Наутро Михаил и Всеволод увиделись со своими сыновцами. Встреча вышла не бог весть какой радостной. Облобызались, справились о здоровье друг друга и замолчали.
Оба Ростиславича были коренастые рыжеватые молодцы со степной раскосинкой в глазах — сказалась всё же кровь бабки-половчанки, первой супруги Юрия Владимировича. Племянникам перевалило уже за тридцать, и у старшего, Мстислава, волосы на темени успели изрядно поредеть с тех пор, как Всеволод видел его в последний раз при осаде Вышгорода. Ярополк выглядел намного моложе и крепче телом, но Всеволод знал за ним одну слабость, чуждую Мономашичам: он был труслив. А трусость, как известно, ищет подпоры в жестокости и коварстве. Власть в руках труса — страшное оружие, обращённое в первую голову против близких друзей и союзников.
Торжественный обряд крестоцелования состоялся в Преображенском соборе. От наплыва народа, казалось, вот-вот рухнут стены храма; в спёртом воздухе огни многочисленных свечей задыхались и глядели бельмами.
Четыре князя, четыре Мономашича, поклялись друг другу в искренности союза и коленопреклонённо целовали золотой крест из рук епископа Порфирия. Старшим был единодушно признан Михаил Юрьевич, ему отныне обещали Мстислав, Ярополк и Всеволод свою верность и сыновнее послушание. После чего епископ произнёс короткую наставительную речь.
— Бог — судья праведный и всякий день строго взыскующий, — начал он негромким, но внятным голосом. — Он воздаёт каждому по чистоте рук его: с милостивым он поступает милостиво, а любящего насилие ненавидит. Очи господа нашего испытывают сынов человеческих ежечасно, и кто роет яму ближнему своему — сам упадёт в неё. Но пуще всего, — тут епископ упёрся взором в Мономашичей, и голос его зазвенел, — пуще всего ненавистны господу клятвопреступники. Дождём прольёт он на вероломных горящие угли, огонь и серу; и палящий ветер — их доля из чаши!
На семейном совете было решено, что вперёд поедут двое князей — Михаил и Ярополк.
При расставании Всеволод сказал брату:
— Возьми с собой Кузьму. Коли что приключится — дай знать через него. Человек он верный. Ох, Миша, не будет мне покоя, пока тебя опять не увижу. Лучше бы ехать вместе.
Михаил покачал головой:
— Нельзя. Неразумно закладывать сразу обе души. Мы ведь не знаем не ведаем, как обернётся дело. — И добавил по латыни, невесело усмехнувшись: — Timeo danaos et dona ferentes[14].
— Думаешь, Мстислав и Ярополк лукавят? — спросил Всеволод. — Но зачем?
— Они догадываются, что Святослав на нашей стороне... А знаешь почему?
— Знаю. Святославу нужно отослать нас в Залесье, чтобы легче было скинуть князей смоленских. У них на Киев прав меньше, чем у нас...
Всеволод проводил брата и племянника за черту города. Здесь и простились. Среди дружинников затерялся и мечник Кузьма Ратишич, одетый простым воином.
Уж закончилась жатва, и хлеборобы снесли в дома «зажинки» — именинные снопы, перевитые васильками, — и поставили их в красный угол под иконы.
Уж пролетела седым волосом и растворилась в глубоком небе осенняя паутина.
Уж отгремел последний гром, и на затонах Десны загомонили бесчисленные ватаги пролётной птицы.
А вестей от Михаила всё не было. Всеволоду наскучили пиры, на которые не скупился хлебосольный князь Святослав, надоели учёные беседы с епископом Порфирием, и он всё чаще стал пропадать за городом — охотиться либо ловить рыбу. Он не любил многолюдных выездов и брал с собой обычно только двух отроков — Воибора и Прокшу.
Однажды они ладили закол на безымянной лесной речке. Перегородили её, как положено, кольями, колья оплели ивовыми прутьями, оставив редкие проходы, а проходы закрыли мерёжами.
Прокша ушёл искать поляну для костра, но скоро вернулся. Вид у него был растерянный.
— Ты чего? — спросил Всеволод.
— Ч-ш, князь, — шёпотом ответил Прокша и оглянулся. — Там половчин могилу роет.
— Какую могилу? Для кого?
— Нашу могилу, русскую. На ней крест стоял, так он, злодей, его выдернул и стал копать.
Всеволод, как был босой и в одной рубахе, схватил копьё и, крадучись, пошёл за Прокшей. Половца они увидели из кустов шагов за двадцать. Тот усердно работал, разрывая могилу самодельной лопатой. Дело у него продвигалось споро, потому что могила была свежая и земля не успела слежаться. Крест, валявшийся рядом, ещё не потемнел от ветров и дождей.
Всеволод, стараясь ступать неслышно, подошёл к гробокопателю и негромко спросил по-половецки:
— Что ищешь, сосед?
Степняк выронил лопату и обернулся. Копьё упёрлось ему в грудь.
— Саблю, — сказал Всеволод.
Половец отстегнул кожаный пояс с ножнами и отбросил в сторону. Князь опустил копьё. Подошёл Воибор с одеждой в руках. Всеволод оболокся и вновь заговорил с половцем:
— Так зачем ты пожаловал, сосед? И где твой стан?
— Наш род кочует сейчас по реке Орели. А еду я в Чернигов к хану Кобяку. Отец его, хан Карлый, помирать собрался, велит сыну торопиться домой.
— А почто же ты зоришь могилу?
Половец смутился и опустил голову.
— Я не грабитель, — сказал он. — Мне не нужны украшения.
— А что тебе нужно?
— Меч. Я ехал и увидел могилу.
— Но меч ты мог бы купить в Чернигове.
Половец взглянул на Всеволода с недоумением и досадой.
— Разве ты не знаешь, — спросил он, — что чудодействен только тот меч, который держала рука русского воина? Хозяин такого меча становится сильнее впятеро.
Всеволод рассмеялся.
— Воибор, — позвал он. — Отдай этому человеку свой меч, а себе возьми его саблю.
— Зачем? Разве он мне побратим — оружием меняться?
— Делай, что велено.
Воибор обиделся, но ослушаться не посмел. Половец принял от него меч с низким поклоном. Когда он выпрямился, лицо у него светилось радостью.
— Я никогда не забуду твоего подарка, князь Са́валт.
— Ты знаешь моё имя? — удивился Всеволод.
— Я видел тебя в поединке с ханом Башкордом. Он вылетел из седла, подобно мешку с овечьей шерстью, и, говорят, долго потом хворал.
Всеволод засмеялся, польщённый.
— А где твой конь? — спросил он.
— Далеко. — Половец отвёл глаза.
— Да ты не бойся, не отнимем. Не в русском обычае обижать гонцов и гостей. Ступай себе своей дорогой.
Половец ещё раз поклонился и исчез в кустах.
— Воибор, поправь могилу, — приказал Всеволод. — А ты, Прокша, разжигай костёр, обедать пора.
Спустя полчаса они уже хлебали наваристую уху большими деревянными ложками. Насытившись, все прилегли у огня, и тогда Прокша спросил:
— Княже, про что тут лопотал поганый?
— Да ему, видишь, наш меч понадобился. Говорит, у русских-де оружие заговорённое, потому они и побеждают.
— Под крестом-то с мечами не хоронят, — хмуро сказал Воибор.
— Да ведь половчин про это не знал.
— А правда бывает заговорённое оружие? — спросил Прокша.
Всеволод насмешливо посмотрел на него:
— Эх, парень, у тебя уж под носом взошло, а в голове не посеяно. Волшебное оружие воина — его храбрость и смекалка. А ещё — выучка.
— А сила? — спросил Прокша и покраснел: он вспомнил, как Воибор, словно малого дитятю, раз за разом бросал его на землю.
Всеволод поворошил палкой в костре и задумчиво повторил:
— Сила... В народе нашем говорят: порою сила — уму могила. В старых греческих книгах я читал о славном полководце Александре, князе македонян. Он всю жизнь сражался со многими народами и покорил их. Этот человек не был великан телом, но имел великий ум и высокое мужество.
Однажды Александр повёл свою рать на самый край земли, в Индию. А владел той страной могучий царь Пор. Сведав, что Александр идёт на него войной, Пор собрал несметное войско и множество слонов, обученных убивать людей.
— А они сильные, эти... слоны? — спросил Прокша.
— Они в десять раз выше и сильнее вепря, а ноги у них, как деревья. Я видел слона в Цареграде, — отозвался Всеволод и продолжал: — Взглянул Александр на звериное войско и задумался, ибо он привык воевать с людьми, а не co зверями. И тогда пришла ему на ум мудрая мысль. Войско македонян захватило перед тем множество медных и золотых идолов, которым поклонялись тамошние жители. И велел Александр раскалить на огне тех болванов и поставить стеною перед своими полками.
Но вот вострубили бранные трубы, и Пор выпустил на македонян свирепых чудовищ. Бросились звери вперёд, подбежали к болванам и принялись за расправу. Да не тут-то было. Обожгли они себе пасти и, потеряв разум, повернули назад. И потоптали они не македонские полки, а...
— ...а войско царя Пора! — не вытерпев, крикнул Прокша.
Воибор ткнул его кулаком в бок:
— Да уймись ты, лопоух! Что дальше-то было, князь?
Всеволод посмотрел на своих отроков и засмеялся:
— А что было дальше, услышите в училище.
— В каком училище? — разом воскликнули Воибор и Прокша.
— В церковном, где обучаются отроки князя Святослава.