Завещание рыцаря

ГЛАВА 6

Я чуть было не поддался на предложение Энтони ехать на его мотоцикле — тачка была классная, что и говорить, я сразу вспомнил ночную гонку… Но это было бы верхом глупости — привлекая всеобщее внимание, гнать на мотоцикле за три квартала, десять минут неспешным пёхом. Энтони не спорил со мной — с интересом посматривал по сторонам, пока я закрывал калитку. Англия, говорят, тоже страна зелёная, но наш Фирсанов полулес и, слава богу, совершенно неокультуренный. Видели мы это «благоустройство» — понавтыкают огрызков с гордым названием «пирамидальные тополя»… Знаем! Ни тени, ни внешнего вида…

На улице было пусто, лишь соседский пёс, обалделый от жары до потери ориентации в пространстве, валялся, тяжело дыша, в тенёчке. Я иногда чувствовал себя виноватым перед Геббельсом — самая жарынь, а я его — на цепь… если ему дать выйти на улицу, то всё живое разбежится. Он у меня мирный, но ведь попробуй поди-кому докажи! Голову из калитки высунет, и уже говоря: «Больше не надо!»

— Куда идти-то? — Энтони обмахнулся подолом майки, и я заметил чёрный, сумрачный блеск. Свой «вальтер» он засунул за ремень…

— Лучше всего бы — на речку, — честно сказал я. — Ладно, шагаем, тут рядом…

Слушай, у тебя деньги на снаряжение найдутся?

— На какое… а, на туристические? Найдутся… Это что? — Энтони кивнул на контейнеры помойки, не вывозившиеся уже неделю. Вокруг них расплылась живописная лужа.

— Цветник, — спокойно ответил я. — Похоже?

— Нет.

— Тогда чего спрашиваешь?

Энтони покосился на меня и вдруг сказал:

— Тебе очень неприятно и обидно это видеть. Поэтому ты злишься.

— Психолог, — сердито ответил я.

— А песня мне очень понравилась. Даже странно, что так сразу попалась.

— Кассету вчера забыл перемотать.

— Всё равно странно… У вас часто слушают Высоцкого?

— Не очень, — всё ещё сердито ответил я. — Чаще эту… любимую песню чеченских террористов.

— Какую? — очень удивился Энтони.

— пропел я. Лицо Энтони осталось удивлённым, он неуверенно усмехнулся и промолчал. Ясно. Урок впредь — помнить, с кем говоришь. Наши приколы тут не катят.

Улица Пушкинская, на которую мы вышли, прямая, как стрела и длинная, на ней стоит моя школа. А историк живёт рядом со школой. Скорей всего, он всё-таки в отъезде. Ну, придём, постучим, в ответ в лоб не стукнут… Надо ещё подумать, под каким соусом это английское чудо подать! Олег Никтович, конечно, хороший мужик. Но он учитель — скажешь, что один (ну, вдвоём!) собираешься в многодневный несанкционированный ни школой, ни родителями поход по отдалённым местам, связанный со вполне реальными опасностями — и можешь ставить на затее крест. А отказываться от этой затеи уже ну совершенно не хочется.

— Разговаривать буду я, — предупредил я Энтони. — Ты помалкивай и делай умное лицо…

— Тише! — англичанин вдруг пригнулся, словно решил поиграть в войну, толкнул меня с тротуара за толстенный вяз и сам прыгнул следом. — Смотри!

От неожиданности я ободрал об этот чёртов вяз локоть и собирался не смотреть, а ругаться. Но тут же заткнулся, так ещё ничего и не сказав, потому что увидел, как по дороге уныло пылят Сергеич и Витёк.

Уныло — именно это первое, что пришло мне в голову. Видок у них был потёртый, пыльный, потный и вообще неинтересный. Похоже, они даже не переругивались. Боковым зрением я заметил движение руки Энтони и прошипел:

— Не смей, ты что?!

Я думал, он полез за пистолетом. Но англичанин посмотрел на меня удивлённо — он смахнул со лба волосы.

Вы когда-нибудь замечали, что так бывает сплошь и рядом: нужен тебе человек — можешь ноги стоптать до подмышек, но его не застанешь. Оттуда он вышел, туда он не дошёл, а тут вообще не появлялся, хотя ждут уже третью неделю… Но если встреча нежелательная — шаг за ворота, и он тебе навстречу. Вот в полном соответствии с этим правилом бандитская парочка не только пёрла нам навстречу, но ещё и засекла нас, невзирая на то, что мы засели за деревом, как дудаевцы в засаде. Вычислил нас Сергеич — они с Витьком остановились как раз рядом с вязом, за которым мы прятались, только на дороге. Конечно, стоять там не имело ни малейшего смысла. Энтони толкнул меня, и мы вышли на дорогу, остановившись шагах в пяти от бандюг.

Если честно, никакого страха я не испытывал. Во-первых, стоял белый день. Во-вторых, нас было двое. В-третьих, я помнил, как приложил Витька… Короче, я сразу пошёл на обострение отношений:

— Чего надо? Шли мимо — и идите себе.

Витёк аж запыхтел от злости, поглядывая на меня свирепо-многообещающе. Меня же разобрал смех. Честно говоря, не верилось, что он кого-то там где-то там убивал — больно уж киношная у него была рожа. Я и не пытался скрыть, что мне смешно. Сергеич между тем миролюбиво и даже весело сказал:

— Ладно, чего там… Переиграли вы нас, парни. Может, договоримся по-хорошему, а?

— Смотря что вы считаете хорошим, — холодно и настороженно ответил Энтони. — Мне почему-то показалось, что у нас разные об этом представления.

— Прибить кого-нибудь — это у них хорошо, — пояснил я. — Например вдвоём одного. Да ещё неожиданно. Ножом по горлу.

— Ах ты… — Витёк побагровел и отпустил в мой адрес несколько не очень конкретных, но эмоциональных замечаний. Я тоже не остался в долгу. Материться я не люблю, поэтому просто спросил:

— Ты что, ещё не весь пол в гостинице вытер?

— Ах ты… — Витёк явно повторился и шагнул вперёд, но Энтони прикоснулся к майке на животе, и Сергеич понял намёк:

— Ста-ста-ста, — зачастил он, хватая подельника за рукав. — Погоди, не лезь.

Ребята не поняли. И мы погорячились. Никакой, как это — конфронтации. Стоп. Предлагаю старое… — он перечеркнул воздух рукой. — Заключим контракт.

— Письменный? — насмешливо спросил я.

— Зачем? — серьёзно осведомился Сергеич. — Хватит слова джентльмена. Ведь хватит?

— Если я его дам, — спокойно ответил Энтони. — А я пока слышал только угрозы и какой-то лепет. Ничего делового.

— Хороший подход. Мы вам не мешаем искать клад…

— Клада нет, — не меняя тона, поправил Энтони. Сергеич улыбнулся:

— А-а, ну да, я понимаю… Короче, мы вам не мешаем. Даже поможем… транспорт там бесплатный, денег немного, если нужда будет, это мы можем, ладно? Потом клад пополам. Фифти-фифти, как у вас говорят, ага?

— У нас так не говорят, — равнодушно сказал Энтони. — Это в Штатах. А клада нет.

— Да я… — вновь вознамерился перевести конфликт из дипломатической стадии в военную Витёк.

— Погоди, Вить, — Сергеич сощурился. — Ребята не поняли. Мы ведь можем и в органы стукнуть. Мол на территории Российской Федерации подданный Соединённого Королевства незаконно… понял? А наш несознательный ему продался. За валюту.

Мне захотелось всё-таки им кое-что сказать. И я сказал, но не то, что хотел:

— Хватит чушь пороть. Вас в ОРГАНЫ, как вы выражаетесь, только под конвоем можно доставить. Сами небось даже милицейское отделение по дуге обходите.

Судя по всему, я угадал. Витёк аж скривился, а Сергеич покачал головой:

— Невежливо как…

— Да уж вот так, — вздохнул я. — Телевизор смотрите, наверное? Сейчас вся молодёжь такая. Невоспитанная.

— Ну тогда и по-другому можно, — Сергеич вздохнул. — Грубо, конечно… зато надёжно. Пойдём мы за вами. По-тихому уйти и не надейтесь, городок весь, как на ладони. Подождём, пока вы клад откопаете. И на его место вас положим. И закопаем опять. Пойдёт? Или лучше всё-таки полюбовно пополам?

— Нету клада, — Энтони улыбался. А мне стало немного страшно. Угроза Сергеича была не такой уж и пустой. Вполне выполнимой… — Ну а уж если захотите пойти за нами — мы оставляем за собой право на активные ответные действия. У нас два ствола, вы об этом помните?

Похоже, если и не помнили раньше, то вспомнили сейчас. И воспоминание оказалось неприятным. Витёк опять выругался.

— Кончай материться, — не выдержал я, — слушать противно!

— А ты подумай, — обратил своё внимание на меня Сергеич, — подумай, парень, как он с той добычи делиться с тобой будет? а то прямо там грохнет тебя какой корягой по башке… И возиться с делёжкой не надо. Ты ему кто? Русское быдло, дикарь…

— Заткнись, — процедил я. Слушать их было пакостно. Как и смотреть на них.

Похоже, терпение наших конкурентов тоже закончилось. Витёк, который всё это время бурчал что-то невнятно-угрожающее, огляделся и достал из кармана выкидной нож. Сергеич сделал то же — не очень охотно, но ловко. Расчёт у них был ясный — стрелять среди бела дня на улице Энтони не станет, а нож — оружие тихое…

Во рту у меня всё пересохло, как в пустыне Сахара в разгар засухи. Но, в конце концов, как говорил наш тренер: «Опасного оружия не бывает, бывают опасные люди,» — а того же Витька я уже кидал и довольно легко.

— Убери нож, — не сказал, а приказал я, аж сам удивляясь своему тону и словам. Витёк пригнулся, прошипел:

— Ты на кого прыгаешь, баклан?! — и рассёк воздух перед собой ножом. Как в кино… Но до драки дело так и не дошло. Сергеич вдруг ловко убрал нож и даже улыбнулся:

— Пошли, Вить. Хотели по-хорошему — не вышло. Значит, дальше будем по-плохому. Но не здесь… не здесь…

— Где сержант Уилбоу? — неожиданно спросил Энтони.

— Кто это? — уже через плечо бросил Сергеич. Витёк тоже убрал нож и, выругавшись напоследок покрепче, поспешил за своим напарником и боссом. Энтони не уточнил. Но, когда они отошли подальше, быстро сказал мне:

— Ты был прав, сержанта они убили.

— С чего ты взял? — я всё ещё дрожал внутренне мелкой, нервной дрожью.

— Нож у этого, главного…

— Сергеича.

— Да… Это нож Уилбоу. Он на заказ сделан. Если нажать там выступ сбоку, то лезвие вылетает ярдов на двадцать. Я боялся, что эта тварь выстрелит…

— Мало ли похожих ножей? — я сам предложил идею убийства, но сейчас мне очень хотелось, чтобы она не подтвердилась — это сделало бы нашу историю окончательно серьёзной.

— Монограмма на лезвии, — покачал головой Энтони. Я мог только восхититься про себя — в такой ситуации он ещё рассматривал монограммы на ноже, направленном, между прочим, ему в пузо! — Послушай, Эндрю… можно, я буду тебя так называть?… — я кивнул. — Эндрю… если хочешь — откажись. Дело, кажется, опасней, чем я думал… Те деньги можешь оставить себе. Я как-нибудь один…

Не скажу, что я сразу же возмутился и, ударяя себя в грудь, поклялся в верности. Нет, я ещё с полминуты довольно серьёзно думал, изучая улицу, по которой всё ещё удалялись наши нежеланные знакомые — невольно напоминание о реальной опасности дела. Энтони ждал — спокойно, понимающе и молча.

Во-первых, я не хотел, чтобы англичанин даже заподозрил меня в трусости. А во-вторых, мне делалось тошно при одной только мысли, что трусом меня могут счесть эти двое козлов. Ну и в третьих — где-то в глубине души тихий, но явственный голос шептал, что это и есть ПРИКЛЮЧЕНИЕ…

— Нет уж, — я тряхнул головой. — Пойду с тобой. Только… разреши и мне называть тебя Антон!

На лице англичанина до смешного отчётливо проступило облегчение — очевидно он боялся, что я всё-таки откажусь и ему придётся идти одному.

— Конечно! — быстро и весело сказал он. — Ну что, мы идём к этому твоему учителю, как его там…

— Олег Никитович, — напомнил я. — Пошли, тут уже рядом. Наверняка его нет дома…

…Жил наш историк в проходном дворе рядом со школой. Вернее, этот двор, может, когда-то и не был проходным — при прежних хозяевах. Вход в школу располагался с другой стороны, что создавало массу неудобств в виде аж двух лишних кварталов определённому проценту учеников — в том числе и мне. Так продолжалось, пока в городе не появился Олег Никитович. Тогда, четыре года назад, он только-только вернулся из армии, из погранвойск, поступил на заочный истфак в Тамбове и устроился работать на освободившееся место историка в нашей школе. Он когда-то сам в ней учился, его там неплохо помнили и взяли на работу охотно. Кое-какие деньги у историка имелись, он купил этот самый дом, переплатив хозяевам — и въехал на новое место жительства.

Первое, что он сделал — прорубил в заборе калитку, уже этим заработав себе начальный капитал уважения. Когда же выяснилось, что он любит историю сам и умеет заставить и других полюбить её, новый историк стал в школе очень популярной фигурой. Популярность его росла ещё и потому, что с ним можно было поболтать «за жизнь» и даже запросто зайти «на огонёк». Раньше я думал, что такие учителя только в книжках бывают… Нет, они у нас в школе хорошие, но… как бы вам сказать… у них у всех какие-то свои заботы. У тех, кто постарше — семьи. А те, кто помоложе, слишком уж помнят, что они — УЧИТЕЛЯ, а мы — УЧЕНИКИ. С такими, кстати, чаще всего, несмотря на их усилия и обращение соответствующее: в смысле — никто их всерьёз не принимает. А вот с Олегом Никитовичем такое не проходит. У нас вначале некоторые горе-остряки пытались его «обломать» или «довести», но как-то так получалось, что через пару минут и тройку фраз весь класс покатывался как раз над ними и они не знали, куда деваться от стыда.

У меня же с учителем был полный контакт как раз на почве истории. Кроме того, Олег Никитович умел хранить чужие тайны. Конечно, насчёт похода ему распространяться не стоит — он тут волей-неволей сообщит…

…Всё это я излагал Энтони, пока мы добирались по жаре до дома Олега Никитовича. Когда же я закончил заочное представление, то спросил с неподдельным интересом:

— А у вас учителя какие?

Энтони ответил не сразу, с запинкой:

— Понимаешь… я учусь в Виндзоре, в публичной школе. У нас преподают даже профессора из Оксфорда и Кембриджа. Но такого нет. Они — сами по себе, мы, ученики, сами по себе…

— А у вас до сих пор применяют телесные наказания? — вспомнил я то, что слышал и читал об английских школах.

— Ну да, — совершенно спокойно ответил англичанин.

— Вот чёрт! — вырвалось у меня. — И старшеклассники дедуют?

— Как? — не понял Энтони.

— Ну, в смысле, лупят младших, всё такое…

— Воспитывают, — уточнил Энтони равнодушно, это его, судя по всему, не трогало. — Человек должен уметь подчиняться, иначе в жизни ему придётся очень плохо. В школе всё делается ради нашей пользы. Если ребёнку дать слишком много свободы, он начинает себя считать центром мира. А потом приходит жизнь с разочарованиями и трагедиями — ну, когда выясняется, что он в этом мире вовсе не главный…

— И тебя били? — всё это никак не укладывалось у меня в голове.

— Редко. Отец меня приучил к дисциплине.

Мне захотелось спросить, колотит ли младших сам Энтони, но в голове возник куда более насущный вопрос:

— Вы ведь отдельно от девчонок учитесь?

— Угу, — судя по короткому ответу, эта статья школьных порядков у Энтони восторга не вызывала. У меня бы тоже не вызвала… Конечно, девчонки — существа совершенно нелогичные и во многом бестолковые, а в остальном — просто непонятные, но учиться с ними порознь?! Да ещё в закрытой школе?! Кошмар. Настоящий интерес девчонки начали у меня вызывать года два назад, не больше (до этого я их воспринимал, как недоразумение по всем статьям, а зачастую — помеху), но теперь и представить себе было трудно, что можно лишиться ежедневного общества этих существ, до такой степени не похожих на нас, парней. Я проникся к Энтони настоящей жалостью, хотя сейчас у меня не было девчонки. Ну, это история отдельная, трагическая и посторонним малоинтересная. А если и интересная — я не собираюсь ни перед кем выворачиваться наизнанку. Однако, сам я от любопытствования удержаться не смог:

— А ты уже целовался?

— Угу, — снова коротко ответил Энтони. Или этот поцелуй не оставил особо приятных воспоминаний, или англичанин, как и я, не хотел, чтобы в его личные переживания лезли руками без перчаток. Мне надо было заткнуться, а я задал ещё один вопрос — совершенно глупый:

— С кем, с девчонками?

Энтони несколько секунд смотрел на меня, как на чокнутого, потом ответил — как мне, дураку, и надо:

— Не с мальчишками же!.. Не этот двор?

Я споткнулся и искренне удивился:

— Ого! Как догадался?

— Элементарно, Ватсон, — вдруг улыбнулся Энтони. — Широкий вход. Вон та самая калитка. Вон ваша школа торчит. Всё сходится…

Двор у Олега Никитовича большой. У прежних хозяев там был сад. Вернее, он и сейчас есть, но наш историк ухаживать за ним то ли не умеет, то ли не желает — почему сад и превратился в подобие живых декораций к американскому фильму «Снайпер» — зелень без просвета, тропа, протоптанная вьеконговцами (учениками школы № 3 города Фирсанова). А за этой стеной зелени прячется особнячок Олега Никитовича. Если не знаешь к нему дороги — не найдёшь. Олег Никитович — то ли в шутку, то ли всерьёз — говорил, что такая обстановка ему в самый раз: можно прятаться от начальства, обманутых девиц и собственной памяти, в которой живут два года, проведённые в голой степи.

— Здесь только военные игры проводить, — удивлённо и одобрительно заметил Энтони. — Отличное местечка.

От слов «военные игры» повеяло «духом застоя» — обо всяких там «Зарницах» с пеной на губах распространялся наш биолог. Я хотел спросить, неужели в Виндзоре занимаются такими застойными вещами, но именно тут обнаружил, что дверь дома Олега Никитовича распахнута.

— Эй, он дома, — удивлённо бросил я, шагая быстрее, — наверное, заехал на пару дней… Нам повезло!

Если Олег Никитович и был дома, то время для визита мы выбрали не очень удачное — из дома слышались шум, смех и магнитофонный голос:

— Шагом марш в ногу! (Р-раз, раз!)

Шагом марш! (Эть, дв-а!)

— Гости, — разочарованно сказал я, остановившись у самого крыльца. Сказал негромко, но нас, наверное, заметили из окна — в сенях распахнулась дверь, шум стал громче и отчётливей, высокий белобрысый парень в полувоенном, выскочив на крыльцо, весело спросил:

— Вам чего, братва?

— Кто там, Ва-ад?! — завопил из глубин комнат девичий голос. Что-то неразборчиво ответили, послышались хохот и звуки борьбы.

— Олег Никитович дома? — деловито спросил я.

— Переэкзаменовка? — подмигнул белобрысый. Я сделал вид, что улыбаюсь — как будто эта шутка не наступает уже самой себе на бороду. — Оле-оле-оле-Олег! — проскандировал он тем временем через плечо. — Сейчас будет собственной персоной, готовьте дневники.

В спину ему отвесили тумака, вдёрнули внутрь, дверь захлопнулась, но мы даже удивиться не успели — она открылась вновь и на пороге возник наш историк. Тоже в полувоенном, но в домашних тапочках.

— Пойди, помоги Таньке на кухне! — рявкнул он через плечо и повернулся к нам. — Андрей? — он, похоже, удивился. — Здравствуй.

— Здрасьте, — кивнул я.

— Здравствуйте, — поздоровался и Энтони. Олег Никитович смерил его оценивающим взглядом и констатировал серьёзно:

— Не наш. Засланный.

— Это Антон, мой друг из Санкт-Петербурга, — быстро соврал я. — Мы к вам по делу.

— Инкогнито из Петербурга, хм… — проворчал историк. — Могли и не застать. Вернее — удивительно, что застали. Срочное дело?

— Очень, — умоляюще сказал я.

Олег Никитович зачем-то взглянул на солнце, просвечивающее сквозь ветки деревьев. Вздохнул:

— Буть проклят тот час кагда я сэл за бараныку этаго пилэсоса… Ладно, я сейчас.

Он вошёл в дом и буквально через полминуты появился уже в высоких ботинках. Вслед крикнули:

— Ну мы ждём!

— Дождётесь! — рявкнул Олег Никитович и вновь посмотрел на нас с Энтони.

— Куда же нам пойти… Вот что! Давайте никуда особенно не уходить, времени у меня и правда немного. Вон там есть скамеечка, — он показал пальцем за дом, — на ней и изложите мне свои глобальные проблемы.

— Пальцем показывать неприлично, — заметил я. Олег Никитович невозмутимо ответил:

— Мне можно по сроку службы. А потом — это мой двор.

Скамейка очень удобно стояла под яблоней рядом со столом, на котором ползала под перевёрнутым стаканом истощённая зелёная муха. Историк, жестом предложив садиться, задумчиво посмотрел на стакан, перевернул его и щелчком сбросил муху со стола.

— Так. Я весь внимание.

Я уже открыл рот, чтобы изложить проблему обтекаемо, но ясно. Как вдруг Энтони вместо того, чтобы, согласно плану, делать умное лицо, влез с конкретным вопросом:

— Э… Андрей сказал мне, что вы хорошо знаете историю этих мест.

— Правда? — удивился Олег Никитович. — Для меня это новость. А зачем тебе мои скромные знания, пилигрим из Северной Пальмиры?

— Я занимаюсь некоторыми изысканиями… — замялся Энтони. — Мне хотелось бы — если это возможно — узнать подробности о пограничной крепости Рязанского княжества Краевой.

— Время — начало монгольского нашествия, — уточнил я.

Олег Никитович задумался. Взялся за нижнюю челюсть. Пошатал её влево-вправо. Потом решительно сказал:

— Боюсь, я ничем не смогу помочь вам в ваших изысканиях. Крепости с таким названием нет. И — не было.