Время для жизни - 2

Глава 20

«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним — ходить!».

Как сладко и гладко пел начальник из милиции — патрулирование города, трам-пам-пам… И курсанты уши развесили — «Ага! На свежем воздухе, солнышко, девчонки! И мы — такие красивые, в форме и на конях! А нас все-все боятся! Ну — или уважают, в крайнем случае!». Так себе представляли службу курсанты. Да и командиры, наверное, тоже.

«Гусары, мля! «… и в воздух чепчики бросали!». С семнадцати до часа ночи? Ну да, ну да… как же! Только к семнадцати нужно прибыть на «опорник», а в час ночи — сдать дежурство там же!».

Не, так-то — все верно! Но… задвинули их по городским районам — в самую жопу мира! Не мира, а, в данном случае, города. И чтобы прибыть на опорник в тот же поселок Сталина, или, не приведи ОГПУ! — в поселок Куйбышева, от училища нужно «трюхать» верхом около двух часов.

А ночью, после сдачи патруля, как назад шкандыбать? Если сейчас буквально в шести, восьми кварталах от училища, чуть дальше улицы Масленникова, город практически заканчивается и начинается… Нет, не лес и тайга, но околки и перелески и прочие овраги-буераки, а среди них в хаосе и беспорядке, клочками и пятнами, разбросаны какие-то склады, складики, сараи и сарайки и прочие — невнятности и непонятности.

«Какой-то Шанхай, чес-слово! Тут не то, что воровскому, бандитскому элементу куча мест, где обосноваться, тут дивизию спрятать можно!».

Километров пять такого безобразия, и лишь потом — начинается пристанционный поселок. Примерно там, где в будущем располагалась площадь Серова. Сейчас этой площади еще нет, но улица Серова — уже есть.

Ночью, на лошади верхом, когда дорога — вовсе не автобан, и ни хрена не освещена! Трамваи-то ходят, конечно. Но лошадь — ни хера не трамвай и ноги переломать в потемках может очень запросто.

Начальство почесало репу — отказываться вроде бы уже не комильфо, но и идти на риски для личного состава и копытного имущества тоже не хочется. А потому, по договоренности с милицией, патрули, сдав маршруты, окончив службу, остаются ночевать в опорных пунктах. Ночевать… на столах и стулья, ну да. Ладно хоть дежурные чаем напоят… Или курсанты в складчину чего себе купят. Сухпай им начали выдавать, но там — такое… Ну — хочется же и чего-нить вкусненького!

А еще и лошадку обиходить надо — хоть немного почистить, напоить, накормить. Так что, курсант — навешивай на вьюки попону, чтобы накрыть коняшку после маршрута, ибо ночами еще довольно холодно, сумку с овсом, прочие скребки-щетки. Перед выездом на маршрут все это сдается дежурному на «опорнике», для сохранности. А уж утром, как рассветет — в обратный путь. И к началу занятий — чтобы — как штык!

Эти четыре поселка в районе жд-станции Косову сразу не понравились. И ехать туда-обратно далеко, да и поселки эти… м-да… кто только не обитал в этих бараках, а то и землянках! И пусть милиционеры и говорят, что регулярно устраивают там рейды и облавы, но… Да и самих этих милиционеров, что очень удивило Косова, не так уж и много. Да, откровенно говоря, мало их! А из разговоров Иван понял, что и зарплата у «нижних чинов» — слезы.

«Это видно традиция такая в России — ни во что не ставить работников правоохранительных органов. Типа — ничего, с голоду не дохнут, и то ладно! И в будущем денежное содержание сотрудников милиции их самих не радовало!».

«Х-м-м… получается, что сейчас, что — потом, в милицию-полицию работать идут три типа людей. Первые — это те, кому все «по барабану», получают невеликую зарплату, но и ни хрена не делают, у них какие-то другие интересы присутствуют. Как сейчас вот — домик в пригороде; сарайка, где хрюкают пара поросят; коровка… А зарплата? А что зарплата? Как платят, так и работаем! Главное — стабильно, спокойно и какой-никакой авторитет у населения имеется. Второй тип людей — кто идет служить в органы, сразу делая акцент на обогащение всякими разными способами. Взятки, «отжимы», «разводы» — арсенал там большой, только головой работай и без куска хлеба с маслом не останешься. А то и… через лет несколько — уже и квартира-машина… И третий тип, самый малочисленный — кто идет, так сказать, по призванию. Служит честно, работает головой, но и ногами шевелит. Только… рутина таких заест довольно быстро! А окружение из «похуистов» и «рвачей» дает многочисленные примеры более сытной и спокойной жизни. А то бегаешь ты с наганом, жуликов ловишь, нервы свое и сердце, не щадя… А у самого штаны с жопы валятся от нежирного рациона, и штаны те, на той же жопе — «светятся» от дырок и потертостей. Жена и дети гордится могут, конечно. Но ведь и жрать им чего-то хочется…».

Другая сторона города, это где поселок Водников, чуть получше. Но то же — те еще «ебеня»! Правда путь туда все же по улицам города проходит, где и освещение негустое имеется. Эти патрули — возвращаются в училище. Тоже под утро, но все же. Там, правда, свой нюанс — в участок патрулирования входит и дорога в поселок Сельхозинститута. От Водников до этого поселка — тоже «не ближний свет», и проходит она фактически по лесу, который называется — Старо-загородная роща.

«Если подумать — кто туда этот институт разместил? Там же и преподы, и персонал, и куча студентов! А живут — у черта на куличках. В город-то всем им по разным надобностям надо. И, бывает, запаздывают в городе-то. А как потом назад добираться? Транспорт общественный — он сейчас очень небогатый, да и предел работы вечером у него есть. И как быть парням, а еще хлеще — девчонкам, коли вернуться из города в общагу надо? Пехом. Только — пехом! Не, так-то народ сейчас не избалованный, не жалуются. Но ведь разное может случится!».

Сам городок Водников, он такой — неоднозначный. Активно строится жилье — двух и трехэтажные дома. И даже благоустроенные есть! Но и пара-тройка барачных поселков — в наличие. Со всем прилагающимся «цимесом»!

Третий участок патрулирования, выделенный училищу — тоже от центра далековато расположен. Район улиц Рабочих, и — до самых окраин! Здесь поспокойнее — все больше частный сектор, с населением более спокойным, зажиточным, степенным. Хотя и там — бывают приключения.

Косову с Алешиным еще повезло. Лишь раз Ивану пришлось использовать ногайку — стеганул по спине одного весьма нетрезвого и борзого представителя пролетариата. А потом еще и «перетянул» ею же по рукам второго, который тянул с лошади Андрюху, вцепившись тому в поясной ремень. Наслушались потом, конечно, что, дескать — не прежние времена, когда пролетариев казачки, да прочие жандармы ногайками лупили! Но что делать — магазины, в том числе и вино-водочные, они в каждом районе города имеются. А у пролетариев имеется два «законных» праздника каждый месяц. «Аванец» и «получка» называются. И пусть таких борзых, глупых и крикливых немного, но даже парочка на десяток, пусть — на каждые двадцать человек мужского населения, могут устроить «похохотать» всем остальным. Прежде всего — ответственным за соблюдение законности и порядка!

«Вот еще… как там писали «общечеловеки»: «Одна половина страны — сидела, вторая — охраняла!». Или… «Все боялись! Черные воронки метались по городу, и жизнь в городе по вечерам замирала от ужаса и ожидания ночного стука в дверь!». Ну какая хрень, а?! Может и есть такое, воронки эти и прочие «репрессии». Но — подавляющему большинству населения это либо вообще не известно, либо известно лишь по слухам. А придурков у нас в стране всегда хватало! Им, этим дуракам, ни закон, ни «черные воронки» — вовсе не известны. Получка и аванс — повод выпить в субботу, после работы. А выпивать лучше — в компании близких по духу людей. А уж выпив-то, показать всю широту русской души, всю смелость и бесшабашность — как без этого? Никак не возможно! Какая свадьба без драки? А «свадьбу» такие «молодцы» могут устроить у любого винного магазина, просто по велению души!».

Люди-то — русские! И в большинстве своем — вчерашние деревенские жители. От деревни и общества, где все знакомые, и перед которыми может быть стыдно, а то и «тятя вожжами выходит!» — оторвались уже, то есть — стесняться некого стало. А культурой — еще не пропитались. Гигроскопичность у них хреновая, что поделаешь…

Но уже был и более серьезный инцидент с курсантами. Те патрулировали поселок имени Куйбышева, за железнодорожным вокзалом. Так же — нарвались на компанию идиотов возле винного. Сделали замечание парочке пьянчуг. Ну и — понеслось! Одного курсанта стащили с коня, и прилично так «отметелили». Серьезного вроде и ничего — легкий сотряс, да морда лица с неделю восстанавливаться будет. Второй курсант оказался более продвинутым конником — крутился в толпе юлой, не давая подойти к себе ближе, отмахивался плетью. А потом вмешались серьезные и адекватные граждане, помогли. И даже — задержали парочку особо буйных, помяв тем бока. Сейчас там «разборки» идут, и, похоже, кто-то поедет на «Родину нашего страха»!

Ильичев посоветовал Ивану правильно — Андрюха Алешин, в качестве напарника — лучше не бывает. Не дурак, спокойный, надежный. Но это после начала патрулирования есть о чем поболтать с напарником, и есть что обсудить. А потом… обо всем вроде бы переговорили, и покачиваясь в седлах, курсанты едут по маршруту молча. Смеркается уже. Обоим есть о чем подумать-помолчать…

Перекусили так же — на ходу, пожевал ломоть хлеба с пластиной соленого сала. Закольцевав маршрут, им нужно примерно раз в час, выехать на перекресток одной из улиц Рабочая, под номером, где дождаться уже милицейского патруля, старший которого проставит им отметки в патрульные книжки.

Так что у Косова было время подумать о чем-нибудь своем.

«Про учебу? Да ну ее… Вроде бы все хорошо, да и ладно. Строевой Мищенко стал донимать в последнее время меньше — тоже зер гут! Говорит, что они практически вышли на ступень подготовки второго курса, а значит — можно без стыда выпускать даже на уровень парадных расчетов города!».

«Концерт этот… на Первое мая, прибавил популярности и ему, и другим участникам в училище. Ну как добавил популярности? Основные «плюшки» получил, конечно, Кавтаськин — «Организовал! Возглавил! Молодец!». Политруки — они такие!

Но в курсантской среде — да, известность и популярность растет. Оказывается, многие курсанты «тусовались» неподалеку от училища, и что-то успели увидеть. И даже намеки были, что «некоторые девушки заинтересовались насчет — познакомиться!». Но… не, не надо! Онли Настасья! И только она! Хотя… смешно! Можно подумать — удержишься, если конкретное предложение поступит от конкретной красотки? Х-м-м… как-то не хочется загадывать. Поживем — увидим! А вот интересно как… Мысль мелькнула — вот, хоть и редко, но встречаю Настю в училище. Она, как правило, «делает мосю тяпкой», типа — «Ну курсант, ну и чего? Знать не знаю!». Иногда лишь улыбнется. И вот… получается, что накатывает на нее именно после концертов. Как будто триггер какой-то! Там прямо преображается женщина. Или мне это так померещилось?».

Нравилась ли Настя Косову? Безусловно! Умная, интересная, как собеседник, красивая. Не похожая на остальных его женщин. Она не такая страстная, как та же Фатьма. Да и не такая заботливая, как эта знойная красавица! Леночка Завадская? Та просто — мадам Эротика! Вот по кому Иван честно и часто скучал… Ритка? Ну да, тоже хотелось бы повидаться с этой рыжей «занозой». Прикольно с нею пикироваться. Да и в постели… К-х-х-а!

«Рыжика» Иван старался не вспоминать — все еще саднило что-то в груди.

Кира… А вот тут… Так все сложно, что даже думать страшновато. И письма вроде бы пишет, но так… дежурно.

А Настя… с нею Косову хорошо. Тепло и хорошо. Вспомнилось, как они, уже всласть «покувыркавшись», лежали и отдыхали. Ага, опять на полу, на матрасе! И он что-то в шутку ляпнул на немецком. Настя засмеялась:

— Ну и произношение у тебя, Ваня! Этакий южно-сибирский диалект нижне-рязанского варианта.

— А ты что же — немецкий знаешь? — удивился Косов.

— Вань! — постучала пальчиком ему по лбу женщина, — Я гимназию заканчивала! А там, извини меня, и французский, и немецкий были! И училась я, как уже говорила, хорошо.

Косов обрадовался:

— Насть! Слушай! Выручай! Мне — кровь из носу нужно освоить немецкий! Помоги, а?

Настя удивилась:

— И как ты себе это представляешь? Я же не преподаватель языка!

— Ну-у-у… а давай мы с тобой… ну — вот здесь по-немецки будет общаться?

Подруга развеселилась еще больше:

— Вот здесь? В постели? Вань, я просто не могу… Будем говорить на немецком?

— Ну а чего? О! Я, я! Дас ист фантастишь! Гут, Настья, гут! Нох, Ванья! Нох! — представил Косов их диалог.

«А чего? Как ей рассказать, что в будущем определенные фильмы были в большинстве на немецком? Х-м-м… и чего я тогда только картинку разглядывал? Надо было и к языку прислушиваться!».

Настя уже хохотала взахлеб.

— Вань! Ну ты… вот умеешь же так рассмешить! Ой, не могу…

И, чуть успокоившись, ответила:

— Нет, милый, не получится! Слишком уж давно это было. И позабыла многое. Так что здесь я тебе не помощница. Надо искать какого-то преподавателя, с ним и заниматься.

Косова в этот момент привлек сосок ее груди, провокационно смотрящий прямо Ивану в лицо. Занявшись этим «провокатором», он, в паузах между покусыванием и облизыванием, спросил:

— А если… это будет… преподавательница? Молодая и интересная?

— Ах ты! Швайнехунд! Штрейхле мих! Софорт! Я, я! Генау дорт!

«М-да… ни хрена не понятно! Что она сказала? Но… судя по интонации и телодвижениям… Ну ладно! Думаю, не ошибусь, если она ласк просит. А если и ошибусь… против она не будет!».

«Все же интересно с Настей! И в сексе всегда идет навстречу! Правда вот… с аналом…».

Женщина на его предложение с сомнением посмотрела на его «достоинство», хмыкнула:

— Знаешь… не думаю, что это хорошая идея! Как-то… не представляю, как его… вот такой и туда? Тебе других способов разве мало?

Ивану пришлось юлить и изворачиваться, что, дескать, нет, не мало. Но вот… хотелось бы…

— Знаешь… может и попробуем как-нибудь. Когда я буду настроена должным образом. Но — не обещаю!

«А коньяк мы тогда почти весь выпили! Помаленьку, полегоньку… Почти и не спали той ночью. Хорошо, что «увал» у меня был до шестнадцати. Утром выспались!».

Прояснил тогда Иван для себя и про Гиршица.

— Да я разговаривала с Аней… Ну а она что? «Настасья Иванна! Ну поймите — это же просто увлечение было. Недолгое!». Я ей говорю, а что же ты ему не объяснишь? Говорит — объясняла. Вроде бы и понял. Но чужая душа — потемки! Надо сказать… если бы ты, Ваня, не показал тогда себя вполне взрослым мужчиной… я никогда бы…

Когда, в порыве страсти, она буквально зацеловывала его, он тихонько спросил, сам опасаясь ответа:

— Красавица! Настюша! Ты… не влюбилась ли?

Она замедлилась, задумалась и хмыкнув, ответила:

— Вань! Ты не обижайся, но… нет. Здесь другое совсем. Не знаю, как объяснить… Мне рядом с тобою тепло. Хорошо мне! И… я очень благодарна тебе, что вот так могу… как-то оттаять, что ли. А еще ты интересный! Ах, да! Я тебе это уже говорила. Еще… как ни странно, но мне рядом с тобой иногда подурачится хочется, как будто я помолодела лет на двадцать… И — да! Ты очень хорош в постели. Ничего, что я вот так… как-то… практично, вроде как без эмоций?

Косов поцеловал ее.

— Хотя, Ваня, эмоций-то во мне рядом с тобой — ого-го-го!

Потом она внимательно всмотрелась в его глаза, снова хмыкнула.

— Ты чего, Насть? — потискал он ее за попу, улыбаясь.

— Знаешь… я снова и удивлена, и не удивлена. Удивлена, что ты… не возмутился тому, что я не сказала, что ты — лучший в постели. Молодым мужчинам, насколько я помню, это важно — быть в этом деле лучшим! А ты… нет, не возмутился. И не удивлена этим… потому как… как сказать? Ты… взрослее многих зрелых мужчин. Какой-то такой… бывалый, умудренный, что ли? Это знаешь, как необычно! Видеть перед собой молодого парнишку, а вести разговор, как со взрослым человеком.

Косов решил, что серьезности в разговоре уже достаточно, и, сохраняя серьезную мину:

— Видеть перед собой? Или чувствовать… в себе? Молодого парнишку…

Настя засмеялась, прислушалась к себе:

— А ты знаешь… это хорошее предложение. Дай-ка я сверху сяду…

Женщина уже совсем не стеснялась его, и потому расхаживала по квартире голой, даже на кухне.

— Ты знаешь, я такая ленивая. И мне нравится вот так ходить, на самом-то деле. Когда я одна в выходные, я бывает днями не одеваюсь. Представь…, - она засмеялась, — Я как-то так разгуливаю, а тут стук в дверь… Несколько лет назад это было… Как еще вспомнила халат накинуть?! Открываю дверь, а там курсантик с предписанием! Тревогу учебную в училище играли, вот — он с оповещением забежал. Я ему предписание карандашом подписываю, а сама смотрю краем глаза, а у него глаза по блюдцу, и щеки аж горят…

Женщина с удовольствием потянулась, засмеялась. Видно, что это воспоминание ей было приятно.

— Он уже ушел, а я заскочила в ванную, чтобы умываться… Гляжу, а у меня поясок на халате… длинный такой, за полу халата зацепился, когда я его завязывала. Пола-то и приподнимись! И сверху… ха-ха-ха… такой вырез получился! Представь — весь халат вкривь и вкось! Получается, что этот посыльный и груди мои видел… ну пусть — не полностью, но… да и нога в разрез вылезла! Как я тогда хохотала!

— Ага! Тебе смешно… а у курсанта, уверен, еще с месяц нормального сна не было! Как заснет, так полуголая военврач перед глазами…

Настя довольно засмеялась и прижалась к нему:

— Ну и пусть! Или ты ревнуешь? — и в его глаза уставилась.

Косов задумался:

— В этом случае — нет.

— Ну да… ничего же и не было! Мало ли что там себе парнишка нафантазировал! А вообще… ты ревнивый?

— Ревнивый ли я… Вот даже не знаю, что сказать. Вроде бы нет… Но — не уверен. Но — не Отелло, точно! Резать или душить женщину за то, что она предпочла другого? Хотя… опять же… если женщина раз за разом наставляет рога мужу, и никак не может в этом остановится… Хотя… наверное это другое, да?

Настя засмеялась и поцеловала его.

— Знаешь… у тебя такие губы, они с ума меня сводят! — подруга лизнула языком предмет сумасшествия, — Вкусные-вкусные! И полные такие, красивые. И очерчены так… привлекательно…

— А я всегда думал, что губы у меня как у девчонки. Злился! — засмеялся Иван.

— Дурачок! Очень хорошие губы! А еще…, - Настя пригляделась к его глазам, — Правда… Анька мне сказала, что у тебя длинные ресницы. А я и не замечала, представь?! А она оказывается — права! Какие они у тебя… и чуть подкручиваются…

— Ты уж прямо как девушку меня расписываешь…, - хмыкнув, дернул уголком рта Косов.

— А что? Симпатичная бы девчонка получилась! — засмеялась Настя.

— Это ты меня сейчас так… специально выводишь? — притворно нахмурился Иван.

— Ага! Ты догадливый! У тебя, знаешь, какая мимика интересная! Все-все по лицу видно! — обняла его подруга.

«М-да… уж сколько раз я такое слышал!».

— Ну что… ты злишься на меня? — улыбнулась она.

— Х-м-м… да нет. А как на тебя злиться… Ты вон какая… красивая, ласковая…

— Ваня… пошли на матрас, а? — с придыханием прошептала Настя.

— Вот ты спросил меня… не влюбилась ли я. А сам ты…, - переводя дыхание, продолжила разговор женщина.

— Ты знаешь… не знаю. Может что-то подобное, как ты сказала? Я вот… смотрю на тебя — красавица, умница. Думаю о тебе и у меня дух захватывает. Но… головы вот не теряю. А в любви же — голова же первая отказывает. Или нет? Ну там… эндорфины всякие!

Настя хмыкнула:

— А что такое эндорфины?

«Оп-па… а я и не знаю, а что сейчас известно о гормонах? Вот же… опять болтаю, что ни попадя!».

— Да вроде… гормон счастья? Или нет? — пожал он плечами.

— Вот как? А откуда это вообще? — уставилась на него женщина.

— Да не помню… вроде бы слышал где-то. У меня были знакомые медики…

«Упс! Опять не то говорю!».

— Да-а-а? — протянула подруга и подтянувшись, села ему на живот, — Интересно-интересно! Девушки, да? Вот только не говори мне, что это были мужчины!

— Ха! А у меня вот встречный вопрос — а ты? Ты — ревнивая? — положил руки на талию женщины Косов.

Потом одна рука, чтобы отвлечь Настю от возможных неудобных вопросов, полезла поближе к груди, а вторая опустилась на красивую попу.

— Так, Косов! Ты сейчас не увиливай! Девушки это были? Женщины? — Настя смеялась, но его рук не убирала.

— Ну сдаюсь, сдаюсь! Да… это были девушки! Так вот мы подошли к сути моего вопроса — ты ревнивая?

Настя поерзала чуть-чуть, устраиваясь поудобнее на его животе, почесала затылок.

«Забавно получилось! Как девчонка, право слово!».

— Ты знаешь… в молодости — однозначно я была ревнивой. Хотя… вот сама была как раз-таки ветреная. Это как знаешь… поговорка такая есть: «Что позволено Юпитеру, не позволено быку!».

Иван кивнул:

— Квод лицет Ёви, нон лицет бови!

— Ваня! — поперхнулась Настя, — Я не перестаю тебе удивляться! Ты что, и латынь знаешь? Откуда?!

Иван отмахнулся:

— Откуда, откуда… Да и не знаю я латыни. Так… нахватался немного.

Но она продолжала на него удивленно смотреть, поэтому пришлось объяснять:

— Ну в клубе же я работал. Там же и жил. При клубе — библиотека есть. Вот… попалась на глаза как-то книга крылатых латинских выражений. Кое-что и запомнил!

— А-а-а… а зачем?

— Ну как зачем? Пыль в глаза пустить, перед девчонками умным показаться…

Настя опять расхохоталась:

— Нет, Ваня… Ты все же… какой-то уникум! Кто бы мог подумать — для того, чтобы охмурять девиц, он учит латинские пословицы и поговорки! Ладно бы там — на гитаре или гармони играть… Плясать еще! Но — учить латынь?!

«Так-то почти и не соврал! Только читал я все эти поговорки в будущем, когда учился в «Вышке». Там тоже латинские словари имелись. Курс римского права был укорочен, по сравнению с гражданскими юристами, но все же — имелся. Да и цели были теми же! Мы еще с одногруппником соревновались — кто больше запомнил, да еще и к месту употребить! Ох и дураки были молодые! Но тогда было — понты — наше все! Хотя… на некоторых девиц действовало! А еще студентки-медички кое-чему научили! Не из словарей!».

— А еще что знаешь? — продолжала пытать «тетя врач».

— Ну, На-а-а-сть… ну чего ты, в самом деле? Мне вот сейчас даже стыдно стало!

Но та не слушала, требовала продолжения экзамена по латыни.

— Ну еще… Пер аспера эд астра! Аут бене, аут нигель…

Настя с улыбкой кивала головой.

— А еще — Фортуна нон пенис, ин манус нон реципе…

Настя замерла, пошептала губами, а потом — в хохоте завалилась Косову на грудь.

— Ой, Ваня… Ой, не могу! Ой-ой-ой… что же ты со мной делаешь?! Ой! Мне в туалет надо… а то описаюсь сейчас…

И женщина, покачиваясь и держась за живот, убежала.

«М-да… неожиданное окончание экзамена!».

Потом она вернулась, и смеясь, наставила палец на Косова:

— А вот этого… последнего в словарях точно быть не могло! Это эти твои… медички, да?

Косов, сделав морду котика из Шрека, обреченно кивнул.

— Вот же… сучки! Испортили парня! Хотя… мы, медики, такие. Циничные мы, это правда! Слушай, знаток латыни… пошли перекусим, и коньячка что-то захотелось…

— Вань! — вырвал его из полузабытья воспоминаний голос Алешина.

— М-м-м? — покосился Иван на подъехавшего ближе напарника.

— Слушай! Ты поговори с Ильичевым… Наверняка он может поспособствовать. Расписание-то патрулей готовят не без участия помкомроты. Там же все наряды воедино сводятся…

— О чем ты? Не понял…

— Ну… чтобы нас с тобой в поселок Водников почаще писали.

— А чего так?

— А то ты сам не понимаешь? Пристанционные эти поселки… б-р-р-р… и добираться туда. Да и народ там, сам знаешь! А здесь, на Рабочих — ну скукотища же!

— А на Водников что — медом намазано? — хмыкнул Косов.

— Чё ты под дурня-то косишь? Сам же все… И в училище можно, пусть и поздно, но вернуться. Да и поживее там как-то. Поинтереснее…

— Ага… и девчонок там больше, да? Особенно, если кого в институт проводить, — засмеялся Иван.

— Ну и это тоже… А что тут такого? Сам-то вон… Ой! Извини! Что-то я заболтался! — сконфузился напарник.

— Эт-точно! Заболтался ты, Андрюха! — Косову не то, что было неприятно, но…

Видимо, их с Настей связь становилась секретом Полишинеля.

— Говорю же — извини! Ну чего ты, в самом деле? Это ж — между нами, да?

— А — не между нами? Чего — болтают много? — заинтересовался Иван.

— Да не то, что болтают… Завидуют больше! Вон она какая красивая! Только… не мое дело, конечно… Да и сам я так не думаю, но… Она же совсем… ну… взрослая. Что не так, что ли? Не понимают парни…

— Тут, Андрюха, как ведь… У красивой женщины возраста нет. А вообще, читал где-то, что у французов есть такая шутка про возрасты женского пола: девочка — молодая женщина — молодая женщина — молодая женщина — бабушка умерла.

Алешин засмеялся:

— Надо запомнить! Как ты… у красивой женщины возраста нет. Эх, Ваня! Завидую тебе. Даже… не с Настасьей Иванной… Хотя… тут тоже завидую! А больше завидую, как ты ловко и красиво говорить умеешь. Песни вон какие… Может посоветуешь… как немного… А то бывает, в увольнении познакомимся с девчонками… Ладно, если они — попроще. А то ведь… если красивые… У меня как будто язык отмирает! Дурак дураком становлюсь! Ни «бу», ни «му»!

Косов задумался.

«А что ему посоветовать? Сам-то в его возрасте — не лучше был. Боже мой, сколько глупостей понаделал, сколько дуростей наговорил! Сейчас и вспомнить стыдно! Что… только опыт, пожалуй! А опыт… он приходит не вдруг, и далеко не сразу. И не с одной девчонкой. Тут шишек понабить надо изрядно. Шишек набить, локти покусать…».

— Даже не знаю, Андрюха… Могу только сказать, что нужно увеличивать словарный запас. Это — точно! А как его увеличить? А книг больше читать! Много и разных! Кроме этого, что девчонки точно любят — так это чувство юмора. Умей рассмешить! Человек, когда смеется, он сам себя разоружает перед оппонентом. Настроение улучшается, добрее человек становится. Только имей в виду — сначала нужно понять, кто перед тобой. Юмор — он тоже разный. Кому-то нравится погрубее, кому-то — потоньше, поумнее.

— А как это чувство юмора заполучить? — серьезно подошел к инструктажу Алешин.

— А чего его заполучать? Оно у всех есть. У кого-то меньше, у кого-то больше. Лучше или похуже, но — есть. Ты же смеешься анекдотам, побасенкам? Ну вот — это оно и есть. А развивать… Опять же… запоминай анекдоты, смешные фразы, шутки. Да хоть записывай сначала. Потом, когда их запас у тебя в голове станет достаточно большим, научишься сам собой и комбинировать все это… Под обстановку и окружающих. А то и сам придумывать. Или ты думаешь, что я все сам придумываю? Слышал когда-то от кого-то что-то подобное…

— Интересно…, - пробормотал Андрей, — А я думал, что это — от природы. У кого-то есть, а у кого-то — нет.

— Да с чего бы? Все нужно изучать и развивать, дружище. Голова, язык, чувство юмора — они же так же подлежат развитию, как мышцы, к примеру…

— Ну уж… ты и сравнил!

— Чего? Не веришь? А оно — так и есть! К примеру, шахматы очень здорово развивают мозг. Учишься в голове просчитывать варианты. Чем больше занимаешься — тем больше их, этих вариантов, можно одновременно держать в голове. Так же — со вниманием. Упражнения есть специальные. Или вот — скорочтение. Человек может свободно прочитать книгу… листов на триста за несколько часов. Да и числа трехзначные люди перемножают в голове. Думаешь — уникумы такие, да? Нет, есть и особо одаренные от природы. Но и упражнениями, и занятиями люди свой мозг так развивают. Говорю же — как мышцы. Только это внешне не так заметно, как, к примеру, у Богатикова из четвертой роты.

Они оба засмеялись. Есть у них в батальоне такой индивид — все свое свободное время посвятил гирям. Результат — вот прямо очень-очень заметен. Только — перекачался парень. Силы у него — хоть взаймы давай, но вот внешний вид… Скрючило его неподецки. И ходит на полусогнутых, и сутулый, руки — как у гибона висят, а вот руку ко рту поднести — проблема! В носу поковыряться — как?

— Вань! А вот если как у Богатикова… а что в этом случае делать? — снова интересуется Алешин, не давая возможности Косову вернуться к воспоминаниям более приятным.

— Х-м-м… так сразу и не скажешь. Думаю… можно просто усиленно бегать. Бег он здорово весь организм прокачивает. Турник опять же, брусья. Просто с гирями работают одни группы мышц, вот и надо загрузить другие группы. Тут посидеть, подумать надо.

— Ну так что? Поговоришь со Степаном? — вспомнил начало разговора Андрей.

— Поговорю. Только, Андрюха, нужно понимать, что все равно он не сможет нас и только нас туда направлять. Люди не поймут.

— Да это-то — понятно! Просто мы с тобой на «жэдэ» уже сколько раз ездили? Уже четыре! Да сюда нас направляют в третий раз. А на Водников были только раз!

— Ладно! Сказал же — поговорю!

Андрей, явно повеселевший, тронул коня и отъехал чуть дальше.

«У Степы там — личная трагедия! Пассия его, как оказалось, толи из геологов, толи из еще каких специалистов. Приехала она весной, пораньше, чтобы что-то подготовить, собрать. А на днях отправляется пароходом на север. Потому у Ильичева — трагедь и грусть вселенская! И ведь замужняя женщина, чего он так… сразу же понятно было — «времянка». А нет, зацепила его чем-то дамочка!».

И все-таки за стол Настя голой не садилась. Накинула нательную рубаху. Причем — его рубаху!

«Хорошо еще что чистая — переоделся перед концертом. Получается — не совсем чистая! М-да… Не очень-то удобно! Но она, похоже, считает иначе!».

— У тебя же халат есть, уютный! — попытался слегка возразить Иван.

— А она тобой пахнет! Мне очень нравится, я прямо дурею от твоего запаха, — улыбнулась женщина, но рубаху у него отобрала, — И разве тебе не больше нравится, когда я вот так, а не в халате?

«Ну — тут не поспоришь! С ее привычкой сидеть, уперевшись спиной о стену, поджав ноги к попе. Когда рубаха только обтягивает колени, но открывает бедра и попу? Вид — просто упасть и не встать. Хотя… про встать — тут как раз-таки все в норме! Несмотря на уже произведенные ими… телодвижения, такой вид вновь заставляет что-то шевелиться!».

— Вань! Не смотри на меня так! У меня руки дрожать начинают… И курить не могу, дыхание сбивается…, - с улыбкой негромко попросила Настя.

«А у самой глаза — шалые!».

Так она и сидела, покуривая и прихлебывая коньяк из чайнушки…

«Блядь такая! Опять про рюмки и фужеры забыл! Пень — собакам ссать!».

— Насть! — позвал он ее тихонько…

— М-м-м? Если ты опять меня зовешь на матрас… прошу — давай передохнем немного. Я не против, только небольшой антракт! — засмеялась подруга.

— Не… я сейчас не про это! — с усилием отвел от женщины взгляд Косов.

— А про что тогда? — искренне удивилась Настя.

«О как! Это, типа, я — маньяк?! А кто в прошлый раз на матрас звал? Не она ли сама?».

— Слушай… а давай у тебя ремонт в квартире сделаем? — предложил Иван.

— Что? Ремонт? Какой ремонт? И — зачем? — похоже, что женщина была ошарашена таким предложением.

— Ну… бумажные обои сейчас… не очень. Да и найти их — та еще задача. Но вот побелить стены, причем — не просто известкой, а с добавлением колера. Представь: коридор одним цветом, кухня — другим, комната — третьим. Интересно же будет?

Настя огляделась, задумалась.

— Ну… наверное. Только… квартира же — училища.

— Но живешь-то сейчас в ней — ты! И если так сделать, жить будет же уютнее и веселей, не так ли?

— Не знаю. Никогда не задумывалась…

— Сделаем ремонт. Окна вон покрасить. Сантехнику в ванной и туалете поменять. А потом — мебель заменим. Кровать эту… угребищную, с номерочком инвентарным — на хер! Стол и здесь, и в комнате. Шкаф приличный. Посуду купим. Как ты на это смотришь?

Смотрела она сейчас не «на это», а на него. Со странным выражением лица смотрела. Удивление, какой-то… испуг? И явно выраженное… страдание? Грусть? Смотрела и молчала.

— Насть! Ты чего? — шепотом позвал женщину Косов.

Она отвела взгляд, судорожно вздохнула, и как будто поперхнувшись дымом… хотя и папироса вроде бы уже погасла, ответила:

— Знаешь, Ваня… Не пугай меня так. Не надо! Вот ты спросил меня — не влюбилась ли я? И я честно ответила — нет. Но… Если бы это случилось лет на десять хотя бы… Я не знаю. Я, Ваня, старая уже… Погоди, не перебивай! Ладно… пусть — не старая. Но… много уже мне. И многое прожито, и многое в эти годы пережито… Это как груз висит, понимаешь? Ты видел, сколько у меня волос седых? Видел? А ты вот так… это, Ваня, как железкой по стеклу… Больно и… больно, в общем.

Он встал, подошел к ней и присел на колени, обнял ее за попу, а потом, взяв ее руку, поцеловал.

— Вань… пойдем лучше… как ты говоришь — трахаться! А то…

— Пойдем! — преувеличенно бодро ответил он, — Только все равно — что с ремонтом?

— С ремонтом… давай я подумаю. Это же… дорого выйдет. Не уверена, что у меня денег хватит.

— Стоп! Ты не поняла! Деньги буду тратить я. Твои деньги — это твои деньги.

Она поднялась на ноги, чуть подвинув его:

— И что? У тебя есть такие деньги?

— Насть… я же вроде бы уже говорил? Да, у меня есть такие деньги. Надеюсь, их хватит. И вот еще… давно уже хотел спросить, да все как-то забывал. А вот ты в Красно-Сибирске бываешь?

Женщина удивилась:

— Ну да. Несколько раз в год. То совещание какое, то учебу затеют, то — с отчетами или заявками в медицинское управление округа ездить приходиться. Да вот… в конце мая или в начале июня должно быть совещание. А что? Почему ты спросил?

— Знаешь… у меня хороший знакомый есть, в Красно-Сибирске. Он там Домом моды заведует. Вот здорово было бы, если бы нашла время и заехала туда. Как раз мне письмо ему отправить нужно!

— Дом моды? Как интересно! Я вроде бы… что-то такое слышала, про Красно-Сибирский Дом моды… Кто-то мне говорил что-то… Может Женька? — задумалась Настя.

— А что за Женька? — «Не слышал ничего о Женьке! Кто такой, почему не знаю?!».

Настя засмеялась:

— А говоришь, что не ревнивый! Женька — она! Это моя подруга, и она тоже военврач. Мы с нею вместе работали в госпитале. Она — зубной врач. Помнишь, может быть, я тебе говорила о приходящем к нам враче? Так вот — это она. Она у нас дама модная, вот от нее я что-то и слышала, должно быть… А зачем мне туда заезжать, письмо твое завести? И — ничего себе у тебя знакомые — директор Дома моды!

— Ну… Домом моды это стало совсем недавно. А раньше просто — ателье было. А он в этом ателье — просто мастером работал. Вот — карьеру сделал, вместе с предприятием этим.

— Да? И что?

«Все-таки она — женщина! Услышала про Дом моды и все — ушки топориком, интерес прямо на глазах растет!».

— Как я слышал от знакомых… Его, это ателье, а потом Дом моды — очень хвалили. Да я и сам там одежду заказывал, когда они еще ателье были. А сейчас они больше на женской одежде специализируются.

Настя смотрела на него с интересом:

— И одежду он в ателье заказывал… Вань! Что еще я о тебе узнаю?

— Да речь сейчас не обо мне! Я… я просто видел некоторые их модели на женщинах. И они мне очень понравились! Они правда — здорово шьют. А ты у меня женщина очень красивая. И если тебя одеть в соответствующие одежды, ты вообще затмишь любую королеву!

— Королеву? — промурлыкала Настя, — А что они шьют? Верхнюю? Зимнюю? Демисезонную?

— Да, по-моему, они все шьют! Белье они очень красивое шьют, прямо вот — ах!

«Ой! Опять я… язык мой!» — застонал про себя Иван.

— Прямо вот — ах? — наклонив голову, внимательно посмотрела на него женщина, — Так-так-так… Ладно! Я тебя позже убью! А сейчас — ну-ка рассказывай, что еще там шьют…

«Рассказывай, что вы там с Фоксом в МУРе сделать удумали! У меня — дежавю? Вроде бы я уже такое слышал? Нет?».

Настя заставила его снова сесть на табурет, налила коньяк по чашкам и закурила.

— Насть! Ты много куришь!

Она отмахнулась от него. И Косову пришлось рассказывать — что он видел, что знает…

«Пытка апельсинами длилась третий час!».

— Вань! Вот зачем ты мне рассказал это все? Я же теперь покоя себе не найду! И до поездки еще почти три недели! Надо с Женькой это все обсудить. Взбаламучу ее тоже ехать! Только… я же годами кроме формы ничего не носила. Одежда кое-какая у меня есть, но… Это все Женька меня заставила купить, а то бы и вовсе одна форма была.

Настя задумалась, лихорадочно покусывая губы.

— Насть…

— Что? — откликнулась она как будто издалека.

— Мы… пойдем… ну — куда-нибудь? Или — спать? — улыбнулся Косов.

— Спать? Нет, спать точно не хочу. А вот про другое… про другое — можно подумать! — ответила она ему улыбкой.

— Так ты мне и не ответила! — через некоторое время, уже засыпая пробормотал Иван.

— М-м-м… ты про что сейчас?

— Я спрашивал — ты ревнивая?

— А-а-а… отвечу также как и ты — на знаю. И вроде бы… да, но… вроде бы и нет. Вот Аньке мне иногда холку намылить хочется. Она… периодически так… ненавязчиво о тебе спрашивает, или — говорит что-то… комплиментарное.

— Ну… может она из вежливости просто…

— Да-да… из вежливости. А у самой — ушки краснеют! Хотя вот сегодня, — вспомнив что-то, приподнялась подруга, — Симочка тоже меня удивила! Вроде и серьезная она… ну раньше я так считала. До сегодняшнего дня. А сегодня — «Ах, Ваня, как он поет! Какой он артист!». И зарумянилась, зараза такая! И вот еще… вспомнила! А чего это она такая улыбчивая и румяная из танца с тобой вернулась, а? Мерзавец?

— Ну вот… а говорила — не ревнивая! Обманула…, - грустно вздохнул Косов.

Настя ощутимо ущипнула его, а потом поцеловала.

— Не знаю… Вроде бы и нет, но вроде бы и — да!

Когда после обеда он уходил, она обняла и расцеловала его у двери.

— Надеюсь, губы у меня до завтра придут в норму? Ты когда ко мне в гости приходишь, я потом несколько дней восстанавливаюсь. И ходить-то нормально не могу! — но судя по улыбке, она не сердилась, — Но так сладко вспоминать!

Иван вздохнул:

— Жаль только, что редко встречаться доводится…

Настя притворно ужаснулась, но потом рассмеялась:

— Да, согласна. Получается, что мне и ревновать-то — нельзя. Ты же молоденький совсем, тебе много надо.

— То есть… не ревнивая? — уточнил Косов.

— Убью! И Аньку — покусаю! И за Симочкой теперь — глаз да глаз! — погрозила она ему кулачком.

— Мне хорошо с тобой, хорошая! — обнял подругу Иван.

— Да-да… но я буду очень внимательная! — засмеялась она.

— Иван! — снова окликнул его Алешин.

— Что?

— А как ты думаешь — как там у немцев с французами закончится?

«Странная» война закончилась ожидаемо. Косов не помнил из будущего всех подробностей и дат, но, судя по всему — история и здесь идет тем же курсом.

— Как, как… разъебут немцы французов с англичанами, как бог черепаху! — буркнул Косов недовольно.

«Опять напарничек оторвал от таких воспоминаний!».

Алешин засмеялся:

— Ну у тебя и сравнения! Иван! А как там… ну бог — черепаху?

— Ты что — черепах никогда не видел? — недовольно переспросил Иван.

— Ну видел — в зоопарке!

— Ну вот… чего тогда спрашиваешь? Видел какая она плоская, и ноги нарастопырку?

Алешин заржал.

А через несколько дней случилось то, чего Косов не мог даже и ожидать! Он поутру собирался в увольнение, когда его вызвали в дежурку училища. Нет, не к Насте собирался — там опять наступил этот довольно долгий и выматывающий период ожидания новой встречи. В кино они с ребятами собрались, просто в кино. Да еще и на утренний сеанс — утрами билеты дешевле, а для курсантов и копеечка — рубль бережет! Потом еще хотели сходить в горсад — аттракционы, мороженое, газвода.

«Пацаны они все еще, в сущности!».

— Ну, чего там? — недовольно спросил он у помдежа, «комода» из четвертой роты.

«Все эти вызовы… они ничего хорошего не несут! Опять что-нибудь случилось, а Косов — как та затычка в каждой бочке!».

— Так пришли к тебе! — немного озадаченно ответил парень.

— Кто пришел?

— А я знаю — кто? Спросили тебя, я в роту позвонил, сказали — здесь еще. Вот я и пригласил тебя…

— Ну и где эти… неизвестно кто? — вестибюль был пуст.

Не считать же часового у знамени училища, и дневального на входе?

«А вот у дневального тоже морда чего-то удивленная!».

— Сказали, что на крыльце подождут.

— И что мне — на крыльцо выйти? А потом меня мой ротный увидит и скажет — «самоход»! Или из строевого кто…

— Да ладно тебе… чего ты нагнетаешь-то? Выйди на крыльцо, да и переговори. Слушай! А они на артистов каких-то похожи! Прямо такие вот…

И помдеж обрисовал руками какую-то сложную фигуру.

«Все страньше и страньше…».

Иван вышел на крыльцо и с раздражением огляделся.

«Оп-па… вот ни хрена ж себе!».

Чуть дальше к ступеням стояли и улыбались… Калошин и Варя.

— Ребята! — не зная, что сказать, Иван пошел к ним навстречу, раскинув руки.

Вот уж — не ожидал! И как-то радостно так стало. И вроде бы даже… чуть-чуть вернулось ощущение того времени, когда они, ругаясь и мирясь, споря и флиртуя, готовили концерты. Пахнуло чем-то прежним, что уже прошло и, казалось бы, уже не вернется.

— Как же я рад вас видеть, родные мои! — обнял он Калошина, а потом — обняв, расцеловал Варю.

«Расчувствовался… как старик! Сентиментальный какой!».

— Как вы здесь? И как про меня вспомнили? — приобнимал он обоих.

Гости, видно тоже что-то такое почувствовали, потому что Калошин радостно тряс ему руки, тискал за плечи, а Варя, приобняв за талию, заглядывала в глаза.

— Как вспомнили, как вспомнили… Да мы про тебя и не забывали. Но сам же понимаешь — работа, концерты, разъезды. Мы же осенью сюда приходили, тебя искали. А нам сказали — нет его, весь первый курс в летних лагерях. Вот… не удалось тогда встретится! А сейчас снова сюда на концерты приехали. Видишь — пришли!

— Спасибо, родные! Как я рад вам! — повторял Косов, а сам с улыбкой рассматривал гостей.

«Калошин — вишь важный какой! Артист! И… потолстел, что ли? Немного, но — заметно! Вальяжный какой-то стал! А одет-то как — ну чистый английский лорд на плэнэре! А Варенька — все также хороша! Светится улыбкой, одета — ну вылитая столичная артистка!».

Похоже, что гости тоже вовсю разглядывали его, оценивая — насколько изменился их знакомый.

— Ты посмотри, Варь! Похудел, и даже вроде бы — чуть подрос! А плечи-то плечи! Ты куда растешь-то, Ваня! — пихнул его в грудь рукой Игорь.

— Это, Калошин, ты вширь расти начал, а Иван — вон какой стал! Прямо… командир настоящий! И повзрослел, что ли…

Варя тоже с улыбкой разглядывала Косова.

— Вань… ты правда так рад нас видеть? — негромко спросила она.

— А почему ты удивляешься? Я вас чуть не год не видел! Ты, Варенька, как и раньше — неотразима! А ты, Игорек, и правда, что-то поправился! Смотри — ты это зря! Тебя тут половина женщин Омска боготворит! Потолстеешь, разочаруешь поклонниц.

— Да ладно вам… не сильно-то я и поправился! — притворно обиделся певец, но тут же заинтересованно переспросил, — А что… про поклонниц… ты не свистишь?

— Нет! Признаюсь честно — я их не считал. Но что они тут есть, и их немало — это факт!

Калошин явно приосанился.

— Ребята! А вы — надолго в Омск? Сегодня у вас как — время есть? А то у меня увольнение, можно посидеть где-нибудь, поговорить, — спросил с надеждой Косов.

— Смотри, Варька, он и правда соскучился! Не врет, видно же! Но ведь не по мне, не так ли? А ты еще сомневалась — стоит ли ехать, а то, дескать, Косов может и на хрен послать. Слышь, Ваня, она боялась, что ты на нее обиду затаил!

— Калошин! Ну и трепло же ты, ничего тебе сказать нельзя! — рассердилась Варя, — Сходи вон лучше… на здание погляди. Видишь — старое здание, архитектура интересная!

Игорек хмыкнул, перевел взгляд с Вари на Ивана, кивнул и сказал:

— Насколько я знаю, в таких заведениях на крыльце курить нельзя. Я отойду недалеко… вон там встану и покурю. Только… вы тут не затейте целоваться взасос, перед людьми неудобно будет. Варька! Он вон уже сколько без женщин, как монах в келье. Так что… поосторожнее с ним!

— Иди уже, пошляк! — не отрывая взгляда от Ивана, с досадой бросила Конева.

Они чуть помолчали. Иван с удовольствием смотрел на женщину.

— Что ты так смотришь? — она застеснялась, поправила беретик, и прядку волос, выбившуюся из-под него, — А может… Калошин прав и ты тут… как монах?

Засмеялась, пихнув его в плечо. Потом осеклась и закусив губку, спросила:

— Ты действительно рад меня видеть? Не обижаешься на меня?

— Действительно рад! Не обижаюсь! Так вы так и не ответили — вы надолго в Омск?

— На пять дней. У нас договор между «Сибкомбайном» и здешним «Сибзаводом». Три концерта — два в ДК «Сибзавода», а один в горсаду, на открытой площадке. А тебя могут отпустить… на эти дни?

— Х-м-м…, - «Откуда же я знаю? Хотя… вряд ли! Ладно бы — на пару дней, но — на пять?!», — А ты хотела бы, чтобы я был с вами эти дни?

— Почему с вами? — хмыкнула Варя, — Со мной!

«Вот как?! И что это такое? Как это понимать? Она — так сдалась, что ли? Или что-то еще? А вот еще вопрос — а мне это теперь надо?».

Но в штанах у Косова так явственно что-то заныло, что он понял — надо!

— Игорь… он немного не так все преподнес! Это именно я хотела к тебе приехать. И боялась, здесь он не соврал. Он тоже хотел повидаться, но… Ну так как — тебя могут отпустить на эти дни?

— Не знаю, Варя! Сама понимаешь… тут не я командую.

— Ну давай… давай вместе подумаем! Помнишь, как тогда… у Ильи в кабинете сидели. Как ты тогда сказал — мозговой штурм?

— Ты и правда — так хочешь, чтобы я поехал с вами? То есть… с тобой?

— Да… хочу.

— Погоди… я чего-то не понимаю, Варя. Когда я добивался тебя, ты меня постоянно динамила. А сейчас что изменилось?

— Как ты сказал — динамила? Хотя… понятно по смыслу. Что изменилось, спрашиваешь? Сама не знаю. Тогда, когда ты уже сам от меня отказался… меня как закусило, понимаешь? Злилась, грызла себя… Дура ведь! Ты мне столько сделал… как-то неохота оставаться свиньей в твоих глазах. Да и что-то еще поняла…

— И что же? — Косову мучительно захотелось покурить, чтобы чуть опомниться от неожиданного визита, и не менее неожиданных слов Вари.

— Вань! Я… я не претендую на тебя, и оженить тебя не собираюсь, если ты этого боишься. У тебя же эта… Кирочка! — фыркнула Конева.

«О как! Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд!».

— А что, хочешь сказать — не так? Она же тебе письма пишет, и ты ей — тоже! — Варя с вызовом смотрела на него.

— А это ты откуда знаешь? — Иван не стал отрицать своей переписки с Кирой, хотя там и переписка-то… друзья теплее письма друг другу пишут!

— Тоже мне — тайна! Калошин же сейчас плотно работает с Ильей, а там Тонечка — язык без костей! А они с Кирой поддерживают отношения.

— А ты с Игорем… не? — поинтересовался с улыбкой Иван.

— То уже в прошлом. Он сейчас все со своей танцовщицей не наиграется. Живут как кошка с собакой — то сходятся, то — расходятся… Да ты ее должен помнить по тому концерту.

«А Калошин что-то долго с той девицей шуры-мурит, на него не похоже! А как звали-то ее? Забыл? Хотя… какая сейчас разница? Варе что ответить? Как это все неожиданно! Тараканы у нее в голове, конечно, чемпионских размеров! Но вот же — стоит, очень хорошо выглядит, и похоже — готова! И что? Да хрен его знает!».

Раздумьям Косова положил конец знакомый голос:

— Косов? Товарищ курсант, а что вы здесь делаете?

«Твою мать! Верейкис! Вот какого хрена его сегодня в училище принесло? Воскресенье же, выходной!».