Время для жизни - 2

Глава 21

Верейкис вопросительно разглядывал Косова, переводя взгляд на Варю. Сюда же, почувствовав неладное подтянулся и Калошин, остановившись в нескольких шагах. Иван только сейчас заметил припарковавшуюся возле крыльца зеленую училищную «эмку».

«Какое уж тут внимание, если такая фемина рядом стоит и такие речи ведет!».

— Товарищ батальонный комиссар! Разрешите доложить, — подтянулся Косов, — Вот друзья из Красно-Сибирска приехали, разыскали меня. Помдеж разрешил на пять минут на крыльцо выйти, переговорить. А вообще у меня сегодня — увольнение!

— Друзья, говоришь…, - протянул комиссар, внимательно осмотрев и Калошина.

«Ну да! Ни Варя, ни Игорь никак не походят на «ребята с нашего двора». Тут весь внешний вид свидетельствует, что люди — далеко не простые! Богема, блин!».

Высокий Калошин, одетый в темно-серый плащ, сейчас распахнутый, и такого же цвета модную шляпу, в стильном костюме, и явно шелковый галстук… И штиблеты эти лаковые на ногах… Фатовские усики…

«Пижон, мля!».

А уж Варя — сама икона стиля сейчас — светло-бежевый плащик, не длинный, до середины бедра, серая облегающая юбка чуть ниже колена, матовый отблеск фильдеперсовых чулок на полных, красивых ножках, аккуратные туфельки. Беретик этот кремового цвета. И продуманно выпущенные из-под беретика пара локонов. Дама в стиле — «Упасть — не встать!».

«Они больше на каких-то иностранцев походят. Или на высокого полета артистов — прямо из столицы!».

«А Верейкис-то… тоже — тот еще крендель! На меня смотрит — как солдат на вошь, на Калошина с легкой неприязнью, а вот когда на Коневу взгляд переводит — прямо преображается. Нет, не весь, а взглядом… Видно, что пытается сдерживаться, но… так бы и съел! Кобелино тот еще, а ведь — комиссар! Прямо вот сейчас выдаст… как там? «Мадам! Я старый солдат, не знающий слов любви!». Может на этом и сыграть? Отпустит он меня хоть на пять дней, хоть на неделю! Пусть она маленько пококетничает с ним, и все — политработник сдастся!».

— Товарищ батальонный комиссар! Разрешите представить — Варвара Конева, певица, артистка, красавица. Игорь Калошин, певец и руководитель музыкального коллектива завода «Сибкомбайн» города Красно-Сибирска. Ребята! Это комиссар нашего училища, Верейкис Александр Артурович.

Верейкис вытянулся, как лом проглотил, поднял подбородок. Ивану показалось, что он даже щелчок каблуков услышал! Калошину просто пожал руку, а вот с Варей — явно пытался наклониться к руке…

«Чтобы облобызать?».

Но только дернулся, в последний момент выпрямился, просто пожав руку.

— Ребята ненадолго приехали в Омск с концертами, вот — заскочили попроведовать меня…

Верейкис внимание на Косова не обращал, но после его слов, стукнул себя пальцем по лбу:

— Так вот я что пытаюсь вспомнить! Я же ваши афиши видел! Там же и вы, товарищ Калошин, и вы… Варенька.

«А Конева «фишку рубит» моментально! Ай, молодец! Ай, лиса! Сразу разулыбалась комиссару и глазками эдак — зырк-зырк! Переговорить бы мне с нею как-то… Верейкис меня не то, что на неделю — на месяц бы отпустил!».

Косову так мучительно захотелось вырваться хоть на немножко из училища, хоть на недельку вернуться в ту, прежнюю жизнь. Посидеть, поболтать с ребятами, узнать новости; позубоскалить с парнями из коллектива; побренчать в свое удовольствие на гитаре, ловя удивленные взгляды от представления новых песен. Выпить с Калошиным… И чего уж греха таить… м-да… Варенька.

«Ну а как же — Настя? Настя… Да вот и хрен его знает — как быть! И как будто специально в прошлый раз поиграли в этот разговор — «ревнуешь-не ревнуешь?». Можно, конечно, сказать ребятам — нет, не смогу. Служба, дескать! Но вот как же не хочется так говорить-то! А Настя… а что Настя? Варька может опять — финты свои включит — «дам-не дам; дам, но не вам!», и не будет ничего. Чего сразу-то угрызениями мучиться? И вообще… лучше жалеть о том, что сделал, чем о том — чего НЕ сделал! Так что тогда? «Разводим» комиссара на длительное увольнение для одного хитрожопого курсанта? Ага!».

— Ну так что же вы на крыльце-то стоите? — картинно удивился комиссар, — Косов! Разве у нас в училище запрещено разговаривать с гражданскими лицами в вестибюле? К тому же — хоть и весна, но ветерок еще вполне свежий, а певицам нельзя простужаться. Не так ли, Варя?

«И опять чуть наклонился к красотке! А предоставление доступа гражданским в вестибюль училища хоть и не запрещено явно, но и не приветствуется. Вполне наряд может огрести за такое!».

Варенька что-то защебетала Верейкису — «Вот прямо — дура дурой, но — красивая!», а Калошин и Косов начали переговариваться бровями — что, дескать, делаем?

Было не понятно, что там из перемигиваний и из языка бровей понял Калошин, но он включился в игру Коневой, начал солидно кивать, изредка бросая фразы из «пустить пыль в глаза».

«Да, тащ комиссар! Вы, конечно, военный в приличных чинах, и власть в училище имеете — будь здоров! Но… перед этими лицедеями Вы — мальчик несмышлёный! Дядя-сарай, как сказали бы в определенных кругах. Это мне напоминает… напоминает мне… Точно! Кот Базилио и лиса Алиса!».

И повеселевший Косов даже замурлыкал про себя:

Лап то бу ди дубудай, лап то бу ди дубудай…

Лап то бу ди дубуда дай, лай лай лай лалалалалала.

А Варенька уже, как будто подтверждая слова Верейкиса о свежем весеннем ветре, зябко жалась в свой красивый плащик, и приподнимала воротничок. И Калошин авторитетно вещал о важности голосовых связок для певца, о хрупкости здоровья эстрадных работников.

Верейкис — поплыл!

— Ну что вы, товарищи! Давайте пройдем ко мне в кабинет и поговорим. Время у меня…, - посмотрел он на наручные часы, — еще есть. Начальник должен примерно через час-полтора подъехать, нам некоторые вопросы обсудить требуется. А пока — я в полном вашем распоряжении!

«Вот как «медовые» ловушки-то действуют! Слаб оказался против Вареньки наш комиссар! Хотя, а сам ты — не слаб? И-э-э-х… приходиться признать — слаб!».

— Хотя… товарищи. Учреждение наше все же — режимное…, - попытался прийти в себя Верейкис.

— Товарищ комиссар! — улыбнулся Калошин, — Вы же слышали, где мы работаем? Коллектив приписан к ДК «Сибкомбайн». А там, на заводе, знаете ли, есть такие цеха… Хотя… не буду продолжать. По понятным причинам, да? Так вот… работать нам приходилось и в цехах — для больших скоплений рабочих. То есть — подписки у нас у всех есть. Да вы можете и в округ позвонить — там нас хорошо знают! И Кравченко, и Долгий…

Кто такие Кравченко и Долгий, Косов — понятия не имел, но Верейкису эти фамилии были явно известны, что и растопило последние сомнения в комиссаре.

— Тогда не будем морозить на ветру красавицу Варю. Пойдемте, я вас чаем напою! — решительно открыл двери училища комиссар.

Варя не была бы Варей, если бы… Уже в вестибюле она скинула свой плащ, перекинула его через руку, и походкой Мерилин Монро вдоль поезда, двинулась следом за Верейкисом. Косову и Калошину оставалось только поспешить за ними.

— Челюсть подбери! — прошипел Иван, проходя мимо помдежа, который так и застыл с «лапой у уха», не успев отдать доклад комиссару.

А тот, похоже, и вовсе не заметил курсанта.

Иван поймал себя на мысли, что даже будучи знакомым с Коневой уже больше года, то есть зная ее — все равно попал под влияние и ритм этого «маятника» перед глазами… Вправо-влево, вправо-влево… и чуть подергиваясь при шагах! Ее крепкая попа, обтянутая тканью юбки, была изумительно притягательной!

А еще чертовка, как чувствуя его взгляд, улучив момент, обернулась к нему вполоборота и сделала беззвучный «чмок» губами, имитируя поцелуй.

«И кто тут Буратино — я или Верейкис?!».

Благо комиссар этого не заметил, показывая гостье что-то по сторонам, рассказывая что-то.

«А то был бы мне еще один — «ротный». И тут уже нарядами вне очереди — не отделаться. Тут и до «вылета» дойти может! Хотя Верейкис все же — повыше этого будет. Поумнее он ротного, как мне кажется!».

Его зачарованность попой Вари заметил и Калошин. Игорь поджал губы, чтобы скрыть улыбку, а потом, наклонившись, тихо спросил:

— Дружище! Тебя чего — и впрямь все это время в келье держали? Чего ты так на Варькину задницу навелся?

Косов досадливо покосился на приятеля, и прошипел в ответ:

— Но — хороша же!

Калошин оценил, и довольно равнодушно протянул:

— Ну-у-у… не спорю, неплоха!

— А в келье меня не держали. У меня, к твоему сведенью тут женщины были и есть…

— А я в тебе и не сомневался, Иван! — с улыбкой хлопнул его по плечу Калошин, — А-а-а… понял! Вы ж тогда так и ничего… ну да, ну да… То есть у тебя к Варьке такой… бзик сформировался, да? Тут, Иван, одобрить тебя никак не могу…

Калошин наставительно-торжественно покачал головой:

— Нам, брат, никак нельзя на какой-то одной зацикливаться! Свобода, это, брат…

Иван усмехнулся, глядя, как Игорь, поднял палец кверху, пытался подобрать формулировку. Вздохнул:

— А сам-то? Ты, как мне Варя успела сказать, на одной красивой танцовщице — не зациклился? Нет?

Калошин поперхнулся, помотал головой:

— Ну, Конева! — помолчал, потом нехотя ответил, — Там, Иван, как-то все нескладно выходит…

— Ну а чего тогда учишь? Прохфессор!

— Ладно. Будем считать — уел ты меня…

В кабинете Верейкиса комиссар уже вовсю ухаживал за певицей — и плащик определил на вешалку, и стул подвинул, чтобы удобнее девушке было. Только стул стоял теперь так, что Варя, усевшись на него, хоть и поправила юбку, но… Чулки! Фильдеперсовые чулки, будь они неладны! Юбка все одно предательски ползла вверх, оголяя красивые колени. А Верейкис, по-видимому, этим был — доволен!

— Косов! — по привычке официально обратился к нему комиссар, но сразу поправился, — Иван! Давай за гостями поухаживаем! Сгоношись за водичкой в чайник!

И протянул курсанту пустой графин.

Потом Косов возился с керосинкой, которая, как оказалось, имелась в одном из кабинетов комиссаров. И прислушивался, как из кабинета Верейкиса доносилось светское «бла-бла-бла».

— Товарищ комиссар! Вода закипела. Заварка есть? И где взять чашки?

Когда все сидели и чинно пили чай, Калошин завел «песню о главном»:

— Александр Артурович! А вы в курсе, что ваш курсант Косов является автором многих песен, которые сейчас много кто исполняет? И мы — в том числе.

Комиссар покосился на Ивана и кивнул:

— Да, мне это известно. Мало того, он и здесь уже отличился! Сочинил три… нет! Четыре песни!

Калошин с удивлением посмотрел на Косова.

— Игорь! Там не твой формат. И уж тем более — не Варин. Марш, строевая песня, песня о революции, и одна — стилизована под народную! — ответил на немой вопрос Косов.

— Постой, постой… А вот эта, про революцию… Это не та, где… сейчас, погоди, вспомню… Та-та-та… И Ленин такой молодой и юный Октябрь впереди! — продирижировал рукой Калошин.

— Ну да, она…, - немного удивился Иван.

— М-да… наш пострел — везде поспел! — покачал головой Калошин.

— А ты ее где слышал? — Косову стало интересно.

— Где слышал, где слышал… в Красно-Сибирске я ее слышал! Хор ее репетировал, в филармонии. У них в планах было на пластинку ее записать. А знаешь для чего? Нет? И даже не догадываешься, Ваня?

Иван пожал плечами.

— А в Москву они ее хотят отправить, на какой-то конкурс. Толи к годовщине Революции, толи ко дню рождения Владимира Ильича.

— Ну… отправят, так отправят. Удачи им, что я могу еще сказать…, - опять пожал плечами Косов.

Калошин вздохнул и с жалостью посмотрев на Косова, обратился к Верейкису:

— Верите или нет, Александр Артурович… Но меня уже с самого начала знакомства с этим парнем терзает вопрос… а он вообще — в себе ли? Не душевнобольной ли мой друг Иван?

Верейкис как-то по-новому, с интересом посмотрел на курсанта.

— Вам, как политработнику, как опытному человеку, должно быть понятнее… Ну вот сами представьте… пластинка с этой песней будет участвовать в заочном конкурсе в Москве. А песня-то — не из рядовых, не простой набор слов и музыки. И пусть даже не займет первого места, пусть просто в тройку войдет… Ну, вы представляете, товарищ комиссар?

Верейкис задумчиво уставился на Косова, потер переносицу:

— Как я понимаю… это уже — номенклатура. Правильно? — перевел взгляд на Калошина.

— Именно! Именно, Александр Артурович! И вот сами представьте… от результатов конкурса, от этой песни — зависит многое! Там люди ждут, надеются, кулачки держат… А почему? Да потому что, в случае успеха… людей причастных ждут разные приятные моменты. Награды, пусть хоть и на местном уровне. Премии. Карьерный рост, в конце концов! И только мой убогий друг — ни сном, ни духом! Он даже не знает об этом, представьте!

Ивану было неловко и даже раздражало и злило то, что Калошин про него сейчас вот так — в третьем лице. И Варя смотрела задумчиво и с интересом.

Верейкис поддакнул Калошину:

— А ведь я тогда еще, когда он ее сочинил, спрашивал у Ивана — чего он к нам надумал поступать. Ему лучше было бы куда… в Литературный институт, или в какой-нибудь музыкальный, да?

Калошин кивнул:

— И ведь там, в Красно-Сибирске, говорили об этом…

— Та-а-щ комиссар! Я служить хочу, и готовлюсь Родину защищать! — окрысился Косов.

Тот хмыкнул, помолчал:

— Дело хорошее! Правильное дело, безусловно…

Вмешалась Варя:

— Да чего вы на парня напали? Получается у него песни писать — пусть пишет. Кому от этого плохо? Песни хорошие. Мне их исполнять нравится. И людям они нравятся!

И Калошин, и Верейкис вроде как смутились.

— Варь! Да кто спорит-то? Только как-то это… непривычно что ли…, - протянул Игорь, — Другой бы уже… в Москве как сыр в масле катался.

Помолчали.

Варя встрепенулась:

— Калошин! А ты ничего не забыл?

Игорь в недоумении уставился на женщину. А та постучала себя по голове, укоризненно глядя на Калошина.

— Ой! Блин! Правда ведь забыл! — потом направился к вешалке, что-то достал из внутреннего кармана плаща и торжественно подошел к Косову:

— Иван! Мы немного запоздали с подарком, но — лучше поздно, чем никогда, правильно? Вот! С прошедшим днем рождения тебя, дружище!

«Блядь! Я опять забыл про «свой» день рождения здесь! По документам-то — пятое мая! По-дурацки как-то!».

Глядя на него, Конева удивленно протянула:

— Вань! А ты что, никак не отметил его, что ли?

— Да как-то… то — наряды, то — учеба, то — в патруле. Да и что — великий праздник, что ли? — пробурчал Косов.

Верейкис хмыкнул, потер подбородок:

— М-да… тут и наша вина есть. Надо с политруками этот вопрос отработать. Нужно курсантов все-таки… поддерживать получше. Забываем мы порой за повседневной службой, что все-таки, несмотря на форму, мы — такие же люди…

— Да ты подарок-то посмотри! Вань… Ты у нас и правда — как юродивый какой-то… Извини уж меня за прямоту! — сконфуженно напомнил Калошин.

Косов взял в руки небольшую книжицу. Небольшого формата, простецкая обложка, черно-белый, не очень качественный рисунок берега реки. «Родное Приобъе» называется. И внутри листы из желтоватой бумаги.

«Ну ни хрена себе! Вот это — да! Это же… тексты и ноты наших с Ильей песен! Вот уж… не ожидал!».

— Тираж пока небольшой! Это больше — для своих, так скажем. Но, Иван, это очень хороший задел! Очень хороший! Да что там… тебе же двадцать всего! А песен уже…

— Спасибо…

— Разреши полюбопытствовать, Иван! — протянул руку комиссар.

Пролистал книжицу, посмотрел на Косова странным взглядом.

— Знаешь, Косов! Ты не перестаешь меня удивлять, вот что я тебе скажу! И ведь каждый раз мы… руководство то есть! Предстаем в дурацком свете. Вроде что-то и знаем, а получается — ни хрена не знаем! Ладно… Это тема не сегодняшнего разговора! Но… хоть это и неправильно… совсем неправильно! И не в моих правилах такое, но раз уж так вышло…

Комиссар пошарил рукой у себя в ящиках стола и вытащил на свет бутылку коньяка.

— Давайте хоть так, что ли… Вот конфетки, Варя! Сушки еще… Понимаю, что неправильно, но… таков уж у нас Иван Косов.

— А что, он у вас часто бедокурит? — спросила с интересом Варя.

Верейкис покосился на виновника, вздохнул:

— Да как вам сказать, Варенька… Вроде бы и не бедокурит. Курсант бравый. Ну — вы и сами видите. Учится хорошо, строевик отменный, и вроде бы ответственный парень… Но все как-то у него… не по-человечески! Вот и сейчас… Сколько там песен в сборнике?

— Тридцать! — гордо сказал Калошин, как будто — автор он сам и есть.

— М-да… Вот видите, Варенька! Человек учится у нас в училище уже скоро год. Написал тридцать песен, да и у нас уже четыре. А мы, получается, об этом… И кто виноват? Выходит — мы виноваты, не знаем своих людей! А какому командиру нравится быть виноватым? Да еще и за своего подчиненного? В-о-о-т… И так, прошу заметить, у Косова — во всем! И что с этим делать прикажите?

Выпив, Калошин спросил у комиссара:

— Александр Артурович! А закурить у вас где можно?

Тот посмотрел на Варю, на Косова…

— Да вон, в этот кабинет пройдите, только окно откройте. Зачем Варенька будет дымом дышать…

— Тащ комиссар, а мне…, - начал Иван.

Верейкис махнул рукой:

— Да иди уже… тоже кури. Там посмотри, в столе где-то пепельница есть…

Прикрыв двери в кабинет Верейкиса, они с Калошиным закурили. Шепотом Игорь сказал:

— А что, неплохой мужик ваш комиссар! Как мне показалось.

Иван угукнул:

— Так и есть… он и повоевать успел, на Хасане. Ранен.

— Как бы он там Варьку нашу не съел! — прикрыв рукой рот, хохотнул Калошин, — Очень уж он на нее смотрит… Как на пироженку!

— Нормально… он тоже мужик, а значит к красивым женщинам вкус имеет. Но — нет! Умный, знает, что и когда можно, а что — нет! — отмахнулся Иван.

— Да я понимаю… Слушай… а я вот спросить хотел… А у тебя из нового что-нибудь есть?

«Х-м-м… интересно! А они вообще — приехали, чтобы меня навестить? Или — вот за этим вопросом? Хотя… пусть даже и так. Но возможность чуть отдохнуть — она дорогого стоит!»

Как будто прочитав его мысли, Калошин отвел взгляд и смущенным тоном пробормотал:

— Мы бы в любом случае к тебе приехали. Просто… если есть что-то… Почему — нет?

— Совместить приятное с полезным?

— Ну-у-у… где-то так. Пусть будет.

Косов вздохнул:

— Есть, Игорь. Есть.

Калошин явно оживился:

— А что у тебя есть? Для меня… ну то есть — для ансамбля? Или для Вари?

— И то, и другое…

— Это же — здорово! Это же… Надо Верейкиса уломать, чтобы он тебя к нам отпустил! Пусть мужики готовятся к концертам, репетируют, а мы бы… днями — посидели, помараковали…

— Только там, как всегда — только стихи. Музыку… мотив дам, а вот ноты…

— Да сообразим уж как-нибудь! Варька вон — поможет! Не все Илюше авторские получать! Кстати! Мы с ним как-то разговаривали… Он проболтался, что в последнее время у него очень неплохо получать выходит! У тебя отпуск-то будет?

— Летом. В августе вроде бы…

— В Красно-Сибирск же приедешь? — дождавшись кивка Ивана, Игорь продолжил, — Обязательно в филармонию зайди, обязательно! Надо их потрясти по поводу договоров! И по этой песни, про Революцию — тоже все разъяснить. А то… там ухари такие — и отодвинуть могут! Так… это еще обговорим! А пока — как командира твоего раскрутить на эти пять дней?

— Не знаю. Не думал даже! Вы же — как снег на голову свалились. Хотя… вот что! Знаешь, ты ему концерт пообещай! Здесь, в училище! Это ему такой «плюс» пойдет!

— Х-м-м… легко сказать! Пообещай! У нас график плотный. Три концерта за пять дней — это тебе не баран чихнул! Когда нам здесь выступать?

— Смотри сам. Но вариант — хороший. Вы же сейчас, небось, полные залы собираете, да?

— А то! — приосанился Калошин.

— Ну вот… Два концерта — в ДК «Сибзавода», это — для заводчан. Со стороны если кто и попадет, то очень немногие. А для города концерт — один всего! А так — еще концерт, да для училища персонально! Это же… у командиров наших — как нос задерется? Понты, Игорь! Всегда понты ценились!

— Понты? Что это? — удивился Калошин.

— Да это… у блатных выражение такое. Гонор, престиж… Хороший понт — дороже денег!

Игорь хмыкнул с улыбкой, покачал головой.

— Да что ты думаешь? Звони в Красно-Сибирск, проси у начальства разрешения продлить командировку на два дня. Утрясай эти вопросы. Можешь сказать, что отказать не можешь, иначе тебя в армию забреют! — засмеялся Иван.

Тот чесал затылок, задумался.

— Не… так-то — вариант! Ничего так вариант… Ладно, пошли комиссара совращать, а то там его Варька и так совратит, да без толку! — хохотнул Калошин.

Подчеркнуто возбужденно Калошин ворвался в кабинет Верейкиса.

«А атмосфера здесь… непринужденная! Варенька сидит, улыбается. А ушки и щечки — порозовели! Да и у комиссара — тоже улыба на всю морду! Вон… стереть ее пытается, да не сразу удается!».

— Варенька! Душа моя! — не обратил внимание на обстановку флирта Калошин, — А ты помнишь ли тетрадочку у Ивана? Ну — ту заветную тетрадочку, где он наброски да черновички записывает? Помнишь?

— Помню! — не понимающе протянула женщина, — Мы еще у Ильи в кабинете все ее изучали, когда новые песни смотрели. Ты еще сказал, что очень бы эту тетрадку хотел полистать…

— Вот, Варенька! Оказывается, наш друг эту тетрадочку пополняет! И у него там что-то новое есть!

— Правда, Ваня? У тебя есть новые песни? Да? А… А для меня — есть? — Варя затаила дыхание.

«Х-м-м… она сейчас играет или и правда так… вся в ожидании?».

Косов решил не томить:

— Есть. И для тебя есть!

Женщина подскочила, завизжала от радости, и схватив Косова в охапку, расцеловала. Но — только в щеки.

«А вот сейчас она играет! Чувствую, играет!».

Верейкис сидел, удивленно-обескураженно глядя на этот переполох.

— Ванечка! А как я могу… ну — посмотреть эти песни? — «она аж ручки на груди сложила в жесте мольбы!».

— Варь… там только стихи, а нот нет…

— А как же…

— Подожди, Варя! — Игорь чуть отодвинул «лису Алису» в сторону, — Товарищ комиссар! У меня к вам будет огромная, просто — преогромная просьба! Даже можно сказать — официальное обращение, как руководителя музыкального коллектива!

— Слушаю Вас… тебя, Игорь, — поперхнулся Верейкис.

— Мы в Омске будем пять дней. Отпустите к нам Ивана? То есть — курсанта Косова…

— К-х-х-м-м… на пять дней отпустить? — опешил комиссар, — Ну, знаете ли… Ладно бы — на выходные, на пару дней. А тут — целая неделя! У нас такое не предусмотрено, товарищи.

— Вы поймите… концерты мы отменить не можем. Но… в свободное время будем работать с Косовым. Надо стихи на музыку положить, отшлифовать все идеально, ноты записать. Это… очень большая работа, очень. Знаете, как у других авторов? Одну песню могут месяцами вылизывать! Два-три месяца — точно! А тут мы просим всего пять дней!

— Нет, ребята… Ну, поймите, товарищи… есть порядок, правила определенные. У нас же не банда махновская! Устав же… Это — армия, Игорь. Ты просто не понимаешь!

— Так-так-так…, - Калошин «гнал картину», постукивал рукой по спинке стула, — Что же делать-то? Александр Артурович! Это же… для народа нужно! Люди же хорошие песню любят. А у Косова они — хорошо получаются.

— Согласен полностью! Но… не могу! Я даже к начальнику с такой просьбой пойти не могу. А решение такое — только за ним!

«Ага… уже перекладывает ответственность на Груздева! Подается комиссар, юлить начинает. Иначе бы просто — нет! И все!».

— А если… а если — вот так! Я свяжусь со своими руководителями… попрошу разрешения. Давайте… мы у вас концерт один проведем?

— У нас? У нас — это, то есть…

— Ну да, у вас в училище! Для руководителей, командиров, преподавателей. Можете еще кого из начальства пригласить. У вас же актовый зал есть?

Верейкис подтвердил.

— Большой? — продолжал давить Калошин.

— На четыреста мест! — с гордостью ответил комиссар.

— На четыреста? Маловато… не густо, так скажем! Но… и что вы на это скажите, Александр Артурович. Концерт — для работников училища. А если шире смотреть, еще кого пригласить… Концерт для командиров РККА!

Верейкис задумался. В отличие от Косова, покер-фейс держать он умел. Потом он «отмер», посмотрел на часы:

— Знаете, Игорь… Сейчас подъедет начальник училища. Надо идти к нему! Вдвоем пойдем, объясним. Выскажите свое предложение.

Комиссар повернулся к Коневой и выражение его лица изменилось. Изменился взгляд, губы дрогнули в попытке сдержать улыбку.

— А Вы, Варенька, здесь с Косовым подождите. Иван! Подогрей чай.

Дождавшись, пока за Верейкисом и Калошиным закрылась дверь, Варя выдохнула с облегчением, и расслабленно опала на стуле:

— Вот же… комиссар какой у вас. От такого оборону держать очень сложно. Прямо — напор и натиск! — она довольно фыркнула, — Но какой обходительный мужчина! Прямо вот… вроде бы даже и смешно, и довольно банально, но прямо чувствовала временами, как таять начинаю. Очень опасный тип! Военный, одним словом.

Косов и сам с удовольствием сейчас смотрел на женщину. Не поправляемая ею какое-то время юбка съехала уже ближе к середине бедра. Ножки… ох, какие ножки! И чулочки еще эти! Короткий пиджачок выгодно подчеркивает талию, но не скрывает довольно внушительный верх, явно больше «девяноста».

— Ваня! А ты чего так уставился? — женщина выпрямилась на стуле, поправила локон, чуть улыбаясь, а потом, засмеявшись, закинула ногу на ногу, заставив поперхнуться Ивана словами, — Как впервые увидел, честное слово! Слушай! А я вот сейчас поняла, чем и ты, и тот же Верейкис отличаетесь от Калошина, или же — от ребят из ансамбля. У вас взгляд какой-то «голодный», прямо вот… раздеваете взглядом. Кажется даже кожей ощущаешь это мягкое давление.

— Да ну, брось! Выставила нас прямо такими «озабоченными»! — засмеялся Иван.

— А то можно подумать — не так?! Именно озабоченные и есть!

— Просто и Калошин, и ребята — они постоянно видят вокруг себя женщин, и очень часто — красивых женщин. Вот у них взгляд и «замылился», привычно им такое, — предположил Косов.

— А у вас, что же, совсем женщин в училище нет? — удивилась Варя.

— Ну почему же… есть! — и сразу Косову вспомнилась Настя, отчего настроение заметно упало, — Просто их настолько меньше, чем курсантов, командиров и преподавателей-мужчин, что, можно сказать, и нет их вовсе. К тому же, молодых и красивых среди этих женщин — еще меньше.

— Б-р-р-р! — вздрогнула Конева и подернула плечами, но потом засмеялась, — Не завидую им! Это же ходить, и постоянно чувствовать на себе такие вот взгляды. Хо-т-я-я… наверное, можно чувствовать себя королевой.

— Да у них, похоже, привычка выработалась настолько игнорировать это все, что их ничем не пробьешь… Толстокожие…, - Косов пытался отвести взгляд от ножек Коневой, но получалось откровенно плохо.

— Ну-у-у… это тоже нехорошо, по-моему, — Варя оглянулась на дверь кабинета, и понизив голос, попросила, — Вань! А давай пойдем, покурим? Курить хочется — страсть как, а при Верейкисе было неудобно.

— А ты чего же, не бросила еще? Голос же от табака садится…

— Ай! Да брось ты! Можно подумать… Что я тебе — оперная певица?

Они зашли в тот же кабинет, где курили с Калошиным, и женщина с удовольствием затянулась дымом папиросы.

— Варь… ты похудела, что ли? — с удовольствием оглядывая ее, спросил Иван.

Конева хмыкнула:

— Похудеешь здесь! Калошин, скотина такая, заставляет два-три раза в неделю заниматься с танцевальной группой. Ты же не знаешь, да? Теперь у нас в ДК «Сибкомбайна» есть своя профессиональная танцевальная группа. Помнишь, на том концерте привлекали танцоров. Ага! Именно те, откуда эта… Танечка, подружка Игоря.

Косов с удовольствием потянулся:

— Помню Танечку. У нее еще подружка такая была… очень симпатичная. Оксана, вроде бы? Да, точно — Оксана.

— Угу… они. А у Оксаны той сейчас хахаль постоянный! Так что — губу не раскатывай! Да и нету их сейчас с нами, дома остались. В общем, у нас сейчас пять пар танцоров. Вот… заставляет меня с ними заниматься. А я же не танцовщица, знаешь, как тяжко?! — надула губки Варя.

— Зато теперь у тебя фигура — полный отпад! И раньше-то была — просто — ах! А сейчас вообще — кирдык всем мужикам! — Иван обратил внимание, насколько женщине это приятно.

«Млеет, как кошка!».

— И одежда у тебя — под стать! Не в Москву катались? — «Вареньку все же нужно — дожимать!».

— Скажешь тоже — в Москву! — фыркнула она, — Нет, Ваня! До Москвы мы еще не доросли. Да нам и здесь, в Сибири — пока хватает. Веришь-нет… концерты, концерты, концерты… устаем, как лошади на пахоте! А одежда… Одежда из того самого Дома моды! Нравится?

И чертовка медленно повернулась вокруг себя.

— Нравится? — повторила она.

— Очень! А где уже успели побывать? — Косову пришлось отводить взгляд большим усилием воли, а еще стало интересно, насколько выросла география известности коллектива Калошина.

— Ну… сюда уже второй раз приезжаем. В Красноярск катались, в Свердловске были. Еще загнали нас как-то аж в Иркутск, представь! Ну и в Красно-Сибирске — вот прямо нарасхват стали. То на «Сибзаводе» работаем, то по площадкам в городе…

— Растет известность? — подмигнул он женщине.

— Растет…

— А чего же ты так… недовольна?

— Да тяжко это все! — состроила гримаску Конева.

— Зато от мужиков, поди, отбоя нет?

— Ай! Да надоели, честное слово! Ты не поверишь, иногда просто отдохнуть хочется, с нормальными людьми пообщаться, а не это вот все…

— Замуж еще не собралась? — «подколол» певицу Иван.

— Вот еще! Нет, Ваня… Не хочу. Да и некогда! — отмахнулась «звезда эстрады», а потом, сама потянулась как кошка к Косову.

— Ванечка! А у тебя новых песен много? — «и приобняла, зараза такая, и бедром в ногу уперлась!».

— Много? Да как сказать… не считал. И, сразу предупреждаю, там все больше наброски и черновики. Надо будет выбирать, дорабатывать…

— Ну-у-у… это мы и выберем, и доработаем…, - «от же… сучка! И ручку на пах положила!».

«А там чего? Там реакция — простая, понятная и известная!».

— Ого…, - чуть подняла бровку Варя, — Как ты… быстр. Прямо вот… вспыхиваешь весь. Если Игорек сейчас не опростоволосится, мы с тобой поработаем, да, Ванечка? Плотно так поработаем?

Косов уже потянулся, чтобы обнять женщину, как во входную дверь политотдела постучали.

«Вот же… блядь! И чего это и кому понадобилось? Но хорошо хоть — не Верейскис, тот бы стучать не стал! Да и вообще… не нужно все это здесь даже начинать! Не дай бог… застукают, даже просто за объятиями-поцелуями — комиссар вообще не поймет!».

Косов направился к двери, Конева пошла следом за ним. Вовремя, дверь открылась и в кабинет зашел курсант.

«Ага, повязка рассыльного!».

— Косов! Тебя к начальнику вызывают, давай бегом! — тут «курок» увидел женщину, — Ой! Дра-с-с-ти… Извините…

Парень замер, чуть приоткрыв рот, а Конева снова расплылась в улыбке.

— Да! И вас… тоже приглашали…, - сглотнув, вякнул рассыльный Вареньке.

— Ладно, идем! — вытолкал курсанта из кабинета Иван.

Они шли по коридору за курсантом. Конева, язва такая, еще и прицепилась к локтю Ивана.

— Вань! Ты не мог бы так не бежать? Прибежим к кабинет вашего начальника, запыхавшись…

Пришлось идти медленнее. Варя притиснулась к его плечу и шептала:

— Ты знаешь… а я бы походила у вас по коридорам. Какая реакция у ваших мальчиков. Это же… купаться в ней можно.

— Сейчас… искупаемся! — буркнул Иван.

— Да брось ты! Не съест же он нас!

Их не съели. Груздев, мимоходом отмахнулся от доклада Косова, с интересом посмотрел на Коневу, которую представил Верейкис.

«Не… реакция Груздева совсем не та, что у комиссара. Простой интерес!».

Потом был ворох комплиментов и восхвалений, не Косову, само собой. Когда политес был соблюден, и они расселись по предложенным местам, Груздев, откашлявшись, объявил:

— Ну что ж… Мы здесь посовещались с товарищем комиссаром, и с товарищем Калошиным. И пришли к соглашению. Косов! Да сиди ты… На неделю откомандировываешься в распоряжение товарища Калошина. Предписание тебе сейчас Александр Артурович организует. Но! Через неделю чтобы — как штык! Теперь вы, товарищ Калошин… В субботу мы вас ждем с концертом у нас! Сколько, говорите по времени концерт? Два часа? Отлично!

Начальник повернулся к комиссару:

— Александр Артурович! Афиши мы заказать не успеем. Придется ограничится обычным объявлением.

Влез Игорек:

— Ну почему же, товарищ полковник? Немного афиш у нас есть. Штук пять, а то и десять могу презентовать. Время и дату уж сами допишите…

Груздев кивнул:

— Еще лучше! И сразу прикинь, Александр Артурович, куда афиши можем разместить… Может в штаб гарнизона, или в Дом Красной армии? М-да… нужно будет зарезервировать часть мест для приглашенных товарищей. Так что… курсантов будет по минимуму. Ну ладно… это мы потом сами определимся. Все, товарищи! Мы же вроде бы все обсудили? Вот и хорошо, буду рад встрече с Вами на концерте.

И когда они уже выходили из кабинета, Груздев сказал Верейкису:

— Ты, Артурыч, мне завтра к утреннему совещанию свои соображения приготовь, хорошо?

«Нас-то зачем вызывали? На Вареньку полюбоваться?».

Калошин захотел посмотреть на сцену и сам актовый зал. Тесной компанией они прошли туда. По пути Верейкис проводил гостям краткую экскурсию и ознакомление с историей учебного заведения. Калошин с интересом угукал, то и дело поднимал бровь, кивал. Но эмоции у Коневой были более интересные и привлекательные, как для Верейкиса, так и для Косова.

«Актриса!».

Здесь и живой интерес, и неподдельные эмоции…

— М-да… зал маловат! И сцена — не просторная! — Игорь залез на сцену, поугукал филином в разные стороны, прислушиваясь, — Но приемлемо, приемлемо… А где можно будет сделать гримерку? Ну — пусть будет комнату для музыкантов?

— Ага… здесь нужно столы эти убрать. Лавки и стулья — оставить. Да… вот здесь бы неплохо ширмочку организовать, уголок для нашей солистки. Возможно такое? Ага… хорошо. Вешалки нужны, стойками или шпалерой. Нет, не много. Это все Варе нужно. Мы-то, мужчины, — Калошин усмехнулся, — народ все больше непритязательный! Ну-с… тогда можно вернуться в ваш кабинет, товарищ комиссар!

По пути в политотдел, Иван с удивлением заметил, как в коридорах стали появляться курсанты, браво козыряющие Верейкису.

«Эти-то откуда? Воскресенье же? Даже если не в увольнении — что сейчас делать в учебном корпусе, и уж тем более — а административном крыле?».

Похоже, что в «дежурке» «текло» и слушок о появлении каких-то личностей, более похожих на заезжих артистов, просочился до расположения рот. А уж личность одной из гостей — вызывала повышенное внимание. Верейкис тоже что-то заподозрил, а потому с неудовольствием разглядывал нештатное наполнение коридоров.

— Александр Артурович! Нужно еще не забыть транспорт! Видите ли… пока мы работаем на «Сибзавод» и даже — на город, нам без всяких оговорок предоставляют автомобили. А вот в субботу — делать это они уже будут не обязаны. Как бы чего…

— Какой транспорт и в каком количестве вам требуется? — пресек дальнейшие объяснения комиссар.

— Автобус, а лучше — два. Это для музыкантов и перевозки инструментов. Ну и легковой…

— Для Вас с Варей будет назначена моя «эмка». Устроит? — с барского плеча махнул Верейскис.

— Да, вполне…

Потом Верейскис заполнил бланк политотдела училища, дающий индульгенцию Косову на отсутствие в учебном заведении, и в перемещении по городу сроком на неделю.

«И-е-с-с-с! До конца не верил, что все сойдется, как надо!».

Затем Косов был отправлен в роту, приводить в порядок выходную форму, и собираться.

— Ваня! Тетрадочку не забудь! — пропел ему вслед Калошин. Конева часто-часто закивала красивой головой.

В роте его встретили Алешин и Гиршиц.

— Иван! А чего там происходит? Какие-то слухи неявные бродят — кто там приехал-то? А то прям — прынц какой-то, с прынцессой! — припер его к стенке Андрей.

«Благо еще Ильичева нет. Где-то выгуливает свою грусть-печать по уехавшей подруге. А может и не грусть-печаль выгуливает, а новую пассию? Величина похоти и тяги к женскому полу у сержанта растет прямо пропорционально повышению внешней температуры воздуха. Весна, однако!».

— Парни! Тороплюсь! Меня неделю не будет, не теряйте. Это мои знакомые в Омск приехали, с концертами. Вот… отпросили меня. В следующую субботу здесь, у нас, концерт давать будут. Так договорились с начальством. Ильичеву передайте… пусть он как-то организует, чтобы вас на концерт пропустили…

Косов частил-частил скороговоркой, думая — не забыть бы чего!

«Так… тетрадь, мыльно-брильные, пара запасного белья, новый бушлат — на всякий случай, а то по ночам еще очень даже прохладно. Все это сложить в сумку-ранец! Деньги… здесь! Что еще? Что еще забыл?».

Калошин, понимающе хмыкнув, уселся на переднее сидение комиссарской «эмки». Косов, придержав задние двери, помог сесть Варе, и, забежав с другой стороны, плюхнулся рядом с нею.

— Я даже не спросил, а где вы остановились? — поинтересовался он, чувствуя, как к его ноге прижалось горячее бедро женщины.

— Нормально разместились! — кивнул ему Игорь, — Какой-то дом отдыха что ли… В прошлый раз нас в гостинице разместили, вот там было и тесновато и с комфортом — не очень. А сейчас-то — все очень даже на уровне.

— Да? — протянула Конева, — Комфорт-то нормальный, только вот… куда-то в лес увезли! Если пешком до города идти — не близко!

— Ребята! Может куда заедем — перекусим, а то я уже и проголодался, — предложил Иван.

— Да ладно тебе, проголодался он! Там нас кормят — на убой, никакого ресторана не надо! — Калошин снова всем корпусом развернулся назад, — И даже это дело есть…

Щелкнул себя пальцем по горлу:

— В широком ассортименте!

Потом, увидев, как Варя поглаживает Косова по ноге, хмыкнул и повернулся вперед.

— А так, Иван, у нас времени совсем нет! Я парней сегодня отпустил погулять по городу. А завтра — с самого утра — репетиции, репетиции, репетиции! А вечером уже — концерт! У нас же с тобой, Иван, и этого времени нет. Надо посмотреть, что ты нам предложишь, и начинать работать.

«Плохо, что шофер наш — училищный, то есть — сплетни и разговоры будут иметь продолжение!».

А Калошин, как специально, право-слово! Разливался соловьем:

— А ты слышал, что твои песни уже на пластинках выходят? Нет? Ну, брат, ты совсем уже! Прямо как в лесу все это время был! Или как тот Папанин — на льдине!

— Игорь! Ну ты чего, а? Я за это время из училища может раз шесть или семь выбирался! Где и когда мне эстраду слушать? — возмутился Косов.

— Ну да, ну да… Ты же у нас выбрал армейскую стезю. Тебе ближе уставы, команды, шагистика прочая! — хмыкнул Калошин.

Иван с улыбкой увидел, как неодобрительно покосился на представителя эстрады водитель машины.

«Это ж — наш человек, армейский! А тут какая-то штафирка, да таким тоном армию поносит!».

Ивану было сейчас интереснее исследовать на ощупь Варины чулочки. Без перебора, слегка, только до колена. Женщина прикусывала губки, чтобы не улыбаться, иногда скашивала веселый взгляд на «попаданца», действий его — не пресекала.

— А ты в курсе, что твоего «Шмеля» уже вовсю Тамара Церетели распевает? А Изабелла Юрьева — «Долгожданную гитару»?

Косов удивился и повернувшись к Варе, спросил:

— Врет?

Та покачала головой:

— Нет! Представь себе — не врет. Я тоже эти пластинки уже слышала.

— Ты мне не веришь, что ли? — снова развернулся к ним Калошин, — Эти жучки из филармонии поговаривали, что «Глаза напротив» будет сам Утесов записывать! Утесов! Косов! Ты меня слышишь? Ты непроглядный балбес! Вот просто непостижимо, как можно быть таким тупым, а? Твои песни будут петь лучшие мастера эстрады Советского Союза, а он — в пехотном училище учиться затеял.

От избытка чувств Калошин пихнул в плечо шофера. Тот плечами и лицом изобразил сложные чувства, не поддающиеся расшифровки. Толи согласился, что Косов — дурак, толи возразил, что и это — дело нужное!

— Ты сам, сам представь, сколько бы ты еще «на-гора» выдал, занимаясь только песнями, а не вот этим всем! «Ать-два», мать вашу…, - Калошина явно несло и его нужно было останавливать.

— Игорь! Угомонись! Затоковал он здесь! Выдать «на-гора»! Даешь стране угля! Мелкого, но до хуя!

Конева фыркнула, а потом и расхохоталась в голос. Шофер тоже хмыкнул и с одобрением покосился на Ивана в зеркало заднего вида. Калошин заткнулся и даже, вроде бы — обиделся.

— Вот то-то же! — Иван повернулся к Варе и на ушко прошептал ей, — Очень хочется тебя сейчас поцеловать! Крепко и в губы!

Она подняла бровь, и так же шепотом ему на ухо:

— Правда? Мне тоже… хочется. Но давай уж потерпим… до вечера…

«Вот же я дурень! Шофер же! Еще и таких разговоров не хватало, что я шептался-миловался с заезжей артисткой-красоткой!».

И Косов решительно отодвинулся от Коневой, чем вызвал ее удивленную мордашку.

«Ага… это мы куда-то в сторону городка Водников? А куда? В будущем, в Старо-загородной роще были какие-то спортбазы. И даже — дача первых лиц области. А сейчас?».

Машина ожидаемо свернула направо и по лесной дорожке покатила вперед.

«Это мы где-то… в районе будущей областной больницы, не? Где-то так…».

Двухэтажный деревянный дом, похожий на старинную помещичью усадьбу.

«Довольно уютно здесь! Правда из леса холодком еще тянет. Видно, не везде снег растаял!».

Калошин с Варей провели ему экскурсию по внутренним помещениям. На первом этаже — большой холл, затем — большая комната, что-то вроде гостиной, с выходом на крытую веранду. С другой стороны холла — здоровенный зал, с фортепьяно и рядами стульев вдоль стен. И даже — небольшой эстрадой!

«Танцзал здесь, что ли?».

— Там, во флигеле — столовая и кухня! По другую сторону гостиной — спальные комнаты. Там ребята разместились. А мы, дружище, живем на втором этаже. Пойдем, посмотрим, куда тебя там устроить можно…

На втором этаже было даже более уютно, чем на первом. Хотя и первый этаж был вполне на уровне!

— Я вот здесь устроился! — показывал Калошин свои хоромы.

«Ну да! Я бы сказал — двухкомнатный люкс, по здешним меркам. Небольшая гостиная, совмещенная с кабинетом. И спальня с шикарной кроватью. Даже не кроватью… это сооружение так просто не назовешь — это уже оскорбление! Альков!».

— Ну ты и барин! — протянул Косов, с удивлением глядя на Калошина, — Варя! Напомни мне, у нас сколько лет прошло со свержения царя?

Женщина засмеялась, а Игорь надулся:

— Это ты еще ее спальню не видел! Барин! Скажешь тоже! Ценят нас просто. Ценят! И стараются устроить наш быт, чтобы мы могли хорошо отдохнуть перед выступлениями. С пониманием народ относится, не то, что некоторые…

— Ага… отдохнуть перед выступлением. А прочим музыкантам перед выступлением отдохнуть не надо значит?

— Да что ты привязался-то? Если бы не твоя дурацкая затея с пехотным училищем, ты бы сейчас ничуть не хуже отдыхал! И даже не здесь, полагаю, а где-нибудь рядом со столицей. Но ты же у нас — оригинал! Ты же у нас…

— Все-все-все! Уймись! Ишь, раздухарился! Шучу я, шучу… Я и сам рад недельку вот так… поблаженствовать. Кстати! А с водой тут как? Ну — туалеты, ванные — в наличие? И не говорите мне, что нужно будет бежать в будку на улице?

— Вот! А меня обижал, барином называл! — ткнул в сторону Косова пальцем Калошин, — А вот беги на улицу, беги! Ты же чужд буржуазного комфорта! Тебе претят маленькие бытовые радости, не так ли? Во-о-о-н там есть названная тобой будка, на краю леса! И пусть тебя там съедят злые волки!

— Да уймись же, сказал! Ни хрена у тебя чувства юмора нет, Калошин! — возмутился Иван.

Игорь засмеялся:

— Это у тебя, дружище, чувства юмора нет! Как я тебя, а?

— Варя! Напомни мне — Калошин у нас певец? Или — комедийный актер? Он что — амплуа сменил? — повернулся Иван к женщине.

Варя смеялась.

— Вань! Пошли я тебе твою комнату покажу! — подхватила его под руку и повела прочь по коридору.

— Через полчаса встречаемся в столовой! Перекусим и начинаем работать! — крикнул им в спину Игорь, — И я вас попросил бы… сегодня мебель не ломать! Кровати, я имею в виду! Я, знаете ли, расписался за приемку объекта и сохранность имущества!

— Пошляк! — бросила, чуть повернувшись Конева, — А вообще — завидуй молча!

Они прошли по широкому, не длинному коридору, прошли какую-то уютную комнату.

«Видел где-то в журналах будущего. У помещиков это называлась, вроде бы, диванная!».

И подошли к двум дверям, расположенным рядом.

— Это — мой номер. А это — твой! — чуть смущенно сказала Варя.

— Давай посмотрим… И твой и мой…, - шепнул ей Косов.

Калошин был прав. Номер Коневой был… если у Игоря — люкс, то это — президентский сюит, не меньше.

— Охренеть, не встать! — Косов в растерянности крутился вокруг себя, — Варь! Вы что, в небожители вознеслись? Или ты — Любовь Орлова? А Игорь — Александров?

— Скажешь тоже… Просто, как мы и говорили — в прошлый раз нас поселили очень скромно. Очень! А концерт мы дали — хороший. То есть — свой уровень показали. А потом Калошин еще и нажаловался директору «Сибкомбайна» при встрече, когда мы вернулись. Сказал, что он больше не собирается жить на выездах в землянках. Ну и вот… Это дом отдыха руководства и дирекции «Сибзавода». Сейчас здесь никого нет, не сезон еще. То есть — здание пустует. И директору «Сибзавода», наверное, было немного стыдно перед нашим директором. Так что… Наслаждайся, пока есть возможность!

— И насладюсь! Еще как насладюсь! — Косов начал подкрадываться к женщине, демонстративно выставив перед собой руки и скорчив зверскую морду лица.

— Подожди, подожди… Не надо! Не сейчас! Правда-правда… Все равно сейчас ничего не успеем! — отскочила назад Конева.

Иван улыбнулся и остановившись, попросил:

— Ладно… показывай мне мою комнату.

Варя убедилась, что опасность миновала, и засмеялась:

— А вот здесь… Это — чтобы ты не сомневался в серьезности моих намерений! Смотри… Вот дверь моей ванной комнаты…

«Ого… а ванная комната-то — под стать номеру!».

Женщина прошла ванную, и распахнула другую дверь:

— А вот твой номер…

«Ого… похоже она и правда решила… Решилась, в общем!».

Его номер был гораздо-гораздо скромнее. Но, тем ни менее — вполне себе уютным!

«Да у Насти комната меньше, чем этот номер! А мебель — как бы не антиквариат. Ну — винтаж и ретро — точно!».

— Слушай! А неплохо живут и отдыхают руководители советских заводов, ты не находишь? — провел он рукой по поверхности стола.

— Ну да, неплохо. Только, думается мне, что они здесь бывают крайне редко. Времени у них на отдых — немного! — спокойно ответила женщина.

А Иван снова сделал попытку подобраться к ней поближе:

— Варенька! Может поможешь мне проверить — насколько мягок матрас на этой кровати?

Варя отошла к дверям ванной и с улыбкой ответила:

— Я думаю, мы с тобой проверим крепость моей кровати, а не этой! Только — позже! Все будет позже, Ванечка!

— М-да? Как-то…

— Ну ты чего? Сомневаешься? У нас даже ванная общая!

— А кто тебе запретит запереть дверь в свою комнату из ванной?

— Никто… но я этого делать точно не собираюсь. А пока… пошли, пообедаем. А то сейчас этот… прибежит. Начнет опять орать, пошлить…

Ивану пришлось последовать за ней.

— Слушай… я чего-то не понял. А как получилось, что мне уже выделена комната? Вы что, заранее знали, что найдете меня, что меня отпустят?

— Не знали. Но Калошин сказал, что нужно в лепешку расшибиться, но выцарапать Косова из лап военщины! Даже сказал… «Ты, Варечка, можешь что хочешь делать, хоть отдаваться его начальникам, но мы Косова должны заполучить!».

«М-да… Калошин… это — Калошин!».

— И ты бы… отдалась? — усмехнулся Иван.

— Ну-у-у… ваш комиссар — очень интересный мужчина! — кокетливо протянула женщина, но потом резко сменила тон, — Ванька! Я много думала… Можешь не верить, но я даже скучала по тебе. И дурой себя называла не раз!

Обед был обильным и вкусным. И пусть разносолов и деликатесов им не подали, но большая тарелка густого борща, котлеты с пюре, и вкуснейший кофе раскрасили жизнь Косова в новые цвета.