На мой взгляд чай, заваренный Энтони, пить было невозможно — слишком крепкий, да ещё и с молоком. Но Энтони совершенно спокойно выпил обе чашки и спросил:
— Какая фирма?
— Чёрт его знает, — я уже сгорал от нетерпения услышать рассказ Энтони и меня совершенно не интересовала фирменная принадлежность моего чая. — «Майский Чай», по-моему…
— Покупай только «Липтон», — посоветовал Энтони совершенно серьёзно. Я поклонился:
— Непременно последую вашему любезному совету, сэр.
Англичанин засмеялся и хлопнул меня по плечу — довольно крепко:
— Прости… Ну, где удобней устроиться? Рассказ долгий…
— Пошли ко мне в комнату, — я махнул рукой.
Но в комнате Энтони первым делом обратил внимание на мой кассетник. И поморщился, чем меня страшено оскорбил. Магнитофончик у меня был не какой-нибудь «Фунай» или «Кансай», а настоящая японская «сонька», я на него в прошлом году сам заработал. Ясно, конечно — дворянство, всё такое, собственный замок (кстати, не спросил, есть ли он?), но «Сони» и в Африке «Сони». Я прямо так Энтони и сказал.
— Прости, не имел в виду ничего плохого, — Энтони устроился в кресле, обхватив руками поднятое колено. — Ну и жара… Магнитофон хороший. Просто наша семья не покупает ничего японского.
— Ещё новости, почему?! — поразился я.
— Мой дед Роберт командовал партизанским отрядом в Бирме, когда японцы захватили её. В 1942 году его схватили, пытали в кемпетай и обезглавили. Кемпетай — это… — начал он, но я прервал:
— Японская тайная полиция, я знаю.
— Да. С тех пор… ну, ты понимаешь.
Понимал ли я? Не знаю… Зимой я носил хорошую немецкую куртку, а дед мой был в немецком лагере для военнопленных. И жив остался чудом. Я хотел сказать об этом Энтони, но не решился…
— Так какую работу ты мне хотел предложить? — напомнил я, устраиваясь на неубранной кровати. — Я слушаю.
Энтони сплёл вместе пальцы и хрустнул ими. Потом подогнул под себя ногу. С сомнением посмотрел на меня, словно всё-таки не был уверен, можно ли мне доверять. Кивнул, отвечая на какой-то внутренний вопрос. И заговорил — не очень громко, глядя в стену сбоку от меня…
— Наш род — очень древний. Первый Колвилл документально зафиксирован в хрониках, относящихся примерно к середине ХII века, но, по косвенным сведениям, среди наших предков были короли ещё донормандской Мерсии Пенда, Оффа и Бургред, а это уже VI–VIII века… Почти все мужчины в нашем роду служили Британии с оружием в руках. Бои с викингами, потом с норманнами и уже за норманнов, крестовые походы… Вот в 1221 году один из Колвиллов, графов Мерсисайд, присоединился к герцогу Людвигу Баварскому, который повёл рыцарей на помощь воинам 5-го крестового похода, которые только-только взяли штурмом крепость Дамиетту в Египте. Но 5-й крестовый поход окончился для европейцев неудачно. Разлился Нил, войска султана Аль Камила напали на армию крестоносцев возле Мансуры и разбили её, а потом отбили Дамиетту… Но моему предку было всего семнадцать лет, он стал рыцарем совсем недавно и хотел и дальше сражаться с неверными… Кстати! — Энтони щёлкнул пальцами. — Его звали так же, как и меня — Энтони. Сэр Энтони… Короче говоря, он долго пробыл на Востоке, а в 1228 году присоединился к Фридриху II, императору Германии, начавшему 6-й крестовый поход… После окончания похода сэр Энтони просто исчез.
Насколько я мог судить, история по тем временам самая обычная. Если меня что и заинтересовало — так это поразительная осведомлённость Энтони о «делах давно минувших дней». Я-то лично не знал, кем был мой прадед! Хотя это и не причина для гордости… Очевидно, Энтони заметил, что рассказ не слишком меня заинтересовал, потому что поспешно продолжил:
— Но дальше! В 1242 году в наш замок пришло письмо. Его привёз вернувшийся из вашего плена шотландский рыцарь, он сражался против Александра Невского… я вот не помню — где…
— Чудское Озеро, — подсказал я заученно. — 5 апреля 1242 года, Ледовое Побоище.
— Наверное. Короче говоря, шотландец это письмо завёз по дороге домой. До нашего времени не дошёл рассказ о том, как письмо попало к нему, кто дал его в плену шотландцу, но только письмо было написано сэром Энтони! Написано в 1237 году, на территории Руси, в Рязанском Герцогстве!
— Княжестве, — поправил я. Энтони кивнул:
— Ну да… За те восемь лет, что прошли между окончанием 6-го крестового похода и написанием письма, сэр Энтони каким-то образом оказался у вас! Но даже это само по себе совершенно неинтересно в сравнении с тем, что он пишет!
Энтони вскочил и выбежал из комнаты. Я даже не успел ничего подумать, как он уже влетел обратно, неся в руке несколько листочков плотной бумаги. Англичанин плюхнулся рядом со мной и бросил эти листки мне на колени:
— Вот! Это то самое письмо! Ну, конечно, не оригинал, а ксерокопия, оригинал хранится у нас дома…
Я с интересом посмотрел на цветные ксерокопии. Написано было ярко-чёрными чернилами, крупно, разборчиво, и буквы узнавались легко, но, как я не пытался прочесть, ничего не получалось, хотя английский я знал неплохо.
— Это что, староанглийский? — спросил я наконец, отчаявшись прочесть хоть словечко. Энтони секунду непонимающе глядел на меня, потом вздохнул:
— Фух! Это не английский вообще, это латынь!
— А, ну, конечно, — ядовито буркнул я, — как это я не догадался… Отвык, наверное, уже три дня ничего по латыни не читал…
— Да я переведу, всё нормально, — Энтони забрал листки. — Сэр Энтони был грамотным, одно время учился в бенедиктинском монастыре. Тогда немногие умели писать и читать, даже короли могли были неграмотными…
— У нас грамотных было много, — возразил я. — А в Новгороде, на севере — почти все. Даже простые люди.
Энтони посмотрел на меня немного обиженно, но спорить не стал и вообще замял эту тему. Держа листки на колене, он начал довольно медленно, с запинками переводить. Ещё бы — ведь ему нужно было сначала перевести в уме с латыни на английский, а потом ещё с английского на русский…
Вот что я услышал…
Дорогая моя матушка!
Пишу эти строки с прискорбием и тоскою. Смерть моя близко, но не она меня страшит — я умру, как подобает рыцарю и христианину — а мысль, что более не увижу я ни белых скал на берегах нашей весёлой Англии, ни нашего замка, ни вас. Утешаюсь тем, что гибну за христианское дело и спешу пересказать обстоятельства своей гибели.
Вам уж, верно, известно, какой неудачею окончился наш поход в Святую Землю. Неверные владеют Иерусалимом, и не вижу я силы на одоление их — разве что Господь наш в своей милости пошлёт ангела с огненным мечом и поразит нечестивые полчища своим гневом. На что надежды мало, ибо ордена, поставленные охранять дело Христа на Востоке, погрязли в склоках, интригах, разврате и беспутстве.
Впрочем, мне грешно жаловаться. В неудачах похода обрёл я величайшее сокровище на земле.
Простите, матушка, что не вернулся я к вам. Я воин, и воинский долг повёл меня в места, ещё более удалёные от нашей доброй страны, нежели Дамиетта и река Нил. Сейчас нахожусь я в войске князя русов Теодора, властителя города Рязань. Мы стоим в крепости, называемой на языке русов Краевая. Крепость расположена к востоку от большой реки Цны, среди лесов и болот. Пишу я это на случай, если придут лучшие времена, и мой прах, коий, по всему судить, останется неупокоенным, будет разыскан и погребён кемлибо из наших родичей или же слуг в соответствии с верой Христа, спасителя нашего.
Крепость наша расположена на самой границе земель князя Теодора, среди племён мордванов. Они же и доносят нам, что сквозь леса и болота, пользуясь зимней стужей (которая здесь такова, что трескаются деревья!), движутся орды неведомого злобного народа — конечно же, безбожников, неврных, и крепости нашей они никак не минуют. Гонец к князю Теодору будет послан (с ним я и отправляю это письмо, весточку вам, матушка!), а мы решили отбиваться, как и положено добрым рыцарям, пока есть возможность. И пасть с честью. Ибо русы, хоть и еретики, но отважны в бою и верны в дружбе — кому, как не мне, знать это!
Пусть всё моё имущество и наш замок переходят моему младшему брату Рэли, в чём сделает заверение отец Примус из часовни Святого Джорджа. Пусть так же мой брат Рэли забудет наши детские ссоры и обиды и не откажет в крове и пище моей несчастной жене Дженне — ради христианского милосердия, рыцарских добродетелей и его давней, хорошо мне известной, хотя и скрываемой им любви к ней. Если же Дженна пожелает сочетаться с моим братом Рэли законным браком, то пусть подождёт два года. Коли я не вернусь — она вольна в себе. Бог им в помощь.
Прощайте, матушка. Не горюёте обо мне. Жаль только, что обретённое мною сокровище будет похоронено в чужой земле вместе со мной, но, как видно, судьба моя — погибнуть, испытав всё, что может испытать человек. Молитесь о душе моей в праздники и реже вспоминайте в будние дни.
Писано в день Св. Иакова.
— Год монгольского нашествия на Русь, — машинально определил я.
Энтони сложил листки, бросил их на постель рядом. На меня он не смотрел, но я видел, что на щеках англичанина горят красные пятна волнения.
— Вот так, — сказал он наконец. — Это письмо читали все в нашем роду. Но никто так и не приехал на Русь, чтобы исполнить последнюю волю сэра Энтони. Отпугивали дороги, опасности, мешали какие-то свои дела, войны… Потом люди стали практичней, да никто уже и не думал об этом письме… Ещё потом англичанину в вашу страну приехать стало вообще невозможно, сам знаешь. А вот мне повезло. Мне было семь лет, когда я впервые прочёл это письмо. Ну и загорелся, как говорят. Да так загорелся, что, как видишь, не поленился даже язык выучить — в полку у отца есть очень хорошие специалисты, всеми тонкостями владеют… В то время у вас как раз шла перестройка… Проще говоря, хочешь верь, хочешь нет, а я приехал сюда найти место, где погиб мой предок. И, по возможности, его останки.
Если честно, затея Энтони показалась мне не трудно — а вообще — невыполнимой. Шесть с половиной веков прошло! Кроме того, мне показалось (и казалось всё сильней с каждой минутой!), что Энтони не всё рассказал. Я подождал, пока сомнение оформится в мысль и выложил её:
— А ещё ты хочешь найти сокровища. Верно? И те двое жлобов охотятся за тобой по той же причине. Я угадал? Останки едва ли можно найти, что бы ты тут не пел. А вот сокровище… при надлежащей постановке дела — вполне. Так?
Англичанин поднял на меня глаза. Они были грустные, эти глаза. И понимающие.
— Те двое, наверное, тоже так думают… Но я даю слово чести, что не ищу ни золота, ни драгоценностей. Сэр Энтони в самом деле пишет о «величайшем сокровище», но подумай, какое «величайшее сокровище» мог обрести рыцарь в Святой Земле… и без особых затруднений привезти на Русь?
Историю я знал хорошо. Что ни говори — хорошо, поэтому сразу догадался, о чём говорит Энтони. Мне даже жарко стало, ещё жарче, чем было…
— Это… — начал я неверящим голосом. А Энтони тихо и торжественно закончил:
— … Чаша Святого Грааля, Андрей. Вот что мог назвать крестоносец «величайшим сокровищем»! Вторая после Гроба Господня цель крестовых походов, которая так и не была обретена. И Чаша — где-то тут, в ваших местах. Я уверен в этом.
— Последний крестовый поход… — прошептал я. — Доктор Индиана Джонс… о чёрт! Офигеть… Где тут можно подешёвке купить боевого коня и доспехи?… Ты серьёзно веришь в это?
— Я похож на сумасшедшего? — вместо ответа спросил Энтони.
— Нет, но…
Ты поможешь? — прервал он меня. — Я плохо знаю места, хотя у меня есть карта. И совсем не знаю историю вашего края.
— Я знал, — обречённо сказал я, — я знал, что надо поменьше читать. Надо было как все — смотреть штатовские боевички… а если читать — то Чейза… На дворе, как говорил кот Матроскин, конец двадцатого века, а мне предлагают помочь искать Святой Грааль… Здорово!
Энтони, кажется, понял, что меня «несёт» от неожиданности и нервов. Поэтому он быстро спросил:
— А как ты меня нашёл? Что вообще там произошло у тебя с этими гадами?
Чтобы отвлечься от абсурдности ситуации, я подробно пересказал всё, что случилось со вчерашнего вечера до того момента, когда Энтони выскочил в коридор гостиницы с пистолетом в руках.
— Кстати, он у тебя газовый? — поинтересовался я. Энтони хмыкнул:
— На кой чёрт мне девчоночьи игрушки?! Это «вальтер» Р.88, девятимиллиметровый полуавтомат.
— Как же ты его протащил через границу? — удивился я.
— Да никак. Я его в Петербурге купил… Хочешь, покажу?
— У меня теперь своя пушка есть, — гордо ответил я, вспомнив о трофейном обрезе. Энтони кивнул, а потом вдруг спросил:
— Ты веришь в бога?
— Нет, — я удивился такому вопросу, но задал его же в ответ: — А ты?
— Нет, — чуточку смущённо улыбнулся Энтони. И у меня на языке завертелся вопрос, которого он, наверное, ожидал: «За каким же лешим тебе тогда Святой Грааль?» — но я его не задал. Не задал, потому что понял — не за Святым Граалем Энтони приехал в нашу страну. И даже не за гипотетическими костями своего предка-тёзки. А приехал он сюда за тем же, за чем в своё время приехал ТОТ сэр Энтони — за ПРИКЛЮЧЕНИЯМИ. Энтони хотел приключений, как хотел их я… только у него было больше возможностей эти приключения находить. И мне стало ясно, как глупо будет упустить подвернувшийся наконец-то шанс. Я согласен искать хоть Грааль, хоть Ноев Ковчег, хоть молодильные яблоки… Что угодно, лишь бы ИСКАТЬ! Скажете — глупо? Может быть. Но не для меня! — Но я уверен, — продолжал англичанин тем временем, перебивая мои лихорадочные размышления, — что Святой Грааль существует. Ведь Иисус Христос тоже существовал в реальности… Так ты поможешь мне?
Я всё-таки не удержался от ехидства:
— Решил за большие деньги купить себе русского друга?
Сказал — и прикусил язык. Но Энтони, похоже, не обиделся. Он лишь спокойно ответил:
— Нельзя покупать друга за деньги. Можно купить себе предателя… Считай, что я нанимаю проводника. Договорились? — он протянул руку.
Я не стал набивать себе цену — и пожал протянутую ладонь. В этот момент (да простится мне!) я подумал только — до чего удачно, что мамы нет и ещё долго не будет!
— Сумма оплаты достаточная? — по-деловому осведомился Энтони. Похоже, он не шутил, и я кивнул, ответив так же серьёзно:
— Вполне… Давай-ка вот что. Давай сначала всё-таки выясним, как к тебе на хвост прицепилась эта крутая парочка?
— Совершенно не представляю, — англичанин вздохнул. — Просто мистика!
— Так-таки не представляешь? — продолжал допытываться я. — Может, это какие знакомые твоего отца?
— Буллшит! — фыркнул Энтони — я впервые услышал от него внятное слово на родном языке. — Чушь, не может быть у отца таких знакомых!
— Ну, может у кого из родственников…
— Да нет же… хотя… — Энтони почесал нос, поморщился. — Нет, это глупости…
— Что такое? — насторожился я. — Выкладывай, а там посмотрим, глупости это, или нет!
— Да понимаешь, — юный граф выглядел смущённым, — я о своей затее никому толком не рассказывал. Родные думают, что я в лодочном туре на Амазонке… вот… ТОЛКОМ не рассказывал, понимаешь?
— Ясно. А не толком? — нетерпеливо поправил я.
— А не толком — у нас служил… у отца, то есть… личный шофёр, сержант Уилбоу. Я к нему несколько раз обращался за консультациями.
— За какими консультациями?
— Ну, он в армии уже шестнадцать лет прослужил. В своё время три года был в Специальной Воздушной Службе[2], специализировался по России… по СССР. Я ему и рассказал.
— Много? — спросил я ядовито. Энтони поспешно мотнул головой:
— Нет, что ты! — потом задумался и добавил: — Почти всё.
— Ты уверен, что он надёжный человек? — полюбопытствовал я. Англичанин смотрел в угол:
— Ну… Был уверен. А сейчас, когда ты спросил, вспомнил… Он уволился месяц назад. Так странно… Понимаешь, он всегда говорил, что на гражданке у него ничего и никого, собирался выслужить двадцать два года и выйти с полной пенсией, и вдруг… Я тогда как-то и не задумался… Я ведь ему даже сказал, когда еду… ну, приблизительно. И письмо показал.
— Приятно… — буркнул я. — Высший кайф! Я это дело понимаю так — он решил пенсию не выслуживать, а разом обеспечить и себя, и… говоришь, он не семейный? Значит, себя получше… Одно утешает — с этим «командосом» нам дела иметь явно не придётся.
— Почему? — удивился Энтони.
— Подумай сам. Приехал он сюда. Наверное, снюхался с этой гнилой парочкой, страна-то всё-таки не ваша, а наша… Должно быть, рассказал им всё…
— Всё? — я увидел, что губы Энтони плотно сжались, а глаза стали злыми.
— Конечно, иначе сам подумай, как они тебя ухитрились от Санкт-Петербурга вести? По дороге, что ли, за тобой ехали? Пока ты сюда на мотоцикле пилил, они в купе сидели и над тобой, дурачком, смеялись… Ты ведь сразу собрался в Фирсанов?
— Ну да, — Энтони кивнул. — Мы с Уилбоу смотрели генштабовскую карту, и я ещё сказал, что этот городок, похоже, больше всего соответствует координатам в письме. И остановиться там есть где… ну, вроде базы для поисков.
— Точно. А сержант твой, наверное, уже где-нибудь в отстойнике с булыжником на шее. Чистить будут — найдут. Года через три… И тебя они тоже туда собирались, чтобы не мешал честно богатеть на поисках клада…
— Да нет же никакого клада! — крикнул Энтони. Он был бледен. — Я же сказал…
— Это для тебя нет, — возразил я. — Каждый думает, что люди все таковы, как он сам. Ты прочитал и подумал про Святой Грааль. А твой сержант… может, про сокровище князя Фёдора? Про этих ублюдков я и вообще не говорю.
— Не верю, что они убили Уилбоу, — упрямо сказал Энтони. — Он таких на хлеб мазал и за чаем вприкуску трескал. Серьёзно. Ты его не видел.
— Может, и не убили, — отмахнулся я. — Может, он просто продал им все сведения за хорошие бабки, чтобы не таскаться по чужой стране. Это не важно, в любом случае мы твоего сержанта никогда больше не встретим… ты не встретишь больше, а я и в первый раз не жажду. Важно другое — Сергеич и Витёк знают всё, что знаешь ты.
— Не всё, — вдруг сказал Энтони и звучно щёлкнул пальцами. — Подумай, почему они сидели и ждали меня вместо того, чтобы самим попытаться найти клад? У них же месяц был!
— Не хотели мозги трудить, — предположил я. Энтони засмеялся:
— Может и это тоже! Но самое главное — они, клянусь честью, считают, что у меня есть какие-то сведения, точные указания относительно местонахождения клада!
— То-очно… — протянул я. — Нет, всё верно! Они говорили про какие-то бумаги… я думал — это про письмо, но раз сержант им всё рассказал…
— Возможно, даже снял копию, это нетрудно, — добавил Энтони.
— Тем более… Значит, письмо-то им и не требуется. Им нужен твой багаж, — я кивнул на сумку, видневшуюся за дверью. И похолодел.
История с кладом неожиданно обернулась очень и очень опасной стороной. Если бумаг у Энтони нет никаких, то нам и близко нельзя встречаться с бандитами! Они этому всё равно не поверят (ещё бы, такой облом!) — и даже подумать страшно, что сделают, схватив англичанина!
Однако Энтони на эти мои соображения отреагировал с ледяным высокомерием:
— Не хватало мне ещё бояться этих ублюдков, — процедил он. — Просто надо быстрее начать искать, и всё тут. Теперь нас двое, мы вооружены — они просто ничего не посмеют сделать!
Хотел бы я разделять его уверенность… Несомненно одно — они станут осторожнее. Но это как раз ещё хуже… Чтобы перебить неприятные мысли, я спросил:
— А с чего ты, собственно, собираешься начинать? Ты знаешь, какая у Цны протяжённость? Как ваша Англия с севера на юг. Или с юга на север, как хочешь. И никаких точных координат. Будешь шарить отсюда и до Уральского хребта?
Но мой вопрос оказался «не в кассу». Об этом англичанин, очевидно, уже думал.
— У нас есть точка привязки. У русских это, кажется, называется «танцевать от печки»? Крепость Краевая — поставим своей задачей найти её или место, где она стояла.
Я мельком подумал, что мой наниматель отнюдь не дурак. Но в то же время — я про такую крепость никогда не слышал. Правда, мой авторитет в истории пока не так чтобы велик…
Кажется, Энтони догадался о моих сомнениях.
— Не знаешь такую крепость, да?
— Н-не слышал… — промямлил я. — Есть вообще-то один человек, который может нам здорово помочь… но его нет.
— Ерунда какая-то, — сердито сказал Энтони. — Я думал, что хорошо знаю русский! ЕСТЬ?! Или всё-таки НЕТ?!
— Он ВООБЩЕ есть, — пояснил я. — Наш историк. Олег Никитович. Но СЕЙЧАС его НЕТ, он в Тамбове на сессии, — точно мне это было неизвестно и я добавил: — Должен быть, во всяком случае.
— Проверь, — предложил Энтони. — Позвони.
— Алло? — я сделал вид, что набираю номер и слушаю. — Нет у меня телефона.
Лицо англичанина стало непонимающим.
— Как нет телефона?
— Вообще нет! — уже сердито сказал я. — И видака нет, и персонального компьютера, и загранпаспорта! Вы что, милорд, забыли, что приехали в дикую страну с диким народом и отсталой жизнью?! Привыкайте, раз уж в глубинку забрались! А то, блин, в Москве побывают, вернутся домой и расписывают всем Россию!
— Да хватит тебе, — Энтони нахмурился. — Ничего такого я и не думал!
— Проехали, — буркнул я. — Ладно, сходим, проверим. Тут недалеко… Только ты вместо этой рубашки мою майку надень. Выбери там у меня любую… И не сапоги, у нас так никто не ходит. Городок небольшой, зачем светиться?
— Думаешь, они попробуют нас найти? — быстро спросил Энтони.
— А что же им, такое дело на полдороге бросать?
— Верно… Так я посмотрю в шкафу? Где у тебя одежда?…
…Я оделся быстро и вытащил из шкафчика в сенях свои кеды. Сперва думал пожертвовать Энтони кроссовки — гость, а ещё и иностранец! — но потом решил, что обойдётся и кедами, тем более, что они вполне прилично выглядят. Пожалуй, даже приличней, чем кроссовки. Не такие замученные…
Англичанин уже вернулся в мою комнату. Стоял, разглядывая кассеты — салатовая майка навыпуск, свои джинсы, босиком. Я протянул ему кеды:
— Пойдёт?
Он кивнул, даже толком не взглянув. Что уж его так заинтересовало в моей небогатой фонотеке? Нашу попсу он, конечно, не знает — и слава богу, я её тоже на дух не переношу… Что там у меня, кроме Высоцкого? Газманов, ДДТ, старые концерты «Мэнуора», «Любэ», афганские песни… что ещё-то?
— Кто это?
Я обалдел, увидев, что Энтони держит в руках именно кассету Высоцкого — 10-й концерт «Студии Союз». Ответил коротко, понимая, что фамилия всё равно ничего не скажет Энтони:
— Высоцкий.
— А что он пел?
— Да разное… под гитару, — мне хотелось найти аналогии для пояснения, но никто из английских исполнителей на ум не приходил.
— Кантри?
— Вроде того… — пожалуй, самое близкое сравнение. Мне надоело думать над примерами и я, бесцеремонно забрав кассету, толкнул её в магнитофон. — Да вот, слушай, если интересно…
…Обычно я никогда не оставляю кассету после прослушки не перемотанной на начало. А вот тут как-то получилось, что прослушал «сторону А» и забыл перемотать. Поэтому сам удивился, когда услышал оркестровое сопровождение (оно мне не очень-то нравится, я люблю «чистого» Владимира Семёновича) «Баллады о времени», а потом — непередаваемый, неповторимый никем голос моего любимого певца…
… — Замок временем срыт и укутан, укрыт
В нежный плед из зелёных побегов,
Но… развяжет язык молчаливый гранит —
И холодное прошлое заговорит
О походах, боях и победах…
Глаза Энтони расширились, он не глядя опустился на кровать, нахмурился, вслушиваясь… А Владимир Семёнович после короткого мига тишины снова запел — напористо, яростно:
— Время подвиги эти не стёрло:
Оторвать от него верхний пласт
Или взять его крепче за горло —
И оно свои тайны отдаст!
Упадут сто замков, и спадут сто оков,
И сойдут сто потов с целой груды веков,
И польются легенды из сотен стихов —
Про турниры, осады, про вольных стрелков!
Ты к знакомым мелодиям ухо готовь
И гляди понимающим оком,
Потому что любовь — это вечно любовь,
Даже в Будущем вашем далёком…
Энтони смотрел на мой японский магнитофон так, словно хотел различить лицо поющего… или увидеть то, о чём пелось. Я его понимал. Мне скучно «балдеть под маг». Но эти баллады я мог слушать без конца, не двигаясь и даже не дыша!
— Звонко лопалась сталь под напором меча,
Тетива от натуги дымилась,
Смерть на копьях сидела, утробно урча,
В грязь валились враги, о пощаде крича,
Победившим сдаваясь на милость.
Но не все, оставаясь живыми,
В доброте сохраняли сердца,
Защитив свое доброе имя
От заведомой лжи подлеца.
Хорошо, если конь закусил удила
И рука на копье поудобней легла,
Хорошо, если знаешь — откуда стрела,
Хуже — если по-подлому, из-за угла.
Как у вас там с мерзавцами? Бьют? Поделом!
Ведьмы вас не пугают шабашем?
Но не правда ли, зло называется злом
Даже там — в добром будущем вашем?!
Сейчас… вот сейчас… Я почувствовал, что сжимаю кулаки в предчувствии этих строк…
— И вовеки веков, и во все времена
Трус, предатель — всегда презираем,
Враг есть враг, и война все равно есть война,
И темница тесна, и свобода одна —
И всегда на нее уповаем.
Время эти понятья не стерло,
Нужно только поднять верхний пласт —
И дымящейся кровью из горла
Чувства вечные хлынут на нас.
Ныне, присно, во веки веков, старина, —
И цена есть цена, и вина есть вина,
И всегда хорошо, если честь спасена,
Если другом надежно прикрыта спина.
Чистоту, простоту мы у древних берем,
Саги, сказки — из прошлого тащим, —
Потому, что добро остается добром —
В прошлом, будущем и настоящем!