Время для жизни - 2

Глава 17

«М-да… Как всегда, у меня здесь — сначала ввязываюсь во всякое… А потом думаю — как все это разрулить! И ведь уже взад — никак не отыграть!».

Косов стоял перед строем роты. Стоял один. Ну как один — сзади и справа от него стояли еще взводный Карасев и капитан Кравцов. Ротного — опять не было. Срочные дела у него, ага! А еще чуть дальше стоял капитан Мищенко, и вот последнее — нервировало не на шутку.

Интересный тип — этот капитан. Высокий, широкоплечий, худощавый, но вовсе не худой. Мосластый такой, как будто какой-то комлистый, то есть свитый из крупных корней дерева. И при этом — очень уж такой… весь строевой. Плечи развернуты, в спине — прямой, как будто лом проглотил. Но — не напряженный, а… привычно так стоит. А еще — длинноногий, как журавль. Про внешний вид и ношение форменного обмундирования — и говорить не приходиться! Икона армейского стиля, ага! Хоть плакаты рисуй с него!

И, что отдельно отметил для себя Косов, по курсантской классификации — из «жоржиков» капитан, никак не из «лопат»!

Иван вспомнил слухи о капитане, что, дескать — еще до Революции он служил не то в Семеновском, не то еще каком-то Лейб-гвардии полку. Оттого, значит, и выправка у него — ого! Вбили, дескать, в него строевую выправку. Но вроде бы — не офицером служил, а — в нижних чинах. Видел Косов у него и медаль на груди — «ХХ лет РККА». То есть — служит долго.

«И ведь ни под какой каток репрессий не попал!».

Раньше не было возможности у Ивана приглядываться к этому командиру. Да и желания — тоже не было. Курсанты вообще старались избегать командиров из организационно-строевого отдела — ну их на хрен! Что у них на уме, к чему прицепиться могут? А что могут — это точно известно! С формой что-то не так, воинское приветствие не четко отдал, куришь в неположенном месте, или… а вообще — чего вы, тут, курсанты, делаете? Почему ничем не заняты? Свободного времени много?

«Ага… не так сидишь! Не так свистишь!».

А сейчас Иван видел, что ни хрена Мищенко не сорок лет, он старше и изрядно старше. Как бы — не под пятьдесят. Жесткое лицо, исчерченное морщинами, короткий ежик волос, с густой проседью — это он видел, когда капитан, сняв фуражку, протер лоб и голову платком.

«И дурацких усиков — под Гитлера — так модных сейчас у красных командиров, у него нет. Обычные аккуратные усы, цвета соли с перцем, где соли — явно побольше!».

А еще были у него примечательные глаза. Этакие — серые, со стальным отливом.

«Как оловянные, честное слово! Аж смотреть в такие глаза неприятно, так и норовишь взгляд отвести!».

— Ну что, Косов, с чего начнешь? — негромко спросил Карасев.

Иван четко развернулся через левое плечо — «ну раз мы тут строевой всерьез решили заниматься, то надо изначально показывать, что — «в теме»! А еще этот — стоит пялится своими серыми буркалами!».

— Полагаю необходимым сразу отобрать необходимое число курсантов для углубленных занятий строевой подготовкой! Из этого вопрос — сколько курсантов должно быть подготовлено?

«Карась», чуть повернувшись, посмотрел на Мищенко. Тот сделал пару шагов, подходя ближе, и ответил негромким глуховатым голосом:

— Остановимся на сорока. Нужно не менее тридцати, но должен быть запас, для отбраковки.

— Понял! В таком случае, на сегодняшнем занятии именно этим и займемся. Отберем сорок курсантов, — кивнул Косов.

— Поясни, как ты будешь отбирать, по какому принципу? — задал вопрос Кравцов.

— Они должны быть одинаковые! — ответил Иван, и пояснил, видя чуть приподнятую бровь Карасева, — Не на лицо одинаковые, а примерно одного роста и телосложения, без каких бы то ни было особенностей фигуры.

— Приступай! — кивнул Мищенко.

— Рота-а-а! Слушай мою коман-ду! — протянул громко Косов, — Равня-а-айсь! Смир-но! Равнение на-а средину!

И четко развернувшись к Мищенко:

— Товарищ капитан! Вторая рота первого батальона для проведения строевых занятий — построена! Докладывает курсант первого взвода Косов!

«Ага… уже — не отделенный, не «комод». Добился своего ротный, снял меня с отделения. Но-о-о… по моей же рекомендации Карасеву и Ильичеву, «комодом» назначен курсант… трам-пам-пам! Капину-у-у-с!» — как ведущий на спортивных соревнованиях, протянул у себя в голове Иван.

«Виталя был откровенно рад! Рад и удивлен, даже — ошарашен таким финтом! Подошел наедине, пожал руку, и предупредил, что никаких претензий за прошлое ко мне не имеет. И даже — благодарен за опыт, который получил, глядя на меня! Заверил, что с его стороны никаких нападок и пакостей в мою сторону — не будет! Ну — поживем, увидим!».

— Рота! Вольно! Приступить к занятиям! — четко, даже как-то ухарски отдал честь Мищенко.

— Рота! Вольно! — продублировал Иван, и сделав несколько шагов в сторону от командиров, обособив тем самым себя, показав дистанцию, — Товарищи курсанты! Внимание! Как вы знаете, в конце мая состоится строевой смотр училища! Рота должна быть подготовлена максимально хорошо, чтобы занять пусть не первое место, но войти в тройку лидеров!

«А это — уже не просто! Восемь рот, из которых четыре — второй курс, у которых опыта и навыков — куда больше. Просто по времени занятий!».

— Высоко планку задираешь, Косов! — услышал он шипение «Карася». Но потом Мищенко что-то цыкнул, и взводный больше не мешал.

— Кроме того! После выпуска второго курса, училищу требуется парадный взвод, знаменная группа, линейные на торжественные марши. Мы должны быть готовы к высокой чести и возможно! Занять место убывающих в части старших товарищей! Поэтому…

Косов намерено сделал паузу.

— Сейчас будет произведен отбор по внешним данных курсантов, которые будут проходить усиленную строевую подготовку! Это не значит, что остальные будут заниматься плохо или — реже! Просто к знаменной группе, парадному расчету — требования куда как строже! Легко не будет, могу обещать твердо! Но! Если мы все сделаем правильно, подойдем серьезно, выложимся, как надо… Вы! Именно Вы! Будете лицом училища! Прошу вникнуть и осознать! Всем все понятно? Вопросы есть? Вопросов — нет!

Косов подтянулся:

— Заместители командиров взводов! Ко мне!

А потом пошла рутина и некоторая суматоха. Командиры отошли дальше, расслабились и закурили, но подглядывали в сторону роты, контролируя ситуацию.

И ведь интересно что? Простой «курок» сейчас командовал ротой! «Замками», «комодами», и даже — помкомроты Ильичевым. Но надо отдать должное — претензий и непонимания — не было. Все младшие командиры отнеслись к происходящему серьезно, без «смехуечков» и «подъебок». И уж тем более — без обид. Или их так мотивировало присутствие командиров поодаль?

— Строим роту повзводно! Но! В шеренгу по-одному! Мне нужны сорок человек одинакового… ну или почти одинакового роста! — постарался объяснить «замкам» Иван.

— А какой рост требуется? — спросил Амбарцумян.

— Не ниже ста семидесяти пяти! Лучше — сто семьдесят семь и выше. Но! Не выше ста восьмидесяти пяти!

Параметры были заданы довольно жесткие. Здесь и сейчас основная масса мужского населения была заметно ниже потомков. Средний рост был в районе сто семьдесят — сто семьдесят пять сантиметров. И ранее Косов, точнее тогда — Елизаров, не раз видел старые фотография бойцов, чей рост был не более длины винтовки с примкнутым штыком, то есть сто шестьдесят шесть сантиметров. Проживание Ивана в этом времени подтвердило сей факт. Его метр семьдесят семь — уже заметно выше среднего. А тот же Ильичев, с его метр восемьдесят три — вообще богатырь! Были, конечно, парни и повыше, но — сильно реже! Очень сильно реже! Потому, набрать сорок человек из ста, кто выше ста семидесяти семи… Не было понятно — получится ли вообще.

Но постепенно, выдергивая из строя высоких парней, получилось сформировать строй из сорока двух курсантов.

«Х-м-м… не придавал значения. А на медкомиссии рост — тоже был параметром для отбора? Получается, что чуть ли не половина «курков» — выше среднего?».

Но вот с его взвода, отобралось только шесть курсантов. Кроме самого Косова — Ильичев, Амбарцумян, Капинус… Ну куда же без этого литовца?! Гончаренко и Алешин.

Построив остальных курсантов во взводные коробки, Косов отправил их заниматься строевой подготовкой по периметру спортгородка. Остальным дал команду снять верхнюю одежду и головные уборы, и принялся вертеть их туда-сюда. Направо-налево, кругом… прохаживаясь вдоль строя задумчиво, делая пометки себе в блокнот.

Благо во второй половине марта солнышко днем уже ощутимо пригревало, и не давало бойцам совсем уж околеть.

В итоге Иван забраковал еще троих парней. У одного — очень уж руки были длинные, прямо — орангутан какой-то. Второй был изрядно сутул, несмотря на вполне приличные внешние физические данные.

«Это все гири эти сраные! Переборщил хлопец с занятиями. А исправлять сейчас — времени совсем нет. Да и получится ли — Бог весть!».

Третий… третий был какой-то в целом… неказистый. Не понравился он Косову, в общем.

Дав отобранным команду на перекур, Косов поспешил к командирам, так и стоявшим у входа в училище, с докладом. А потом — назад с Мищенко, к строю, пропев издалека:

— Взво-о-д! Становись!

На попытку доклада о готовности к занятиям, капитан отмахнулся и прошелся вдоль строя, внимательно разглядывая курсантов. И тоже забраковал еще четверых, не объясняя причин.

— Ну вот тебе, Косов, тридцать пять курсантов. С чего начать планируешь? — искоса посмотрел Мищенко на Ивана.

— Начать, тащ ктан, планирую с самого начала. Со строевой стойки! Потом — повороты и прочие… экзерциции на месте. Затем — постановка и отработка строевого шага, в индивидуальном порядке. И затем уже — торжественный марш в составе подразделения.

— Ага… Ну… Не возражаю! Только давай-ка я сразу знаменную группу отберу. Мне их за спиной держать, так что… Самых лучших я у тебя заберу, ты уж не обессудь.

«Получается, именно он знаменную группу водит, а вовсе — не начальник училища. Ну да, тот, скорее всего на трибуне в это время стоит! Логично, чё!».

Мищенко отобрал себе… к-х-м-м… Ильичева, Амбарцмяна, и… Капинуса.

— Знач-так, бойцы! Вы будете основной знаменной группой. Сержант Ильичев! Ты… знаменосец, понятно!

Косов видел, как еще больше вытянулся Степа, и затрепетал ноздрями. А в глазах — восторг, не иначе!

«Ну да — солдафон! Армеут! Радости-то, радости сколько! Да и тщеславие — куда без него? Это же — все взгляды — на сержанта Ильичева!».

— Но! — продолжил Мищенко, — Нужна и резервная группа, без этого — никак! Мало ли… В состав резервной знаменной группы войдут…

Мищенко подумал, осмотрел еще раз всех «курков».

— Знаменосец — Косов, ассистенты…

Капитан ткнул пальцем:

— Представьтесь!

— Курсант Алешин! Курсант Никандров! — представились вызванные.

— Но! Сразу скажу… Заниматься знаменные группы, и основная, и резервная будут вместе и дополнительно! Со мной! И что еще… Роли в группе могут меняться — так что функции всех должны знать все! И со знаменем, и с саблями! В любую минуту вы должны подменить товарища! Но это все — позднее. Сначала — базовая подготовка. Это, Косов, всецело на тебе! И вообще, зарубите себе на носу! Знаменная группа должна знать и уметь — все! Все, что касается строевой подготовки! И просто парадный марш, и функции линейных, и, непосредственно — знаменщиков! А потому… как сказал Косов — легко не будет, я вас уверяю!

И уже поворачиваясь от строя, скомандовал:

— Косов! За мной!

Отошли ближе ко входу в училище.

— Можешь закуривать… Я что хотел спросить, Косов… А откуда такие знания по строевой части?

Иван с ответом не торопился, сначала — закурил:

— Я, тащ ктан, в детском доме воспитывался. А у нас там один воспитатель был… В возрасте уже. Так вот он, в качестве наказания, нас и гонял. Но не просто гонял, а что-то еще и объяснял иногда. Вот… мне часто приходилось строевой заниматься.

Капитан хмыкнул, посмотрел на Косова:

— А что… не самое глупое наказание. Вот и тебе пригодилось. Интересно, а кем раньше был ваш воспитатель…

— А этого я не знаю, тащ ктан. Никогда не интересовался. Вот не любили у нас его, это — точно!

Мищенко усмехнулся, и уже уходя, спросил:

— Сейчас как построишь занятия?

— Ноги разомнем, тащ ктан. Побегаем, разминочку сделаем. Вот еще вопрос — как высоко сейчас принято поднимать ногу при прохождении парадным маршем?

Капитан удивился, задумался. Но ответил:

— Да хотя бы на тридцать сантиметров их научи держать — и то уже хорошо!

«Ну слава богу! Хоть не придется балетом заниматься, как те же «кремлевцы»!

— Даю тебе три недели! Через три недели посмотрю, что у вас получается! Если все нормально, то перейдем к более серьезным занятиям!

А Настя по-прежнему — молчала. И Косов уже задумался — а может быть и к лучшему? Действительно — ну на кой хрен ей эти проблемы с адюльтером с курсантом? М-да… разумом понимал, а внутри все одно — свербело, как от бормашины.

«И ротный чего-то притих! Как разжаловали — так больше и не прилетало! Паузу взял, или решил, что хватит с меня? Или… очкует, что Мищенко рядом появился?».

Его все-таки затащил к себе в каптерку Пилипчук. Не вынесла душа щирого хохла неизвестности — чего там Косов не договорил в прошлый раз?

«Ну да, кошевки с навозом я уже видел! Значит — добро на бизнес Мыкола получил. И у парней со взвода — нет-нет, да папиросы стали появляться. Процесс — пошел!».

Каптер подготовился знатно! И картофан жареный — в наличие, и сальце доброе порезано без жалости, хорошими ломтиками. И поллитра, благо — опять суббота, и в роте командиров не ожидается!

Но, как водится, сразу прямо к предмету разговора переходить не пристало! Сначала — неторопливая беседа о погоде, о видах на урожай, об опоросе свиноматок, об удоях… то есть — всякие слухи-сплетни училища и возле него! Различные залеты и способах уклонения от них; об отцах-командирах — а как без этого? И лишь позднее…

— Я смотрю, ты, Ваня, и умываться уже ходишь без нижней сорочки! Быстро у тебя все это художество зажило, да сошло! — покачал головой Мыкола.

— Да на мне вообще, как на собаке — все быстро заживает! — отозвался Иван.

— Так и что ты мне… ну… тогда не досказал-то? — не выдержал хохол долгой паузы.

— Да как сказать-то… Помнишь — Ильичев как-то раз вел речь про бабенку одну… Обещал, что познакомит тебя с нею…

— Ну дык… помню. И что? — дернул кадыком Пилипчук.

— Самому Степану там появляться не с руки, поругался он с нею. А я вроде бы в этой ругани не замечен. Так что… если тебе интересно…

Пилипчук задумался, но ненадолго.

— Эта… оно так-то… интересно! А чего же — нет?

— Ну вот…, - вякнул Косов и снова замолчал.

Каптер завозился, вздохнул:

— И чего ж… и правда баба хорошая?

— Ну да, тут врать не буду. Глаша ее зовут. Хороша, чего уж там. И домик у нее есть, и работает она… буфетчицей, на Казачьем рынке. Знаешь… пельменная там, или чебуречная… хрен его знает, как правильно она называется, — продолжал тянуть кота за хвост Косов.

Пилипчук задумался:

— Ну да! Бывал я там, приходилось. Может даже и видел ее… Это такая… смачная бабца, да? Светлые волосы, да?

— Ну так… и смачная, и волосы светлые!

Каптер взглянул на Косова с недоверием:

— А чего же сам… тогда?

— Коля! Ты же мой вкус видел? Мне поминиатюрнее женщины нравятся. Я вот с такими… богатырскими статями… как-то побаиваюсь!

— Тю-ю! Дурной! Что бы ты понимал в красивых женщинах! — протянул Пилипчук, но потом осекся, — Нет! Настасья Иванна — она тоже красавица. Не спорю, но ведь… Не! мне женщины нравятся больше, чтобы… побольше!

Косов цыкнул зубом:

— На вкус и на цвет — товарищей нет!

— Ото — правильно! Давай, Ваня, выпьем за красивых женщин! — воодушевился Мыкола.

Выпили, закусили.

— И чего тогда? — засипетил каптер.

— Нет, ну а что? Я тебе сказал, ты уж сам решай! — отмахнулся Иван.

На данный разговор фактически санкцию дал сам Ильичев. Выходило, что нашел кого-то себе Степа. Нашел — но пока помалкивал, чтобы не сглазить!

— Да как же… Как я сам-то решу, Ваня?! — растерялся Пилипчук, — Это же… неприлично так-то… Как-то ж … познакомить надо, а?

— Ну вот когда мне этим заниматься-то, Мыкола? Сам ведь знаешь — времени совсем нет.

— Не, Иван! Це ни дило! Надо как-то…, - каптер задумался, — А чего ж Степан-то поругался с нею? А как Вы вообще познакомились?

— Да так и познакомились… Зашли как-то перекусить, да выпить чуток. Слово за слово… Вот.

— Чего ж сам Ильичев?

Косов засмеялся:

— А там, Коля, ему отворот-поворот выписали! Сам же знаешь, то блудня та еще. А женщине — сурьезные отношения нужны!

— Ага… ага! Вот значит как! А что, Ваня… и домик у нее есть, да?

— И домик есть. Небольшой, но ладный такой. И банька, и огородчик небольшенький! Только… сам же, Коля, знаешь… Как хозяйство — да без мужика? То там доска отвалится, то тут что-то прибить нужно…

— То так, то так, воистину… Без мужика дом-то что? Быстро валиться начинает!

— Ну дак а я про что? Хозяина бы ей доброго… А так — она и не дура, а готовит как, а? Коля! Я ж там был несколько раз… ну — подруга у нее есть! Да муж с командировки вернулся, мать его! Так вот… про что я? Ага… готовит она так, что я за малым не лопался от съеденного, во! И аккуратно все так у нее, в доме-то! Не… справная хозяйка!

— Так, а че-ж вы говорили-то… что, дескать у нее мужик прежний? Что там разрешится все должно?

— Ну… думаю — разрешилось, ага! Мы как-то со Степой шли оттуда вечером! А нас в переулке трое поджидают. Ну… всыпали им, ага! Добре так всыпали! Больше чё-та не видать! Наверное, хватило.

Каптер угукнул, еще подумал, а потом снова подступил:

— Так как же, Ваня! Познакомь, а?

— Ладно… Мне сначала в закусочную эту сбегать надо, посмотреть там все. С Глашей переговорить. Я же даже не знаю, по какому она там графику работает. А то придем, а ее — нету! Как же быть? Не… сначала, Коля, разведка должна быть!

— Ну а я чего? Я ж понимаю! Я ж… не тороплю. Ты на неделе сбегаешь ли?

Косов засмеялся.

«Вон как хохла придавило! То — «не тороплю!», то — «на неделе сбегаешь?».

— Ну вот что с тобой делать, а? Хохляцкая твоя душа! Ладно… только нужно время выбрать… а то — опять влечу. Сам же знаешь, как меня теперь ротный любит!

Глаша встретила Ивана приветливо. Посмеивалась-подшучивала, что остался, дескать, мальчонка, без женского пригляда и ласки. Только вот про Степана подчеркнуто говорить не желала! Ну и не за тем шел, чтобы Ильичева опять «отмазывать»!

Пользуясь утренним временем буднего дня, а значит — отсутствием большого количества посетителей, Глаша подсела к Косову за столик, и с удовольствием смотрела, как он наворачивает халявные чебуреки. От рюмки Иван отказался — категорически! Припивал вкуснятину горячим крепким чаем.

— Я ведь, Глаша, по делу к тебе пришел! — вытерев руки поданным полотенцем, заявил Косов.

— Да? И по какому же делу? — немного настороженно усмехнулась женщина.

— Да дело-то такое… непростое! — поморщился Иван, и, взяв паузу, стал пить чаек.

— Или опять заказ у тебя хороший образовался? А что — я только за такое дело!

— Да нет… не заказ. Вот дело такое… щекотливое больно, — тянул волынку попаданец.

— Да что там у тебя еще! — не выдержала Глаша.

— Вот как тебе объяснить-то… Есть у меня… знакомец один. Каптер в нашей роте, это тот — кто за все имущество отвечает, — пояснил Косов, — Справный такой мужик, спокойный, хозяйственный… Ну вот… Был он как-то по делам неподалеку, да заскочил сюда к вам перекусить… А потом, как-то… в разговоре все восторгался, что дескать… женщину такую увидел, что вот… женился бы сразу! Только вот не знает, как подойти…

Глаша подобралась, задумалась.

— Это ты что же… признакомить меня с ним решил?

— Да я-то чего решил?! Это он все! Как узнал, что я знаю тебя — как банный лист к заднице прилип! Познакомь, да познакомь!

— И ты, значит, решил познакомить? — недоверчиво фыркнула женщина.

— Да я же говорю… Коля… он не как мы с… ну — ты поняла про кого я. Он не блудить… он серьезных отношений хочет.

Глаша отвела взгляд, хмыкнула:

— Вот прямо серьезных? Вот так прямо — увидел, и сразу?

— Да не сразу! Говорю же… В разговоре как-то… За жизнь там… туда-сюда! Он и говорит — стрекозлы вы со Степой. А мне, говорит, жинка нужна! Чтобы дом, чтобы детишки! Он, знаешь, какой хохол?! Мимо — не пропустит! И спокойный, и домовитый.

Глаша ушла в себя. Думала. Когда он попросил еще чая, машинально сбегала к прилавку налила стакан, да еще и пару беляшей на тарелку кинула.

«А я чего? Я — не против!».

Потом подняла на Ивана взгляд, вздохнула.

— Глаш! Ну чего ты раздумываешь? Говорю же… нормальный мужик! Он не для блуда, он — серьезно. А нет? Так кто ж тебе запретит — на дверь показать?

— Ох, Ванька… Что-то не вериться мне в такое…

— Ну — попытка не пытка, да? Он вполне симпатичный. Да и просто — хозяин, а не абы кто, на пару месяцев!

Глаша как-то оттаяла, засмеялась:

— Вот же… сват нашелся! А знаешь… приводи его. Сюда приводи! Не домой. Посидим, поглядим, что там за серьезный мужчина.

По договоренности с Глашей, они с Пилипчуком пошли на «знакомство» в понедельник, в послеобеденное время. По ее словам — самый спокойный день в работе закусочной. Пилипчук обеспечил прикрытие в училище — выходило, что Косов сопровождал каптера по каким-то хозяйственным делам.

«Интересно — сколько можно придумать уважительных причин отсутствия! А уж тыловики — вообще доки в этом деле. И что характерно — мало кому удается проникнуть хоть чуть-чуть в их непонятные «мутки» и дела! М-да… «не только лишь всем»!».

Пилипчук и так-то не особо разговорчивый вне своей каптерки, на этом раз был погружен в себя. Попытки поболтать по пути — не то, что пресекал, похоже он вообще не понимал, о чем речь!

«Это он так настраивается, что ли? Во как!».

Для самого Ивана все это было… ну — проще, что ли? Ну — пришли, посидели, поболтали, познакомились… Чего огород городить?

Когда подошли к дверям закусочной, оба с удивлением уставились в висевшую на ручке двери табличку — «Учет».

— Чего эта? — удивленно уставился на Косова Николай.

— А я — знаю? Сейчас! — и попаданец принялся долбить в дверь кулаком.

— Ваня! Как-то не хорошо, эдак-то…, - начал Пилипчук, но на их счастье — дверь открылась изнутри.

Встречала их сама Глафира.

— Проходите, проходите! — нараспев протянула она, — Так-то у нас сегодня выходной, но и учет иной понедельник проводим. Вот, значит, чтобы всякие разные не лезли, я табличку и накинула.

«И-эх ты! А она-то — принарядилась, причепурилась вся!» — с удивлением отметил Иван.

Белый халат буфетчицы и впрямь был белым. Как бы даже — не накрахмаленным! И какой-то чепчик на волосах, в виде этакого кокошника прицеплен. Поясок халата явственно показывал, что талия у дамы все же — в наличие! А верхние пуговки халата несколько подрастегнуты, что открывало некий вид на шикарные верхние «девяноста» Глаши. Но — довольно скромно, почти целомудренно…

— Вот, можете здесь шинели снять! — указала она на вешалку-стойку, — И вот сюда присаживайтесь, здесь и удобнее, да и покрасивше!

Столик им был выделен в углу, под фикусами. Чистая скатерть на столе, стаканчик с салфетками. Прямо не закусочная — а приличный ресторан из первой ценовой категории!

Пилипчук откашлялся:

— Извиняюсь… А где у Вас можно руки помыть?

Глаша коротко взглянула на каптера и повела рукой:

— А вот… за ширмой умывальник имеется! Прошу пройтить!

— Благодарствую! — чуть поклонился ей Николай.

А вообще… чем дальше Косов присутствовал при всем при этом, тем более удивленно поднимал бровь. И Пилипчук и Глафира казалось бы — играли какое-то действо, ритуал, для Косова непонятный и немного забавный. Каптер, вымыв руки, долго причесывался, добиваясь идеального прилегания небогатого чубчика ко лбу. Потом — тщательно отряхнул плечи, одернул форму, пальцами согнал складки гимнастерки назад. Откашлялся…

— Ну что, Иван? Мабуть пора за стол?

Косов хмыкнул, покрутил головой и направился к столу.

Глаша тем временем уже наставила там тарелок с какой-то нарезкой — колбаска, сало, сыр. Здесь же присутствовали соленые огурчики и бочковые помидоры.

«Ага! Салат витаминный! Капуста, морковка, и… оп-па! Клюква! Если сегодня здесь выходной — она что, все сама готовила? Ай да Глаша!».

— Сейчас погодите, горячее принесу, — буфетчица павой удалилась на кухню.

Косов хмыкнул и хлопнув ладонями, энергично потер их и:

— Щас поедим! Это я понимаю и люблю! Я же говорил тебе, Мыкола, Глаша — повариха, каких поискать! — и брякнулся за стол, стал накидывать себе на тарелку всякого, и побольше.

Пилипчук укоризненно посмотрел на него, вздохнул, покачал головой, но ничего не сказал. Но приступать к трапезе не спешил — сидел чинно, выпрямив спину.

— Ну что же Вы, угощайтесь! Вот котлетки с картошкой. Вот уточка с тушеной капусткой. Вот — рыбка жаренная…, - буквально пела Глаша, но на Пилипчука — не смотрела.

— Ни, ниможна так! Без хозяйки за столом — как же угощаться? — твердо заявил Мыкола.

Косов чуть поперхнулся, почесал нос, перевел взгляд с каптера на Глафиру.

«Чего-то я не пойму… А вот они, похоже, все понимают. Ведут себя как… даже не знаю, что сказать! Как там Вицин говорил — «Чинно, благородно!».

А еще и Мыкола и Глафира напоминали Ивану… вот как кадриль танцевали в фильме «Любовь и голуби» — плавно, без эмоций, но тщательно выводя известные им фигуры.

«Фигура вторая, трагическая!» — так вроде бы объявлял Меньшов в качестве конферансье? Как-то в будущем все это проще, без этих… расшаркиваний и реверансов, не? А тут прямо — спектакль! Впору придурковато заорать — «У Вас товар, у нас — купец!».

Пилипчук опять же чинно, не спеша, открыл бутылку водки, принесенную с собой, также — без суеты наполнил рюмки, и, поставив бутылку обратно на стол, замер. Глафира тоже сидела, опустив очи долу. Косов, растерянно переводил взгляд на них, и старался тихонько прожевать то, что имелось «в роте».

Пауза затягивалась. Иван тоже непонимающе замер.

Пилипчук раздраженно зыркнул на него, откашлялся и боком рта прошипел:

— Ваня! Представь нас!

Попаданец выдохнул, шлепнул себя по лбу и, все-таки выматерившись про себя:

— Дорогая Глафира! Красавица Вы наша! Позвольте мне представить Вам моего друга — Николая! Николай у нас человек серьезный, уважаемый, занимающий немалый пост в структуре нашей роты. А в будущем, уверен, и для всего училища будет необходим и незаменим! Человек он весьма положительный, но — немногословный. Для него — первее дело, а пустые разговоры — пусть остаются для других!

— Николай! Прошу познакомиться — это Глафира. Как ты сам видишь — красавица каких мало, а уж какая хозяйка… так и вообще слов найти сложно. Серьезная женщина, мечта многих!

«А чего еще говорить-то?» — запнулся Косов, потеряв мысль, — «Да и хватит, пожалуй!».

— Ну! За знакомство! — он взял рюмку и хряпнув ее до дна, принялся закусывать.

Пилипчук же своей рюмки до конца не допил, поставив на стол и закусывал не спеша. А Глаша — та вообще водку только пригубила слегка.

«Твою мать! Хрен тут, пожалуй, выпьешь и закусишь в свое удовольствие! Чего же они… не как нормальные люди? Этикеты какие-то, манеры! А-а-а, ладно, еще рюмку, закушу — да и пусть сами потом разбираются!».

Так что Косов не стал долго смущать парочку и быстро покинул заведение.

«Чувствовал себя… как ребенок, случайно попавший за стол со взрослыми! Чего-то говорят, что-то делают, но абсолютно не понятно — что именно, и для чего! Ну ничего — «Мавр сделал свое дело, мавр может идти на хер!».

Гиршиц подошел к нему после ужина.

— Иван! У меня… точнее — у нас к тебе предложение!

Косов огляделся, неподалеку с предельно равнодушным видом слонялись двое курсантов.

«Ага! Это те самые гармонисты, которые еще попурри исполняли на концерте!».

— Слушаю тебя, Юра!

— Мы тут знаешь, что придумали… Вот думали, думали… Ты ж на концерте опять гитару в сторону отставишь, да? А вот одна гармонь в аккомпанементе звучать будет не очень. Тем более, если зал большой, как наш актовый.

— И что? — почесал висок Косов.

— А что, если мы втроем тебе будем аккомпанировать? Думаю, получится гораздо лучше!

«Что-то и где-то я такое… подобное видел, раньше, там — в будущем. Когда играли и пели толи немцы, толи вообще — норвежцы. Получалось у них, конечно, классно. Но вот…».

— Юра, но до концерта же всего неделя! Когда мы успеем перестроиться, и порепетировать? Да и вот еще что — а вы меня глушить не будете?

— Порепетировать? Так мы уже пару недель с парнями репетируем. Только с тобой вместе до ума довести и все. И заглушать не будем — можно расположиться на сцене так, чтобы вокал не забивать.

— Не… я не против, даже интересно попробовать, что может получиться. Но только сразу говорю — если что-то не будет получаться, оставляем все как было, хорошо?

«А они выходят здорово уже подготовились! Действительно классно играют! Да с какими-то переборами — то одна гармонь солирует; то еще две подключаются, то сразу вместе, то — вступают поочередно. Прямо вот… можно даже как отдельный номер выставлять! Что уж говорить — фантазия у парней есть!».

Причем, похоже, что инициатором такого был Гиршиц, они взяли «дурной» пример с Косова, и не стояли неподвижно на месте, а прохаживались — то отходя в стороны, то собираясь поближе друг к другу. И музыка как бы плыла, то — эдаким эхом, то набирая силу, то стихая почти до фона.

Они попробовали. Сначала Косов никак не мог подстроится под гармони, но и тут Юрка оказался на высоте — он послушал со стороны, а потом распределил гармонистов несколько вокруг него, но чуть сзади.

— Х-м-м… а вот у меня есть предложение. Думаю, может получится интересно! Давайте попробуем вот так… — внес свои мысли Иван.

Этим они и занимались по вечерам до самого концерта.

Актовый зал училища не был огромен. Не Кремлевский дворец, конечно же. Но и не зал сельского клуба. Человек на триста пятьдесят всего лишь. Старинная большая люстра под потолком, большущие окна. Три ряда кресел — средний большой ряд на десять кресел в ряду, и на двадцать один ряд в глубину зала. По краям скромнее — всего по три кресла, на те же — двадцать один ряд. Правда, как сказали, на большие мероприятия — еще добавляют между средним и крайними рядами стулья, в конце зала, но так уж — небольшая добавка.

На генеральной репетиции была изрядная суматоха, которую большей частью вносил сам Биняев сотоварищи. Все никак не могли определить очередность выступающих — мнение худрука резко отличалось от мнения политсостава. Пользуясь этим, Косов и парни даже не стали участвовать в «прогоне». «Проскользнули», как говориться. И если Гиршиц и гармонисты сомневались в правильности этого, то Косов убеждал их:

— Если мы сейчас им покажем, что придумали — зарубят они наш номер, как есть зарубят. Дескать — так не делают!

Один из парней подал голос:

— Ну ведь так и правда — не делают! Мы же в конкурсе участвуем, тут же принцип какой — дождался своей очереди, вышел, выступил, дай место следующему.

Косов скорчил физиономию:

— Скучно, други мои! Скучно! Это, несмотря ни на что — концерт, зрители будут. А значит — должно быть интересно. И это — прежде всего! А то, как Вы говорите — это конвейер какой-то. Скучно!

Но на генеральной, пользуясь паузой, они вместе поднялись на сцену, прошлись, осмотрелись, прикинули места и расстояния. Иван еще и подошел ближе к переднему краю сцены и нашел то, что ему требовалось. Толи балки здесь провисли немного, толи настил чуть вспучило, но звучало здесь гулко.

А Амбарцумян, вот ведь где разносторонне развитий индивид! Показал ему несколько движений и переходов из арсенала чечеточников. Буквально несколько движений и пара переходов. А больше и не надо!

Как и предполагал Косов, в начале концерта пойдут все «сурьезные» песни и номера. Про Ленина, Революцию, партию и комсомол. Так что их задвинули в самый конец. Да и хусим! Хотя парни несколько расстроились…

А еще — пришлось напрячь Пилипчука, с его знакомствами и связями — этих двух гармонистов-то вроде бы и не планировалось, а потому и новой формы им не полагалось. Но благодарный хохол даже мзду брать сначала не хотел, бухтел про его должок перед Косовым.

— Мыкола! Не журись! Не последний день живем, успеешь еще меня отблагодарить! Ты лучше скажи, как у тебя с Глашей-то складывается? — пихнул каптера в плечо Иван.

— Тутачка, Ваня… даже говорить ничого нэ хочу… Сглазить боюсь! Уж так мне по душе цея жинка, так по душе!

— Тут, Коля, главное — чтобы ты ей по душе пришелся!

— Ну а я ж чого кажу?! Вот и не буду размовлять…

Зал неспеша наполнялся командирами, преподавателями, курсантами. Меж скучной зеленой формы, цветочными клумбами располагались женщины — жены командиров, преподаватели и служащие училища.

— Ну что, парни, волнуетесь? — весело спросил у «подельников» Косов. Гиршиц был внешне спокоен, а вот дуэт гармонистов ощутимо мандражировал.

— А ну-ка… отойдем чуть поглыбже! — скомандовал Иван, достал припасенную заранее фляжку, встряхнул ее, — По чуть-чуть, шоб дома не журылысь. Ну и — волнение чуть сбить!

Толкотня вокруг немного стихла, концерт уже шел к своему завершению. В комнате, отведенной под гримерку, или как ее еще назвать в отсутствие настоящих артистов… Оставалось людей не так уж много, но вот инструментов, верхней формы, и прочего — хватало.

Гиршиц чуть поморщился:

— Что у тебя там? Водка?

— Обижаешь, Юрище! Очень обидно говоришь! Мы с вами люди творческие, а значит — только коньяк! Только пять звезд! Взял бы «Двина», но его — не было. Но все одно — амброзия! Да нам сейчас не пьянки ради, а вместо лекарства. Успокоительное! Так что — не крути носом, а по паре глотков принять нужно! Вот… у меня и карамельки есть!

Парни порозовели, чуток повеселели, глядели орлами!

— Все! Еще номер и следующий — наш! — проинформировал стоявший у чуть приоткрытых дверей, ведущих в актовый зал, Гиршиц.

«Удобно, надо признать! Выходишь и тут у тебя сразу слева — лесенка на сцену!».

— Парни! Рекомендую провентилировать легкие! Делай как я! — скомандовал Косов и принялся глубоко дышать.

— Все-все-все! Пошли! — Юрка приоткрыл двери…

— С песней «Черноглазая казачка» выступает курсант первого взвода второй роты Иван Косов. Аккомпанемент — курсанты-гармонисты второй роты. Стихи — Ивана Косова, музыка Биняева Виктора Мефодьевича и Ковальковой Евдокии Петровны.

«Как не уговаривал этого старого пердуна Биняева на «стихи и музыку — народные!» — ни в какую! «Не делайте из меня дурака! Нет таких народных песен, уж я-то знаю!». Или он на соавторство так навелся?».

Косов с гитарой в руках легко взбежал на сцену и вышел на средину. Чуть поклонился залу, улыбаясь. Дождавшись, пока из-за кулис выйдет первый гармонист, прошел чуть ближе к краю, негромко наигрывая первый пришедший в голову мотив. Дошел до нужного места, чуть притопнув ногой, сделав удивленную мину, прислушался к глухому стуку под ногой. Отставил гитару, и так легко — трам-пам-пам — двумя ногами выдал чечетку. Пожал плечами, и еще — Трам! Трам-пам-пам-пам! И еще — стуки-стуки-стук!

Здесь первая гармонь — чуть слышно… вступление — «На сопках Манчжурии». Иван повернулся, с интересом прислушался, но потом с отрицанием помахал рукой — «Не то!». Второй гармонист прошел дальше по сцене, и кивком предложил… полился мотив «Ой то не вечер!». Косов, опять наклонив голову послушал, и покачал головой — «Снова не то!». По центру сцены вышел Гиршиц и взял первые аккорды песни. Косов довольно кивнул.

Все это время он краем глаза отслеживал реакцию зала и жюри. Легкое недоумение, удивление, интерес, улыбки.

«Хорошо! Значит — все правильно!».

Юрка уже заканчивал проигрыш, который подхватил второй гармонист, а затем и третий. Играли они слаженно, а их расстановка позволяла музыке идти с трех сторон.

Косов снова повернулся к залу, улыбнулся и подкрутил воображаемый ус:

— Черногла-а-аз-ая каза-а-чка подковала мне коня.

Серебром с меня спроси-и-ила, труд не дорого ценя!

Иван старался обыгрывать песню, вот и здесь он постарался выразить лицом недоумение и даже — досаду, чуть развел руками — «Не понимаю, дескать!».

Он пел, а сам оглядывал зал, его реакцию, замечая и не замечая знакомые лица. Увидев в зале медсестру Анечку, протянул к ней руку:

— Как зовут тебя молодка? А молодка говорит –

имя ты мое услышишь из-под топота копыт!

С удовольствием увидел, как Анечка заулыбалась в ответ.

Косов бродил по сцене, подходил к краю, чуть отступал назад, к центру. Разговаривал со зрителями, рассказывал им, передавал эмоции. Добавил серьезности:

— Я по улице поехал, по дороги поскакал.

По тропинке между серых, между бурых, между скал…

Маша? Даша? Оля? Зина?

Перебирал в растерянности Иван…

— Все как будто — не она!

«А ведь у «Карася» жену вроде бы Катериной зовут! Ах как удачно они сидят в первом ряду, с краю!».

— Ка-тя! Ка-тя! Высекают мне подковы скакуна! — подойдя ближе к ним, догадался Косов.

И увидел в ответ, как зарумянилась и заулыбалась женщина. Но, предупреждая возможное недовольство взводного, Косов поспешил пойти в другую сторону:

— И с тех пор хоть шагом еду, хоть галопом поскачу,

Катя! Катя! Катерина! — неотвязно я шепчу!

Что за бестолочь такая — у меня ж другая есть!

Но уж Катю, словно песню, из груди, брат — не известь!

Косов изрядно выложился на песне. Но видел — нравится людям. Вот и Груздев, начальник, сидя в жюри — вовсю улыбается. И Верейкис пытается согнать улыбку с лица…

«Зашла! Зашла песня в зал! Хо-ро-шо!».

Косов выдохнул, повернулся к парням, и с удовольствием увидел, как те, сначала несмело, но тоже — заулыбались, понимая — получилось!

А дальше… зал бурно реагировал, хлопали им знатно! И даже «Бис!» кричали. Ведущий конкурса, курсант второго курса, растерянно смотрел в жюри. А там возник небольшой, но бурный спор, и лишь через пару минут Груздев, улыбаясь, кивнул.

«А чего нам — таким молодым и красивым! Да — запросто! Слушайте!».

Они спели снова, уже без этого… спектакля перед песней. И снова — народ реагировал очень хорошо. Но они поспешили спрятаться в гримерке.

— Ну вот видите, парни… И чего дрожать было? — переводил дух Косов, — Ну и вот, а ты боялась! Даже платье не помялось!

Парни заржали, и только Гиршиц чуть заметно поморщился. Здесь их и настиг рок судьбы в лице ведущего концерт курсанта:

— Фу-у-х! Вот Вы где… Косов — тебя в аудиторию, где жюри засело!

«Опять — двадцать пять!» — выматерился в душе Иван, «по пути к славе».

В аудитории дым стоял коромыслом. В смысле — и дым был в наличие и разговор шел на повышенных тонах! Как раз выступал Биняев, и увидев зашедшего «на огонек» Косова, худрук «взвился» с новой силой:

— Вот он! Вот! Как можно было так поступить?! Как можно было… Косов! Кто тебе позволил нарушать сценарий конкурса?! Кто, я тебя спрашиваю? Устроил тут… понимаешь, цирк!

На попытку Верейкиса что-то возразить, Биняев ответил новой гневной тирадой:

— Поймите! Это — конкурс, не спектакль, не концерт! Не бенефис, понимаете ли, Косова! Нельзя так себя вести, ни в коем случае! Тут же как — вышел в свою очередь, исполнил номер — все! Иди, жди решение жюри! А не вот это вот все! Клоун! Паяц!

Как видел Иван, ни начальнику, ни комиссару сие действо — не нравилось категорически.

— Виктор Мефодьевич! Ну что Вы так… разволновались? Право слово — мы же работали для зрителя, а зрителям, как я понял — понравилось!

— Вот! Вот я о чем и говорю! Это не искусство… это… это — популизм какой-то! — снова начал Биняев.

— Искусство — принадлежит народу. Виктор Мефодьевич, Вам напомнить, кто это сказал? — сумел вклиниться в ругань худрука Иван. И, что характерно, тот сразу заткнулся!

Груздев с удивлением посмотрел на Косова, хмыкнул, и перевел взгляд на Верейкиса:

— А я думал… ты краски сгущаешь. Хитровыделанный такой, да?

Верейкис, не отрывая взгляда от Косова, молча кивнул.

«Вот и в воздухе чем-то запахло! Гоблин был прав, и ситуацию нужно…».

— Товарищи командиры и политработники! Товарищи члены жюри! Да мы и не претендуем на какие-то места! Мы же… просто с удовольствием… и для людей! — попытался сформулировать Иван, но получалось откровенно плохо.

В тишине Груздев оглядел собравшихся:

— Он говорит — с удовольствием, и для людей. Для зрителей, то есть! И им, зрителям, очевидно — понравилось! А мы, члены жюри, значит… возьмем и затрем артистов… Оттесним то есть с призовых мест. Так получается, товарищи?

Потом он перевел взгляд на Ивана, цыкнул уголком рта, покачал головой:

— Ну и жук!

— Тащ подполковник! Да вы все неправильно поняли! Не нужны нам никакие…, - начал снова оправдываться Косов.

— Так! Все я понял! Косов, свободен! Ожидай с остальными решения жюри!

«Твою-то мать… Все — на хер! Все это искусство, все эти песенки, выступления…».

Когда жюри огласило результаты, Косов с удивлением понял — насколько грамотно было выстроено решение. Они заняли третье место! Первое было — за хором, который исполнил его же песню — «Неба утреннего стяг», второе место — у второкурсников с «Винтовкой», а третье… их!

«Мдя-я… Грамотно, чё! Второй курс — более авторитетный. Они уходят, надо им — подсластить. Да и его поведение на сцене и правда было — не типичным. И подавать пример… было бы — спорным. А так… нормально!».

Когда актовый зал стал пустеть, а к ним пробилось немало народа, Анечка, расцеловав Юрку, к его явному смущению, но и к удовольствию, чмокнула Ивана в щеку. И он почувствовал, как она сунула ему в карман что-то.

Позже, улучив момент, он прочитал записку, и облегченно заулыбался. В крохотном клочке бумаги значилось:

«В воскресенье, после десяти утра (это было подчеркнуто для тупых!) приходи в гости! Буду ждать!» и подпись — «Настя».

«Ну наконец-то! Ох как я рад! Ожидание это… сомнения и даже раздражение. Все в прошлом! Ну я тебе, Настюша, в воскресенье все это припомню! Ты у меня покричишь-постонешь! Но ведь… как же я ее хочу!».