… Не в форме же я буду выступать? — задумался Косов.
— А почему бы не в форме? — удивился Калошин.
— Не… ерунда получается! То есть, я по песням должен буду играть такого распиздяя и нехорошего человека, и все это в форме РККА? Дискредитация армии?
— Вот же… с этой стороны дела я как-то не подумал! — почесал затылок приятель.
Косов подмигнул Варе и спросил:
— Игорь! А ты знаешь, почему одни люди в раздумьях чешут затылок, а другие — лоб?
Калошин вынырнул «из мыслей»:
— Нет, даже не задумывался. А почему?
— Врачи говорят, что лоб чешут — умные люди, а затылок… ну, в общем, дураки!
— Тьфу ты… я-то думал, он что серьезное скажет! — Калошин с неодобрением посмотрел на расхохотавшуюся Варю.
— Да что думать-то? Вон, у Юрки попросить можно! У него, как и тебя, Калошин, даже на гастролях два чемодана вещей. Тоже… пижон. И по размеру Ване подойдет! — предложила развеселившаяся женщина.
— Точно! — шлепнул себя в лоб Игорь, — Сейчас схожу, переговорю с Юрой. И еще, Ваня…
— Ну что еще-то… и так уже своего добился, прохиндей!
— Да нет… просьба будет вполне тебе по силам. Ты в среду займи гримерку Вари. Она, я думаю, тебя стесняться не будет. И будешь отгонять от нее… всяких.
Варя в ответ на слова Калошина кивнула.
— Что-то случилось? — посмотрел он на женщину и перевел взгляд на Игоря.
— Да это у нас через раз случается… Сегодня два каких-то… хмыря пытались влезть с цветами в ее гримерку. Поклонники, блин! И ничего же не понимают, суки! Говорю им — антракт, певице нужно отдохнуть, перевести дух. Цветы можно вручить после окончания концерта. Но — нет! Ретивое взыграло! Да и поддатые они были! Чуть до драки не дошло, честное слово.
— Кто-то из начальства? — криво усмехнулся Иван.
— Да если бы! Как раз начальство — с пониманием, вполне можно объяснить. А эти так… не простые граждане, конечно. Кто бы простых за кулисы пустил, но и не из начальства. Да и знаю я тут все начальство!
— Угу… бить можно? — со злой улыбкой спросил Косов.
Калошин поперхнулся остывшим чаем.
— Бить? Вань… а как-то без этого… никак?
— Ну-у-у… люди-то разные бывают. Иные и не понимают по-хорошему!
— Ну… Я даже не знаю. Давай так… ты парень здравый, значит — по обстоятельствам, хорошо? Я еще, кстати, предупрежу этих… деятелей из ДК, что, если им эксцессы не нужны, чтобы обеспечили покой артистов, — решил Игорь.
— А ты в каком отделении хочешь нас выпустить? — спросила Варя.
— В каком? Подумать надо… давайте завтра определимся, — отложил решение вопроса Калошин.
— Вот и хорошо! А то я уже с ног валюсь, — призналась женщина, — Вань… пошли спать, а?
Когда они поднялись к ней в комнату, а таиться после вчерашнего оба сочли — глупым, Варя, вздохнув, сказала:
— Вань! Я и правда — очень устала. Давай, я сейчас в душ, а потом — спать. Перенесем все на утро, честно-честно! Можешь меня разбудить. Хотя я этого и очень не люблю! Лаской разбудить…
Она улыбнулась и стала раздеваться, не стесняясь его.
— Тогда я пойду, прогуляюсь перед сном…
— Только недолго, хорошо? Хочу уснуть, обнимая тебя.
Косов прогулялся, покурил, подышал свежим воздухом. Но когда он вернулся, женщина еще была в ванной.
«А кто-то устал и спать хотел!».
Вышла она замотанная одним полотенцем. Вид был… Иван почувствовал, что… сна и так не было, а тут… вот это вот!
— Варь!
— М-м-м? — она упала на кровать.
— Ножки устали?
— Угу-м…
— И спина?
— Ага… и спина тоже…
— А давай… Давай я тебе массажик сделаю?
Варя удивилась и приподняла голову:
— А ты что — массаж умеешь делать?
— Сразу предупреждаю — массажист из меня хреновый, но примерно представляю, что и как… Хуже не будет, обещаю.
— Ну, давай… А что мне делать?
— Просто снять полотенце и лечь на живот!
Женщина с подозрением посмотрела на него:
— Ваня… я голая буду. Совсем!
— А что, ты думаешь массаж в фуфайке делают, что ли?
— Ты… ты приставать будешь? — подозрение из ее глаз не уходило.
— Вот честно! Я постараюсь потерпеть! — стукнул себя в грудь Косов.
— Ну… ладно! — женщина подчинилась.
«Бляха-муха! А у нее и тело еще в капельках, после душа!».
— Варя…, - тихонько позвал он.
— Что? — так же тихо отозвалась женщина.
— У тебя капельки на теле… капельки воды.
Она хихикнула и также еле слышно:
— И что?
— Даже королева не может отказать пажу вкусить яд с ее тела! — прошептал Иван.
Варя помолчала, потом:
— Королева разрешает своему пажу вкусить яд! — торжественно так, как если бы она объявляла свою волю народу, но потом тихо засмеялась, — Ваня! Ты обещал не приставать. А то… знаю я, чем закончится это… вкушение яда.
— Нет, моя королева! Паж не обидит королеву обманом!
Капелек было много. И было очень приятно, но и волнительно, ощущать как женщина замерла, но нет-нет да подрагивала от движения его языка.
— Ваня! — чуть слышно простонала она, — Погладь мне ножки, как ты обещал…
Выдохнув, и постаравшись прогнать муть из своей головы, Косов спросил:
— А у тебя есть какой-нибудь крем? Для тела?
Она приподняла голову и пальчиком указала:
— Вон там, в ящике трельяжа посмотри…
Крем был в небольшой стеклянной баночке. Приятно пах, и был нужно консистенции — не густой, но и не совсем жидкий. Растерев его по рукам, согрев их растиранием, Иван нанес на ступни ног женщины несколько мазков.
«Вот так! Потихоньку. Сначала разогреть ступню, потом — пятку. Сейчас — чуть интенсивнее. Гладим, гладим красивую ножку. Потом — переходим на пальчики! Все вместе, а потом — каждый в отдельности!».
— Ты не уснула, моя королева?
— Ах… нет… еще нет! Мне так приятно! Очень приятно…
После ступней он перешел на подъем ноги, потом — на лодыжку. Дело шло не быстро — ноги-то — две! Следом — икры ног. Вот они были изрядно забиты. Пришлось здесь поработать! И разогреть поглаживаниями, а когда кожа стала ощутимо теплой, и чуть помять их.
А вот когда он дошел до подколенной ямки, выяснилось интересное! Женщина тихо охнула, чуть дернулась и обмякла. А потом — часто задышала.
«О сколько нам открытий чудных…!».
Но только он перешел чуть выше…
— Ваня! Я уже поняла, чем все это закончится. Только… не надо сегодня меня ласкать. Смазано все будет, не смогу я прочувствовать всей прелести.
Варя села на кровати:
— Давай я тебя поласкаю немного… а потом… потом как вчера. Мне очень понравилось!
— Не понял, как тебе понравилось?
— Ну… на четвереньках. Когда я так прогибалась…
— Как кошечка?
Варя засмеялась:
— Ну да… как кошечка!
Но все равно в итоге все получилось… Активно подаваясь навстречу ему, она, подвывая, горячо порыкивала:
— А сейчас… отдери меня… как драную… драную кошку! Ну же!
«Сколько интересного мы можем обнаружить в женщине, если доведем ее… М-да! А ведь я даже до бедер массаж не довел!».
Утром, не нарушая распорядка дня, снова пробежка, разминка, тренировка на турнике и брусьях. Пресс тоже не был забыт. И обливание холодной водой! Затем — контрастный душ в ванной.
Когда Косов зашел в номер, Варя уже не спала, нежилась, потягиваясь в кровати.
— Какой ты невыносимо бодрый! — зевнув, протянула.
— А ты не хочешь сделать зарядку? — улыбнулся Иван подруге.
— Зарядку? Да ну ее…, - и потянулась, и стянутая простынь приоткрыла красивую полную грудь.
— Есть разные зарядки, красавица…
Женщина взвизгнула, когда он полностью стянул с нее белую ткань.
— Надеюсь, ты не будешь против такой зарядки!
— Коварный! Я так расслабилась, доверилась ему! Но… против такой зарядки ничего не имею…
Когда через час они спустились в столовую, там обнаружили только Калошина.
— Долго спите, голубки! Парни уже все позавтракали. Давайте побыстрее. Не терпится мне узнать, чем еще решил порадовать нас товарищ курсант.
«Ага, курсант! Надо узнать у тети Зины, где можно постирать нижнее белье. В училище-то ладно, а здесь, с Варей, не хотелось бы чувствовать себя грязнулей, воняющим потом!».
Когда они переместились в зал, Косов почесал затылок, вызвал улыбку женщины и смех Калошина.
— А я и не говорил, что я шибко умный! — развел руками попаданец, — Значит так… Варя! Вот у тебя есть песня — «Деревенька». Да и еще ряд песен к городским особо не отнесешь. Вот тебе тогда следующая. Но она — более серьезная, без любовной лирики. Послушайте, записывать будете потом…
— Гляжу в озёра синие, в полях ромашки рву,
Зову тебя Россиею, единственной зову.
Спроси, переспроси меня — милее нет земли.
Меня здесь русским именем когда-то нарекли.
Когда он закончил петь, ребята молчали. Только у Вари чуть тряслась нижняя губа. Наконец Калошин вздохнул, потянулся и хлопнув ладонями по коленям, сказал:
— Да, Варька… С такой песней ты от нас в Москву упорхнешь. Если вытянешь ее, конечно!
Женщина глухо сказала:
— Я постараюсь… Иначе и вообще не стоит пробовать! Такие песни… они — редкость! Даже… страшновато.
Калошин пристально посмотрел на Косова и с сожалением протянул:
— М-да… Э-э-х, Ваня, Ваня… Вот же дурак упрямый! Ладно! Говорили уже. Ну-с… а мне что ты приготовил, признавайся. Очень уж мне невтерпеж узнать!
— Тебя, Игорь, тоже, как я думаю — неплохая песня. Она, может и не такая проникновенная получилась, но… Ее вообще можно сделать визитной карточкой вашего коллектива…
— Ночью звезды вдаль плывут по синим рекам,
Утром звезды гаснут без следа.
Только песня остается с человеком,
Песня — верный друг твой навсегда.
Когда он допел, очнувшись от погружения в такие прекрасные стихи, услышал, как Калошин громко спросил:
— А чего это вы тут столпились? Вам что — заняться нечем? Вот так и объявляй выходные дни. Сразу люди маяться начинают от безделья…
— Игорь! Ну а почему мы не можем послушать? Нам же это и исполнять…, - оказалось, что часть музыкантов просочилась в зал, и сейчас стояли возле дверей и по стеночкам.
— А вот тогда… Тогда слушайте! Сами виноваты! Сейчас Косов, ты, Слава, и ты, Юра… Поедите со мной в ДК, забираем часть инструментов. А то… ну что это, в самом деле, как репетировать с одной гитарой и фортепьяно?
— Так выходной же, Игорь! — возмутился кто-то из музыкантов.
— Я отменяю выходной, своим директорским решением, ясно? Все, разговоров быть не может! Как же это? Пусть не в среду, не завтра, но уже в субботу я хочу петь эту песню на концерте, это вам понятно?
— Ну так же нельзя, товарищи! Мы же не успеем ничего! — возопил кто-то «из толпы».
— Будем работать — успеем! Все! Я иду звонить и вызывать автобус! — решительно пресек все возмущения Калошин.
Когда Иван с Варей вышли на улицу, Иван с усмешкой сказал:
— Я не ожидал такого… Чего это он так взвился?
Женщина покачала головой:
— Ты сам не понимаешь, Иван… С такими песнями — так взлететь можно! Я и сама, признаться, вся дрожу от нетерпения, чтобы начать работать. Как же здорово: «Гляжу в озера синие, в полях ромашки рву…».
И она в чувствах расцеловала Косова.
Уже уезжая, он спросил:
— Как ты относишься к тому, чтобы баньку протопить и попариться? Вдвоем?
Женщина тряхнула головой и засмеявшись ответила:
— Замечательно смотрю! Просто — замечательно! Только, скорее всего это будет глубокой ночью — Калошин сейчас никому покоя не даст, с этими твоими шедеврами!
«Слава кому угодно, что Игорек не решился перевозить в Дом отдыха из ДК все инструменты! Иначе бы — намучались. Ограничился парой аккордеонов, скрипкой, и какой-то трубой!».
По возвращению Калошин загнал всех в зал и заставил Косова дважды спеть обе песни. Сразу несколько человек записывали слова на листы, а еще несколько, в том числе и Калошин с Варей чиркали нотные тетради.
— Так… все! Иван! Ты можешь быть свободен пока. Остальные — сводим, что получилось. Слава! За клавиши!
«Ну, свободен, значит — свободен! Пойду-ка я к тете Зине!».
Потом Иван, перекусив от щедрот поварих всяким вкусным, таскал воду в баню, топил ее, а пока она нагревалась — и постирался.
За обедом музыканты продолжали спорить и переругиваться. Похоже, что они и не замечали того, что едят.
«Ушли с головой в процесс!».
— А что, други мои, не тяпнуть ли нам всем по рюмашке? Да и по второй — не пьянки ради, здоровья для? — влез со своим предложением Иван.
«Надо их маленько отвлечь и успокоить, а то — передерутся же!».
Его слова дошли до народа не вдруг и не сразу, но потом все уставились на Косова.
— Провокатор! Иван! Тебе заняться нечем, что ли? — прошипел сквозь зубы Калошин.
— Не, ну а чего? Я же не предлагаю вам — напиться до бесчувствия. Пара-тройка рюмок расслабит вас. А то… боюсь закончится все может — как в той репетиции, которая из фильма.
Народ выдохнул, послышались смешки. Фильм «Веселые ребята» смотрели — все!
— Но, если только — по паре рюмок! Не больше! — постучал пальцем по столу Игорь.
Косов кашлянул.
— Чего тебе еще? — повернулся к нему приятель.
— Игорь… я извиняюсь, конечно… Но у русских пить четным количеством рюмок спиртное… это же — на поминках. Поэтому — три! Нормальное число, а чего? Одна — издевательство, две — нельзя, три — в самый раз!
Парни поддержали его смехом и шутками.
— Хорошо! Хорошо — по три! Но! Хорошенько закусывая, понятно? И потом, после обеда — полчаса перекур и снова — работать! Всем ясно? Варенька! У меня к тебе персональная просьба: ты не могла бы увести Ивана в комнату, и там его закрыть? На ключ! А сама — изволь вернуться в работу. А то — знаю я вас…
Последнюю фразу Калошин пробурчал еле слышно, но все равно удостоился гневного взгляда женщины.
— Ты как насчет в баньку сегодня сходить? Или совсем городской стала? — спросил он к номере, обнимая женщину.
— В баньку? В баньку, Ваня, это просто замечательно! — засмеялась та, — Сто лет в бане уже не парилась. Только туда же и остальные захотят.
— А мы им предложим первыми идти. А потом — я еще дровишек подложу, чтобы жара нагнать. Подсушу баню, жар снова появится. Вот тогда и пойдем…
Калошин, собака сутулая, все же заставил Косова и Варю прогнать все три песни, да не один раз, и не два. Трижды они пели, а Игорь все придирался — то не так, другое не эдак.
Но потом и он утихомирился. После ужина, чуть подождав, Косов выгнал из бани троих любителей пара:
— Все! На хрен с пляжа! Поналили тут воды везде! Это не баня, а черт-те что получится! Все, помылись и освободите помещение!
Парни потянулись на выход, бурча:
— А то вы сюда парится пойдете, ага! И так бы… нормально было.
Иван сунул под нос самому говорливому кулак, заставив заткнуться на полуслове.
— Вам еще одолжение делаешь, а вы выпендриваетесь. Воду не таскали, печь не топили. Пришли на все готовое, еще и недовольны. Все! Не нравится — чемодан-вокзал-Никольск!
Когда они с Варей напарившись, а женщина оказалась еще той любительницей веника и пара, а потом и перепробовав на мягкость и полок, и лавки, лежали, отдыхая на широкой скамье, Иван, поглаживая ее по спинке, спросил:
— А ты и правда в Москву собралась?
Варя полежала, задумавшись, а потом, хмыкнув, ответила:
— Знаешь… была такая мысль раньше. Потом подумала — сколько таких Варек со всей страны туда едут?! Здесь я чего-то добилась, меня уже не только в Красно-Сибирске знают. А там? Все с нуля? Вань! Мне же не восемнадцать лет, чтобы снова перед каждым козлом ноги раздвигать. Здесь я, и в Красноярске, и Омске, и в Томске — Варвара Конева! В Москве же — очередная деревенщина, приехавшая покорять столицу. Это вон — Калошин спит и видит, как бы туда влезть. Там же — и слава, и почет, и деньги другие. А баб-то сколько?!
Иван, приподнявшись, поцеловал ей плечо.
— И я, Ваня, очень тебе благодарна. За все! Очень благодарна! И за песни твои замечательные, которые меня в люди и вывели, и за отношение твое ко мне, за терпение… За то, что такой славный парень! Я же, Ваня, теперь могу и своим помогать. Там — в деревне. А раньше-то, что я могла?
Женщина поднялась и склонившись над ним, горячо поцеловала.
— Ну что, мил-дружок, отдохнул? Сможешь еще разок-другой кошечкой меня поставить? — засмеялась.
Калошин решил поставить их в первой части концерта.
— Отработаете в первой половине. Во второй мы с Варей будем по очереди выходить. И еще, Иван… Как отработаете, ты в форму переоденься. В антракте у дверей Вариной гримерки постоишь. Ну — я тебе уже говорил… В форме ты все же посолиднее смотришься.
Отработали — как отработали! Как показалось Ивану — ни плохо, ни хорошо. Нормально так… Настроение у него было, не сказать, чтобы плохое, а — так себе. Почему-то вспомнилась Настя, и то, что через три дня им выступать в училище. И это как-то… страшило. Немного.
В антракте ничего не произошло. Интересно так, ага! Он, видите ли, ждал, настраивался, даже начинал гореть в предвкушении… Хотел настроение поправить! Ан — нет! Супостаты — не явились! Стоя за кулисами, он слушал исполнение Калошина и Вари.
«Несомненно — уровень красавицы явно вырос! Тут не поспоришь! Прямо вот — ух! Певица, однозначно! А вот Калошин… Игорек — да! Лажает! И не в песнях лажает, тут его мастерство никуда не делось. С медом и патокой у него — перебор! Вот где — хрень! Не знаю, как для дам, а вот мужикам такое слушать… не комильфо! Получается — половину концерта половина зала терпит, корчась в отвращении? Ну — не совсем так, но — приблизительно. Надо сказать ему, только вот — как он воспримет?».
Эти двое появились уже после окончании концерта, когда он успел уже потискать Варю в гримерке, поздравляя с окончанием, и высказывая, как он ей восхищен! И парни-музыканты явно шебуршались у себя, собираясь на выход.
Сначала в конце коридора появилась и пропала какая-то мутная личность. Вроде бы — кто-то из обслуги ДК. Ага! А потом нарисовались эти поклонники. Скорее всего поклонник был один, вот этот крепышок невысокого роста, с уже явно видимым животиком, обтянутым пиджаком. А второй — в качестве поддержки, судя по виду. Этот второй был уже более интересен. Высокий, повыше Косова, широкоплечий, с кудрявой шевелюрой и тяжелым подбородком.
Косов встал перед дверью гримерки, чуть расставив ноги, и с доброжелательной улыбкой следил за их приближением.
— Молодой человек! Мы к Варваре — выразить свое искреннее восхищение ее талантом! — объяснил крепышок, не сбавляя шага.
«Это он думает, что вот так сразу — отпрыгну, услышав его слова? Наивный дядя!».
Почти уперевшись в грудь Косова головой, крепыш поднял голову с недоумением:
— Молодой человек! Вы что, не слышали, что я сказал?
— Товарищи! Певица устала после концерта, отдыхает. Прошу понять правильно — человек два часа отработал на сцене! — все еще доброжелательно улыбаясь, пояснил Иван, — К тому же — артисты уже собираются уезжать, и я полагаю, вы будете им мешать.
— В сторону отошел! — прошипел крепышок, — Вручим цветы, выскажем слова благодарности. Что не понятного?
— Я вам русским языком сказал — вам здесь не рады! По-немецки объяснять, что ли?
— Так, Николай Степанович, я вижу тут мне нужно вмешаться! — с угрозой протянул второй, — Ну-ка… в сторонку отойдите. Курсант, мля… ты чего не понял-то?!
«Мне чего — ждать пока он окончательно отодвинет этого… Степаныча? Данунах!».
Как только крепышок отодвинул свой торс чуть в сторону, Косов, все так же улыбаясь, немного подсел в коленях и резко пробил верзиле в брюхо. Правой.
Здоровяк ожидаемо хрюкнул и начал складываться в поясе. Не давая ему завалиться себе в ноги, Иван ладонью охватил его «бестолковку» и с силой толкнул назад. Шлепнувшись задницей о противоположную стену неширокого коридора, верзила, чуть развернувшись, стек по стене. Послышался «бумк». Это его голова встретилась с дощатым полом.
«Сотряс? Да не… нечему там трястись!».
Крепышок отреагировал неожиданно резко. Выпустив из правой руки букет цветов, он потянулся левой к воротнику гимнастерки курсанта.
— Ты чё, мля?
«Сам ты — чёмля!».
Иван, не выпрямляясь в ногах, сделал приставной шаг влево и чуть вперед, прихватил руку противника за запястье, и помог тому продолжить движение. В волюшку!
Но «в волюшку» не получилось — ширина коридора не позволила. Лоб поклонника Вариного таланта со звонким стуком встретился со стеной. И даже вроде бы был слышен «чак!» зубов.
«Рот закрылся! Язык бы он себе не откусил, телепень этот!».
Когда, согласно законам природы, тело крепыша, отринутое более прочной стеной, подалось назад, Косов аккуратно придержал его и мягко опустил на тело приятеля.
«Вот так, бля!».
— Кто-то стучал, Ваня? — выглянула из дверей Варя, — Ой! А что это тут?
Она уставилась на немалую кучку возле противоположной стены.
— Ну-у-у… у меня два варианта. Либо этим гражданам вдруг стало плохо… Такое — бывает. Может в столовой что-то не то съели… Либо, что более противно, эти двое являются поклонниками однополой любви. Видишь, как прижимаются друг к другу?
Варя хихикнула, все еще в недоумении перевела взгляд на Ивана. Тот в ответ пожал плечами: «А чё я-то? Я — вообще ни при чем!».
Из помещения для музыкантов вышли Калошин сотоварищи.
— Ого! Вот эта картинка! А-а-а… это опять эти двое! — пришло узнавание к Игорю, — Нет! Ну это уже ни в какие рамки! Я сейчас же все выскажу местному директору!
Кто-то из музыкантов задумчиво произнес:
— Может им просто плохо? Может… медиков нужно позвать?
— Я сейчас позову директора, вот пусть он и разбирается — медиков нужно звать, или милицию! — разрешил сомнения Калошин. Потом присмотрелся, и хмыкнул:
— А веник-то они так и не поменяли. С понедельника! Варя! Тебе эти цветы нужны?
Всю дорогу до Дома отдыха Варя крепко прижималась к его плечу, поглядывая на него со старательно скрываемой улыбкой. Потом не выдержала:
— Это вас так в училище учат? Представь — а я и не слышала ничего, пока этот стук не раздался.
И прикрыв губы ладошкой, прыснула смехом.
— Нас в училище много чему учат…, - многозначительно произнес Иван.
Два последующих дня слились в одну сплошную репетицию. Калошин насел на коллектив — со страшной силой! Даже ветераны музыки начали ворчать, что, дескать — полегше бы!
В союзе с Варей, Косов выступил своеобразным профсоюзным комитетом, вытребовав у сатрапа Калошина «тихий час» после обеда. Но — после завтрака, а также после «тихого часа», Игорь гонял их всех — как сидоровых коз. Часть репертуара он «отставил» в сторону, решив, что их исполнение — вполне, а значит не стоит тратить времени. Но вот с этими двумя новыми песнями… Самодур от эстрады поставил себе целью — исполнить их уже на концерте в училище. Благо, что Ивана это никак не касалось!
Варя пела очень хорошо! Пробирала до самого… самого. Даже поварихи, послушав пару раз ее исполнение, дружно решили взять женщину на дополнительное довольствие.
— Знаешь, Иван…, - шепнула ему, улучив момент, тетя Зина, — Я раньше-то и не думала, как это все… нелегко — концерты-то готовить! Все ж думают что? Как мотыльки порхают эти артисты по сцене! А здесь вон оно как!
— Теть Зин! — засмеялся Косов, — Это еще что! Да и Игорь — он вполне с пониманием относится. Вот у нас директором был Илья, вот тот — мама дорогая! Веришь, нет — на репетициях рубашки были — хоть выжимай от пота!
— Ай-яй-яй! Вот уж где и не подумаешь-то! — качала головой старшая повариха, — Ты, Вань, парень-то с понятием. Ты уж Варю-то пожалей, погладь ее там… лишний раз-то…
Звучало это довольно двусмысленно, но Косов, подавив улыбку, не стал выказывать себя пошляком и лишь кивнул:
— Обязательно! Сами же видите — хорошая певица!
— Так она и певица хорошая, да и бабенка — куда с добром! Хорошая, в общем…
— Она ж — деревенская! И до сих пор родители в колхозе живут и работают! — поддакивал тетеньке Иван.
— Ну так… видно же! Девка-то — душевная! — соглашалась повариха.
В пятницу Калошин решил не проводить репетицию в училище, а просто приехать на пару часов пораньше — пообвыкнуться со сценой. Вместо репетиции он потащил Косова с Варей в город, где у нотариуса они подписали договор о равных правах на интеллектуальную собственность, а Косов еще — на делегирование полномочий Калошину на представление его интересов в Красно-Сибирской краевой филармонии.
«Куй железо, пока горячо! Игорек своего не упустит!».
А Варя опять с благодарностью посмотрела на Ивана, чуть пожав его руку.