«В прошлой жизни не раз слышал, что человек втягивается в тренировки на двадцать первый день. То есть, к этому моменту организм привыкает, и уже сам будет сигнализировать, что — пора! Чего-то не хватает! А здесь… Здесь уже не двадцать первый день, здесь уже девять месяцев организм поднимается в шесть утра! И лишь несколько раз этому организму получалось пробуждаться позже. Так что все понятно. И можно вроде бы поваляться, но… зачем? Зачем сбивать этот устоявшийся режим? Ведь через неделю, и даже меньше снова все вернется в норму. И даже тот факт, что поспать этому организму получилось… а сколько получилось? Часа два? Или — чуть больше? Но организм молод и это обстоятельство игнорирует. Да здравствует молодость! Поэтому… подъем, подъем, подъем!»
А тот факт, что на кровати рядом, поджав под себя сбившиеся простыни и одеяло, мирно сопит Варька, в таком Евином наряде… Это организм сразу подметил, и даже чуть ворохнулся — «а может быть?». Но вяло ворохнулся — еще толком не восстановился организм после бурной ночи. Поэтому, верхняя голова соображает сильнее, чем уставшая нижняя. Да и женщине нужно отдохнуть — у нее сегодня репетиция, а вечером — концерт. В комнате стоит полумрак, хотя за окнами вполне уже светло. Это она, красавица, сначала плотно задернула тяжелые ночные шторы, а потом, среди ночи, стало так душно, что пришлось отдернуть их в стороны и открывать форточку.
«Хорошая кровать! Крепкая! И даже вроде бы не скрипела особо. Хотя… тут не уверен, не было времени прислушиваться. Да и Варька так… громко звучала, что какой уж тут скрип?! А хороша! Очень хороша! Вон какая задница — широкая и крепкая! Но — не далась, ага. Ну ничего, у меня время еще есть, я ее все равно… познаю всю. И что еще интересно… Она как норовистая кобылка — постоянно пыталась перехватить процесс в свои руки. Но — шалишь!».
Иван отдавал ей вожжи несколько раз в течении ночи, но вдруг заметил, что как только он становился податливым и послушным, она как будто быстро теряла интерес. А вот когда он взнуздывал ее, как ему хотелось, тут и начинала голосить!
«Так… ладно. Хва пялиться на манящую попу, нужно обмыться и — на улицу, сделать зарядку. Орднунг убер аллес!».
Еще вчера Косов в окна видел, что тут есть и спортивная площадка, и весьма неплохая. Вот ее и задействовать!
Выйдя из ванной, Иван натянул галифе, нижнюю рубаху, быстро, но тщательно намотал портянки, вбил ноги в сапоги.
Форвертс!
Наугад выбрав направление бега, побежал по лесной тропинке, сначала медленно, потом все сильнее разгоняясь, вышибая последние крохи сна, задержавшиеся в организме. Отмотав навскидку километра три, свернул в лес, и начал загибать маршрут. По лесу бежать было не в пример тяжелее. Палая листва, островки мха, мелкие сучки… Крупные валежины он перепрыгивал с ходу. А совсем уж страшного бурелома тут и не было. Ну да — роща же. Все более-менее крупное, скорее всего, прибрано на дрова жителями окрестных поселков.
Вернулся на территорию Дома отдыха через заднюю калитку ограды. Вдоль одной стороны забора стояли разные хозяйственные постройки. В том числе, как определил Иван, и вполне добротная банька. Немаленькая такая.
«Надо будет сходить в баньку с Варькой! Попарить ее хорошенько. Во всех смыслах. Калошин-то вряд ли соблазнится баней. Интеллигент хренов! Потерял связи с привычным образом жизни народа, порвал все корешки, связывающие его с предками, безродный космополит! Душ и ванна стали ему привычнее!».
А небольшой спортгородок был и впрямь неплох. Было все, что нужно — и турник, и брусья, и скамьи — и прямая, и наклонная, шведская стенка. Не новые, но мало юзаные. И даже столб с закрепленной на металлической скобе гладкой жердью. Вместо каната, то есть. И не видно было на них тех следов, которые явно указывают на частное и длительное использование. Толи дело у них в училище, там все поверхности, как полированные — руками, задницами и другими частями тел курсантов. Косов отдал должное всему имеющемуся инвентарю.
«И еще… еще… разо-о-к. Вот так! Фу-у-у-х… нормально разогрелся, аж пар валит! А утро-то — свежее, заморозок явный. Но небо ясное, значит денек будет замечательный!».
Косов подобрал брошенную на скамью рубаху и неторопливо подошел к стоявшей возле бани деревянной бочке.
«Ну да… заморозок. Вон и ледок имеется! Ох, бля… И еще — ай, блин! И снова — уй! Хо-ро-шо! Ну и контрольный — ух!».
Отфыркиваясь, Иван повернулся к зданию и только тут увидел хмурые морды, смотрящие на него без всякой симпатии. Музыканты, поеживаясь и позевывая, смолили первые за день папиросы на открытой веранде первого этажа.
— Ну что, немочь бледная! Травимся никотином с утра пораньше? Нет чтобы встать, пробежаться по лесу, подышать таким вкусным воздухом! А потом — зарядочку, на полчасика хотя бы! Турничок, брусья… Лепота! — громким голосом воззвал к совести парней Иван.
— Маньяк! — подал голос кто-то.
— Ага… извращенец, — поддакнули этому голосу.
— Сумасшедший! — вздохнул еще один.
— Военный, если короче! — подвел итог четвертый, — Ваня! Это вот что такое с тобой сделали меньше, чем за год? И скажи мне, Ваня, это — не заразно? А то как-то боязно становится…
— Дурни! Вот же дурни где! — сплюнул Косов.
— Ты, физкультурник, скажи нам лучше — кто так громко и страшно завывал сегодня ночью?
«Мля… натуралист нашелся!».
— А вы, штафирки, шпаки и прочая гражданская сволочь, не знаете, что ли — кто ночью в лесу выть может? Волки вестимо! Есть такой зверь в русских лесах. Ну и здесь он водится в изобилии.
— Ага… волки значит. А кто так ухал, не менее сильно?
— А ухают здесь обычно совы! — убедительно ответил Косов.
— А стонал и повизгивал?
— Стонал и повизгивал? — Иван почесал затылок, — Может — выпь? Я бы сказал — вурдалак, тут где-то вроде бы кладбище неподалеку есть… Но как комсомолец, я в такую хрень не верю! Невместно мне в такое верить!
Кто-то, не выдержав, заржал.
— А еще слышно было, как женский голос покрикивал — «Еще! Еще!».
— М-да… ну что тут сказать… Май же на дворе! А здесь небольшие озера есть. Русалки значит! Или эти — утопленницы! Гоголя читали? Во-о-о-т! Хотя еще раз, со всей ответственностью заявляю — я во все это не верю. Но попа бы сюда — не помешало. А еще лучше — парторга какого, чтобы прочитал вам лекцию часа так на три. И так — ежевечерне, перед сном, чтобы спалось вам лучше и не мерещилась разная ерунда. У вас же слуховые галлюцинации! Профессиональное это, как я слышал!
Из-за угла вышла пожилая женщина из обслуживающего персонала и объявила музыкантам:
— Завтрак через сорок минут. Вы бы умылись, что ли, товарищи артисты…
Парни, поеживаясь и посмеиваясь, потянулись по комнатам.
— Товарищ командир! — снизив голос до шепота, обратилась она к Косову, — Но вы бы и правда… или потише как-то… или же окно не открывайте. Я-то ладно… я уже в возрасте. А вот поварихи у меня… как им сегодня работать, как вас кормить?
Иван кивнул с повинной мордой, но переспросил:
— Завидуют?
Женщина рассмеялась:
— Не без этого! Ты бы разбудил красавицу свою. На завтрак не опаздывайте!
Косов поднялся на второй этаж, постояв в раздумьях перед дверью Вари, но махнув рукой, отправился к себе. Там разделся и голым пошлепал в ванную. Принимая душ, чуть слышно напевал, вспоминая…
— Ты хоть отъешься здесь немного! Вон какой худой стал! — оценивающе оглядел Косова Калошин, — Вас что, так плохо кормят?
— Не… кормят хорошо! Но гоняют — еще лучше! — Иван хлебал борщ.
— А ты, Варя, с него пример не бери! А то потолстеешь! — попенял Игорь женщине.
— С тобой потолстеешь, пожалуй! Гоняешь меня наравне с танцорами. Я в культпросветучилище танцами так не занималась. И — на себя посмотри, скоро второй подбородок появится! Вон, брюшко уже поверх ремня ложится…
Калошин осмотрел свое пузико:
— Поклеп! Клевета! Наговариваешь ты все на меня. Нету никакого брюшка!
С Игорем они приняли «под борщ» по рюмке холодной водки — для аппетита! А уж под кофе — по паре рюмок коньяка. Варя ограничилась рюмкой ликера.
— Ну что? Перекурим — и за работу? — предложил Калошин, — Очень уж мне не терпится посмотреть, что там у тебя есть, в той тетрадочке…
Они перешли в зал, где стояло фортепьяно. И Калошин играл недурно, да и Варя была тоже не совсем неумеха. Принесли еще и гитару, но это — для Косова.
— Для кого сначала — для тебя или для Вари? — взяв в руки гитару, спросил Иван, перебирая струны.
Калошин прищурился, оглядев его:
— Знаешь, Ваня, вот до сих пор не могу привыкнуть к твоему виду. Как из разгильдяя и пижона смог получится такой бравый курсант? Непривычно мне. Форма эта… глаза режет!
— А мне нравится! — заявила Варя, — Здорово на нем форма сидит! Красавец!
— М-да? Ну — может быть… У вас, у женщин, подчас странные вкусы. А уж к военным слабость имеют подавляющее большинство. Иван! Давай сначала те, что для Вари…
— Пижон, допустим, у нас — ты! И таким всегда был. Распиздяя можно сделать человеком, а вот пижона — сомнительно! Слушайте…
Косов заиграл и запел:
— Ты сегодня мне принес
Не букет из пышных роз,
Не тюльпаны и не лилии.
Протянул мне робко ты
Очень скромные цветы,
Но они такие милые.
С середины песни Калошин стал пробовать подбирать мелодию на клавишах.
— Варька! Чего сидишь? Слова записывай…, - скомандовал он женщине.
Потом Косов сидел и слушал, как Калошин спорит и даже ругается с женщиной.
— Иван! Ну чего ты сидишь? Давай, еще раз!
Пять раз он спел эти ландыши. Пять раз! Пару раз начинала подпевать Варя, но Игорь одергивал ее, утверждал, что все не так.
— Погоди, Игорь! Вам же эти песни завтра не играть, верно? Ну а чего ты тогда психуешь? Запишите слова, примерно — ноты. Запомните мелодию. Потом, вернувшись домой, можно будет спокойно посидеть, все отшлифовать. Может кого-то еще привлечете…
— Только не Ильюшу! — сразу открестился Калошин.
— Ты чего так? Вроде бы раньше хоть и с недовольством, и нежеланием, со спорами и руганью, но работал с ним, — удивился Косов.
— Да-а-а… Илюша наш вообще уже…
— Что — вообще? — не понял Иван.
— Да он уже в печенках сидит! — взорвался Игорь.
— О как! Ты можешь толком объяснить?
— Он теперь, Илюша этот… он же теперь и у нас в ДК худруком заделался! Всем нервы выматывает! И был-то нудным, а сейчас — вообще! Да и не красиво как-то себя повел… Выглядит так, что скоро он станет директором ДК. Уже поговаривают, что нынешнего директора — в замы по хозчасти, а Илюша — главным. И все упирается в то, что инициатор этого непотребства — Илья и есть. А директор наш — вполне нормальный человек, с ним и договориться всегда можно, и выслушает любого. Если Илья станет директором — хоть беги, снова ищи места.
Варя, посмотрев на Ивана, кивнула головой:
— Так и есть… Там все странно и не красиво!
— Погодите! Илья же — директор клуба!
— Ну да, директор клуба, но и худрук у нас в ДК.
— А как это можно — и там, и там успеть? — удивился Косов.
— В клубе больше Тоня сейчас руководит. Илья бывает набегами. Они и между собой тоже частенько ругаются, — еще раз подтвердила Варя.
«Интересно там у них события разворачиваются! Ну… про Илью — поверить можно. Душнила тот еще. Но ведь он же правильный такой был. Куда же правильность его делась?».
— Ладно… ты прав, Иван! До идеала мы сейчас не доведем, просто времени нет. Варь, ты все поняла, да? Дома будем дорабатывать… Давай, что у тебя дальше! — решил Калошин.
Иван вздохнул — «Видно в полной мере отдохнуть Калошин мне не даст!».
— Хорошие девчата, заветные подруги,
Приветливые лица, огоньки весёлых глаз!..
Лишь мы затянем песню, как все скворцы в округе
Голосами своими поддерживают нас.
Варя захлопала в ладоши:
— Она мне уже нравится!
Калошин задумчиво протянул:
— Да, неплохая песня! Веселая, задорная и несложная…
И опять были споры, споры, споры…
— Ребята! А давайте прервемся, а? — предложил Косов.
Калошин непонимающе посмотрел на него:
— Как прервемся? У тебя же еще есть!
— Ну да, есть… Но мы сейчас разругаемся вдрызг и толку не будет. Давай хоть ненадолго…
Они вышли на веранду, в этот момент залитую солнцем. Косов вытащил кресло-качалку для Вари, плед и пару стульев, Калошин принес бутылку коньяка, сыр и шоколад. Час провели за разговорами о том, о сем. Но и отдохнули!
— А как твои парни сюда вернуться из города? — поинтересовался Иван.
Игорь отмахнулся:
— Да на проходной «Сибзавода» всегда автобус дежурит. Договорился, что они подойдут туда, их, всех сразу, и привезут.
Косов засмеялся:
— А они у тебя не напьются в городе?
Калошин покачал головой:
— Нет, все знают, что завтра репетиция, а вечером — концерт. От парочки любителей этого дела — пришлось избавиться. Сейчас — все нормальные, здравые люди.
Иван категорически отказался вернуться в зал.
— Берите тетради, я буду петь, а вы пишите ноты на слух. Потом сравните, поругаетесь, сделаете правки. А я вам снова спою…
Потом были «Два берега» и «Ромашки спрятались». А еще — «Когда цвели сады»!
Варе — понравилось все!
— Вань! Вот так по душе мне все эти песни, как будто ты их специально для меня сочинил!
Косов хмыкнул и задумался.
— А может так и есть? Я просто не представлял никого, кто мог бы их петь, кроме тебя!
Женщина встала, подошла к Ивану и обняв, крепко поцеловала.
— Вы хоть меня бы постеснялись…, - пробурчал Калошин.
— А ты отвернись! — чуть скривив губки, посоветовала Варя.
— М-да? Ладно… пойду насчет ужина поинтересуюсь, — Игорь поднялся и вышел с веранды.
— Как-то ты с ним… не жестко?
— Да пошел он… Он меня, Ваня, в свое время, крепко потоптал. Не в этом смысле, а… Повозил он меня мордой, да по дерьму. И он это понимает, а потому — утрется.
Они помолчали, закурив.
— Я, Ваня, в своей жизни уже много глупостей сделала. Вот и с тобой, как дура себя вела. Нет! Ты не подумай, я сейчас не пытаюсь оправдаться, чтобы как-то расположить к себе. Я понимаю… Вон Кира… она тебе пара. А я — старовата для тебя.
«Вот еще одна заявляет, что старовата! Как сговорились, честное слово!».
— Опять не то говорю. Я, милый, не отказываюсь… Я и сама тебя сейчас хочу. Как мужчину хочу, а не просто должок отдаю. Хотя… и это — тоже! Так что…
Варя затушила папиросу.
— Так что… ты сегодня спать особо не рассчитывай! Ты понял меня, дружок? — и она погладила его ладошкой о щеке.
— Это я тебе должен был сказать! — возмутился Косов.
Она засмеялась:
— Вот и посмотрим, чья возьмет!
Хорошо, что парни-музыканты сейчас в городе, никто не мешает посидеть, поболтать за жизнь. А вот нет… Калошин зовет ужинать.
За ужином Косов опять поел плотненько, отдав должное и жаркому, и десерту из разнообразных маленьких пирожков. Варя в этот раз поддержала их с Калошиным, выпив немного коньяка. На предложение Игоря продолжить знакомство с песнями — очень уж тому не терпелось получить свою долю «плюшек», Иван ответил отказом:
— Дружище! Ты совесть-то имей — и так все нервы нам с Варей вытрепал, пока ее песни смотрели. А выдержать второй раунд подобного — уволь! У нас еще есть время, поэтому — остынь!
Они перешли на второй этаж, в ту самую диванную, куда прихватили коньяк, легкие закуски, и кофейник. Калошин впал в легкую меланхолию и сидел в кресле, уставившись в окно на лес, потягивая коньяк и «надувшись».
Иван, с усевшейся рядом с ним на диване Варенькой, тихонько перешептывались. Женщина делилась новостями.
— А ты знаешь… я когда в Дом мод захаживала… видела там кое кого. Не знаю даже, рассказывать или нет. Ты, наверное, расстроишься…
Сидела она, тесно прижавшись к Косову, и ее негромкий голос, а пуще того — тепло губ, теплый воздух, щекочущий ухо, локон, слегка задевающий щеку, будоражили парня.
— Да? Давай, рассказывай, раз уж начала. Что там может меня расстроить?
Она придвинулась поближе, хотя казалось — куда еще ближе? И своим плечом он чувствовал упругую мягкость ее груди.
— Я там видела одну красотку… Знаешь, такую — очень знойную, южную! Очень красивая! А уж одета как — прямо всем на зависть!
«Фатьма?».
— Да? И кто же это был?
— А то ты не догадываешься! И знаешь, что мне шепнули девчонки? Эта красотка работает у них администратором. И более того — это жена директора Дома мод, представь?
«Ну а чего? Я же сам ее и сосватал за Кинслера! Жалко? Ревнуешь? Да нет… ревности особой нет. Но вот — жалко, да! Хороша Фатя была. Хороша и ласкова…».
— Только девчонки говорят — строга больно. Прямо не южаночка, а мегера! — Варя отстранилась от него и посмотрела реакцию.
Но Иван продолжал спокойно сидеть, чуть покачивая ногой в хромовом сапоге, слегка улыбаясь.
— Х-м-м… это даже интересно! Я ему говорю об его подруге, пусть и бывшей, а он сидит, улыбается…, - чуть громче возмутилась Варя.
— А что сказать? Я рад за нее. Она — хорошая, и пусть у нее все будет хорошо! — засмеялся Косов.
— Да-а-а? Прямо вот… неинтересно с тобой! А где эмоции, где ревность? Ну — нахмурился бы хотя бы…
Варя легонько шлепнула его по плечу.
— Будешь еще коньячка немного? — спросил он у женщины.
Та помолчала, насупившись, потом кивнула головой:
— Буду! И вон… этому тоже налей! Видишь, надулся как мышь на крупу! Недоволен весь! Вань, может ты ему просто напоешь эти песни, а то ведь он не успокоится. А когда у него такое настроение, он же невыносим становится, уж я-то знаю! Сейчас еще немного и начнет бухтеть, всякие гадости изрекать… Давай я гитару принесу, и споешь?
Косову пришлось согласиться. Игорь оживился, притащил блокнот и приготовился внимать!
— Только, Игорек… сразу предупреждаю! Никаких споров, никаких нот, никакой ругани. Пусть это будет… пусть будет — демонстрационная версия, понял?
Калошин горячо заверил, что — «ни-ни»!
— Что так сердце, что так сердце растревожено,
Словно ветром тронуло струну?
О любви немало песен сложено,
Я спою тебе, спою еще одну.
Калошин в ходе прослушивания все больше и больше возбуждался, а после окончания прослушивания запрыгал как молодой стрекозел, заорал, начал трясти Косова, расцеловал в щечки Варю:
— Ваня! — орал пижон, — Ваня! Это же… это же — шик! Какая песня, Ваня! Ты просто не представляешь… Нет, Ванька! За это нужно обязательно выпить!
Даже Варенька расцеловала «попаданца» в щеки:
— Теперь этот кобель еще больше медоточить будет! Это ему так в пору, в его стиле песня!
Они выпили, только женщина шепнула:
— Ты на коньяк не налегай, милый! Не забудь — эта ночь — моя!
Косов весело хмыкнул:
— Это тебе сегодня придется солоно!
— Еще, Ваня! Давай еще! Что у тебя еще в загашнике?! — возбудился Калошин не на шутку.
— Ну слушай…
Эту песню Иван пел, уставившись Варе в глаза:
— Зорька алая, зорька алая, губы алые,
А в глазах твоих, а в глазах твоих неба синь…
Калошин был сражен! Калошин, загадочно улыбаясь, упал в кресло и замолчал…
Варя, чуть отойдя от песни, все еще глубоко дыша, чуть кривовато усмехнувшись, заявила:
— Послушайте! Вы как нашли друг друга! Один песни такие пишет, что писять хочется, у другого — весь репертуар такой… Сволочи вы оба!
— Варь! Ну ты чего? Тебе не понравилось? — приобнял Иван женщину за талию.
— Не понравилось? Как это может не понравится? — фыркнула она, — Это просто убийство какое-то. Убийство женщин в зале! Вы сговорились, что ли?
Калошин возопил:
— Вот! Вот! Именно! Косов! Я тебя люблю! Я тебя — обожаю! Я… я хочу петь эту песню уже завтра!
— Игорь! Ты сдурел? Как — завтра? Так не делается! — попыталась возразить Варя.
— Плевать! Плевать, что так не делается! Это… это — бомба! И я швырну ее завтра в зал! — пафосно заорал певец.
— Может ты успокоишься все-таки, Игорек? Варя права. Надо репетировать, надо ставить песню. Ни нот, ни… музыканты ее не знают! — присоединился к женщине Иван.
— Да что там знать-то? Что там знать? Да даже ты ее на гитаре исполнишь, аккомпанементом! Да еще и Славка! Решено… я ее завтра спою! Нет! Нет, Ваня! Мы с тобой ее споем! Помнишь, как раньше, поочередно, по куплетам? Все! Даже не уговаривайте меня!
— Игорек! Ты ничего не забыл? Я — не артист. Я не собираюсь петь в ваших концертах, — возмутился Косов.
— Ты чего? Нормально получится! Не артист он, ага! Ты это брось, приятель! Ты вполне артист, а твоя эта вот форма, которая на тебе — это просто придурь какая-то… Если бы ты согласился… я бы тебя хоть завтра вторым солистом в оркестр взял!
— Вань! Не спорь сейчас с ним, — посоветовала Варя, — Он сейчас никаких доводов не примет. Ты, знаешь, что… Ты добей его еще чем-нибудь. Пусть он уже уйдет в себя, нарцисс этот и нам с тобою не мешает.
— Думаешь? Ну… ладно!
Старый клен, старый клен,
Старый клен стучит в стекло,
Приглашая нас с друзьями на прогулку.
Отчего, отчего, отчего мне так светло?
Оттого, что ты идешь по переулку.
Отчего, отчего, отчего мне так светло…
— Ваня! Ты — гений! — снова обняла его Варя, только целовала уже в губы.
«Гения, ага… Гений воровства!».
— Ты, Варька, воздержись, ага… Хотя бы — пока воздержись! — бормотал негромко Калошин, лихорадочно что-то записывая в блокнот.
Косова все это изрядно веселило.
— Ну что? Мне продолжить? — спросил он.
— У тебя еще что-то есть? — ошарашенно спросил Игорь.
— Есть еще… парочка…, - скромно потупился Иван.
Калошин глубоко вздохнул, выдохнул и налил себе половину стакана янтарной жидкости.
— Погоди, Ваня… Пока — не надо! Давай завтра, что ли… А то, боюсь, меня кондрашка хватит, — выпив, покачал головой приятель.
— Ну… завтра, так — завтра! — отложив в сторону гитару, Косов поднялся, подмигнул женщине, и чуть размялся — помахав руками, и сделав несколько наклонов в стороны.
Камерную обстановку нарушил гомон с первого этажа.
— Парни вернулись! Пойдем, поздороваешься с ними, да я обрадую их расширением репертуара. Да еще какого репертуара! — помахал блокнотом Калошин.
Музыканты Ивану обрадовались. Обстучали плечи, обжали руки. И пусть не все из них были ему знакомы — в коллективе появились и новые лица, но основной костяк оставался прежним, и им была известна его роль в повышении их статуса. Парни были веселые — хорошо погуляли по городу, развеялись. Некоторые были подшофе, но — не более того, значит Калошин держит в руках эти творческие личности.
Сам руководитель чего-то засуетился, куда-то сбегал, и объявил, что ему «по срочным делам» необходимо отлучится, но к утру он будет на месте, а значит — «ни-ни!».
— С утра работаем плотненько, репетируем. После обеда отдых, а вечером — концерт. Значит — за картами не засиживаться, спиртное… спиртное…
Калошин выставил из буфета еще одну бутылку водки:
— Но! Не более! И — не дай Бог! — погрозил он кулаком кому-то из музыкантов.
Эта бутылка вызвала вполне понятный скепсис — на ораву чуть не из пятнадцати человек такая доза — мизер. Музыканты плотно поужинали, а потом разошлись по гостиной. Кто-то уселся за ломберным столом с картами, кто-то, покуривая на веранде, чесал языками, кто-то ушел в комнаты…
— Ну, Иван, ты порадуешь нас новыми песнями? — спросил Слава, один из старожилов коллектива.
Откликнулась Варя:
— Он уже вывалил на нас ворох подарков! Да и еще каких! Вы бы видели, как тут скакал от радости Калошин.
Народ загомонил, стал требовать подробностей.
— Ребята! Я сегодня уже напелся — за гланды! — попытался откреститься Косов.
— Ну разок-то, разок-то — можно! — продолжал настаивать народ.
— Нет-нет-нет, даже не уговаривайте. Ничего из нового я вам не покажу. Это вон — Варя и Игорь, если решат, пусть показывают. Да вы сами скоро все услышите. Вам же все это и исполнять.
Темнело, и со двора потянуло холодом. Пришлось закрыть окна.
— Знаешь… я пойду, носик припудрю! — прошептала ему на ухо Варя, — А ты — не засиживайся. У нас с тобой есть многое, о чем стоит поговорить, да? Минут через сорок зайди ко мне в комнату, через ванную. Я буду ждать!
Косов еще потолокся с парнями на веранде, покурил, позубоскалил, но потом отговорился усталостью — «день был сложный!», и ушел к себе в комнату.
«Как мальчишка, честное слово! Уж каков опыт, а все равно — чего-то трясет от волнения! Долгое ожидание, наверное. Слишком долго она водила меня за нос! И вот сейчас… Фу-у-у-х! А чего это я? Надо же в душ нырнуть, вроде бы там тихо. То есть — Варя из ванной уже вышла!».
Раздевшись догола, он аккуратно скользнул в ванную. Наскоро ополоснулся, но потом, подумав, стал крутить вентили, окатывая себя контрастным душем.
«А вот интересно! Дом этот стоит в лесу, а электричество, водоснабжение, да и телефон — в наличие! Хорошую дачку себе устроили начальнички с завода!».
Наскоро вытерся полотенцем, обмотал его вокруг чресел, и тронул ручку двери в Варину комнату. Дверь мягко открылась. Женщина сидела возле туалетного столика и расчесывала волосы. Засмеялась:
— А я уж думала — не придешь. Жду, жду, а его все нет и нет! Даже испугалась — а ну как передумал, вспомнив прежние обиды…
Варя встала и подошла к Ивану.
«Ого! А она явно готовилась! Бордовый атласный халатик до середины бедра, отороченный черным гипюром. Легкий макияж, приятный запах духов. Каких, интересно? Вроде бы сейчас и выбор-то невелик, но ведь приятно от нее пахнет, и явно чем-то незнакомым!».
Иван почувствовал некоторое неудобство внизу. Это его… нижняя часть тела пыталась приподнять намотанное на бедра полотенце.
— Ого! — восхитилась женщина, — А ты уже готов? Каков молодец. Только, давай не будем его вот так связывать и выпустим на свободу…
Она пальчиком потянула полотенце, которое и сползло по его ногам.
— Да… Вот и еще одно доказательство, какая же я была дура! — Варя пристально смотрела вниз, потом взяла его в руку, — Вань… ты как-то чересчур уж напряжен. Может выйти конфуз. А чтобы этого не случилось… Давай-ка я вот так…
Она потянула Косова ближе к кровати, распустила поясок халатика, но не скинула его, а лишь откинула полы. Присела на край кровати. Чуть осмотрела его.
— Точно! Дура! — кивнула она сама себе, — Но мы же наверстаем, да? А сейчас… не подглядывай!
Хотя хитренькая мордашка и блеснувшие глаза говорили об обратном: «Подглядывай! Обязательно — подглядывай!».
И чего в таком случае? Косов — подглядывал! Подглядывал во все глаза!
«Черный бюстгалтер и трусики — явно из ателье! Но вот именно таких я еще не видел. Красиво! Кинцлер творчески подходит к расширению ассортимента. Или ему Фатьма в этом помогает, подсказывает? Ох, как! А Варя в этом — хороша! Ох как хороша!».
Периодически женщина приподнимала голову и поглядывала на него. Отслеживала реакцию, не иначе. И, похоже, его реакция на ее действия — ей очень нравилась.
«Да тут и поглядывать не надо! Уже и подвывать от удовольствия начал!».
По завершению процесса, улыбающаяся женщина облизала губы и спросила тихо с хрипотцой:
— Тебе понравилось?
— Ты еще спрашиваешь? У меня ноги трясутся… Боюсь, что свалюсь сейчас…
Варя довольно засмеялась:
— А мне-то как понравилось!
Косов повалил ее на кровать, и навалившись сверху, потянулся к ее губам.
— Ты что… глупый! Дай я хоть… вина выпью… а то же…
— Плевать! Хочу тебя целовать!
— Вот даже как…, - удивилась она.
После длительного и особо нежного поцелуя, Иван начал исследование женского тела — сверху вниз.
«Лифчик хоть и красив, но в данный момент явно лишний! Аккуратно освобождаем от него всю эту красоту. Ох какие у нее соски — ярко выраженные, большие и упругие, с темными ореолами вокруг. Упругие. Х-м-м… упругие — это она тоже так возбуждена? Ну-у-у… мы сейчас добавим ей эмоций!».
— Хм… хм… хм…, - женщина начала помаленьку подрагивать, тихо выдыхая, а потом со стоном втягивая в себя воздух.
«Теперь ниже, ниже… На свидании с сосочками оставляем только пальцы рук! Ах, какой животик! И вот боковым поверхностям тела, с чуть видимыми ребрами, тоже уделить внимание — языком их вот так — сверху вниз и снизу вверх!».
Варя в голос застонала и попыталась подтащить его ближе и потянуть на себя.
«Не-не-не! Рано! Еще совсем рано!».
Потом, не торопясь, переходим к бедрам… Тут уж внимание нужно уделить и внешней стороне, а еще больше — внутренней!
«А бедра у нее под стать попе — широкие, крепкие, мускулистые бедра танцовщицы. И мне это — очень нравится! И кожа — бархатистая и нежная! Ноги полные, красивые такие ножки!».
Варя начала задыхаться и стонать в полный голос:
— Ну что же ты… Ну же! Иди сюда! Уже довольно! Я хочу…
«Э-э-э, нет! Нет-нет-нет! Я тебе сейчас мстю за все прежние обломы, все прежнее бесполезное ожидание! Ты у меня сейчас… обкончаешься вся… еще до основного действа!».
«Вот так… животик чуть покусать! Совсем легонько, только едва-едва прикусывая! Черт! Плохо, что не четыре руки — соски оставлять не хочется, больно уж реакция на игры с ними хороша и явственна! Но ведь и трусики снимать как-то надо!».
Как будто услышав его, Варя с рычанием, резко стянула с себя данную деталь туалета, и одной ножкой откинула их в сторону, мазнув ими Ивана по лицу.
«Тю-ю-ю… а трусики-то совсем мокрые! Ладно… не отвлекаемся! Работаем-работаем-работаем! Сейчас вот здесь губами, пока только губами, без языка! Ага! Каков эффект?! А вот сейчас… вот сейчас… да-да-да… вот сейчас — легонько язычком. Только один мазок!».
Варя взвыла:
— Да что же ты! Все-все-все… не могу больше… не тяни, прошу…
«Хрен тебе, красавица! Помучайся еще!».
«Так… на чем мы остановились? Ага… а вот стрижки и депиляции надо бы придумать пораньше. Но ничего! Мы не ищем легких путей! Прорвемся! Ох как много здесь влаги! М-да… не даром так и называется… Вот теперь — да, язычком! А вокруг поглаживаем пальцами — только самыми кончиками! А чего она так притихла? Каверзу готовит?».
Замерев на пару секунд, Варя взорвалась фонтаном эмоций. Закашлялась, как закаркала. Изогнулась всем телом, крепко сжав ногами его голову.
— А-а-а-а… ах… ах… ах… к-х-х-а… М-м-м-м…
Потом с силой оттолкнула его от себя и резко повернувшись на бок, сжалась в позе эмбриона. Потрясываясь всем телом и тихо подвывая…
Косов попытался поцеловать ей спинку и плечи, но женщина слабо отпихнула его от себя:
— Н-н-н-е-надо… Дай… полежу… у-м-р-у сейчас… Ах… м-м-м…
«Ни хрена ж себе, как ее колбасит! Не, так-то всякие женщины были… но… Это что же она — до сих пор кончает что ли? Разве так бывает? Ладно… врет — не умрет! Покурю пока!».
Иван встал, и отойдя к столу возле окна, закурил. Потом подумал, открыл шкаф…
«Ага! Я так и знал — женщина продуманная, все предусмотрела!».
В шкафу стояли две бутылки — с красным вином и коньяком. Еще — две тарелки с чем-то мясным и… сыром, что ли?
«Коньяк или вино? Вино… или коньяк? Все же… коньяк!».
Он открыл бутылку, и сделал два щедрых глотка.
«Ох… хорошо! Тоже дыхание перевести надо! А вот сыр она зря взяла. Сыром закусывать можно… Только потом запах изо рта… не очень-то!».
И вкусно закусил, глубоко затянувшись дымом папиросы.
«Лепота!».
Покосился на кровать. Варя лежала молча, все в той же позе, только уже не тряслась, а изредка вздрагивала, закрыв лицо руками и охватив себя за голову.
— Дай…, - хрипло донеслось, — дай… глотнуть.
— Вино? — переспросил Иван.
— К черту… к черту вино! Коньяка дай!
Со стоном женщина приподняла голову и ему пришлось ее поить прямо с рук, из горлышка бутылки.
— М-м-м… хорошо! Что это было… ты что со мной сделал?
«А глаза мутные-мутные! Интересно — а она сейчас вообще видит что-нибудь?».
— У тебя что, такого никогда не было? — удивился Косов.
— Такого… такого — никогда…
— Тебя никогда не ласкали так?
— Так… никогда. Было… несколько раз. Но все… как-то не так… Бледненько…
— Ты как себя чувствуешь, красавица?
— Пока не поняла… Надо покурить… Помоги мне. Ноги что-то… ослабели.
Фактически на руках он поднес ее ко столу.
— Дай я встану. Просто придерживай меня, а то… качает что-то…
Пока курила, Варя пришла в себя. Почему-то избегала смотреть на Косова.
— Ты чего, Варь?
— Мне… в душ надо… наверное. Да, точно! В душ!
— Пошли, провожу…
— Я сама…
— Да куда ты сейчас сама… Тебя же качает!
— Хорошо, проводи…
Душ они принимали вдвоем. Но Иван не приставал к женщине, просто обмыл ее сам.
— Вань… унеси меня на кровать, пожалуйста…
Уже на кровати, на которой она со стоном раскинулась звездой, он, наморщив нос, спросил:
— Что, все? Спим?
— Ну куда там! — приоткрыла она один глаз, — Сейчас… в себя приду. Продолжим.
Восстановилась она довольно быстро. Потянулась…
— Варя! Замри…
— Ты чего? — опять приоткрытый один глаз.
— Пить хочу, а тут немного воды есть! — обтер он в душе ее неаккуратно и сейчас заметил на груди, прямо на ближнем ореоле несколько капель. А еще немного есть на животике. Но надо торопиться — либо высохнут, либо скатятся.
— Ах! Ты опять начинаешь? — вздохнула женщина.
— Тут капельки есть… они уже какое-то время на тебе держались. А чистая вода, настоянная на чистом, красивом женском теле — это нектар для мужчины! Амброзия! Или — яд, это как посмотреть!
— Сумасшедший! Или поэт…, - она запустила пальчики ему в короткие волосы.
— Это часто — одно и тоже! Погоди… вот еще на животике…
— Нет-нет-нет… не продолжай! Знаю я, чем это может закончиться. Уже знаю… Хорошо-то как!
— А тебе не понравилось? — продолжая покусывать животик, спросил Косов.
— Понравилось! Очень понравилось! Только это не должно быть частым. А то — или умру, или приестся…
— Варь…
— М-м-м?
— У тебя была какая-то… чересчур бурная реакция. Ты такая горячая? Или я настолько хорош?
— Ты хорош! Раньше я так пробовала, но все — не то! Как-то… бывало просто приятно. Иногда… очень редко надо сказать, я могла дойти до самого пика. Но… редко. И не так ярко! А вообще… у меня уже очень давно не было мужчины.
— Странно! Такая женщина и без мужчины? — не поверил Иван.
— Да ну их… Один — важный, как не знаю кто! Проходит какое-то время, и он почему-то начинает считать себя в праве что-то от меня требовать: это — делай, это — не делай! Да пошел ты… Другие — наоборот, из них веревки вить можно. И такие… приторно-сладкие, что мелькает мысль — а кто из нас женщина? Поэтому… давно! И это к лучшему, как оказалось. Сейчас-то я оторвусь по полной!
— Не сильно ты и оторвешься! — хмыкнул Косов.
— Это почему еще? — приподнялась на руках Варя.
— Завтра концерт, а после концерта ты будешь никакая!
Варя засмеялась:
— Вань! У тебя иногда такие словечки проскакивают… немного непонятные и смешные. Но — точные!
— Да это анекдот такой есть… Ночь. В квартире звонит телефон, хозяйка берет трубку: «Алло!». Пьяный женский голос, запинаясь и икая, спрашивает: «А Вадика, вашего мужа можно?». Ошарашенная женщина кричит в трубку: «Кто это?». В ответ: «Люба!». Хозяйка, свирепея: «Какая Люба!». Из трубки: «Какая, какая… уже — никакая!».
Варя хохочет, но потом замолкает и морщится:
— Вот точно так у нас с Калошиным и было. Ну… когда мы с ним жили…
— Ну вот… будешь кукситься? — расстроился Иван.
— Вот еще! — Варя повернулась на бок и закинула ему ножку на живот.
«А ощутимо так! Ну да, ножка полная, мускулистая. Вес в ножке — чувствуется!».
— Вот ты хотел… ну… а я отказалась! А тебе как было, когда я делала… ласкала тебе?
— А то ты не поняла? Мне было… волшебно! — улыбнулся Косов, и стал поглаживать женщину по попе.
— Хочешь… еще так же?
— А как ты сказала — может приесться? — удивленно поднял бровь Косов.
— А мне, может быть, самой понравилось?! — куснула она его за грудь.
— Знаешь, что скажу… Нет! Ты мне не разрешила, а значит и я тебе не разрешу! — сурово сжал губы будущий командир.
— Ну и не надо… он у тебя уже давно готов! — хихикнула женщина, а потом уселась на него сверху, — Ты не против?
— Я — только за!
Ивану было интересно наблюдать, как Варя изучает… влияние мужского организма на ее организм — изнутри. Благо настольную лампу она не погасила, и не требовала этого от него. Поначалу действуя осторожно, но совсем скоро Варя, что называется — отрывалась по полной! Только вот запала хватило ненадолго. Тогда он взял все в свои руки, потянул ее на себя, обнял, когда она легла ему на грудь, потом — руками приподнял ей попу… и… пресс у него был неплохой, мышцы ягодиц — тоже, кровать позволяла. Амплитуду движений он регулировать сам, и, как результат, скоро Варя снова стонала и покрикивала у него на груди.
Когда она, замерла, всхлипывая, он позволил себе пойти до конца. Но вот… бляха-муха… Почувствовав его заминку, она все поняла правильно:
— Не бойся… можешь. Ну… давай же!
За ночь ими была выпита бутылка вина, съедены все бутерброды, и существенно ополовинен коньяк. Они еще сходили в душ вдвоем… В душе — тоже все было хорошо!
Заключительным аккордом стала прихоть Косова:
— Встань на четвереньки, Варенька… Да, вот так… только ножки чуть шире, да… попу — чуть ниже. А спинку — прогни! — Иван подтянул подушку и просунул ей под грудь, чтобы женщине было комфортнее.
Сначала она беспрекословно выполняла его команды, но потом, в самый последний момент, дернулась в сторону:
— В попу — не дам! — и посмотрела из-за плеча испуганно.
— К-х-м-м… да я, в общем-то и не хотел этого! Хотя… твое предложение — очень интересно!
— Ничего не интересно! Сказала — нет! — Варя была похожа на обиженного котенка, которого поманили кусочком колбаски, а потом подсунули невесть что.
— Варь! Говорю же… я не этого хотел, правда!
— Точно? Не обманываешь? — она смотрела с недоверием.
— Точно-точно… ну давай попробуем, сама поймешь. Не бойся…
Вид у нее был со спины в такой позе — изумительный! Тонкая талия, широкая крепкая попа — обалдеть! И она, поняв, что Косов не собирается обманывать ее, расслабилась, застонала, а потом все сильнее и активнее стала подаваться ему навстречу.
«Подушку бы не прокусила! А то пух и перья полетят. Зима на улице кончилась — а у нас опять белым-бело!».
Уснули они под утро, часа в четыре… Хотя — на часы он посмотреть забыл.
Приняв душ, Иван аккуратно открыл дверь в номер Вари. Хозяйка уже не спала, но и сказать, что она — проснулась, явно погрешить против истины! Варя сидела, замотавшись в простыню на кровати.
— Вань! А сколько сейчас времени? — прищуривалась она, глядя на окно.
— Семь, начало восьмого…
— Вот, блин… Скоро этот примчится… Шум, крик, гам… вставать надо. А ты во сколько проснулся?
— В шесть, по привычке. Зарядку вот сделал…
— Сумасшедший… Я в ванную, и вот сейчас со мной ходить точно не надо! — кивнула взлохмаченной гривой женщина.
— Договорились! Тогда я — к себе. Там хозяйка этой богадельни сказала, что завтрак будет через сорок… отставить! Уже — через двадцать минут! Ты бы поторопилась…
— Вот это — одно из моих самых нелюбимых слов… Надо, Ваня, запомнить… Никуда не денутся, покормят нас. Ты без меня не ходи, хорошо?
Не через двадцать минут, и даже — не через тридцать, а через сорок… Но, на удивление, Варя была свежа, с шиком одета и красива. Впрочем, как всегда! В столовой уже никого не было, и это было славно, ибо Иван не мог определенно сказать — стали бы музыканты подкалывать Варю, как его ранее, или нет. А также то, что могло из этого получится! А день сегодня у них сложный, тяжелый день. Концерт. И здесь настрой с самого утра очень важен!
Калошин ворвался в столовую, когда они с Варей пили кофе. При виде их Игорь расплылся в улыбке, как тот Чеширский кот. Но Варя пресекла его сразу, наставив на него палец:
— Не вздумай мне ничего говорить, Калошин! Ни слова! Не порть такое чудесное утро своими пошлостями!
Игорь пожал плечами, как будто говоря — «да не больно-то и хотелось!», и налил себе чашку. В молчании они допили кофе.
— Ну… теперь-то я могу хоть что-то сказать? И вовсе не по поводу ваших с Иваном отношений? — все же Калошин, это… Калошин.
Варя фыркнула.
— Ты что-то, душа моя, при полном параде. А нам — не репетицию, смею напомнить. Могла бы и попроще нарядиться… Так! Все… я побежал подгонять ребят, а вы… выходите на улицу. Автобус уже ждет.
Косов с женщиной вышли на улицу, прогулялись по дорожке.
— А утро и правда — чудесное, да, Ваня?
— Да, красавица. Слушай, а мне обязательно ехать с вами? Вы же работать будете, а я там зачем?
— Ну-у-у… может не ехать… Но мне хотелось бы, чтобы ты был рядом. Посидишь, послушаешь. Поехали, Вань, а?
В автобусе было тесновато, но и ехать было не сказать, чтобы долго.
Косов сидел, бродил, скучал, потому как смотреть на работу других оказалось вовсе не так весело, как говорилось в пословице. Потом он догадался взять одну из гитар, ушел в дальний угол актового зала, и принялся что-то тихонько наигрывать. И сам не зная, что получится.
«А ведь получилось! Еще пару песен для Игоря и Вари можно записать! Только вот слова надо все вспомнить!».
Калошин с готовностью предоставил ему блокнот и карандаш, музыканты смотрели с уважением, а Варенька и Калошин с восторгом и надеждой. В перерыве они, не сговариваясь, оба прибежали к Косову.
— Ну что… что-то у тебя получается? Покажешь? — Игорь был более нетерпелив.
— Знаете, друзья мои… я вот что подумал! Все песни, которые я вам предлагал, они — неплохие, но… не очень-то серьезные. Погоди, Игорь, дай я закончу, а то мысль уйдет… Романтик, любовь — это вечно, конечно же. Но… есть у меня пара набросков. Вот — решил их доработать. Поэтому… прошу мне не мешать! Ага…
— Ну а можно… ну — хоть что-то услышать? — Калошин был неисправим.
— Ладно… слушай…
И Иван спел ему «Палубу», хотя… хотя хотел — совсем другое. Но…
«Ты сам себе враг!».
— А что… неплохо! Попроще, чем тем песни, которые ты нам уже продемонстрировал, но тоже — неплохо! — кивнул Игорь.
— И именно поэтому я, Игорь, прошу мне не мешать! Вон — бери пример с Вари. Терпеливо ждет, не лезет. А то получится хрень какая-нибудь!
— Знаешь, Ваня, это была ошибка, тащить тебя сюда с нами. Ты после обеда оставайся в Доме отдыха, и отдохнешь, и что-нибудь на ум придет, — сказала Варя.
«Умная женщина!».
Когда Игорь вернулся к сцене, Косов спросил:
— А куда этот крендель ночью пропадал?
— А то ты не знаешь нашего Игорька? У него в каждом городе несколько готовых приютить артиста женщин…