Время для жизни - 2

Глава 9

Учеба тем временем шла своим чередом. Учебные пары по различным предметам в аудиториях сменялись занятиями на свежим воздухе. Иногда — даже очень свежем!

Но, несмотря ни на что… морозы ли, снегопады ли… та же физическая подготовка могла проводиться как в спортивном городке, так и за пределами училища. Лыжные занятия чаще всего происходили на берегу реки Иртыш, чему способствовал тот факт, что никакой набережной пока и в помине не было, как не было еще здесь и сейчас городской застройки. Все строения, в большинстве своем — частный сектор, располагались на высоком берегу и вниз, к реке — практически не спускались. Во избежание весеннего подтопления, скорее всего.

Вот и получилась такая длиннющая лыжня — вправо по берегу — почти до самого речного вокзала, который, в свою очередь, вовсе не был тем зданием, которое помнил Елизаров по прошлой жизни. Влево же лыжня уходила почти к самому железнодорожному мосту. Вот и получилось — на круг — все десять километров.

Что характерно, этой лыжней, кроме курсантов училища, вовсю пользовались и школьники расположенной неподалеку школы, а также студенты и учащиеся каких-то учебных заведений города.

«Ага… а сколько сейчас здесь учебных заведений? Ну — сельхозинститут — точно уже есть. Он, по-моему, как бы еще не до Революции был организован. Вот… пединститут тоже есть! Парни рассказывали, что уже знакомились с девчонками из пединститута. Что еще? Мединститут? Ну — вроде бы — уже да… А про техникумы всякие — вообще не знаю!».

Так размышлял Косов, катя по лыжне. За полгода, проведенные в Омске, он в сам город-то выходил всего несколько раз. И то — три из которых — сразу несся «тешить блуд» к Катерине. То — есть к дому Глаши. Получается — информацию он получал лишь со слов других курсантов, кто, за отсутствием постоянных подруг, больше бродил в увольнениях по городу.

Вон — и сейчас на лыжне периодически встречаются девчонки из какого-то ВУЗа. Они, девицы эти, передвигаясь небольшими группками, с веселым визгом, освобождали лыжню курсантам, которые неслись все же более целенаправленно и упорядоченно.

Похоже, руководству училища такие соседи на местах занятий были — не очень по нраву, но… пользоваться накатанной курсантами лыжней единолично — считали все же неправильным. Приходится мириться. Хотя, преподы, присутствующие на занятиях, катающиеся на лыжах рядом с лыжней, «подбадривают» «курков», не давая явно уж перейти от физической культуры к более приятному общению с молодыми представительницами студенчества.

По словам «знающих» курсантов, руководство — спит и видит, когда же полыньи на льду реки полностью замерзнут и курсантов можно будет загнать для занятий на Левый берег. Погода подвела — и нетипично теплый октябрь, и не сильно холодный ноябрь, не позволили установиться ледяному покрову в обычные сроки. Но — вот-вот!

Марш-броски на лыжах, начиная с дистанции в пять километров, постепенно начали удлиняться. И уже месяца через два, эти десять километров — не казались невыносимой дистанцией. Обыденностью уже казалась эта «десяточка», не более.

— Погодите! Вот лед на реке хорошенько станет — и перетащат вас на тот берег, и на лыжах бегать и в старый карьер — на стрельбы! А по целине-то лыжами путь бить — это не по готовой лыжне бегать! — «радовали» их опытом второкурсники.

«И правда… каких-то «коней» тут культивируют, в этом Омском пехотном» — раздумывал Косов, наматывая километры по льду реки и берегу.

В училище вовсю начались разговоры, а потом и подготовка к всевозможным лыжным соревнованиям. Здесь и просто лыжные гонки, и так называемые гонки патрулей. По объяснениям Косов понял, что это — что-то похожее на биатлон в будущем. Хотя Елизаров в прошлой жизни никогда не интересовался ни лыжным спортом, ни биатлоном.

Но первокурсников по соревнованиям — пока даже не рассматривали. Точнее — городским и окружным соревнованиям! Среди взводов и рот батальона вполне себе отбирались лучшие спортсмены, к которым присматривались преподаватели и инструкторы. Вот у второкурсников — там да, подготовка шла уже полным ходом. Тот же Данила Семенов — входил в состав сборной училища и по лыжам, и по гонкам… этих самых патрулей. Правда — в состав запасных членов сборной. По словам Данилы — конкуренция там — ой-ой-ой!

А еще… у них начались занятия по штыковому бою, в комплексе… командирской подготовки. Это было тоже — что-то из разряда военно-спортивного многоборья будущего. И — подачи методики научения бойцов штыковому бою.

— Ну что же ты делаешь? На кой хрен с такой силой бить? — сетовал Кравцов курсанту их взвода, которых засадил штык винтовки в столб, проткнув попутно насквозь мешок, туго набитый соломой, — Ты же так сдуру и штык сломаешь! Так… товарищи курсанты! Подошли все ко мне! Отставить! Взво-о-о-д! Становись! (пауза) Равняйсь! Смирно!

Кравцов прошелся вдоль взвода, посмотрел на их разгоряченные беготней физиономии.

— Товарищи курсанты! Для тех… кто на танках! Еще раз… Укол штыком наносится резко. Резко, а не сильно! Не нужно со всей дури лупить штыком в мешок, а тем более — как некоторые… в столб за этим мешком! Это… лишнее! И — неправильное! Еще раз! Не удар, а — укол! Поверьте, не надо засаживать в супостата весь штык целиком! Достаточно десяти-пятнадцати сантиметров! Именно укол!

Взяв у одного из курсантов первой шеренги винтовку, Кравцов повернулся к строю боком:

— Укол! Резко — вперед и сразу — назад! Как… шилом! Как… швейная машинка! Р-р-яз! И — назад! — Кравцов показал раз, показал и второй! — Я вот обратил внимание — многие из вас вкладываются в удар. Это… правильно, но! И — не правильно! А если противник сможет сбить вашу винтовку — вверх и вбок, или — вниз и вбок?! Что тогда? Вот так… вкладываясь в удар… вы провалитесь! Провалитесь… и потеряете равновесие, потеряете время, восстанавливая его! И тут уже враг — не дремлет!

Инструктор встал лицом к строю, машинально поставил оружия в положение — «По стойке смирно!».

— Что еще… обратил внимание, что большинство из вас пытается провести укол мишени… на уровне груди. Это тоже — не совсем правильно! На груди солдата противника могут быть ремни снаряжения, что-то еще… Да в нагрудном кармане — портсигар, к примеру! Документы еще… Да многое может быть! В-о-о-т… поэтому правильно — наносить укол в область живота. Здесь у человека — самое мягкое место. Ведь грудь что? Кроме упомянутого мной снаряжения, и прочих вещей… Здесь еще — ребра! А ребра, знаете ли… тоже вполне могут задержать укол, если он не сильный. А если сильный — и застрять штык может, а то… если удар глубокий — и в позвоночник попасть и застрять — уже намертво! Такое… бывало, и не раз! В грудине, например, застрять! Поэтому…

Кравцов опять повернулся к строю боком, взял винтовку — «На изготовку!»:

— В живот его… гада! Р-р-я-з! И назад! Даже подшаг назад сделать! Контроль действия противника…

Инструктор встал прямо:

— Да… имейте в виду! Если даже вы попали штыком в брюхо противника, но не отдернули винтовку сразу на себя… Он, противник, даже будучи уже пораженным… может схватиться за вашу винтовку руками. И вот тогда… побороться за винтовку с ним придется! А зачем это вам? Он же не один, скорее всего, будет! Пока вы с ним боретесь, сбоку и другой может набежать. А у вас — оружия фактически — нет! Поэтому… быстро надо действовать! Быстро! Раз! Укол! Два — отдернули винтовку и отход назад!

— Товарищ капитан! — обратился к инструктору кто-то из строя, — Разрешите обратиться!

— Да, слушаю Вас…

— А что делать-то… если он… ну — руками за ствол винтовки схватился?

— А здесь… здесь помогает лучше всего… выстрелить в него! А потому… у вас в патроннике винтовки всегда должен быть патрон! Даже если бой перешел в рукопашный! И на этот случай — поможет… Да и… товарища сможете выручить, если чуть поодаль увидите, как противник одолевает его.

— А что делать, если штык застрял… ну там… как вы сказали — в позвоночнике, или в грудине? — спросил кто-то из строя.

— А вот… товарищи курсанты. Замечание вам делаю — спросили разрешения обратиться, сразу представьтесь! Привыкайте уже к армейской вежливости… и требованиям уставов!

— Виноват! Курсант Горшков!

— Вот то-то же! А в этом случае, товарищи курсанты, вам нужно привыкнуть наносить укол штыком не прямо поставленной винтовкой… ну то есть — когда затвор винтовки расположен прямо сверху…, - Кравцов показал винтовку строю, — а на девяноста градусов повернуть — вправо! Тогда… после укола, проворачиваете винтовку… и штык — соответственно! Ставя ее прямо — вот так! То есть — получается — небольшой проворот! И потом уже — отдергиваете ее на себя! Хотя… делать это нужно в любом случае… даже если штык и не застрял! Просто — привыкните! Вот так делать — правильно! Зарубите себе на носу! Смотрим все, показываю!

«Рассказ… показ, и — отработка! Армейский принцип!».

— Этим мы… достигаем — дополнительного поражения внутренних органов врага! Ему и так-то… от правильного укола — уже хреново! А если еще… с проворотом! То — в десять раз хреновее!

Кравцов отдал винтовку владельцу:

— Кстати… товарищи курсанты! На огневой подготовке… чуть позже! Вы будете изучать принятую на вооружение Красной армии новую самозарядную винтовку Токарева. Так вот… на упомянутой винтовке — не простой и привычный нам четырехгранный штык, а — штык-нож! И там уже… этим штык-ножом, вот так — укол в грудь точно не сделаешь! Ширина штык-ножа двадцать четыре миллиметра! То есть — застрять в данном случае меж ребер противника… да — наверняка застрянет! А потому — там нужно наносить укол именно, как я вам показал — развернув винтовку на девяноста градусов вправо!

— Товарищ капитан! Разрешите обратиться, курсант Амбарцумян! — «ну да… ара — воплощенное соблюдение уставов! Аккуратист!».

— Слушаю Вас, товарищ курсант!

— А зачем… такой штык сделали на новой винтовке? И вообще — зачем новая винтовка?

— Хотя… вот сказал бы — что это мы будем проходить на занятии… Но! Так уж и быть! Вкратце: новая самозарядная винтовка повышает огневую мощь подразделения! А штык… Во-первых — дополнительный функционал придает. А во-вторых… сейчас в большинстве стран — на штатном оружие пехотинца стоит именно съемный штык-нож. Тенденция такая! Так! Все, товарищи курсанты! Продолжаем занятия! На исходный рубеж — шагом марш!

«Так… подбег… до противника — пара метров… переходим на шаг… подшаг. Раз! Отбиваем в сторону палку, изображающую винтовку врага! Два! Укол… девяноста градусов… ага! Провернуть! Приставной шаг назад. Снова вперед — удар прикладом… в район головы! Ну чего… ничего сложного. Просто повторить нужно… как тогда… на занятиях с револьвером… две с половиной тысячи раз! И все — получится! Ф-у-у-х… бля… как же я задолбался… и форма, включая шинель, уже к спине прилипла!».

Почти полгода занятий в училище дали понять Косову, что… некоторый перекос в плане обучения курсантов — все же имеется! Ощутимо больше им давали боевой и физической подготовки, чем прочих знаний. Ощутимо… И вроде бы это и неплохо, ведь именно молодые лейтенанты — то звено, которое должно передавать свои навыки и умения красноармейцам, но… было как-то — не очень!

«Или так руководство училища себе дополнительные «плюшки» зарабатывает? Типа — первые места в огневой и физической — и на регулярной основе! училище постоянно берет… Авторитет среди военных учебных заведений? «В здоровом теле — здоровый дух»?».

Но — нет худа без добра, и Иван с удовлетворением замечал за собой явно выросшую выносливость. Сам он, и ранее-то не отличавшийся хоть сколько-то лишним весом, стал, казалось бы, свитым из каких-то древесных стволов, не толстых, но твердых. Мосластый какой-то стал!

Катька со смехом жаловалась, что — не ущипнуть его нигде. Ухватиться не за что!

Они еще пару раз встречались в доме Глаши. Правда, таких посиделок, как на Октябрьскую пока не получалось. То Косову не вырваться, то Ильичев — в нарядах, а то и сами женщины чем-то плотно заняты. Ну а как? Обе же тоже работают! И у той же Глаши — выходные вовсе могут не совпадать с выходными у Кати. Катрин, как оказалось, работает на одном из складов, откуда обеспечиваются продуктами точки общепита. Оттого и знакомы женщины!

Но! Но! Они, через Ильичева, и его подругу смогли договориться, и Косов дважды, по субботам, после обеда, смог вырваться в увольнение. И пусть сам Степан был в наряде, а хозяйка дома — на работе в своей рюмочной-чебуречной, но кто сказал, что протопить баньку, накрыть какой-никакой стол — не сможет Катя самостоятельно?

Вот они и отдохнули, душой и телом. Женщина притворно ужасалась выносливости и неутомимости Косова, дорвавшегося до женского тепла.

— Я вон… и баньку протопила… и стол — накрыла! А тебе… ой, Ваня! Ну что ты! Ну день-деньской же… мне даже… неудобно! Даже стыдно мне! Ну чего ты… набросился так? Дай я хоть шторы задвину… Все потемнее в комнате будет! — несерьезно отбивалась она от домогательств Косова.

— Катюша… мы — все-все еще успеем! И в баньку сходить… и за стол сесть… посидеть. Только вот… сначала… дай мне тобой насладиться! Ну же… не упрямься!

Косов тискал женское тело, а сам шептал-бормотал ей на ушко всякие… глупости… и нежности. Про то, как он соскучился, как изнемогает… от страсти к ней. Как он… вот — всю-всю обцелует, изомнет! И женщина — таяла!

«Да чего там! Она и сама же хочет. Только вот… поломаться надо! Показать — «янетакая!». Хотя… он же уже знает, что — такая!».

— Вот ты… ненасытный какой! Грубиян, ты, Ваня! Я вот хотела… чтобы с нежностью. А ты — как пес голодный! Хап-хап-хап — полной пастью!

— Катюша! Милая моя! Вот давай я… еще раз — как пес голодный! А потом уже — с нежностью, как ты хочешь…

Через некоторое время, когда они лежали, отдыхали.

«Ох и крикунья она, оказывается! Она и в прошлый-то раз — не молчала. Но сейчас — это — что-то! Скорее всего, в тот раз она все же — стеснялась присутствия Глаши и Степана!».

— О-о-й… и на столе все простыло, наверное! Вот так готовь тебе, заботься! А ты… даже не посмотрел, что там!

— Катюшь! Ну… ты же знаешь, что и посмотрю, и попробую все! Не обижайся! Я вот… тебе подарок небольшой. Чтобы ты не обижалась, за то, что я тебя тогда… обидел, в общем!

Хотя… по внешнему виду Кати — уже было и не похоже, чтобы она обижалась. Она и тогда-то… вполне себе быстро отошла. От шока внезапного анального секса! А сейчас сразу даже и не поняла — о чем он!

И таки да… Стало понятно, что дамочка — работает в торговле! Он, видишь ли, в коммерческом магазине, за приличные деньги парфюмерно-косметический набор ей приобрел… а она — довольно равнодушно к этому! Нет… ну — так-то благодарна, да! Но — не прямо вот — ух как благодарна! Даже… пудра вот — не ее оттенка! А-а-х-х-а…

Косов все же проголодался после двух «походов к снаряду» и быстренько — перекусил, перед баней. А в бане… в бане — он опять упарил Катюшку, до слабых, но сладострастных стонов!

— Ну что же ты за человек такой! Нет что бы… с чувством… этак… неторопливо!

— Тебе не понравилось?

— Понравилось! Очень понравилось… но… как-то помедленнее бы, что ли… Куда торопишься-то?

— Ну как куда… увольнение у меня — до нулей. Но! Глаша же после восьми с работы придет. Или ты — прямо при ней сможешь? — засмеялся Иван.

— Дурак! — пихнула женщина его в бок, — Совсем уже стыд потерял! При Глаше я ему буду… Нет, конечно!

— Ну так вот… А чего ж спрашиваешь — куда тороплюсь? Поесть, да чаю попить — я и при Глаше смогу. А вот такое… сладенькое… нет ведь? Ну тогда… не будем времени терять!

Женщина застонала:

— Вань! Ну пошли уж тогда в дом… На диване — все же лучше, чем так… на голых досках… на полке-то…

— А мне с тобой… хорошая моя… даже на голых досках — хорошо!

Потом, уже на диване:

— Вань! А чего… тебе нельзя также — как в тот раз… ну — на всю ночь остаться? — поглаживая его по груди, и щекоча его волосами.

— Можно… но — нечасто! Это… вообще-то на первом курсе — не часто так отпускают!

— На первом курсе…, - хмыкнула Катя, — Я все забываю… какой ты все-таки… малолетка!

— Малолетка? Ну я тебе сейчас…, - скорчил он «страшную» морду и зарычал.

— О-о-х… да… вот так… Только не вздумай опять… в задницу! Прибью… малолетка… Ах! Да… вот так… посильнее! Да… м-м-м… поглубже еще…

«И все-таки баба она — смачная! Ну да — на лицо не красавица. И ростом — не очень вышла. Но — задница у нее — зачетная! Широкая, крепкая и упругая такая… смак! Да и талия — все же есть!»

Опытным путем Косов убедился, что Катюшка… «прется» от трех поз. Нет, так-то она и по-другому — была вовсе не против, но вот… Лежать на спинке, с поднятыми ножками — ей очень нравится! Еще больше — когда она сама скакала сверху… или — он ей снизу активно помогал, при этом не забывая о грудях женщины. Тут уж — вообще! Похоже было, что женщина — вовсе теряет голову, при таком способе общения. Только Косов опасался… что разошедшаяся Катюха, забыв о разумных границах амплитуды движения, может запросто сломать ему… «орудие производства»! Поэтому, иногда Иван даже придерживал подругу, что вызывало ее непонимание и даже — чуть! Недовольство!

И уж самое-самое… сладкое для женщины было, когда он ставил ее на четвереньки. Широко раздвинув ножки, прогнувшись в пояснице, Катя зарывалась головой в подушки и выла… что твоя волчица! Экспериментальным путем удалось выяснить, что, если в этой позиции Косов снижал темп и глубину, она сама начинала активно двигаться и так поддавала своей попой… что порой Иван опасался слететь с дивана!

Косов даже рискнул… воспользовавшись практически невменяемостью подруги — поласкал ей попу большим пальцем. Так… чуток… подушечкой пальца только… без проникновения. Ну а что — интересно же, какая будет реакция? А реакции не было никакой! М-да… Ну — возмущения нет — уже хорошо!

Только Катя, продолжая подвывать и активно двигаться, нашла его руку, и сама передвинула ее себе на пояс:

— Здесь… здесь хватай меня… тяни… сильнее, резче! О-о-х! Резче! Еще…

«М-д-я… а где те стоны — что, дескать большой! Не надо! Больно! Сейчас только — давай-давай!».

Когда она лежала, обняв Косова рукой и закинув ему ногу на живот, чтобы он мог поглаживать-ласкать ее… по спинке, потом — ниже и далее — везде… уткнувшись ему в шею, она прошептала:

— А ты… Ванечка… паскудник все-таки… все не оставил мысли снова мне туда… задвинуть, да? Я же чувствовала, как ты там поглаживаешь?

— Да? А я думал — ты вообще ничего не соображала. А чего же тогда… не остановила?

— Ну-у-у… я сначала даже напугалась, даже замерла чуток. А потом чувствую, ты дальше ничего не делаешь… ну вот — тогда уж вожжи и отпустила!

— И как тебе было… когда я пальцем ласкал? — Косова интересовала возможность дальнейшего «продвижения» по пути развращения женщины.

— Ну-у-у… ну — никак! Хотя… нет, вру. Вроде и… приятно… немного. Но! Даже не вздумай!

— А почему — не вздумай? Тебе что… тогда и правда больно было? — чуть улыбаясь, спросил Иван.

— Конечно больно! — возмутилась женщина.

— Ну а как… вот прямо — больно-больно?! Или… больно?

— Ну-у-у… не скажу! — закапризничала Катя, — Ну… просто больно! Но это — ничего не значит! А то… дай тебе волю, так опять начнешь… предлагать разное!

— А что разное-то? Вроде бы мы и так… по-разному? — «включил дурака» Косов.

— Да-а-а? А кто… А кто мне предлагал в рот взять? — возмутилась Катюшка и даже приподняла голову с груди Ивана.

— Ну-у… я предлагал. Не… ну а что такого-то, Кать? Многие же… так делают! И что? Чего в этом такого… плохого?

— Ты это… ты знаешь… я тебе не шлюха последняя тут! Такое мне…

«Х-м-м… интересно! А вот так… пальчиками с «ним» играться — она может. Даже — нравится ей!».

— Тебе же нравится его в руке держать? Ласкать даже?

— Ну — тоже мне… сравнил тут! То — просто рукой, так… Мне может… нравится смотреть, как он под пальчиками оживать начинает…, - женщина хихикнула, — Забавно так… лежал, лежал… а потом — раз и толстеть начинает. Большой такой становиться!

— Ну вот… тебе же он нравится. И как он вставать начинает от твоих ласк… тоже нравится. А что же… представь… как он может и быстрее… от губ твоих… и язычка?

Катька села рядом на диване и шлепнула его ладошкой по животу:

— Прекрати, говорю! Вот… как дам тебе по наглой морде!

— Подожди, подожди… не бей! Смотри — он снова готов. Сядешь сверху?

— Вот же ты… сволочь какая! — женщина снова обхватила член рукой, как будто оценивая — стОит или не стОит? Но потом решилась — «Стоит!».

Потом, когда они уже сидели с Глашей за столом и Иван также жадно насыщался вновь разогретой пищей, хозяйка, глядя на него засмеялась:

— Кать! Ты что же — не кормила его, что ли? Как с голодного острова, чес-слово!

— Да… как же — не кормила! Да ему… только все — другое подавай! И никак за стол не усадить было! — смутилась Катя и с раздражением посмотрела на Косова.

— Всему — свое время! — поднял палец вверх Косов, — Каждому голоду — свой срок насыщения!

И засмеялся вслед за женщинами.

Потом, уже одеваясь-собираясь уходить, Косов услышал, как на кухне Глаша, негромко смеясь, сказала Кате, которая оставалась ночевать у подруги:

— Заездила совсем парня! Вон как лопал-то! Все соки выжала!

— Ага… это — кто кого заездил! Скажешь тоже… соки выжала! У него сил — как у жеребчика молодого. Только давай, да давай! — также негромко смеялась Катерина.

Во второй раз вышло — примерно также. Косов и сам выложился полностью, и подругу — «ушатал»! Только вот оставаться ночевать Катюшка не собиралась — позднее должен был прийти Степан, сменившись с наряда.

«Вот еще! Буду я здесь… слушать, как они всю ночь миловаться станут!» — так заявила Катерина.

Косову нужно было проводить подругу до дома.

— А ты где живешь, красавица? А то вроде бы общаемся уже не первый раз, а я — и знать не знаю, где тебя искать, в случае чего! — спросил он у женщины.

— Ты даже не вздумай меня искать сам! Ты… так только все испортишь! Я, Ванечка, все же — мужняя жена, мне сплетни да слухи — ни к чему! Поэтому — только вот так… через Глашу! Понял?

— Да понял, понял! Чего ты испугалась-то? Значит — через Глашу! — успокоил Иван идущую с ним под ручку Катю.

— А живу я… на Герцена. Не близко так-то… Или раздумал меня провожать? — усмехнулась женщина.

— Вот еще! Ничего я не раздумал! — хмыкнул Косов, — Просто… любопытно стало. А то мы с тобой… а я вот о тебе — ничего-то толком и не знаю!

— Ну… а что рассказывать? Муж у меня… уже третий год заготовителем в заготконторе, по договору. По северу области ездит… рыбу там закупает по селам. Мясо… дичь всякую. Ягоду — клюкву, да бруснику. Зимой-то все это — хранить же проще! Как уезжает еще по осени, до снега… Так только весной — назад. После ледохода уже. Бывает, что за зиму и вообще ни разу нос не показывает, а бывает — разок заедет на пару дней. Но деньги зарабатывает хорошие…

Косов с интересом слушал ее — ну правда же интересно — как подруга живет. Катя это видела, и ей это… нравилось. Или — льстило… что ухажер не только… к-х-м… интересуется, но и ее жизнью в целом.

— А живем мы… на Герцена. Там лет десять назад ряд домов построили. Таких… знаешь — двухэтажки деревянные. Вот… комната у нас, в коммуналке. Хорошая комната, большая и светлая. Квадратов двадцать, не меньше! — с гордостью она посмотрела на Ивана, — Нам ее от райпотребсоюза выделили, — Но вот… к себе пригласить я тебя не могу. Сам понимаешь…

— Понимаю! — Косов кивнул, — Ладно… у Глаши — тоже уютно, да?

— Во-о-от… я своему говорю — давай домик купим! А он — вот еще… деньги тратить! Есть где жить, и не барак какой-нибудь! А мне так своего домика хочется… чтобы никаких соседей, ни глаз этих завидущих, не шепотков этих за спиной! — вздохнула женщина.

Они шли довольно долго. Хотя… не так уж и далеко идти было, но — не торопились.

— Стой! Давай… ты дальше не пойдешь. Дом мой уже недалеко здесь… по улице, чуть дальше. Не дай Бог, кто из знакомых увидит, греха — не оберешься! Давай уж… прощаться. Целуй меня и давай… топай уже!

Они целовались, а Косов… с неудовольствием чувствовал, как вот вроде бы двух часов не прошло… как они — «кувыркались»! А… в штанах опять тесно становится!

Украдкой посмотрев по сторонам — «никого!», Косов подхватил Катю под руку и потащил в какой-то проем в заборе.

«А чего?! На улице — теплынь стоит, не простудимся!».

— Ты чего… Сдурел что ли? Ты что задумал-то, Иван! — ошеломленно шептала женщина.

— Ничего, ничего, ничего… вокруг никого нет… и тепло на улице… так что…, - он все пытался стянуть с нее рейтузы и… прочее, одновременно борясь с ее пальто, и своей шинелью.

— Ой, сдурел, Ванька… Как с цепи сорвался! Перестань же…, - но Иван чувствовал, как ее сопротивление слабеет, и становится… неактивным.

— Ну… увидят же… Ваня! — уже сама горячечно шептала она на ухо.

— Да кто увидит-то? Никого вокруг! Никого же нет! — выхватывал он губами то ее губы, то — ушко, то — шею.

Она застонала…

— Да подожди же ты… не так! Дай я сама! — и женщина, задернув повыше полы пальто, развернулась к нему спиной и наклонилась, — Помоги же… вот же… неугомонный какой!

«Ага… вот так лучше, да! Молодец, Катюха!».

Он поднял ей юбку и уже легко справился с остальным.

— М-м-м… Ванечка… ты только… по сторонам поглядывай… не дай Бог кто!

— Никого… никого… Милая! — и сам уже чувствовал, как она все сильнее подается ему навстречу.

— Ах! Ах! А-а-а…, - потом стоны чуть стихли, похоже Катя прикусила варежку, — Еще! Еще!

Он сдерживал себя, дожидаясь женщины. Потом они постояли… выравнивая дыхание.

— Ты… ты… сумасшедший! Точно — чокнутый! И я с тобой… такая же стала! Вот… никогда бы не подумала, что буду… раком на улице стоять! — Катя развернулась к нему, и в противовес словам, жарко поцеловала его.

Потом Косов закурил, достав из кармана расстегнутой шинели портсигар. Катя стояла, прижавшись к нему, затихла.

А потом… потом он почувствовал, как к нему… в ширинку штанов стала заползать ее горячая рука.

«О как?! И кто из нас — сумасшедший?».

Иван откинул папиросу в сторону, обнял женщину.

— Только… только не так, Ванечка! Не так хочу… Сними шинель… кинь ее! Расстели…

Это и правда было похоже на сумасшествие. Вроде — взрослые люди, а вот же ж…

Потом… чтобы немного сбить совсем уж неприличный румянец со щек, они прогулялись по соседней улице.

— Я, Вань… как с ума с тобой схожу! Ты… случаем — не заразный? — тихо смеялась она, — Вот… кому расскажи — так не поверят же… Что я на такое способна…

Потом они снова дошли до улицы Герцена.

— Ну все… теперь уже топай, давай… И не смей ко мне лезть! Все! До свидания… вот же… малолетка на мою голову! — негромко засмеялась она.

*****

Наконец-то их перевели для занятий на левый берег Иртыша. Хотя у самого левого берега еще оставалась незамерзшей длинная полынья, и потому курсантам цепочкой приходилось обходить эту полосу, удлиняя маршрут чуть не вдвое. Ветер на льду реки практически каждый день заметал набитую лыжню, а потому этот переход каждый раз давался непросто.

Но руководство училища, видно — по договору с кем-то, периодически выгоняло курсантов и на лыжню на правом, городском берегу, чтобы обновить ее, и пробить снежные переметы, которые периодически образовывались.

Курсантов выручало еще и то, что зима в этот год… пока — по крайней мере, была теплая. То есть, «сопли морозить» — не приходилось, но, с другой стороны, обильные снегопады и метели не давали «куркам» расслабиться.

Стрельбище располагалось в старом, заброшенном карьере. По прикидкам Косова — где-то в месте расположения в будущем Парка 30-летия Победы. Но сейчас здесь была сплошная пустошь, перемежаемая старыми руслами Иртыша, обильно заросшими ивняком и прочей сорной растительностью. Карьер располагался чуть повыше, километрах в трех от реки. Многочисленные перелески — березняк, осинник, чахлые какие-то сосенки…

У кого-то из руководства училища возникла мысль — если курсанты добираются до стрельбища не быстро, то и времени терять нечего… Без толку бродить туда-сюда? Поэтому взводы курсантов — когда один, а когда и парочка, уходили на стрельбище на целый день. Курсантам, в качестве перекуса, выделялись тем самые, упоминаемые в рассказе Камылина, бутерброды — хороший ломоть хлеба и толстый кусок соленого сала. Кроме того, «курки» тащили на себе немалых размеров котел — вскипятить чай, который в виде заварки и сахара выдавался взводным «замкам». Воду предполагалось добывать, растапливая снег.

Кроме этого котла, курсантам приходилось тащить еще много разного имущества — кошмы, чтобы застелить старые лежаки на стрельбище; лопаты, чтобы чистить снег; инструменты и пиломатериал — дощатые мишени приходили в негодность весьма быстро. А когда началась учеба по пулеметам — то и «максимки» на санках, и «дэпэшки» — на плечах. А потом и ротные пятидесятимиллиметровые минометы, образца 1938 года. Минометы эти были новыми, только поступившими в училище.

— Это хорошо, что мы только их изучаем! — пыхтел рядом с Косовым Ильичев, — Вон… парни из пулеметно-минометной роты… восемьдесят два «мэмэ» на горбушках таскают. А это… не эти пять-десять килограммов. Там уже — шестьдесят!

— Но шестьдесят-то… они не до самого полигона на себе прут. Их же на машинах туда возят! — возразил Косов.

— Не… все равно… Там даже и по полигону — натаскаешься! С трубами этими, да с ящиками с минами! Хорошо, что я додумался не в ту роту записаться…

М-да… Все это было — нелегко, и довольно тяжело физически, но курсантам эти занятия — нравились. Курс обучения предполагал не менее двух дней в неделю занятий на стрельбище, и не менее двух занятий в неделю — по половине дня — физической подготовкой. То есть, как и понимал Косов, на теоретические занятия в аудиториях, времени оставалось не так уж и много.

Кроме того, какой-то «шутник» поставил в расписании в те дни, когда проводилась физподготовка, занятия в аудиториях — во второй половине дня. Это была… диверсия! Иначе и назвать это было невозможно. После половины дня, проведенной на свежем воздухе, после активных физических упражнений, да — после обеда? Который… обед, этот самый, был вполне себе сытный. И — в теплых аудиториях?

«М-да, до хрена же они усвоят все эти знания по общеобразовательным предметам, после такого… Жизнь курсанта, как исстари повелось — сплошная борьба! До обеда — с голодом, после обеда — со сном!».

Такие мысли возникали у Ивана всякий раз, когда он обозревал «сонное царство» в аудитории. Но и большинству преподавателей гражданских дисциплин, было — «до лампочки»!

Вот и сейчас… борясь со сном, заставляя себя делать хоть какие-то записи, Косов изо всех сил старался не выронить карандаш из руки. Такое случалось постоянно. Да ладно карандаш «сбрякает»! Гораздо отчетливее звучала встреча курсантского лба с деревянной столешницей, когда голова соскальзывала с руки, поставленной на локоть. Периодически то тут, то — там, раздавался этот гулкий «бам-с»!

«Ара», ответственно подходя к выполнению обязанностей «замка», периодически просил у преподавателя разрешения прервать лекцию, командовал: «Взвод! Встать! Смирно!» и заставлял товарищей приседать раз двадцать пять — тридцать. Курсанты взбадривались, выглядели огурцами. Но! Недолго… Да и Амбарцумян не входил совсем уж в блажь командирства. Ну «подкинет» он взвод разок за «пару»… Толку-то от этого?

«Как хорошо, что именно его, а не меня назначили «замком»! Я бы так не смог — и самому с серьезным видом слушать лекции, и взвод — вот так «вздрачивать»! Железный парень, этот представитель братского армянского народа!».

Кроме «ары», со всей серьезностью к лекциям подходил лишь Гиршиц. Да и тот… не всегда.

Ильичев, с момента назначения его помощником командира роты, на занятия стал ходить куда реже. Но это не значило, что он стал «манкировать» учебой. Просто дополнительных обязанностей у помкомроты было — до хрена и больше!

«Бляха-муха! До чего же в сон кидает… Нужно что-то придумать…».

На тактике, перед обедом у них были занятия — «Взвод в наступлении». Атаки отрабатывали — цепью, быстрым шагом; или — группами, перебежками. Ну и финал атаки — переход в штыковую на все те же, многострадальные мешки с соломой. Ну и «Ура!», конечно же! А как же без бравого суворовского натиска?!

Косов огляделся…

«Ага! Вот и объект созрел!».

Прямо перед ним сидел Андрюха Алешин, улыбчивый, неконфликтный парень, с которым у Ивана сложились вполне нормальные, приятельские отношения. Ну как — сидел? Курсант Алешин — самым бессовестным образом — спал! Подперев ухо рукой, с приоткрытыми глазами, уставившись в даль.

«И даже слюнку пустил… свинота!».

Свернув общую тетрадь в трубу, Косов подвинулся по скамье максимально близко к столу, фактически лег на него. Прикрываясь телом товарища, который не смог бороться с Морфеем, Иван поднес «трубу» тетради поближе к уху Алешина.

Краем глаза заметил, что парочка соседей заприметила непонятную активность и насторожилась, глядя выжидающе — что будет дальше. Покашляв чуть слышно в кулак, Иван прочистил горло, и…

«Взво-о-о-д! Слушай мою кома-а-анду! В атаку! Бего-о-ом! Марш! Ура-а-а!» — только чуть слышно, шепотом, через трубу — в ухо спящему и сопящему соседу. И снова, набрав воздуха в грудь:

«Ура-а-а-а!» — шепотом.

Сработало на третье «Ура!».

Алешин, вскочил, выпучив глаза, заорал «благим матом» — «Ура-а-а!». Взвод — проснулся! Но… еще парочка курсантов, захваченных порывом товарища, тоже вскочив — заорали боевой клик древних славян! Или… германцев? Или еще кого-то?

«Ара» вытаращил свои карие глаза, и сделал… как сказали бы в будущем — «фейс-палм»!

Боевой крик длился секунды три — не сразу товарищи смогли понять обстановки… а значит — делай, как все! Но постепенно «Ура!» стихало, стихало… стихало. До шепота.

Пожилая преподавательница, постояв немного ошеломленно, наконец поняла, что произошло, но, обладая, похоже, чувством юмора, подождав, пока «атакующие» окончательно выдохнуться, обратилась к Амбарцумяну, как к «замку»:

— Я, конечно, понимаю, что окончания учебных занятий радует курсантов… Но — впервые сталкиваюсь с такими сильными эмоциями! Да и до звонка… еще несколько минут.

Дождавшись, когда преподаватель вышла из аудитории, взвод — грохнул хохотом! Часть курсантов, подскочив к Алешину, выражала ему бурный восторг, хлопая по плечам, и всячески… восторгаясь смелостью Андрея. Кто-то высказывал явное одобрение Косову, и вербально, и — показывая большие пальцы рук. Только Амбарцумян подошел и:

— Косов! Вот никак не могу понять… Ты вроде бы серьезный парень, а вот такое… вытворяешь!

— Серж! Ты не прав дважды! Во-первых, не прав — когда назвал меня серьезным; во-вторых — юмор продлевает жизнь. Да и Ильинична… она бабка добрая и юмор понимает. Так что… нормально все будет, Серега!

Но когда через несколько дней, в других взводах, на занятиях прокатилась волна «атак», его со всем прилежанием «отодрал» взводный Карасев, а потом — и политрук Кавтаськин.

Косову оставалось только виниться, «большенебудкать», и делать максимально огорченный и виноватый вид.

«Жалкие подражатели! Ничего своего придумать не могут, а мне здесь — отдувайся за всех скопом! Ничего… нас ебут, а мы — крепчаем!».

— Ну что могу сказать, Косов… Стрелок ты, в общем-то, неплохой. Да! Но — не снайпер! Ну что это такое? — показывал на мишени Кравцов, — Где стабильность? Что это за разброс такой, а? Вот… вижу — одна группа попаданий. Вот — вторая! И вот еще — по всей мишени! М-да… Вот посмотри — как у Гиршица!

«Ну да… у Гиршица — все попадания в кучку! Двумя ладонями можно все закрыть. И все — по центру мишени!».

Да, неожиданно для всех лучшим стрелком во взводе оказался — Гиршиц! Клал пули, если и не одну в одну, то — максимально близко. Как молотком заколачивал! И — стабильно так…

«Стабильность — признак мастерства!».

Сам же Косов — оказался в пятерке лучших стрелков, но — далеко не на первых позициях. Там… разброс между первым, то есть — Гиршицем, вторым — Амбарцумяном, и последующими курсантами — был как бы не в два раза, если по очкам считать. Оставалось только утешать себя, что все же — в первой пятерке.

И в гонках на лыжах… Тот же Алешин уделывал его, как… В общем, сильно отрывался от него Алешин. Можно было успокаивать себя тем, что на лыжах Гиршиц — как-то… не его это было! Даже лучший гимнаст взвода Амбарцумян — на лыжах — не очень. То есть… тут он в «тройке».

«А чего? Ты хотел стать лучшим? Да нет… в общем-то. Ну а чего тогда? Учусь нормально, в числе лучших. И — ладно!».

На самоподготовке в роте, в Ленинской комнате, вечером, некоторые курсанты опять, ржа как кони, обсуждали уход Алешина «в атаку».

— Да! Это ты, как ты сам говоришь, «отжег», Ваня! — смеясь, хлопнул его по плечу Ильичев.

— Да это еще что…, - отмахнулся, подняв голову от конспекта Косов, — Вот анекдот в тему есть… Хотите?

«Отож! Когда курсанты анекдота не хотят?!».

— Ну — слушайте! Сидит, значит, курсант на лекциях… Сидит, бедолага! Время послеобедешнее, в сон его кидает — со страшной силой! Ну вот… чтобы отвлечься, начинает раздумывать: «Знач-так! После занятий — в увольнение! А там… к Зиночке в гости! У нее — как раз муж уехал!». Так все и происходит… Приходит, значит, наш «курок» в гости… Туда-сюда… все дела. Стол там, танцы-манцы-обжиманцы! Доходит у них до главного! И даже — главное уже частично проделано. И тут! Звонок в двери! Муж вернулся! Бляха-муха! Дама — в панике! Курсант — в замешательстве: «Что делать? Этаж — третий, потолки — старинные, высокие! То есть — с балкона прыгать — вообще не вариант! Выскочил бедолага на балкон, форменное обмундирование в руках держит, к стене прислонился — чтобы его из комнаты, значит, видно не было! Ну… стоит! А в квартире, тем временем, жена мужа встречает, радость изображает, садит — кормит-поит! А потом… а потом — они в койку ложатся! То есть — дама с мужем! А «курку» что делать? Видит наш бедняга — муха ползет по перилам. И говорит ему муха: «Ты чего здесь голый стоишь?». А тот — что? Вида не подает, хоть и удивительно ему, что муха человеческим голосом разговаривает. Отвечает — так, мол, и так… влип, короче! Муха смеется, и спрашивает: «А чего маленьким не станешь? Стал бы маленьким, пролез в щелку, выбрался на улицу, а там — беги в свое училище!». «Так как же я маленьким стану? — вопрошает ее курсант, — Я же — не умею!». Муха ему: «А чего тут уметь? Дерни себя за хрен вниз и вправо, станешь маленьким! Тоже… нашел тут загадку природы!». Дернул себя курсант за елду. И правда — стал маленьким! Обрадовался — жуть просто! Ну и бежать с неприветливой квартиры! Добегает до училища… И тут ему мысль приходит: «А как снова большим-то стать? Я же, дурень, у мухи-то — не спросил!». Но! В панику бросаться — не спешит! Начинает мыслить: «Значит… если стать маленьким — нужно дернуть хрен вниз и вправо… То — большим чтобы стать, нужно дернуть… вверх и влево! Ура! Придумал!». Ну и дернул… А вот — ни хрена! «Так… значит… значит — просто влево!». Дерг! Опять — ни хрена! «Значит… вправо!» Дерг! Опять — осечка! Уже впадая в панику, начинает курсант дергать свою пипиську всяко разно… вверх, вниз, вправо, влево… И тут слышит голос. Серьезный такой голос, даже можно сказать — строгий! «Товарищ курсант! Мало того, что Вы спите на лекциях… так Вы еще и хуй прилюдно дрочите!».

Взрыв хохота потряс Ленинскую комнату. Только вот… не подумал Косов, что… в продолжении анекдота, разные… особо одаренные стали доставать Андрюху Алешина в разными, нескромными вопросами.

— Знаешь, Вань! Вот я на тебя в тот раз — не обиделся. И правда — смешно вышло! Но вот сейчас… достали меня уже! — пробурчал Андрюха обиженно Косову.

— Братан! — приобнял тот Алешина, — Ты на убогих — не обижайся! Они же… убогие — умишком! Анекдот-то — совсем про другой случай, а не про тебя конкретно. А если… а давай… таким шутникам — ребра проверим? По морде бить не будем, зачем нам синяки во взводе? А вот ребра — посчитаем, а?

И не откладывая дело в долгий ящик, Косов повернулся к одногруппникам, находящимся в аудитории:

— Товарищи курсанты! Минуточку внимания! Хочу сказать, что если еще хоть одна падла… вздумает шутить в сторону Алешина… склоняя неумно тот анекдот, то я этому неумному… и не имеющему своего чувства юмора «дятлу», проверю наличие и количество ребер! Понятно Вам всем? Или даже так — Андрюха будет проверять, а я — буду держать, чтобы он со счета не сбился, когда юморист дергаться от ударов начнет!

Амбарцумян, негромко, но и не тихо, пробурчал:

— Юмор у тебя, Косов… Пошлый и не умный!

Косов встрепенулся — «Ишь ты… а вроде бы нормальные отношения начинали складываться!»:

— А я, Сережа, в отличие от некоторых… никогда и никому и не говорил — что я сам умный и не… пошлый! Ну и юмор у меня — соответствующий! Я, Серж, собираюсь стать военным, если ты не заметил… Кстати… вот и еще анекдот в тему разговора: «В одном медицинском журнале провели опрос мужчин: «Что они делают после полового акта?». Так вот… двадцать процентов мужчин ответили, что после полового акта они поворачиваются на другой бок и засыпают. Еще двадцать процентов — что они закуривают папиросу. А остальные шестьдесят процентов сказали, что они надевают фуражку, отдают воинское приветствие даме, и — уходят на службу.

Переждав взрыв хохота, Косов продолжил:

— Еще анекдот в тему… что можно и чего нельзя красному командиру. Идет командирское совещание в одном из полков нашей армии. Рассматриваются разные вопросы: службы, быта, обучения личного состава… Потом слово берет комиссар полка: «Товарищи командиры! Вот… журнал «Работница» провел опрос населения разных городов страны, разных предприятий, колхозов и личного состава воинских формирований. Тема опроса — кто больше всего изменяет своим женам. На первом месте оказались моряки торгового флота; на втором месте — врачи разных больниц; на третьем месте — командиры Красной армии!». Встает возмущенный молодой лейтенант и заявляет: «Это все неправда, товарищи! Я вот женат уже больше года, и я никогда… слышите — никогда! Не изменял своей жене!». Комиссар обрывает его: «Сядь, лейтенант! Нашел чем хвастаться! Вот из-за таких мудаков как ты — мы только на третьем месте!».

— Граната РГД-33, товарищи курсанты! То есть… ручная граната конструктора Дьяконова. Записать тактико-технические характеристики гранаты вы можете с этого плаката. А сейчас я, вкратце, расскажу ее принцип действия…, - Косов слушал преподавателя, а сам размышлял:

«Вот мы в прошлом-будущем… тоже рассуждали, спорили в Чечне про разные гранаты. РГД-5, «эфка»… потом уже — РГО и РГН. Все спорили — какая лучше, какая — хуже. А вот здесь… м-да… вот — само использование данной гранаты, а точнее приготовление ее к использованию — это что-то! Это ж… какой сумрачный гений все это придумал? Рдултовский? Ну — явно не русский человек. Это же… это как дрочить в присядку — и нае**ешься и напляшешься! Да тут многое… Вот — к примеру: из винтовки я более или менее уверено попадаю в мишень метров с трехсот пятидесяти. Ну — ладно, до четырехсот! Но! Дальше-то как? Там же… если с открытого прицела? Мушка же мишень закрывает полностью! И что? Стрельба пачками — в ту степь? Или… в расчете на прирожденного мастера стрельбы — индейца Зоркого Сокола? Так не все же такие! Ладно — из пулемета лупить по наступающей пехоте с… шестисот метров. Даже с восьмисот! Но — если попадет одна пуля из тридцати, а то — и с пятидесяти? По детскому принципу — на кого бог пошлет? Вот и эта граната… представляю — рядового пехотного Ваню, мобилизованного из колхоза «Тридцать лет без урожая», возраста лет тридцати пяти, который из всех инструментов-механизмов знает уверенно только косу-литовку. И как ему объяснить методику действий с этой… вундервафлей? Да он ее скинет быстрее, где-нибудь в окопчике, и прикопает, чтобы самому на ней не подорваться! И становится понятным, почему масса бойцов старалась избавиться от той же «светки». Так-то… винтовка — хорошая! Если «калашникова» нет…».

Но… приходится, стиснув зубы, раз за разом отрабатывать действия на учебной гранате… мать ее… РГД-33… вспоминая тихим, ласковым словом этого… Рдултовского. И «светку», которая еще — 1938 года типа… собирать, разбирать осматривать детали и механизмы, вникать в принцип их действия и взаимосвязи. И снова, и снова, и снова, и снова…

Его вдруг позвали на репетицию хора и ансамбля инструментов. Сначала Косов… очень удивился, а потом вспомнил свой… дурацкий прокол с песней. Пришел, посмотрел, послушал…

— Ну как Вам, молодой человек, как автору? — спросил его Биняев, заглядывая в глаза.

И было видно, что, в общем-то, мнение молодого человека, как автора… самому Биняеву — ну до самой, до лампочки!

«Да и хрен с вами!».

— Мне казалось, что эта песня больше подходит баритону, чем… тенору. Это же — тенор, да? — кивнул он на сцену, где только что закончил петь какой-то курсант второго курса.

— Баритону…, - протянул музыкальный руководитель всего и вся в училище, — ну хорошо, мы подумаем!

Пожав на прощание руку, Косов про себя хмыкнул:

«И на кой хрен звали? Если все уже сами решили? Дахусим! Мне это — как зайцу стоп-сигнал! Вот… вот марш бы какой. А то все взвода на строевой… все как один… ну — точнее — через одного… то — «По долинам и по взгорьям!», то — «Винтовка». Даже марш буденновцев — и то не совсем «в строку»! Там же про кавалеристов, а не про пехоту! А если что и вспоминать, то чего-то не особо вспоминается! Подумать надо!».

— Иван! А ты в курсе, что в училище есть секция фехтования? — огорошил его вопросом Ильичев.

— И чего? Ну есть она, эта секция — и есть! Мне-то это — зачем? — удивился Иван.

— Ну как зачем? Там же… ну — кроме азов всяких… на шпагах. Там же и на шашках учат фехтовать! — продолжил Степан.

— Степ! Мы учимся в пехотном училище, а не в кавалерийском. Это — раз! Во-вторых… сейчас кавалерия — это те же старые драгуны. Ездящая пехота. Или ты полагаешь, что кто-то будет атаковать сейчас лавой? Сверкая шашками? Ага! На пулеметы! Нет… так-то… дело их, конечно, но… коняшек же жалко! И к чему вообще — это фехтование? Или полагаешь, что наша кавалерийская часть будет долго искать такую же часть, только — противника, а потом — договорившись между собой — устроят этакую… собачью свалку? Бред!

Степан как-то… потух.

— Ну… красиво же!

— Да я и не спорю, что красиво. Просто — тут и так времени нет. Вообще — нет! А еще заниматься тем, что мне точно не пригодиться? В ущерб тому, что пригодиться — может? Вот мы же с тобой договорились, что по весне подойдем к Кравцову, по поводу фехтования на штыках. Ну вот — подойдем. Хотя… тоже, конечно, пережиток. Но — вполне может случится. А на шашках…

— Да я понимаю все это… Просто у нас в станице… Знаешь как здорово на праздниках казачки фехтуют?!

— Степ! А ты… фланкировку знаешь? — заинтересовался Косов, вспомнив многочисленные ролики будущего.

Степан пожал плечами:

— Немного… До армии с парнями занимались, конечно. Когда время было…

— А… двумя руками?

— Тоже… немного. Но все же одноручная у меня ловчее выходит. А к чему ты…

— Да нет… просто и правда… как-то видел — красиво!

— Х-х-а-а… красиво? Конечно красиво! А ты видел, как пикой фланкируют? Да на коне? Не? А вот… есть у нас такие ухари. Точнее — были… сейчас — уже и не знаю.

Косов стоял в наряде дежурным по роте. Дежурство принялось и шло довольно спокойно. После ужина он с дневальными вернулся в роту. Осмотрелся — вроде все в порядке.

«Наводить порядок в расположении начнем, как всегда — после отбоя! Да вроде бы и работы не так уж и много. Даже… может быть и покемарить немного получится! Комбата в расположении нет, как нет и комиссара. Предновогодье, суббота… это такое! Не сказать, чтобы совсем расслабуха, но… Вон и ротный домой намылился, один «Карась» где-то шароебится. Ну тут ему — не обломилось. Дежурным по училищу сегодня!».

Слоняясь по расположению, Косов заглянул в Ленкомнату. Здесь все как обычно — группка курсантов «пыхтит» в углу с гирями, некоторые — листают Уставы и наставления, пишут какие-то конспекты, а вот Юра Гиршиц чего-то пиликает на гармони.

— Косов! Иван! Ты, говорят на гитаре здорово играешь, может чего-нибудь… изобразишь? — позвали его ближе к настенной доске в торце помещения.

— Ты же видишь… дежурным я сегодня. А ну как кто заявится — на ночь глядя?! — попытался отмахнуться Иван.

— Да кто заявиться-то? «Карась» ваш? Так он сейчас в дежурке до вечерней поверки сидеть будет. Еще часа полтора можно не ждать!

«Ну… так-то оно… и да. Есть такие черты в нашем взводном. Не то, что манкирует обязанностями, но — лишних движений делать не любит!».

Косов взял гитару, прошел к курсантам, махнул по пути Гиршицу:

— Юр! Ты на слух же играть можешь? Ну вот… поддержи товарища!

— И что же вам сыграть? — спросил у парней.

— Ну-у… а можешь как тогда? Лимончики там… или еще что?

— Да я, в общем-то, все эти приблатненные мотивы — как-то не очень… Ну ладно! Слушайте это…

— К долгожданной гитаре я тихо прильну.

Осторожно и бережно трону струну…

Гиршиц был молодец! Сразу… ну — к концу первого куплета уже стал вполне себе неплохо аккомпанировать на гармони.

Потом — «Букет». Дальше — «Ну почему ко мне ты равнодушна». Закончив играть и петь, Косов немного проиграл нечто непонятное даже для себя самого, а дальше — «Русское поле». Курсанты замерли. Даже ранее пыхтящие с гирями — подтянулись поближе. Настрой парней изменился — это чувствовалось. А значит:

— Бьют свинцовые ливни, нам пророчат беду…

— А еще… Еще спой! А что это за песни? А я уже слышал вот эту! — посыпалось со всех сторон.

Косову пришлось петь все серьезные песни, которые они раньше пели на концертах с Ильей. Женские — понятно, что не пел. Да и «кабацкий», слезливый репертуар — не для здесь!

Но, в конце концов, решил подшутить над Юркой, который старательно играл все это время на гармони, на лету схватывая мелодии. Подмигнул ему, чуть задумался, в голове подбирая аккорды:

— Парень над думкой бьется опять –

Как бы жениться — не прогадать!

Много на свете он девушек встретил,

Где ж мое счастье, вот бы понять!

И с удовольствием увидел удивление в глазах Гиршица!

— Тум-бала, тум-бала, тум-балайка!

Тум-бала тум-бала тум-балала.

Трень балалайка, брень балалайка,

Вот, балалайка, такие дела.

Курсанты слушали внимательно и доброжелательно — чувства и мысли героя песни им были близки и знакомы. А Гиршиц — играл явно хорошо знакомую ему мелодию, и играл — очень хорошо! Даже с проигрышами, в паузах Косова.

— Милая, дай же ответ на вопрос:

Что нас согреет в лютый мороз?

Что без дождя в душе расцветает?

Что пред тобою плачет без слёз?

А Гиршиц ушел в себя, прикрыв глаза. И лишь пальцы летали по кнопкам инструмента.

— Как это просто, глупенький мой:

Греет любовь холодной зимой,

Сердце пусть плачет, но это не значит,

Что я твоею стану женой.

К удивлению Косова, после того как он закончил петь и играть, Юрка, не остановившись, продолжив играть, запел уже сам. Только — на идиш.

— Штэйт а бохэр, ун эр трахт,

Трахт ун трахт а ганцэ нахт:

Вэмэн цу нэмэн ун нит фаршэмэн,

Вэмэн цу нэмэн ун нит фаршэмэн?

Припев после каждого куплета Гиршица они пели вдвоем.

— Дорогие друзья! Перед вами прозвучала еврейская народная песня «Тумбалалайка». Исполнили — гитара и вокал — Иван Косов. Гармонь и вокал — Юрий Гиршиц.

Шутливо раскланялся Косов перед слушателями.

«А голосишко-то у Юрки — неплохой! Вполне можно было бы в паре спеть еще!»

— Рота, смирно! Дежурный — на выход! — послышался от входа в расположение голос дневального.

Отставив гитару в сторону, Косов ринулся на выход из Ленкомнаты.

«Кого еще хер принес, на ночь глядя?!».