За лесными шеломами

О ЗЕМЛЕ ЗАЛЕССКОЙ (Послесловие)

В истории Руси Владимиро-Суздальское княжество занимает особое место. В XII веке, в период феодальной раздробленности, когда разобщённость русских земель достигает своего предела, на северо-востоке Руси вырастает могучее, сплочённое княжество, с которым всё более вынуждены считаться другие земли. Сюда хлынул поток переселенцев с юга, непрерывно тревожимого набегами степняков, прежде всего половцев. Здесь «за лесными шеломами», в земле Залесской, нет этой постоянной угрозы опустошительных набегов. Плодородные земли владимирского ополья распахиваются, развивается ремесло, как городское, так и сельское, растут города. Возникает кольцо крепостей: Коснятин (1134), Переславль-Залесский и Юрьев Польский (1152), Дмитров (1154), Москва (1156). Горожане обретают всё больший вес в общественной жизни. Расцветает торговля — как внутренняя, так и с отдалёнными странами Запада и Востока. Такие водные магистрали, как Ока и Волга, во многом способствуют ей. Города украшаются блестящими творениями зодчих, многие из которых являются подлинными шедеврами древнерусской архитектуры.

Но и в Залесской земле жизнь полна своих сложностей, противоречий, острых социальных конфликтов. Князья ведут ожесточённую борьбу с боярством, со старой родовой знатью, опорой которой являются древние города Суздаль и, особенно, Ростов. Напротив, князья, начиная с Андрея Боголюбского, стремятся обосноваться в новом Владимире. Тут они находят поддержку у горожан, заинтересованных в устранении феодальных распрей, в спокойной созидательной жизни, в мирной торговле. В среде самих феодалов выделяется группа, также ратующая за сильную княжескую власть. Это живущие при дворе князя дворяне, «милостники», то есть люди, зависящие от милости князя. Один из них, Даниил Заточник, в своём знаменитом «Слове» восклицал: «Князь щедр отец есть слугам многим: многии оставляют отца и матерь, к нему прибегают». Владимирские дворяне всегда предпочитали службу у князя службе у бояр. Обращаясь к князю, Даниил восклицал: «Лучше, чтобы мои ноги были одеты в лыко в твоём доме, нежели в червлёный сапог в боярском дворе; лучше мне в дерюге служить тебе, нежели в багрянице в боярском дворе». Такие дворяне-«милостники» были опорой князя, составляли ядро его войск.

Ещё сильнее, глубже конфликта внутри господствующего класса были классовые противоречия. Первые восстания смердов в Северо-Восточной Руси относятся ещё к XI веку (1024 и 1071). Сильное восстание вспыхнуло во Владимире и его окрестностях в июне 1174 года в связи с убийством в результате боярского заговора Андрея Боголюбского. Восставшие разгромили дворы княжеской администрации. Прогрессивная по своей направленности объединительная политика князя ложилась, однако, нелёгким бременем на народ.

Воспрянувшая после убийства Андрея Боголюбского боярская знать пыталась утвердить на владимирском престоле покорных ей князей, племянников Андрея Боголюбского, Ростиславичей — Мстислава и Ярополка. Во владимирские дела вмешался рязанский князь Глеб. Ожесточённая борьба закончилась вокняжением брата Андрея Михалки, опиравшегося на поддержку горожан. Михалка правил очень недолго, и после его смерти в 1177 году владимирцы пригласили на княжеский престол его брата Всеволода Большое Гнездо, героя этой исторической повести.

Период, на который пришлось правление этого князя, не отличается какими-либо яркими, драматическими событиями, которые можно было бы назвать вехами истории. Оно не ознаменовано ни острыми конфликтами, которыми характеризуется время Андрея Боголюбского, ни знаменитыми историческими битвами, какими была отмечена первая половина XIII века. В отличие от них последняя четверть XII века, то есть период, на протяжении которого развёртывается действие повести, имеет внешне малопривлекательный характер. Ему более свойственны внутренние, созидательные процессы. В исторической перспективе они, однако, чрезвычайно важны. Именно эти процессы, политика Владимиро-Суздальского князя именно в этот период во многом предвосхищали последующую борьбу за объединение Руси, которую возглавила Москва. Московские князья не случайно продолжали себя именовать великими князьями владимирскими и всегда и неизменно подчёркивали свою преемственность от Руси Владимиро-Суздальской.

Всеволод Большое Гнездо, в свою очередь, был последователем и продолжателем дела своих выдающихся предшественников — своего отца Юрия Долгорукого и брата Андрея Боголюбского. Но Всеволод был не только продолжателем их дела. Сила его власти, масштабы его влияния на русские земли и его авторитет в них значительно превзошли всё то, чего добились его предшественники. Рязанские и галицкие князья называли его не только отцом, но и господином. Великий князь киевский Святослав униженно просил разрешения предпринять куда-либо военный поход, а его преемник Рюрик вынужден был воевать с тем, с кем считал нужным Всеволод. Показательно, что сам Рюрик был посажен на киевский престол представителями Всеволода. Вот почему современник Всеволода автор «Слова о полку Игореве» обращается к владимирскому князю как к покровителю киевского княжеского престола: «Великий княже Всеволоде! Не мыслию ль ти прилетети издалеча отня злата стола поблюсти».

Владимирский князь постоянно и властно вмешивался в дела южнорусских князей, даже и таких непокорных, как черниговские Ольговичи. Господин Великий Новгород после долгого сопротивления и неоднократных попыток изгнать князей — ставленников Всеволода вынужден был признать себя «отчиной» (то есть наследственным владением князя Всеволода). В 1205 году новгородским князем стал старший сын Всеволода — Константин. Покорение экономически и политически сильной Новгородской боярской республики с её вековыми традициями независимости было особенно длительным и трудным. Всеволод сумел в этой борьбе искусно использовать внутренние противоречия в Новгороде. Торговцы, ремесленники да и крестьяне новгородских земель, страдавшие от феодального произвола и постоянных политических распрей, были заинтересованы в установлении сильной и стабильной княжеской власти.

Через три столетия московские князья, учитывая опыт своих владимирских предшественников, будут опираться на те же слои новгородского общества, ведя упорную борьбу за включение Новгорода в состав единого русского государства.

Нетрудно заметить, что Всеволод в своей политике по отношению к Новгороду следовал тем же принципам, которыми руководствовались владимирские князья и в своей внутренней политике. Городской люд они считали одной из важнейших опор в их объединительной деятельности. Ещё брат Всеволода Михалка в период своего краткого правления счёл нужным «створить людям весь наряд, утвердився крестным целованием с ними», то есть дал горожанам льготы, клятвенно их подтвердив. Всеволод, вступив на престол, следовал этой политике. Старался он и умиротворить крестьян, защищая их от произвола, сам совершая объезды за сбором дани. В некрологе Всеволоду, помещённом в летописи, даже говорится, что «он суд судя истинен и нелицемерен, не обинуяся лица сильных своих бояр, обидящих меньших и работящих сироты».

Не следует обольщаться словами летописца, написанными едва ли не в духе обычных средневековых панегириков, посвящённых христианским правителям. Но здесь всё же можно видеть стремление Всеволода успокоить деревню и город, упорядочить княжеский суд, памятуя о восстании 1174 года.

Всё это, конечно, ни в коей мере не означает, что отношения между князем и простым людом были сколько-нибудь идиллическими. Борясь с феодалами-сепаратистами, князь сам оставался крупнейшим феодалом, хотя его объединительная деятельность и была прогрессивной и совпадала с интересами русского народа в целом. Что отношения народа и князя были далеки от идиллии и гармонии, свидетельствует хотя бы только тот факт, что в 1185 году в городе были «страх, колебание и беда», то есть городское волнение. В 1194 году князь в целях безопасности начинает возводить каменные стены детинца. Под княжеский детинец, то есть под свой непосредственный контроль, он потом переводит и пристани на Клязьме, и Торг, подлинное средоточение городской жизни.

Успешно осуществляет Всеволод и свою внешнюю политику. Один за другим в 1183, 1186 и 1205 годах он организовал ряд успешных походов на тюркское племя волжских булгар, постоянно мешавших нормальной торговле русских купцов на Волге. Всеволода глубоко уважал германский император Фридрих Барбаросса. Дружественные связи он поддерживал с Византией, Арменией и Грузией.

Могущество Владимиро-Суздальского княжества в правление Всеволода нетрудно почувствовать в памятниках зодчества, дошедших от той поры. Очень знаменательно, что сравнительно скромные размеры сооружений Андрея Боголюбского во Владимире не устраивают Всеволода. В 1185— 1189 годах он значительно расширяет главный храм княжества — Успенский собор во Владимире, окружая старый собор величественной новой постройкой. Особым совершенством отличается придворный Дмитровский собор (1194—1197), посвящённый покровителю всех русских и южнославянских воинов и патрону князя Всеволода — Дмитрию Солунскому (христианское имя Всеволода было Дмитрий). Стройные высокие полукружья (закомары) завершают членения его белокаменных стен. Внутри этих членений дивный ковёр белокаменной резьбы. Среди изображений — портрет князя с многочисленными сыновьями. Есть и изображение Александра Македонского, популярного героя не только античной, но и средневековой литературы. Во Владимиро-Суздальской земле было немало образованных людей, хорошо знавших иностранные языки, особенно греческий и, хотя и реже, латинский. Книжные люди были не редкостью в это время во Владимиро-Суздальской земле. О сыне Всеволода Константине летописец отмечает, что он читал книги «с прилежанием». Интенсивно велось великокняжеское летописание, продолжавшее традиции общерусского летописания Киевской Руси. Его диапазон в отличие от летописей других русских земель не ограничивался местными интересами, а охватывал события, происходившие во всех русских землях. Учёные предполагают, что именно здесь в 1212 году была создана не дошедшая до нас русская иллюстрированная летопись. О высоком уровне мастерства Владимиро-Суздальских живописцев свидетельствуют и замечательные фрески Дмитровского собора, созданные ими совместно с греческими мастерами в конце 90-х годов XII века. Фрески эти отличаются глубокой психологической проникновенностью.

Повесть Ю. Качаева вводит нас в эту удивительную землю «за лесными шеломами». Автор словно сам уже давно живёт в ней, близко знает её людей, понимает их мысли и чаяния. Это оказалось возможным потому, что он тщательно и в то же время с любовью изучил летописи, памятника древнерусской литературы и фольклора, произведения древнерусского искусства. Вместе с тем автор повести умеет посмотреть на прошлое глазами современного человека, описывающего события в их исторической перспективе. Ю. Качаев видит народ как главное созидательное начало истории, как её творца. Главные герои повествования по сути простые воины, крестьяне, ремесленники, мастера, строители.

Такой взгляд автора на историю не помешал, однако, ему показать выдающуюся роль замечательного государственного деятеля, мудрого и дальновидного, заботящегося о величии своей земли. При всём этом князь не идеализирован в повести. Он безжалостен к простым «мизиным» людям, грабит сёла и забирает скот у крестьян на земле противников, оставляет на месте их городов «лишь головни».

Перед читателем во всех отношениях исторически достоверная повесть. Она не может не способствовать обогащению его знании. Она глубоко патриотична, и помолот правильно подойти к оценке исторических явлений, не теряя при этом живого чувства сопереживания событиям далёкого прошлого.

А. И. РОГОВ