Завещание рыцаря

ГЛАВА 9

Не дожидаясь вечера, как и было положено по законам жанра, мы с Энтони устроили оперативное совещание у меня на веранде. Я отпустил Геббельса, чтобы отпугнуть незваных посетителей (званых появляться было не должно) и притащил недавно изданный атлас Тамбовщины. Точнее, атлас был краеведческий, но в нём имелся неплохой исторический раздел — я спёр эту полезную штуку в школе. Каюсь, некрасивый поступок, но сейчас он оказался как нельзя кстати. Энтони расстелил на очищенном от мелких инструментов столе здоровенную карту и прижал её по углам двумя бокалами, которые вытащил из серванта вполне по-хозяйски и двухлитровой бутылкой колы — за тридцатник, я такую уже лет сто не покупал. На четвёртый угол он, подумав, положил свой пистолет — это придало картине прямо-таки романтический колорит. С краю карты англичанин насыпал горку «лэйсов», одним из которых сейчас задумчиво хрустел, сравнивая карту и атлас.

Я тоже наклонился над картой. Она была очень подробная, здоровенная и… чужая. Странно было читать среди знакомых по урокам краеведения очертаний рек и лесов чужие слова: «Тэмбоу», «Татарщино вилэдж», «федерэйшн род №»[4] — такой-то, «рэнджер хоум»[5] …

— Военная карта? — спросил я. Энтони кивнул. — Хорошая, подробная… Завоёвывать нас собирались?

Прозвучало очень враждебно. Но англичанин не обиделся, только спросил:

— Скажи, что у вас нет точно таких же для наших мест?

Я промолчал. Есть, конечно, чего тут спорить… И всё-таки смотреть на карту было не очень приятно.

— Так, — Энтони вздохнул и взялся за карандаш. — Если судить по твоему атласу — вот тут, — он ловко, уверенно провёл линию, — и была граница этого Рязанского княжества, а дальше…

— Дальше славянских поселений не обнаружено, — сверяясь с атласом, подсказал ему я. — Вот достоверно известные, — я красным карандашом поставил на английской карте крестики. — Вряд ли крепость могла стоять на совсем неосвоенных землях.

— Да, это точно, — кивнул Энтони, — за Бервикскими стенами на границе с Шотландией ничего не строили, у вас, наверное, так же… В письме чётко указано — пограничная крепость, значит, — он выделил границу посильнее, — она должна быть где-то на этой линии. Это тамбовский лес?

— Самый большой в области, — подтвердил я. — Тянется на север и дальше, по нему можно до Архангельска шагать, если приспичит и ног не жалко, а в ширину — в нашей области — километров по тридцать. Ну, где-то меньше, где и побольше…

Энтони нахмурился. Для него такой лес был, конечно, огромным, и он высказал своё опасение вслух:

— Это же огромный лес. Ты его хорошо знаешь? Не заблудимся?

— Да всё нормально, в любой лес можно зайти только до его середины, потом начинаешь выходить, — ободрил его я. — Да и по деревьям ориентироваться легко; если дерево — пальма, значит, мы на юге.

Энтони понял обе шутки — во всяком случае, засмеялся и снова склонился к карте:

— Начинать лучше с юга и методично продвигаться на север по этим самым лесам, — задумчиво сказал он. — По пути, как советовал твой учитель, обращать самое пристальное внимание на рассказы местных жителей. Как лучше всего добраться до южной границы леса?

— Поездом, — ткнул я в карту, — с пересадкой в Тамбове. Выйдем на станции Знаменской, — я ткнул в карту, — и вперёд с песней… Только снаряжение нужно.

— Можно пойти и купить прямо сейчас, — предложил Энтони. Я покачал головой:

— Не-а, нельзя. Такие магазины есть только в Тамбове, завтра утром поедем поездом и купим… Сколько у тебя денег?

— Я же говорил — на снаряжение хватит, — не стал уточнять Энтони. Лицо его приняло выражение лёгкой озабоченности, он вздохнул и признался: — Знаешь, Эндрю, я как-то не задумывался раньше, насколько у вас в самом деле громадная страна! Десятки километров леса… Ты точно хочешь идти со мной?

— Жизни не пожалею, — заверил я. — А на проблемы плюнь. Знаешь, как у нас говорят? Девяносто процентов проблем разрешаются сами собой, а остальные всё равно неразрешимы, так что же нервы себе трепать?… Пойдёшь вечером на дискотеку в Парк Культуры?…

…До вечера мы откровенно убивали время. Немного посмотрели телевизор, потом послушали музыку, снова посмотрели телевизор, потом Энтони увлёкся разглядываньем библиотеки, а я, подумав, взялся готовить обед — кажется, у англичан это называется «ланч», потому что обедают они вечером. Жарища не спадала, торчать у плиты было страшнее атомной войны, поэтому я высыпал в кипящую воду пачку пельменей из морозилки, дождался, пока закипит снова и объявил, что через пять минут можно будет жрать.

— Ты с чем будешь — с уксусом, со сметаной, с кетчупом или с майонезом? — уточнил я у англичанина, который, сидя с ногами в кресле, рассматривал обложку романов Белянина о Лорде Скиминоке.

— Если можно — с майонезом, — попросил он. Я вздохнул:

— Это надо идти покупать…

Энтони посмотрел на меня, как на умалишённого, потом спросил:

— А что есть?

— Уксус, — признался я. Энтони фыркнул:

— Буду с уксусом. Пойдём с твоей дискотеки — купим чего-нибудь на завтра.

У вас круглосуточные магазины есть?

— Есть, только в них всё дороже.

— У нас тоже, — утешил он меня. — А что за книжка?

— Фантастика, юмор, приключения, — конспективно изложил я.

— Почитаю? — спросил Энтони.

— Сколько угодно… Чёрт, убегают!!!

Пельмени в самом деле только что не выпрыгивали через край кастрюли, добавив беспорядка на плите. Я быстро раскидал их по двум тарелкам, налил в мисочку разведённый уксус и появился в столовой как раз когда Энтони разливал по бокалам остатки колы.

Мы уселись за стол и какое-то время молча жевали, поглядывая в окно на Геббельса, занявшего своей колышущейся от шумного дыхания тушей значительную часть крыльца. Псу было жарко и скучно — одно хорошо: отпустили.

— Его с кем оставишь? — кивнул в окно Энтони. Я, насадив на вилку предпоследний пельмень, объяснил:

— Чего там, с соседкой… Он её признаёт… Ты лучше скажи, что мы всё-таки с этими двумя козлами делать будем? Ведь точно потащатся за нами.

— Попробуем оторваться в лесу, — решительно сказал Энтони. — Их же всего двое, должно получиться.

Я помолчал, гоняя по тарелке последний пельмень и высказал своё главное опасение:

— Слушай, Антон… Как бы они нас ночью не придушили, чего доброго.

В лице англичанина не дрогнула ни одна жилка.

— То, что ночи будут спокойными, я тебе обещаю, — загадочно сказал он.

— Хорошо быть мерзавцем, — не стал ничего уточнять я. — Прибили бы их, да и дело с концом… Кстати, ты уверен, что нет никакого клада?

— Не уверен, — вдруг сказал англичанин. — Просто Я ищу не клад. Так что если и найдём — всё тебе.

— Скажешь тоже, — помотал я головой. — Поделим… 25 % на двоих — неплохо. Я бы холодильник новый купил, и телевизор с видаком, и моющий пылесос, и стиральную машину — это маме…

Сказал — и немного смутился, мои мечты должны были показаться Энтони нищенскими. Но он покивал и, по-прежнему глядя за окно, мечтательно добавил к моим планам:

— А я бы отложил на настоящую экспедицию. Чтобы попробовать найти Атлантиду…

— Меня с собой возьмёшь? — тут же вызвался я.

— О чём разговор, — щедро ответил Энтони. — Клад найдём — и вперёд! — и он, весело засмеявшись, увесисто стукнул меня в плечо кулаком. — На свете до чёрта вещей, которые стоит искать, Эндрю. Наши предки знали в этом толк — они гонялись не только за тёплыми местами и деньгами, а клады искали не в интернетовских сайтах — лопатой в земле…

— Лопатки нужно не забыть купить, — напомнил я. — Клад не клад, а это вещь в походе — первой необходимости.

— Вот что, — Энтони пружинисто встал, — давай-ка посуду помоем и списочек составим — что покупать… Ставь воду греться.

— Просекать начал, — одобрительно заметил я. — Давай в колонку — вон и ведро на тебя смотрит…

…С дискотеки мы возвращались в первом часу ночи — да и то лишь потому, что в перерыве между двумя кассетами буквально заставили себя вспомнить — дел завтра (уже сегодня!) завались, вскакивать придётся в пять часов, чтобы успеть на пригородный поезд. Дневная жара сменилась ночной духотой, мы вяло тащились по улице, слушали, как за спинами всё ещё гремит музыка и делились впечатлениями об увиденных девчонках. На Энтони они, кстати, слетались, как осы на мёд — то ли каким-то десятым чутьём просекали в нём племенного иностранца, то ли просто попадали под гипноз его странноватых глаз.

— У вас тут красивые девчонки, — признал Энтони. — А сама дискотека такая же, как у нас.

Не помню, что я хотел ответить. Мы шли по дороге, собирались как раз сворачивать к дому — и я заметил… словно бы тень шевельнулась около калитки. Я схватил Энтони за руку — англичанин всё сразу понял, и мы замерли, отгороженные от тротуара высокими кустами, стараясь дышать потише. Обрез я, конечно, оставил дома, а главное — уговорил Энтони оставить там же и пистолет. Дело в том, что наша родная милиция иногда в припадке служебного рвения устраивала на дискотеку налёты, к чему все относились, как к неизбежному злу и даже не расстраивались. Но во время налётов случались обыски — а нам совсем не хотелось, чтобы пистолет всплыл. Тогда вместо похода будет такое… Однако, сейчас я пожалел об оставленном оружии. Чёрт его знает — а если они разжились новыми стволами?!

Мы стояли не меньше минуты. Тень возилась у калитки. Потом гулко забрехал Геббельс, и она отпрянула с неясным возгласом. Из кустов ещё кто-то прошипел:

— Чего, чего там?!

— Такой волкогав, — пожаловался тот, что у калитки.

— Ну ты трус, нафик… — вмешался третий голос.

— Пацаны, — облегчённо сказал я. Голоса в самом деле принадлежали нашим ровесникам. Энтони кивнул и прошептал:

— Побеседуем? Их трое — справимся…

Я молча кивнул. Интересно, у кого хватило ума лезть ко мне домой? Наверное, «селяне» — припёрлись из деревни на дискотеку, свобода пополам с пивом в голову ударила, невеликие мозги переклинило, ну и решили первый попавшийся домик пощупать на пример ценностей. Можно было и подождать, пока сами уйдут — Геббельс излагал свою позицию достаточно серьёзно и активно, — но таких надо учить для их же пользы.

Мы махнули прямо через кусты. Кто-то шлёпнулся в темноте, кто-то заорал: «Менты!» — но потом ночные романтики, кажется, разобрались, сколько нас и кто мы. А вот мы ошиблись — их было не трое, а пятеро! Это я понял, как только мы выскочили на тротуар перед калиткой. Передо мной оказались двое, перед Энтони — тоже, пятый, как я заметил краем глаза, трусцой возвращался от угла, куда успел домчаться, спасаясь от милиции.

Первый размашисто ударил меня в лицо — я уклонился вбок и плечом свалил его в сточную канаву; жаль, сухую, давно не было дождей… У второго на пальцах в лунном свете блеснула рамка — кастет, ни фига себе, это серьёзно…

— Ыыхх! — он оказался так близко, что ощутимо запахло «джуси фрут». Без шуток? Ладно! Я поймал его запястье правой рукой, рванул на себя, выставив колено, а правым локтем ударил сверху по его локтю. Он взвизгнул и упал ничком, прижав локоть к паху и скрючившись. Полетевший в канаву уже стоял на ногах; его лица я не видел, но слышал прерывистое дыхание и понимал, что он напуган:

— Замри, — угрожающе сказал я. И понял, что вокруг тихо — только стонет тот, которого я свалил, да тихо ругается по-английски Энтони.

— У тебя как? — спросил он.

— Один пленный, — пошутил я и покосился на англичанина. Оба его противника лежали крест-накрест, и я вдруг испугался. — Ты их не…

— Да нет, обычные хуки, — небрежно ответил он, — отлежатся… Голова поболит, конечно… Как там твой пленный?

— Иди сюда, чудо, — поманил я пальцем неподвижно стоящего парнишку, и он, словно под гипнозом, двинулся ко мне. Едва не полетел в канаву — не сводил с меня глаз, наверное. Я взял его за плечо — обмякшее, вялое — и поставил к забору, под свет.

Парня я не знал. Чуть помладше нас с Энтони, коротко подстрижен, обычно одет. Глаза перепуганные. Он стоял, закрыв ладонями низ живота и чуть опустив голову — ждал, что будут бить. У меня это желание совсем пропало. Никогда в жизни не бил тех, кто не защищается…

— Откуда ты такой свалился? — спросил я насмешливо.

— Из Кобяко-о-ов… — прогундосил он, и я понял: сейчас разревётся. Беда с этими рыцарями ночных улиц — кочевряжатся, как моя бабка говорит, словно им всем за тридцать, из них половина — на зоне, а дашь, что просят — на свои годы выглядеть перестают… Сейчас начнёт говорить, что больше не будет… — Я не бу-уду больше, че-естно…

Энтони рассмеялся — весело, без злости или издёвки. Предположил:

— Деньги на пиво понадобились? Подошли бы и спросили.

— Да нет, они обычно закурить спрашивают, — пояснил я. Энтони покачал головой:

— Курить вредно.

Парнишка шмыгнул носом. Он, кажется, думал, что это мы так издеваемся утончённо, прежде чем бить. Англичанин нагнулся, снял кастет с пальцев стонущего, повертел и зашвырнул куда-то на огороды через крыши домов.

— Я вас попишу обоих, — прохрипел тот, пытаясь разогнуться. — Попишу, — и выматерился не хуже Витька.

— Заткнись, — вдруг поскучневшим голосом сказал Энтони, — или будешь есть песок, пока не научишься держать язык за зубами.

Тот не осел никак ответить и больше не стонал. Энтони обратился ко мне:

— Похоже, ты ему руку сломал.

— Не жалко, — ответил я. Жалко в самом деле не было. — А всё-таки, зачем полезли-то? — это он снова тому, который стоял у забора.

— Мужик один попросил, — уже потвёрже ответил тот.

— У-уй, долбень… — выругался лежащий — и Энтони неожиданно и жёстко наступил ему кедом на лицо со словами:

— Не говори, что не предупреждали.

— Хватит, не надо, — поморщился я. Энтони убрал ногу и пожал плечами. — Тут что-то интересненькое наклёвывается… — я быстренько описал Сергеича. — Этот мужик просил?

— Не-е…

— Этот? — я живописал Витька так, что Энтони хмыкнул. К моему удивлению мальчишка покачал головой:

— Не, он не такой… Такой… среднего роста, здоровый… — он мучительно пытался подобрать слова для описания из своего небольшого, да и то — наполовину матерного словарного запаса, отчаялся и добавил самую важную для себя подробность: — Он нам бабки отслюнил. Баксы настоящие, по пятёрке целой. Сказал — залезете, принесёте спортивную сумку. Только про собаку не сказал… Отпустите, мы же не залезли…

— Он не назвался, этот человек? — поинтересовался Энтони.

— Не… Отпустите…

— Проваливайте, — мотнул я было головой, но Энтони преградил ему путь:

— Нет, стой. Куда вы должны были принести бумаги — быстро?!

— Бар «Какаду». Это… — заспешил пацан, но я прервал его:

— Знаю я этот бар, проваливайте, говорю, — и открыл калитку, чтобы подержать Геббельса.

Не люблю входить ночью в тёмный дом. Даже побаиваюсь, если честно. Но одно дело — в одиночку, совсем другое — вдвоём. И всё-таки я заговорил излишне громко, нашаривая на стене выключатель:

— Что, сходим в бар, он до четырёх утра?

— Смысла нет, — Энтони задержался в кухне, расшнуровывая кеды. — Мы же его в лицо не знаем, даже описания нет, а народу там, наверное, много… Я надеялся, что он где-то в безлюдном месте встречу назначил…

— Лучше скажи мне, как это вообще понимать, — я включил-таки свет и присел на диван. Энтони остановился в дверях, опершись руками на косяки. — Что это ещё за новый персонаж?

— Скорее всего — подельник наших знакомых, — предположил Энтони. — Подумали об оружии они — и решили подстраховаться — ещё кого-то привлечь. Да и полезно, чтобы у них был человек, которого мы не знаем.

Я задумался. Сказанное Энтони было логично. Им же надо как-то скрытно за нами следить… Но неужели эти жлобы решили делиться на троих?! Я так и сказал, а Энтони усмехнулся углом рта:

— Ты знаешь, что я думаю? Сергеич и с Витьком-то делиться не собирается.

Наверное, уже рассчитал, как будет его убирать, когда клад разыщут.

Вообще-то это звучало вполне правдоподобно. Витёк туповатый, это сразу видно, но, кажется, из тех бандюг, которые со своими ведут себя честно. А Сергеич — беспредельщик, по глазам видно, хоть и образованный… Что ему стоит обоих своих приятелей сначала подбить на такое дело обещанием несметных сокровищ — а потом угрохать где-нибудь в лесу? Обдумав всё это, я внёс предложение:

— Давай-ка оба здесь уляжемся, на полу. И не жарко — и поспокойнее…

Энтони покосился в темноту моей комнаты, на зашторенные окна. И кивнул:

— Согласен. Если кто во двор полезет — твой Геббельс им пообедает. А вот бутылку «молотовского коктейля» в окно кинуть у них не заржавеет. Просто из подлости.

В поджог я не верил. Им нужны бумаги, они убеждены, что бумаги в доме, так с какого ума им поджигать дом, где живёт их «объект»? Но кивнул, а потом поинтересовался:

— А ты откуда про коктейль знаешь?

Энтони, прикрыв рот рукой, вежливо зевнул и объяснил:

— Отец два года служил в Северной Ирландии, в Ольстере. Мы жили с ним — мать всё время, а я приезжал иногда. Там это распространённые штучки — делаются элементарно, а горят не хуже напалма… Слушай, давай-ка укладываться. Наговориться мы ещё сможем, а вот завтра быть как сонные рыбы — не годится, день ответственный.

МЫ постелили на полу, посреди зала, закрыв шторы и здесь — на всякий случай. Форточку оставили открытой, и Энтони начал выдрючиваться, требуя, чтобы я включил таблетку «фумитокса», а то комары съедят. Потом он заявил, что утром хочет кофе, и я ехидно спросил:

— В постель?

— Нет, лучше в чашку, — невозмутимо срезал он, кладя рядом с рукой пистолет. Я подумал и устроил обрез сбоку от себя.

Энтони погасил свет и улёгся рядом. Кажется, он вознамерился мгновенно уснуть, но я задал внезапно возникший вопрос:

— Слушай, Энтони, а почему ты приехал один?

— Надо было взять с собой отца? — ворчливо осведомился он.

— Нет, но кого-нибудь из друзей… — пожал я плечами.

— Сложная это вещь — друзья, — сказал англичанин.

Он ничего не объяснял больше, а я больше и не спрашивал, хотя ответ ясности не прибавил. Друзей у него, что ли, нет? Или никто не поверил в его затею? Или он именно и хотел всё сделать один — как долг чести?

Луна светила сквозь шторы, как размытое белёсое пятно. Я подумал, что уже скоро мы поедем покупать снаряжение для авантюры, в которую втянул меня втянул этот графский отпрыск — здорово! Чёрт, надо же — на полу в нашем доме спит настоящий английский граф… А вообще-то он нормальный парень, и совсем простой, ничуть не похож на сынков новых русских, над которыми мы прикалываемся в школе. Хотя — какое сравнение, его семья скорее из «очень старых англичан»… Интересно, спят ли те двое козлов? Нет, теперь уже трое… а если больше? Не придётся ли вообще воевать в этом лесу… А, поживём — увидим…

Потом я заснул, кажется.